Еще след

Квартира Ворона… Это одновременно и то, и не то, чего ожидает Томми. Вроде того. Послушайте, он на самом деле не думал о том, где Ворон. Он просто был в Башне, хорошо? Что касается Томми, то он спал в огромном гребаном гнезде на стропилах или где-то еще. У него не было никаких реальных ожиданий, но почему-то он все еще не ожидал этого. Цветные кусочки стекла свисают с потолка, медленно вращаясь на невидимом ветру. Сквозь них проникает свет из массивных эркерных окон, наполняя квартиру еще большим количеством красок. Почти на каждой поверхности разбросаны подушки и одеяла. Те, на которых их нет, покрыты безделушками. Безделушки и гаджеты. Снежный шар сидит рядом с настоящим гребаным мечом. — Что это, — бормочет Томми в ярком свете. Ворон смеется: — Да, извини, это не так много, как в моем главном гнезде, но все равно, вероятно, много. Давай найдем тебе место, где можно присесть, давай. Томми позволяет Ворону отвести его вглубь квартиры и прижать к куче одеял, под которыми, по-видимому, где-то есть стул. — Ну вот, — говорит Ворон, в его голосе слышатся странные нотки. Как будто он… Томми не знает. Это что-то любящее и почти гордое. Удовлетворительно. — Я принесу тебе что-нибудь поесть, приятель, — говорит Ворон, — у тебя есть предпочтения по вкусу? — Что? — Томми справляется, безуспешно пытаясь убрать свет от глаз. — У меня есть персик, лесная ягода и зеленое яблоко, — говорит Ворон. — Что? — Томми спрашивает снова. Отец-ворон смеется: — Мы пойдем за яблоком, тебе нравится яблоко, да? Томми моргает, открывая глаза. Как Ворон мог это знать? И тогда он вспоминает. Его руки прижались к скользкому влажному теплу бока Ворона. Твердость арматуры, исчезающая в мягкости плоти, разрывающая его костюм по кусочкам, чтобы попытаться остановить поток крови, темнота собралась вокруг них, как друг. Он сделал все, чтобы попытаться сохранить Ворона бодрствующим, осознанным, целым. Говорил, болтал обо всем, что мог придумать, он разразился целой тирадой о яблоках. Он не… Он не думал, что Ворон вспомнит. С другой стороны, не похоже, чтобы Томми когда-либо мог забыть хоть одну гребаную деталь о той ночи. День. Два дня, это было два дня, в конце концов, они сказали ему. Казалось, это было намного дольше. Он задается вопросом, снится ли Ворону это тоже. О бесконечной тьме, горячей влажности, когда дышишь воздухом друг друга, слышишь, как скрипят и оседают обломки, каждый раз задаваясь вопросом, будет ли это, когда их убежище сдастся и раздавит их. Томми дрожит и отгоняет воспоминания. Ворон вручает ему тюбик питательной пасты. Один из самых причудливых. Те, которые на вкус не как мел. Томми смотрит на него, как на сплошное гребаное золото. Это вполне может быть. Или липкое золото? Мягкое золото? Неважно. Дело в том, что он никогда не мог заполучить в свои руки ни одного из них, и Ворон просто дал ему один. — Зачем тебе это вообще нужно? — спрашивает Томми. Он, вероятно, должен быть вежливым, благодарным. Ну что ж. — На всякий случай, — говорит Ворон, — полет тоже отнимает много энергии. — О, — говорит Томми, осторожно откручивая крышку. Часть его хочет накопить это, хочет забежать на гребаную кухню Ворона и украсть все, что у него есть. Но он голодный. Он, вероятно, даже не сможет насладиться этим. Он ломает печать, и на него обрушивается поток аромата зеленого яблока. Это пахнет гребаными конфетами. Он не уверен, стонет ли он или урчит в животе, в любом случае что-то издает шум, и он больше не может сдерживаться. Он осушает эту штуку, как будто это солнце Капри, а затем складывает конец, надавливая на каждый дюйм, сжимая его, как тюбик зубной пасты. Он едва получает еще одну каплю, но ему все равно. Это очень вкусно, и он голодный. — У тебя может быть еще один помощник, — говорит Ворон, — здесь. А потом он, вручает Томми еще один. Томми смотрит на это так, словно это что-то даже лучше, чем золото. Гребаная платина или что-то такое. Он истощает его так же быстро, как и первый. Он уже чувствует, как энергия возвращается в его мышцы. — Ты единственный мужчина на свете, — говорит он Ворону. Ворон смеется: — Спасибо, приятель, я рад, что они тебе нравятся. На самом деле я не очень люблю яблочный вкус. — Тогда зачем ты их взял? — спрашивает Томми, чувствуя себя странно оскорбленным тем, что у Ворона просто есть эти вещи, о которых он мечтал месяцами, и они ему даже не нравятся. Он поднимает глаза и видит, что на лице Ворона появилось еще одно странное выражение. Что-то нерешительное. — Ну, — говорит он немного тихо, — я знал, что ты любишь яблоко, и я надеялся, что однажды ты будешь здесь, чтобы попробовать их. Питательная паста тяжелым комком лежит в желудке Томми. — Не думай, — тихо говорит он, — не думай, что это то, чем это не является, большой человек. Это не я ищу второго шанса. Я не меняюсь, ни для тебя, ни для кого-либо. Я счастлив таким, какой я есть. Ворон выглядит огорченным. — Как? — спрашивает он, — как ты можешь быть счастлив? Ты бегаешь полуголодный, на грани обморока, ввязываешься в драки, получаешь травмы, и у тебя нет никого, кто бы позаботился о тебе. Несмотря на маску, ему каким-то образом удается встретиться взглядом с Томми. — Ты действительно счастлив, Ред, или ты просто привык так? В груди Томми что-то есть, что-то, что он запер глубоко и построил фундамент багровой полосы. Что-то маленькое, юное, уязвимое и такое, такое одинокое. Он думал, что ему удалось засунуть его туда, откуда оно никогда больше не выберется, и все же оно цепляется за стены своей тюрьмы. Однако Томми не глуп. — Я не мальчик, большой человек, — говорит он, это ложь, но, во-первых, Томми наплевать, а во-вторых, никто технически не знает, сколько ему лет на самом деле, — я отправляюсь в наказание для больших мальчиков и все такое. Он не остается там надолго, но на самом деле никто не остается там надолго. Как только один из лучших игроков вылетает, они, как правило, поднимают и все нижние ранги. Это как нечто особенное. Освободите одного, освободите приспешников. Только Томми не чей-то гребаный приспешник, он сам себе хозяин. Он ни для кого не служит. Какое слово даже является приспешником. Кто это придумал? Ворон странно смотрит на него. Он сказал это вслух? Нет, он определенно этого не делал. Ворон выглядит грустным и неуверенным. Это очень странный разговор. Ворон — очень странный парень. — Мы поговорим об этом в другой раз, — говорит Ворон, — а сейчас тебе нужно отдохнуть. Ты можешь остаться здесь на ночь. — Нет, — немедленно говорит Томми, вставая. У него только немного кружится голова, эти очень яблочные питательные пасты просто волшебные. Что ж. Очевидно, что они волшебные. Это такая вещь. Неважно. — Мне есть где побывать, большой человек. Есть чем заняться. — Ред, — говорит Ворон, и в его голосе слышится стальная нотка, которая заставляет Томми остановиться, — ты не можешь планировать отправиться туда, приятель. — Почему нет? — требует Томми, делая шаг в сторону от него. Внезапно стены кажутся слишком тесными. Безопасность Башни Героев, которая позволяла ему чувствовать себя в безопасности от Синдиката, внезапно кажется удушающей. Стекло искривляется на свету, сияя в его глазах. — Половина злодеев в городе ищет тебя, — говорит Ворон с ноткой недоверия в голосе, — другая половина тоже ищет тебя, но они ведут себя намного тише. — Я могу позаботиться о себе, — огрызается Томми, но его сердце трепещет под ребрами. Как идиот, он действительно не подумал, что остальные злодеи в городе могут также охотиться за ним. Это проблема с его мозгом. Все происходит слишком быстро, и он не думает обо всех последствиях. Он тяжело сглатывает. — Но тебе и не нужно, — говорит Ворон. Он делает шаг вперед, а Томми отскакивает на два назад. Ворон останавливается, поднимая руки, показывая, что они пусты. — Рэд, я просто хочу помочь. Я знаю, что ты можешь позаботиться о себе, но я… — он вздыхает, — я твой должник, хорошо, ты можешь это принять? Это я отплачу тебе тем же, хорошо? Томми фыркает: — Я не тупой. Ворон выглядит еще более обиженным. — Конечно, это не так. Я знаю, что ты мне не доверяешь, но, пожалуйста. Ты не можешь победить их всех. Ты не в своей лиге, Ред. — Пошел ты! — Томми инстинктивно огрызается. — Тесей, — говорит Ворон, и Томми останавливается. Тесей — это не его имя, но это все равно что-то. Это все еще заставляет его остановиться и обернуться. — Они уничтожат тебя, — говорит Ворон, такой мягкий, такой обеспокоенный, его лицо сморщивается. Брови нахмурены, губы нахмурены. — Они сделают кое-что похуже, чем уничтожат тебя. Просто позволь мне защитить тебя. Позволь мне отвести тебя в безопасное место. Я больше никому не скажу, ни полиции, ни другим героям. Он делает еще один шаг ближе, и Томми слишком загипнотизирован мягкостью его слов, печалью на его лице, чтобы двигаться. — Просто доверься мне, — бормочет Ворон. Рука нежно касается его руки, Томми вздрагивает, но этого недостаточно, чтобы вывести его из транса, в который он впал. Он устал. Он устал, и ему одиноко, а Ворон всегда был милым. Он всегда делал то, что обещал. Но другие люди были добры, другие люди давали обещания, и, в конце концов, ни один из них не сдержал их. В конце концов, это всегда Томми против всего мира с новым ножом в спине. — Мне жаль, — говорит он. Губы Ворона поджимаются, вытягиваясь в линию. — Мне тоже, — говорит он. Щелчок. Это как удар о стену. Как будто он пробыл в ускоренном режиме, и кто-то, наконец, нажал на кнопку, чтобы перевести все на нормальную скорость. Как будто кто-то поставил мир на замедленную съемку. Как будто кто-то поставил его на замедленную съемку. Томми знает, каково это — подавлять силу, но ему требуется так много времени, чтобы понять, что это такое. Так долго ощущать холод вокруг его запястья, тяжесть в каждом дюйме его тела. Ему требуется так много времени, чтобы двигаться, как будто он проходит через тяжелый сироп. Он отстраняется — так медленно, это занимает так много времени. Ворон отпускает его, но он мог оставить Томми, мог поймать его в ловушку. Больше, чем у него уже есть. Томми спотыкается, падает, все так медленно. Огни танцуют вокруг него, дезориентируя. Он смотрит на Ворона, когда тот идет к земле. Он поднимает руку — она такая тяжелая, как будто у него на запястье гиря, а не тонкая металлическая полоска. Он не успевает вовремя опомниться. Он падает, и его дыхание вырывается из легких. Он хрипит — это занимает так много времени, это происходит так медленно, что он задохнется, прежде чем сможет отдышаться. Ворон наклоняется, опускается на колени рядом с ним, протягивает руку. Томми не может отойти. Недостаточно быстро. Руки опускаются ему на плечи. — Ты в порядке, — бормочет Ворон, и Томми почти ожидает, что его голос будет низким и искаженным, как в замедленной съемке в фильмах. Это не так, он звучит так же, как и всегда. — Ты в порядке, приятель, все в порядке. — Фу… — Томми делает еще один вдох, — пошел ты. — Я знаю, — бормочет Ворон, — я знаю, мне жаль. — Пошел ты, — рычит Томми более яростно. Он пытается уползти — он двигается так медленно, он ненавидит силовые подавители — но Ворон только усиливает хватку, а затем притягивает Томми ближе. Томми рычит, толкая себя в грудь, Ворон не сдвинулся с места. Он притягивает Томми еще ближе, уже не сдержанно, а скорее как какое-то объятие. — Хорошо, хорошо, — бормочет он, — я знаю, успокойся, ты в порядке. Это для твоей же безопасности, приятель, я не причиню тебе вреда. Я помогаю, хорошо? — Нет, ты, не такой, — рычит Томми, выворачивается, и ему удается освободить руку. Он наносит замедленный удар в нос Ворона, но его кулак слишком легко ловится. Он движется так медленно. Все так медленно, но почему-то он даже медленнее, чем остальной мир. Хриплое хныканье срывается с его губ без его разрешения. — О, приятель, — бормочет Ворон, прижимая его еще ближе, пряча лицо Томми под своим подбородком, — все в порядке, ты в порядке. Я знаю, что ты ненавидишь подавителей. — Я ненавижу тебя, — рычит Томми. Ворон умиротворяюще мурлычет и тащит их наверх. Томми пытается вырваться, но хватка вокруг него слишком сильна. Он шатается, спотыкается, черт возьми, его ноги чувствуют, что вокруг них тоже есть тяжести. Ворон немного ослабляет хватку, позволяя Томми опереться на него. — Давай, приятель, — говорит он, — нам нужно тебя немного успокоить, нам пора. — Что? — Томми хрипит, — что? Нет. Нет, пошел ты! Отпусти! Отпусти меня! — он пытается вырваться, рассчитывая на элемент неожиданности. Ворон, кажется, этого почти не замечает. Он тащит Томми на кухню. Томми не может видеть, что, он делает со своего места, прижавшись к боку Ворона, но он слышит какое-то шипение, как будто сбрасывается давление. Холодный воздух обдувает его руку. Что это? — Иди сюда, — снова бормочет Ворон, сдвигая хватку, чтобы Томми, снова мог видеть. В его руке бутылка с зельем. Как чистое зелье. Не просто немного магии, добавленной во что-то. Томми поражается этому. Знает ли Ворон, насколько дорого это? Очевидно, нет, потому что он снимает крышку зубами, а затем… Он поднимает бутылку в сторону Томми. Не надо этого делать. Ничего себе. Томми безмолвно рычит, не смея открыть рот — не тогда, когда он движется так медленно, не тогда, когда он все еще приспосабливается к подавителю энергии. Он снова пытается вырваться, но все, что ему удается сделать, это толкнуть руку Ворона и пролить немного зелья. — Нет, — бормочет Ворон, — приятель, не… Да. Томми бьется, на самом деле не пытаясь убежать — но это было бы здорово — просто пытается расплескать все зелье или заставить Ворона уронить бутылку. Ворон раздраженно вздыхает и закрывает отверстие большим пальцем. Затем ноги Томми выбиваются из-под него, и он снова оказывается на полу. Ворон спускается вместе с ним. Он практически лежит у парня на коленях. Томми рычит, но это намного лучше, чем раньше, у него нет пространства для маневра. — Просто Ред Тесей Томми! Томми останавливается. Его имя, кажется, эхом отдается в воздухе вокруг них. Нависая над ним, как призрак. Никто не произносил его имени, его настоящего имени в… За долгое время. Томми смотрит на Ворона. — Ты… — выдыхает он. Ворон запихивает бутылку с зельем в рот с такой силой, что она ударяется о зубы. Томми задыхается, пытаясь повернуть голову, пытаясь избежать шипящей, пузырящейся магии, льющейся на его язык. Ворон не позволяет ему. Он крепко держит Томми, еще секунду прижимает бутылку к его рту, а затем убирает ее. У Томми нет шанса выплюнуть это, прежде чем ладонь закрывает его рот. Большой и указательный пальцы зажимают его нос. Нет, нет, нет, нет! Что это? Что это за зелье? Он не знает, но это не может быть хорошо. Он не может дышать. Ворон снова прижимает его к груди, крепко прижимая руки Томми к бокам, держа его рот и нос плотно закрытыми. — Просто глотай, — Томми понимает, что бормочет себе в волосы, — просто проглоти, приятель, давай, все в порядке, ты можешь это сделать. Томми пытается покачать головой, жидкость плещется у него во рту, пузырится, хлопает и шипит на языке. Немного попадает ему в горло, и он рефлекторно проглатывает половину. — Хорошо, — напевает Ворон, — вот так, приятель. Еще немного. Он откидывает голову Томми назад. Еще больше зелья попадает ему в горло, и Томми сдерживает рефлекс, насколько может. — Давай, — бормочет Ворон, — давай, Томми. Если бы он мог дышать, у Томми перехватило бы дыхание, когда он снова услышал свое имя, как оно есть, это шокирует его, заставляя проглотить остаток зелья. Он скулит, он чувствует. — Я знаю, я знаю, — Ворон медленно отпускает свой нос. Томми задыхается в отчаянном вздохе. У него болит голова, у него кружится голова. Он чувствует тошноту в животе, что это было за зелье? Ворон прижимает его к себе, он тоже тяжело дышит, не так тяжело, как Томми, но немного. — Хорошо, — говорит он, — хорошо, ты молодец, Томми. Ты молодец. Все в порядке. Мне жаль, что я должен сделать это таким образом, приятель. Я действительно такой. Я никогда не хотел тебя пугать. Его большой палец проводит по щеке Томми. — Прости, — снова бормочет он, — все будет хорошо, с тобой все будет хорошо. Томми качает головой так сильно, как только может. Он устал. Он так устал. Он моргает медленно и тяжело. — Ну вот, — бормочет Ворон, — просто успокойся, с тобой все в порядке. Я бы никогда не причинил тебе вреда, Томми. Томми дрожит. Прошло так много времени с тех пор, как кто-то называл его по имени. Он не понимал, как сильно ему этого не хватало. Есть что-то в имени, в твоем собственном имени, в том, чтобы слышать его. Кое-что о том, чтобы его знали так, как его не знали с тех пор, как он оставил систему позади. Даже тогда никто не произносил его имя так, как его произносит Ворон, мягко и нежно, знакомо. Как будто он пробовал это на своем языке тысячу раз. Ворон наконец-то убирает руку, наконец-то отпускает руки Томми. Он мог — он должен — двигаться, бегать, сражаться. Он снова моргает. Ворон корректирует их положение, подтягивая Томми ближе, осторожно подтягивая его руки к груди в удобном положении. Он задерживается над глушителем, вставляя палец между ним и запястьем Томми с удовлетворенным звуком. — Не слишком туго, — бормочет он, Томми думает больше про себя. Рука проводит по его волосам, аккуратно распутывая спутанные пряди. — У тебя все в порядке, Томми? Томми издает неясный звук, но он не может думать — он должен быть напуган, должен быть зол, но вместо этого он просто плывет. Парящий на облаке гудящей магии, вне досягаемости его тела, его эмоций. Ворон поднимает его, прижимая к груди, позволяя голове Томми естественным образом опуститься на изгиб его шеи. Он рисует холостой рисунок на плече Томми. Томми никогда раньше не осознавал, что у Ворона были когти. Они острые, как бритва, он чувствует, как они скользят по его коже, едва касаясь, осторожно, чтобы не пролить кровь. — Я не хотел делать это таким образом, — бормочет Ворон, — я хотел, чтобы ты пришел ко мне, как это сделали твои друзья. Друзья? У Томми нет друзей? Ворон массирует заднюю часть шеи, устраняя узлы в мышцах. Томми мычит и тает рядом с ним. Мягкий смех вознаграждает его. — Я не хотел делать это таким образом, — повторяет Ворон, — но я рад, что это наконец произошло. Я давно хотел вернуть тебя домой. Я знаю, что ты будешь напуган и зол, когда действие зелья закончится, ты не будешь мне доверять. Ты подумаешь, что я собираюсь причинить тебе боль, что я планирую использовать тебя или обмануть. Это неправда, я бы никогда не причинил тебе боль, я люблю тебя, вот увидишь. Он целует Томми в макушку. — Нам, наверное, пора идти, — размышляет он, — это только вопрос времени, когда люди начнут искать тебя. Он немного отстраняет Томми. Томми скулит. Ворон теплый. В ответ он получает бессловесное воркование: — Я знаю, я знаю. Просто выпей еще немного этого, и я думаю, ты выйдешь. Бутылка с зельем прижимается к его губам, и Томми должен отвернуться, должен закрыть рот. Но Ворон смотрит на него сверху вниз с такой нежной любовью в глазах, что Томми не может заставить себя не доверять ему. Он открывает рот и глотает шипящую магию. — Вот так, молодец, — бормочет Ворон, позволяя Томми спрятать лицо в рубашке, — спокойной ночи, милый.