***
До самой ночи семейка Пайнс, так сказать, воссоединялась в гостиной. Дети, то есть, мы, сидели на ковре, Стен в кресле, а Форд предпочёл постоять. На самом деле, говорили о такой чепухе, что я зевнула. А когда я говорила "до самой ночи", я имела в виду именно час ночи, а в это время я обычно сплю, поэтому не выдержала и заснула, облокотившись о Диппера. Растолкали меня, наверно, ещё через пол часа, когда все стали расходиться. — Лотти, вставай, — я клюнула носом, не различив, кто мне это говорит. — Пап, ещё минутку.. — Лотти! — Я поморщилась и открыла глаза. Передо мной стоял Диппер, который собирался тормошить меня за плечи, но не мог решиться на это. — А.. Ой.. Да... — Домой пойдёшь или постелить у нас? — спросил Пайнс, а Мейбл подала мне руку, за которую я охотно ухватилась и встала. — Со мной поспит, — решила Мейбл, а я кивнула, не имея абсолютно никакого желания идти ночью домой. Мало ли кто попадётся по дороге. Мейбл вежливо уступила мне место у стены и ночнушку, которая была мне чуть великовата, хотя немудрено, я заметно миниатюрнее неё, даже если она ходит не в свитере. На следующий день Пайнсы снова стали разговаривать между собой, но уже за завтраком. Диппер увлечённо задавал "всего парочку миллионов вопросов" новоприбывшему, я жевала яичницу, а Мейбл снова миксила свой розовый эликсир смерти с блёстками и динозавром, что я аж задумалась, действительно ли она это пьёт, и если да, то как ещё не словила расстройство кишечника. Стена видно не было, но я успела заметить, что он на заднем дворе торговал щенками мопсов. — Дети, вам, случаем, не знаком этот символ? — Форд вытащил свёрток, на котором изображён тот самый треугольник с галстуком-бабочкой и шляпкой. И одним глазом. Мы все разом уставились на рисунок с пергамента. — Билл... — прошипел Барашек. — Вы его знаете? — удивился старший Пайнс, сворачивая свиток. — А как его не знать? Он нас с самого начала лета терроризирует. — Диппер сам не свой с тех пор, как Билл превратил его в носочную куклу, — на этом моменте я поперхнулась яичницей и покраснела, вспомнив ту ситуацию, как меня Пиппер прижал к стене. Барашек, догадавшись, о чём я подумала, тоже покраснел. Форд вопросительно на нас уставился, а Мейбл с ухмылкой. — Что-то случилось? — У вас что-то было?! — с энтузиазмом вскрикнула она. — Это... Дела давно минувших дней., — я закрыла лицо руками, а Мейбл радостно пропищала. — Так вы поцеловались?! — Мейбл! — возмутился беленький Барашек. — Не было у нас ничего.. — Не стоит оправдываться. Я всё решу, у вас будет пышная свадьба, — загорелась идеей Мейбл, а у меня пропал аппетит. Я отодвинула тарелку с наполовину съеденным завтраком. Дома доем чем-нибудь вкусным. — Ага. А священником кто будет? Снова Билл? — разозлился Диппер, на что получил обиженное "Да ну тебя" от Мейбл. Мы с Фордом переглянулись, и я всем своим видом показала, что это долгая история. Он меня понял, даже не знаю, как именно. — Так вот, дети, нам надо как-то защитить Хижину от вторжения в неё аномалий. Для этого нужно поместить лунные камни здесь, здесь и здесь, — он достал чертёж плана построения Хижины и отметил сказанные места красными кружочками. Звучит, как середина дешёвого фильма-боевика, где агенты собираются украсть бриллиант размером с тумбочку. — Опрыскать ртутью и ещё что-то.. Вечно забываю, — он достал один из своих дневников и стал листать и читать свои же записи. — А.. Волосы единорога... — Что-что? — Мейбл снова взвизгнула. — Дядя Форд, а можно я пойду. Обожаю единорогов, — сегодня на ней, кстати, радужный свитер с единорогом посередине. — Это практически невозможно. Единороги позволят к себе приблизиться только чистому сердцем и тому, кто прошёл все их испытания, — сопливая банальщина, подумала я. — Я всё равно найду их и принесу волосы. Лотти, ты пойдёшь со мной! — Что? Нет! Я не хочу! И вообще, меня... Меня папа ждёт, да! Плачет без меня, головой о стену бьётся. Я его даже не предупредила, что сегодня здесь ночую. — Да брось. Твой отец-красавчик такой холодный, что кажется, словно войну пережил, — я сдержалась от того, чтобы в шутку поправить её ошибку и сказать вместо "холодный" — "горячий". — После войны люди обычно сами не свои, ностальгируют, параноют и старают посттравматическим стрессовым расстройством, — нахмурилась я. — Фу, какие сложные слова, — скорчила рожицу Пайнс и, схватив меня за руку, побежала на улицу. Я успела лишь прохныкать и попросить помощи, которую мне, конечно же, не оказали.***
Мы стояли с Кенди, Мейбл, Венди и Грендой у каких-то каменистых развалин, на которые наткнулись по карте из дневника Форда. — Ага.. Открыть эту штуковину можно самым низким голосом, как делали это... Ээ.. Друиды.. Что это за слово?.. — прочитала Пайнс, а я Гренда забрала дневник "1" и со словами "момент", стала что-то бормотать низким голосом с поднятой рукой, как Гитлер. Я усмехнулась. — Спорим на десятку, что у неё ничего не выйдет? — скептически спросила Венди у Мейбл. — Хорошо, спорим, — и с эту же секунду всё застряслось, а Гренда перестала бормотать и отдала дневник. Из земли начали подниматься бронзовые ворота на месте тех самых камней. Мы зашли, и все ахнули. — Это то же самое место, как его рисуют с мультиках! Перед нами раскинулась травяная полянка с бесчисленным количеством бабочек, камней и травы. И мини-водопадик, у которого раскинулся единорог на одном из прибрежных камней. Она раскрыла свои розовые глаза и произнесла "И-иго-го" своим насинтесированным голосом. — Мечты сбываются! — пролепетала Кенди, а Венди нахмурилась: — Что за бред.. — но Мейбл протянула руку и многозначительно ею потрясла. Вздохнув, Венди всё же отдала десятидолларовую купюру. — Чу. В моём волшебном мире гости! — заговорил единорог, девочки ахнули. Кроме Венди. Я подошла ближе к ней, по-детски взяв за руку. А в ответ на недопонимающий взгляд произнесла: "Ты просто единственная здесь нормальная". — А как тебя зовут? — Я Селестабель-а-беттабель. Прошу, проходите, Только разуйтесь. Ненавижу обувь, — проговорило это парнокопытное, и я уже было тоже хотела снять туфельки, как заметила, что Венди даже не шелохнулась и вообще не собиралась их снимать. Я тоже решила этого не делать. — А-а, это касается вас всех, — Венди разозлилась, но сняла свои сапоги. А я нет. — Все~ех, — я улыбнулась, пожала плечами и прошла вместе с ними. Я сама по себе аккуратная, поэтому мне было по большей части всё равно, что мне говорят, когда я вижу, что так делают и другие. Ах, как жаль, что единороги не могут представлять опасность среди лишних глаз. — Угх... — Мы прибили сюда, чтобы попросить вас дать свои волосы, чтобв защитить свою семью! — Кенди в этот момент неудачно попыталась лизнуть шею единорогу. Потому что считала, что вкус шеи единорога станет самым твоим любимым. — Хорошо, чтобы получить локон моих волос, подойди, девочка с чистым сердцем! — величественно произнесла Селестабель-а-бет..бетта.. Тьфу.. — Хорошо! Па-парапа-па-Мейбл! — вышла Пайнс. — Ты-ы-ы?! Нет, единороги видят сердце изнутри, ты совершала много злодеяний. — Я... Я довольно часто дразню брата Диппера и недавно разбила окно стрелой.. — зачем-то призналась она. — Вот видишь! На это сложно смотреть без... Слёз.. — единорог пустила зеленоватую слезу, а когда та соприкоснулась с розочкой — розочка моментально сгнила, почернела и умерла. Я восхищённо взглянула на этот яд и прошептала Венди: — Как думаешь, "это" сможет разъесть смазливое личико твоего бывшего? — Кордрой посмеялась. — Точняк! — Возвращайся, когда очистишь своё сердце, Иго-го-го-о! — Селеста встала на дыбы, но этим никто не восхитился. — Выход вон там. И обувь, обувь! Все вышли, а я ненадолго осталась. — Ну так что, дашь пучок? Желательно подлиннее и пообъёмнее. И побыстрее, пожалуйста, меня ждут. — Да как ты смеешь, нахальная девочка? Кто ты такая? — нахмурилась единорогиня, как назвала её Мейбл. — Я? Дочка своего отца с синдромом Бога. Я могу себе позволить, — пожала плечами я, а потом сделала лёгкий книксен. — Шарлотта Сайфер, к вашим услугам. — И что? — несведущая, значит. Так единороги не только бесполезны, но ещё и тупые.. Проигнорировала я её вопрос. — Интересно, а отдашь ли ты сама эти несчастные волосы, если тебя раскромсать на куски? — Это абсолютно не хороший поступок! — Ну, добро в нашем мире редко выживает, ты так не думаешь? Не бойся, ты уж точно не добрая. Испытание с чистым сердцем, что за чушь, хаха, — Селеста фыркнула, а я приметила вдали двух других единорогов. — Лотти, ты идёшь? Мейбл собирается творить хорошие дела, — внезапно раздался голос Венди сзади. Я обернулась в пол оборота, улыбнулась и сказала, чтобы она предупредила Мейбл, что я сбежала домой. С немного приподнятым настроением я подбежала в сторону тех единорогов? Что? Но мне рассмотреть не дали, Селеста переградила мне дорогу. — Стой, туда нельзя! — я выгнула бровь. — Разве? — я вздохнула, подняла руку и, подпрыгнув, помахала другим: красному и зелёному. — Извините! Можно вас? — к сожалению Селесты, меня услышали. — Чего тебе, девочка? — я скорчила грустную мордашку. — Это правда, что единороги такие ужасные? Она сказала, что проткнёт меня рогом, если я не сниму свои туфельки, — начала жаловаться я. — Ну что же ты несёшь? — занервничала Селеста. — Чё, серьёзно? Хах, не думал, что ты на такое способна, — начались, разборки, хорошо. Я подошла к зелёному, словно надеюсь на него, как на щит. В итоге волосы от красного и зелёного единорогов мне получить удалось, но как компенсацию за испорченную психику. Даже не спрашивайте, как я умудрилась запутать им мозги, но я была довольна собой. Я наконец-то начинаю хоть как-то смахивать на папу, думаю, он бы мной гордился. Присвистывая, я понесла разноцветные волосы не в Хижину, а домой. Вдруг папе пригодится. Домой я забежала уже растрёпанная. На самом деле, волосы мне растрепала та единорог, но меня это не очень огорчило. — Пап! А у меня для тебя подарок! — разувшись, я побежала в гостиную к папе, попивающего чай. Он посмотрел на меня, потом на мою ладонь, сжимающую пучок сверкающих волос, и усмехнулся. — Я подумала, может, тебе они нужны будут. Единороги тебя даже не знают, как так можно?! — вскинула я руками, положила клочок на столик у кресла и залезла папе на колени, обняв его. — Я скучала-а. — Я тоже. "Скучал по тебе. Плакал. Головой о стену бился", — я прикусила губу, пытаясь не умереть со стыда, и закрыла папе глаза руками. Теперь на меня была устремлена лишь обворожительная белая усмешка. — "Не предупредила меня, что у Пайнсов останешься. А я с ума сходил", — всё продолжал папа, даже не думая убирать мои руки со своего лица. Наверно, и так прекрасно видел. — Подслушивать нехорошо, — выдохнула я, выдохнув и убрав ладони с его глаз. — Кто бы говорил. А рыжая, кстати, сделала разумнее тебя: нашла порошок со снотворным, а потом волосы порезала. — А я.. А я политик. Веду споры. — Скорее трусиха. — Может быть, может быть... — улыбнулась я, а папа усадил меня спиной к себе и, воссоздав расчёску в своих руках, стал исправлять косяки и вмешательства ветра и единорогов. — Зато я не дерусь. — Тоже хорошо. Шрамы на теле не красивы. — Но ты ведь всегда стараешься сделать побольше синяков, — расчёска-массажёрка иногда чередовалась с гребешком, доставляя больше удовольствия и спокойствия, отчего я блаженно закрыла глаза. Ну вот почему Пайнсы ищут себе приключения, а не сидят дома и не наслаждаются общением с родителями? Совсем глупые. — Но так они ведь — не ты. — О-о-о, как мило. Я всегда знала, что ты меня любишь, — меня тронула его забота о моём здоровье. — Размечталась.