Настольная книга офисного работника

— Нет, Сера, ты выйдешь за него только через мой труп, — жестко сказала Лайтнинг и замолчала, повернувшись боком на стуле. Она встретилась взглядом с Кэлумом, который только что бесцеремонно подсел к её столу. Этого человека ей и не хватало «для полноты счастья». — Поговорим позже, — сдерживая злость, сказала она. — Что? Нет! Нет. Я сказала… — всё-таки сорвалась Лайтнинг. Разговор оборвала сестра, выключив телефон. Лайтнинг, задыхаясь от гнева, отбросила свой на стол. Никто так сильно не мог вывести её из себя, как чёртова сестричка. С этим даже Кэлуму не стоило тягаться. Сера — одна из немногих, кто решался возражать Клэр в гневе. Лайтнинг со злостью посмотрела на Ноктиса, без спроса подсевшего к ней. Какого дьявола она сравнивает его с сестрой? С чего вдруг подпускает в свой круг близких? Эта мысль, выплывшая из подсознания, злила Лайтнинг ещё сильнее. Она, пожалуй, даже готова была демонстративно уйти, но заказ уже был сделан, и Фэррон оставалось лишь ждать. В крайнем случае — как только официант приблизится, она потребует счёт и сбежит. Ноктис, перехвативший последние фразы разговора с сестрой, не подав вида, принялся изучать меню. — Здесь полно свободных столов, — процедила Фэррон сквозь зубы. Ноктис, не оторвав взгляда от папки, невозмутимо ответил: — Не заметил. Лайтнинг поджала губы. Она, как локомотив, несётся на топливе ссоры с сестрой, не способная быстро притормозить. Он — спокоен и просто издевается. Лайтнинг глубоко вздохнула и, чтобы не смотреть на Ноктиса, взяла в руки телефон, с угрозой написала Сере: «Вечером поговорим». — Проблемы с сестрой? — спросил Ноктис, тоже пряча взгляд за страницами меню. Блюда ему были знакомы, но сейчас в переплетении своей наглости и затаенного интереса к Фэррон он не видел ни одного знакомого и понятного слова. — Это не твоё дело, — отрывисто проговорила Лайтнинг. Ноктис тонко улыбнулся иронии происходящего. — Твой «проблемный подросток» решил убежать от тебя? — спросил он, ведь эта фраза имела прямое отношение к нему. Но, чтобы претендовать на освободившееся место, нужно как минимум принять слова Идзунии о своей инфантильности. Впрочем, в отношении Клэр он действительно уже готов стать кем угодно. Лайтнинг снова раздраженно откинула телефон на стол и сложила руки на груди, пристально глядя на Кэлума. — Я смотрю, на память ты не жалуешься. Ты все мои слова и дальше будешь повторять? Ноктис тоже оторвал взгляд от меню. «Ты» — приятное и долгожданное. — Лайтнинг, ты же сама не позволяешь мне говорить с тобой «нормально», вечно прикидываешься ледяной скульптурой,— прищурился он. Лайтнинг в очередной раз хотела запретить Ноктису обращаться к ней по прозвищу, но вовремя остановилась. Слово «дистанция» имело смысл и вес, пока он был её подчиненным. Стоило признать, у Лайтнинг после их прошлого разговора язык не поворачивался вернуться к обращению на «Вы». …А она, оказывается, та ещё лицемерная тварь… — О чем мне разговаривать с тобой? — всё-таки мстительно выдавила она. — О работе,— начал Ноктис так, чтобы Фэррон не смогла возразить. — О жизни. О своём прошлом. К столу подошла официантка, принеся заказ Лайтнинг. Ноктис тыкнул в первое попавшееся в списке блюдо. Лайтнинг же нашла возможность перевести дух от его наглости. Что, мать его, он знает? Она сдержанно сказала: — Все, что тебе нужно знать о моем прошлом, было в папке из отдела безопасности. Насколько я понимаю, ничего незаконного там не оказалось, иначе бы меня не приняли на работу в ваш банк. Ноктис бросил на неё короткий взгляд. Клэр сама себя выдаёт, первым делом вспоминая о чём-то незаконном. Он ведь ничего подобного не говорил. — Ты правда участвовала в подпольных боях без правил? — без прелюдии бросил он на стол свой козырь. Лайтнинг на секунду побледнела, затем всё-таки улыбнулась. И улыбка эта была как лезвие ножа — тонкая, острая, опасная. Пусть лучше боится он. — Да, — ответила Клэр так вызывающе и откровенно, чтобы Ноктис даже не думал, что сможет этим её шантажировать. У Ноктиса волосы на затылке встали дыбом — грёбанная темная Лайтнинг, та, которая может его скрутить в болевом приёме без малейших угрызений совести… Уммм. Трепет перепутал места со страхом и чем-то тёплым прокатился по телу, заставив сердце сжаться. Он действительно больной? Амицития ведь спустя несколько месяцев все-таки прислал ему результаты полного расследования о детстве Фэррон со словами: «Она отмороженная, если действительно участвовала в этом…» — Сколько тебе было? — старательно пряча свой восторг, спросил Ноктис. Он знал ответ, но хотел поймать её на крючок, мелкими вопросами заставив наконец говорить. Что может быть лучше, чем услышать историю из первых уст с настоящими эмоциями и деталями, которых ему так не хватало от Фэррон? — Пятнадцать-шестнадцать, — напоказ небрежно обронила Лайтнинг. Он и правда смог её зацепить. Клэр вдруг захотелось шокировать его, вызвать отторжение, чтобы он больше не приставал к ней с вопросами. Ноктис попытался представить Лайтнинг в этом возрасте. Блядь, на ум приходила квинтэссенция всей её безумной ярости и бойцовского характера — чёрная шаровая молния, не успевшая завернуться в свой белый сугроб, в майке с черепами и рваными коленями на джинсах. Наверное, ему точно сорвало бы башню от такой девчонки, и он влюбился бы в неё с первого взгляда. Ноктис и не заметил, как хищно улыбнулся. Лайтнинг задела эта улыбка — он же ебанный псих. Почему она вечно забывает, что с ним всё не так? — А ты таким больным стал после того инцидента с преступниками или был им до? — скривившись, спросила она. Ноктис принял удар с достоинством: «Хочешь говорить с ней — терпи». — После, — абсолютно спокойный голос, Идзуния бы гордился им. Лайтнинг от его безразличия сдавила пальцами предплечья, сглотнула и спросила: — Тебя правда пытали? Прямолинейность, как у удара молнии. Нет ни сожаления, ни такта, зато неподдельный интерес, пусть и сдержанный, холодный. — Я мало что помню,— соврал Ноктис, но и эти слова были огромным шагом. Он никого, кроме своих терапевтов, не подпускал к этой теме так близко. Фэррон понравилось то, что в отличие от Шиенции Ноктис не стал давить на её жалость. — А ты калечила кого-нибудь? Лайтнинг снова вся сжалась в защите и сдержанно кивнула — пусть лучше знает, меньше шансов, что снова к ней приблизится. Из католического приюта для девочек её выгнали за то, что на грубые слова она всегда отвечала кулаками, била за обиды несоразмерно сильно и безжалостно. Монахини, кажется, держали её за дикого зверя. В приюте Эдеи Крамер для её агрессии нашли выход в спорте, а на подпольных боях вообще посчитали талантом. Она никогда не испытывала удовольствия от насилия, но и страха ударить кого-либо у неё не было. Зато другие боялись этой бесстрастной агрессии и сторонились её. Фэррон давно знала, как окружающие реагируют и отворачиваются от неё, когда она демонстрирует эту черту своего характера. — Тебя калечили? — продолжил допрос Ноктис. Лайтнинг посмотрела на Ноктиса и прищурилась, наконец понимая, что он и без её ответов знает многое. — Ты не единственный, кому ломали конечности, — с жестокостью проговорила она. В её случае была левая рука, когда она решила «выйти из дела». Сломали чертовы «профессионалы» красиво и аккуратно, чтобы через пару месяцев она вернулась на ринг в прежней форме, но присмиревшая. Она не вернулась вообще. Перед Ноктисом поставили его блюдо. Он, хмурясь, отодвинул овощи от мяса вилкой. — Как ты в это вообще ввязалась? — спросил он, делая вид, что это абсолютно нормальный разговор за обедом. Лайтнинг, примерявшаяся к своей еде, только сейчас поняла, что Ноктис ведь добился своего! Заставил её остаться и начать интересный ему, но такой неприятный для неё разговор. — А ты как связался с наркотиками, золотой мальчик? — попыталась она ему отомстить. Ноктис, прожевавший первый кусок мяса, ответил: — В школах для золотых мальчиков тоже есть наркотики. У таких, как я, всегда водятся деньги, знаешь ли, — изящно парировал он. В приюте Эдеи водились и наркотики, и дилеры, и их ненавидели больше крыс. На наркоту чаще подсаживали именно девчонок, как раз потому что денег у тех не было, но всегда была возможность подзаработать телом. Их подталкивали к панели. Фэррон из-за этого никогда не связывалась с наркотиками, даже когда ей предлагали перед боем взбодриться. Драться против соперника, который под химией — вот, что действительно было неприятно. Бой против Зелла она до сих пор вспоминала как самый жесткий. — Меня завербовали, потому что у меня в отличие от тебя не водилось денег, — Лайтнинг заметила иронию в их различиях. Хотя, если вспомнить прошлое, отчасти она врала. Да, пришла на ринг Фэррон из-за денег. Она понимала, что после выпуска, даже если и получит спортивную стипендию, ей нужны будут деньги хотя бы на первое время, чтобы взять под опеку сестру и забрать её из приюта. Ждать, когда Сере исполнится восемнадцать и её выпустят, Клэр не собиралась. С другой стороны Сейфер — агент банд — так рьяно хотел видеть её на боях, что, если бы Лайтнинг оказалась менее сговорчивой, её все равно поймали бы на какой-нибудь шантаж или денежный счётчик. Их методы она изучила, к сожалению, слишком поздно. Когда увидела, как поступили со Скволлом: на его лице красовался шрам, оставленный Сейфером. Ноктис поморщился, понимая, что в этой игре за откровенность нужно платить той же монетой. Иначе Фэррон не разговорить. — Мне тоже было пятнадцать, когда на одной из вечеринок среди одноклассников чей-то друг притащил таблетки и раздал «попробовать». Лайтнинг хмыкнула. Наверное, золотой мальчик легко купился на такую уловку… Все они там говорят: «Как конфеты». — А потом стал продавать? Ноктис улыбнулся тому, что она действительно понимала его слова и то, что за ними скрыто. Выросли они не в таких уж разных мирах. — И как ты вылез из этого дерьма? — спросила Лайтнинг, тоже заметив какую-то скрытую связь между ними. — Глад таскал нас с Промпто только по проверенным местам, чтобы мы не влипали больше, — пояснил Ноктис. Амицития никогда не любил наркотики, да и был курсантом военной академии — медкомиссии чуть ли не каждый месяц. Фэррон снисходительно улыбнулась. Ноктиса даже задела её улыбка и невысказанное презрение : «Твои няньки». — А ты как выжила в том дерьме? — озлобившись, спросил он. — Кто вообще додумался устраивать подпольные драки среди несовершеннолетних? Лайтнинг взглянула на него с интересом. Кэлум наконец-то завёлся и начал огрызаться. Несмотря на название, это не были бои без правил в полном понимании этих слов. Не то место, где вертятся высокие ставки, игроков не более десятка. Невыгодно делать кровавое шоу со смертельным исходом, тем более с подростками, находящимися под пристальным надзором государства. — Местные банды и выпускники приюта Эдеи Крамер, — коротко ответила она. Слишком много подростков с хорошими спортивными показателями и плохим поведением выпустили эти стены, целые кланы и группировки. Бои отчасти были поддержкой идеологии и иерархии банд. — Выжила, потому что вовремя ушла из спорта, — скупо ответила она. Когда Фэррон выгнали из чудесного гнездышка католического приюта Святой Катарины, она была даже счастлива — наконец свобода от душных правил и место, где её характер не называют «божьим проклятьем». Где полно таких же, как она, «исчадий ада». Её научили выражать и выплёскивать свою агрессию через физический труд, спорт и драки. Все изменилось, когда Сере исполнилось одиннадцать. Её перевели в приют Эдеи Крамер вслед за старшей сестрой. Тот год стал адом для самой Фэррон. Она каждый день боялась, что младшая влипнет в какое-то дерьмо — те же наркотики. К тому же она прекрасно понимала, что Сера — её слабое место для агентов банд и соперников. Именно из-за этого она попыталась уйти из боёв, а в итоге лишь поняла, что после сломанной руки на очереди будет стоять её сестра. — Та травма, из-за которой ты ушла из спорта… — проговорил вдруг Ноктис, показывая, что действительно знает про сломанную руку. — Это случилось во время боя или тренировки? Лайтнинг снова внутренне огрызнулась: какого дьявола он лезет так глубоко в её жизнь? Она вдруг осознала, насколько сильно окунулась в воспоминания и столь ненавистное ей прошлое. Прошло ведь десять лет, это все было как будто в другой жизни. Сейчас она спокойная и собранная, имеет престижную работу и приличный заработок. — Во время шантажа, — коротко ответила она и отодвинула блюдо, к которому только притронулась. Фэррон подняла руку, пытаясь привлечь внимание официантки и наконец уйти. Ноктис неожиданно перехватил её кисть и прижал к столу. Чтобы движение не показалось слишком уж грубым, он погладил тыльную сторону ладони. Но Лайтнинг всё равно сжала губы и отдёрнула кисть. Ноктис впервые осознал, что у его жестокой и безжалостной Лайтнинг тоже есть травмы из прошлого. Это откровение оказалось болезненным, но оно пришивало его к ней красными нитками ещё ближе и крепче. Ноктис не стал дальше развивать эту тему, зная, какую боль приносят подобные вещи. — Как ты смогла после этого поступить в экономический колледж? — Когда не посвящаешь все своё время тренировкам, оказывается, что можно посвящать его учебе, — огрызнулась она. Фэррон, кроме холодной агрессии, имела ещё один талант — к цифрам. Но открыла она его в себе слишком поздно. И её сломанная рука стала скорее подарком, чем наказанием. В те два свободных от тренировок месяца она поставила себе цель перевестись в другое учебное заведение и забрать туда сестру. Ей нужно было кардинально сменить направление учебы и город, чтобы обрезать концы для агентов банд. Так всё сложилось как сложилось, а она начала впервые прятать свою агрессию в новую обертку, как прячут острие клинка в ножны. Так оказалось легче выжить. Для Лайтнинг этот выбор стал осознанным, и целью было не просто получение образования, но и попытка сбежать и выжить. Более того — спасти сестру от подобной жизни. Лайтнинг просто не могла плохо учиться. Ноктис видел, как на лице Фэррон сменяются маски. Одной она прикрывала неприятные воспоминания, другой — боль и злость и что-то ещё. Ему вдруг снова захотелось коснуться её руки, снова успокоительно погладить, показывая, что ему всё равно, он готов видеть её настоящей. Что перед ним не нужно притворяться, он ведь уже знает ту Лайтнинг и, кажется, сходит с ума по ней. — Имя Лайтнинг ведь оттуда? Со времён боёв? — спросил он наконец. Клэр, вырванная из размышлений о своём прошлом, криво улыбнулась, но не ответила. *** Ноктис вошёл в приемную своего кабинета и мысленно выругался. Он и так был не в духе. Разговор с Фэррон состоялся, и он был прекрасен в своей остроте и откровенности. Они, как два ребёнка, обменялись болезненной правдой. Но какое-то паршивое чувство незавершенности портило всю картину, как и побег Лайтнинг в конце обеда. А тут Синди — его помощница — сидела в своём кресле, а Промпто — лучший друг — присев на корточки перед девушкой, что-то рассказывал. Он смотрел в глаза Синди, грея её ладони в своих. Дух романтики витал в этой комнате, как и запах цветов, что этот идиот таскал сюда каждый день. Каждый ебанный день по букету. Аргентум уже достал Ноктиса разговорами о любви с первого взгляда. Ему-то на черта слушать это? Пусть плетет свои словесные кружева перед Аурум. Интересно, в каком шоке будет этот идиот, когда узнаёт, что Ноктис по его собственному же совету пытался использовать Синди, чтобы вызвать ревность Клэр? Ноктис громко хлопнул дверью, привлекая к себе внимание. Испуганно дернулась только Сидни. Промпто лишь бросил на друга укоризненный взгляд, мол «От-ва-ли». Закрывшись в своём кабинете, Ноктис думал, что, если ещё раз застанет друга с Сидни мило болтающими или целующимися прямо в банке, выгонит их обоих с работы ко всем чертям. Пусть занимаются своими личными делами в другом месте. Фэррон в чем-то была права, устанавливая в своём отделе строгие правила. Ноктису, блядь, было особенно паршиво, что ему запрещено так открыто демонстрировать свои чувства к ней. *** — Что это за дерьмо? — сквозь зубы, еле слышно прошептала Лайтнинг. Ноктис стоял посреди общего зала её отдела и протягивал букет цветов. Чертовы розы, которые она не переносила. И выражение лица Кэлума было таким, что не оставляло сомнений: если она не возьмёт цветы, он всучит их ей силой. Только одно останавливало её, чтобы не отшвырнуть этот венок. На них пристально смотрел весь её отдел. Фанг — скептически подняв брови, Хоуп — с неподдельным ужасом, остальные — с интересом. Этот засранец решил так заявить всем, что ухлёстывает за Фэррон? Идиот. Ещё бы на еженедельное собрание всех отделов притащил этот веник. Чтоб уж наверняка весь банк шептался. Чтобы ходили слухи, что они спят. Ей хватало одного того, что на этих собраниях он неизменно прожигал её своим взглядом. Теперь всем станет понятно, в чем интерес наследника банка Люцис к Фэррон. А ещё Лайтнинг трясло от одной мысли, что теперь на неё будут смотреть со снисхождением главы других отделов: «Понятно, как Фэррон добилась своих успехов». Вчера их совместный обед кончился совершенно ужасно. Лайтнинг зачем-то так сильно разоткровенничалась перед Ноктисом. А потом она заметила выходящего из кафе главу отдела кредитов. Он видел, как Фэррон обедала с Кэлумом, и уже тогда снисходительно посмотрел на неё. — Цветы, — также зло прошептал Ноктис в ответ. Будто не хотел их подарить, а желал ей смерти. Лайтнинг сделала шаг в сторону и, обогнув Ноктиса, прошла мимо, еле слышно бросив: — Твой отец будет в восторге. Ноктис усмехнулся. В кои-то веки ему было плевать, что там скажет или решит за него отец. *** — Что это? — зло спросил Ноктис, смотря на лист бумаги, протянутый ему Фэррон через стол. Он прочёл первые строки, но смысла их не понимал. — Заявление на увольнение, — произнесла Лайтнинг. Эти цветы стали последней каплей. И если бы это был единичный случай! Неделю он изводил её новыми букетами, благоразумно больше не вручая их сам, а посылая курьеров. Всё равно все и так уже знали, от кого цветы. Лайтнинг же понимала, что скандалить с посторонними прилюдно не менее глупо, чем с самим Ноктисом. Если она не брала эти чертовы цветы, их ставили перед её дверьми, так что их видел каждый проходящий мимо. Фэррон вынуждена была забирать их в кабинет, а тот… Её идеальный белый кабинет превратился в адский розарий. Кэлум считает это смешным? Ноктис поднялся с кресла и медленно разорвал бумагу пополам. Лайтнинг от его вызова даже не дрогнула, ответив: — Это копия. Его уже подписал твой отец. Я ухожу. Ноктис, стиснув зубы, вышел из-за стола и подошел к Фэррон так близко, что мог бы уткнуться лбом в её лоб. Лайтнинг даже рассмотрела еле заметную родинку на его щеке, которая в тайне манила её со времён поцелуя в кабинете. Такая маленькая деталь, но такая острая, как потянувший её крючок, выворачивающий всеми нервами наружу. Лайтнинг поймала мурашки от этого угрожающего взгляда и обманчиво мягкого движения. Не страх — возбуждение от наглого поведения Ноктиса. — Почему, Клэр? Она чувствовала в этом тихом голосе и обиду, и давление на неё. Ноктис считает, что она снова сбегает? Все верно. — Из-за тебя по всему банку ходят слухи, что мы любовники. А я никогда не буду спать со своим начальником! — твердо заявила Лайтнинг. Губы Ноктиса скривились в болезненной усмешке. — Лайт, а ты все-таки собираешься со мной спать, раз уходишь с должности? Она коротко вздохнула. Наглый мальчишка снова ловит её на глупых словах. — Ноктис, иди к черту, — почти устало сказала она. «И цветы свои из моего кабинета забери», — мысленно добавила она, стойко смотря в его синие глаза. Ноктис вздрогнул и все-таки подался к Фэррон, к её лицу, касаясь кончиком носа щеки. Она назвала его по имени впервые, и в её измученном голосе мерещился уют. Терять её сейчас было особенно болезненно, он прошел путь в полгода. Лайтнинг от прикосновения Ноктиса тоже дрогнула. Они так редко стояли рядом, что Фэррон всё время забывала, что он выше и шире её в плечах — чертов мальчишка. Под его медленным, но непреклонным напором она отступила на шаг назад и уперлась в письменный стол. …Это конец… Бежать от воспоминаний больше некуда… Как же это все похоже на его прошлые поцелуи. Снова твердое желание Кэлума прикоснуться именно к ней и тщеславие Клэр из-за того, как сильно он её хочет, несмотря на все табу, что она уставила. Снова кабинет и стол, но в этот раз его и полностью чёрный, отполированный до блеска как обсидиановое стекло. Фэррон ведь боялась больше всего именно этого. Лайтнинг прикрыла глаза. Она сама коснулась губ Ноктиса, прихватила на пробу нижнюю, слушая чужое неровное дыхание. …Ему нравилось, Лайтнинг нравилась ему… Что-то горячее пробежалось мурашками по спине. Отступать действительно некуда, только идти вперёд. Лайтнинг, ворвавшись языком в его рот, впервые поцеловала Кэлума сама. Ноктис чуть не оглох от того, как громко застучало его сердце. Клэр целовалась, как дралась: резко, сильно, будто ей необходимо было победить, а он пускал её в себя только глубже, как принимал все прежние удары. Будто говорил: «Побеждай, если тебе это нужно». Жесткие и сильные движения её языка начинали сводить его с ума… Кто тут кем упивается? Кто перед кем преклоняется и кто кого хочет больше? Ноктис со сдавленным стоном навалился на Фэррон, упёрся руками о стол за её спиной так, что ей снова пришлось на него сесть и обнять коленями Кэлума. Она зацепилась пальцами за его рубашку между пуговицами, практически повисла над столом, держась за неё. Кэлум твёрдо провёл рукой по её спине и шее до затылка, крепко сдавил и поймал на весу, удерживая, давая Фэррон возможность расслабиться под ним. Она прижалась к нему так сильно бёдрами, что почувствовала его возбуждение через ткань брюк. «Фэррон, что ты, мать твою, делаешь?!» — прошипело её сознание, но тело… Лайтнинг, прикрыв глаза, оторвалась от губ Ноктиса и окончательно откинулась на его руку. Движение бёдрами, одно, второе… Даже через одежду приятное. Медленное и сильное, так что желание большего неумолимо накатывало. Хотелось грязно тереться об него, унижая саму себя. Она открыла глаза. Ноктис все это время смотрел на неё… Зло? С напряжением? Ноктис наконец сделал движение бёдрами ей на встречу, не теряя зрительного контакта — уже сильнее и ближе, чем могла она. Лайтнинг сдержала стон, но прикушенная губа и невольно изогнутые брови все показали Ноктису. Кэлум и сам еле дышал. Вся покрасневшая от возбуждения Фэррон была прекрасна в своей откровенности, готовая принять всего его, если бы не одежда. Он снова двинулся ей навстречу, задавая размеренный ритм, целуя её скулу, щеку, уголок губ, переносицу. — Лайт, ты останешься? — между касаниями губ к её коже, между толчками бёдрами, но голос такой твёрдый. Это что шантаж? Когда она так возбуждена, что способна лишь сдавленно говорить: «Да… ещё… не останавливайся, блядь…» Лайтнинг приподнялась, чувствуя, как от напряжения кожа под одеждой начинает покрываться влагой. Подавшись к его уху, прошептала: — Нет. Ноктис разочарованно беззвучно застонал, утыкаясь в её волосы лицом. А она наконец нашла в себе силы оттолкнуть его и слезть со чертового стола. — Две недели, — шёпотом проговорил он, смотря в пустоту, вспоминая все-таки законы. Лайтнинг, пытавшаяся привести свою одежду в порядок, застыла. Она не думала, что Ноктис осмелится после всего требовать отработки. — Фэррон, две недели, чтобы ты привела дела отдела в порядок перед уходом, — почти грубый рык от него. Лайтнинг зло сжала губы. — Хорошо, — сказала она и вышла из его кабинета.