Дзёно старался не думать об этом. Ну, попытки, конечно, были такие себе — закопать себя в работе и учёбе, ночи проводить с Тэтте и каждую свободную минутку играть на гитаре. Тем не менее, сбежать от своих глупых мыслей он не смог, так что, ожидая одноклассников на улице, Дзёно не мог не думать о возвращении в Токио.
Утро было прохладным и тревожным, солнце еще не прогрело землю, окружающие сонно о чём-то шептались, а Дзёно... Дзёно не знал, что и делать.
Токио было его детской мечтой, но стало персональным адом, так что одна лишь мысль о возвращении, пусть и на три дня, очень напрягала.
Ему точно не нужна помощь, но ни Тачихара, ни Тэтте так не думают — они, сгорбившись из-за тяжёлых рюкзаков, сильно обнимают Дзёно, мол, "мы так замёрзли, ты же не хочешь, чтобы мы заболели, так ведь?". Дзёно, немного побурчав, всё равно смирился и позволил друзьям зажать себя в объятиях. Дзёно им почти благодарен — они молчат о том, что видят встревоженность Саигику, так что пытаются успокоить его как только могут. Получается глупо и как-то по-детски, но Дзёно может стерпеть это, хотя, конечно, вырваться из объятий хочется.
Он не спал в этот раз и двух часов, сразу схватил Тэтте под руку и повёл на крышу играть песни radiohead. И так до четырёх часов, пока не прозвенел первый будильник и не пришла пора собираться к месту встречи. И не было ничего особенного, пока не начало клонить в сон. Дзёно бы постарался уснуть, но времени отоспаться ни в автобусе, ни в поезде не хватит. Всё хорошо, он сможет с этим справиться.
В автобусе они едут тихо, только делят с Тэтте наушники, иногда шёпотом ругаясь из-за выбора последующей песни, но Фукудзава-Сан сразу же их пресекает.
На станции людно и громко, Тачихара дрожащими руками берёт Дзёно под локоть, нервно рассказывая о прошлогодней поездке.
— И тогда я всю ночь пробыл на улице, потому что, ну, мне было так неловко им мешать, я с того дня им ни слова так и не сказал, представляешь?
Дзёно представлять не хочет. Летние ночи в Токио теплые, причём разница с Йокогамой чувствуется конкретно, но представлять Тачихару в такой ситуации — выше сил Дзёно. Ну, точно он выглядел жалко и глупо, смотреть было бы тошно, но это же Тачихара! А они с ним пусть и не поговорили нормально до сих пор, всё равно близкие друг для друга люди.
Неправильно это, короче говоря.
Дзёно хочет его перебить. Сказать, задыхаясь от ходьбы, что сам в прошлом году в школьной поездке не был — отец не пустил. Сказать, что в этот раз у Тачихары будет всё хорошо, а если кто-то попытается этому помешать — Дзёно без зазрения совести может и в нос вмазать. Для профилактики.
Сидят они вшестером — трое на против троих, говорят только Чиё и Тору, рядом полусидя-полулёжа спит Хаягава, который до этого и в автобусе спал, Тачихара опечалено смотрит в окно, о чём-то глубоко задумавшись. Тэтте протягивает Дзёно наушники.
— Если ты ещё раз включишь burn the witch, клянусь, я-
— В этот раз выбираешь ты.
Дзёно удовлетворённо улыбается и выхватывает телефон из рук Тэтте.
Эта поездка должна пройти спокойно.
***
Спустя сорок тихих, абсолютно мирных и в какой-то степени уютных минут поезд останавливается, и десятки, нет, сотни человек выходят из плацкарта. Благо, идти до отеля недолго, а то Дзёно не смог бы вынести ни минуты сидя.
— Всё как и договаривались? — Тору опирается на плечо Дзёно, довольно улыбаясь. Дзёно сдерживается, чтобы не оттолкнуть его от себя.
— Или ты убираешь Гиндзу из нашего плана, или проваливаешь из группы, — Дзёно, выхватив бланк из рук Тору, отходит в сторону.
— В чём твоя, блять, проблема?
— Кого-кого, а тебя это не касается. В Гиндзу я идти не собираюсь. Тачихара, — друг дёргается, сонно моргая и оглядываясь по сторонам, — ты ведь тоже в Гиндзу не хочешь?
— Мь-ь-ь, нет?
— Понял? Или убирай из плана, или проваливай из группы.
— Эй, вы здесь не одни! — вмешивается Чиё, опасливо выглядывая из-за спины Тору. Дзёно хмурится. Неужели она думает, что он её ударит? Какая глупость.
— О, уверяю тебя, Тэтте с вами, неудачниками, идти не захочет, а Хаягаве-Куну просто похуй. Хочешь группу развалить из-за своего эгоизма? Тору-Кун, ты ведёшь себя как ребёнок, тебя мама с папой недолюбили? Пытаешься внимания такими жалкими методами доби--- Ай, блять, Тэтте!
— У тебя есть глупая привычка давить на других, — Суэхиро вздыхает и откладывает ручку, которой ткнул Дзёно, в сторону. — Тору, — он поворачивается к трясущемуся от злости однокласснику. — Составьте отдельный план для себя, учителям его же и сдадим. Мы втроём пойдём по-другому.
Дзёно тяжело вздыхает. Идея Тэтте была хорошей и избавляла от лишних проблем в лице гиперактивных Чиё и Тору и сонного Хаягавы. Единственное, что раздражало — безответственность этих троих, и если что-то пойдёт не так — по голове получит вся группа.
— Убери руки, — Дзёно устало моргает, всматриваясь в лицо Тору. Тупое и смазливое, ещё хуже, чем у Тэтте. — Как и договаривались, попробуй только нас подвести, мудень.
Тору улыбается ещё сильнее и раздражительнее и, потрепав Дзёно по плечу, убегает вперёд.
Одной проблемой меньше.
***
Итак, они — Дзёно, Тэтте и Тачихара, — бросив вещи в комнате, выслушав от Фукудзавы-Сана кучу наставлений (Дзёно начало казаться, что скоро он выучит их все наизусть), отправились в Асакусу. Ехать туда — жалкие минут пятнадцать, но в людном метро Токио это скорее походит на пытку, чем на увлекательное путешествие, на которое они рассчитывали. Дзёно главное не потеряться и не потерять других, а там уже и потерпеть толпу проблемой не будет.
"Какая приятная тишина", — проносится в голове у Дзёно, и он непроизвольно улыбается.
— Каминаримон! — в один голос восхищённо выдыхают Тэтте и Тачихара, таращась по сторонам, рассматривая фрески на воротах и громоздкие статуи. Райдзин и Фудзин как-то слишком сильно их привлекают. Видимо, есть что-то особое в их суровых взглядах.
— Дзёно-Дзёно, — Тачихара берёт его за руку. — Давай сфоткаемся!
— Боже, — вздыхает Дзёно. Непонятно, правда, это он так взывает к местным богам или просто хочет показать напускное недовольство. — Вставайте с Тэтте у фонаря, я-
— Нет-нет-нет, ты с нами!
— Чего? Не хочу я!
— Да ладно тебе! Тэтте, ну скажи ему!
Дзёно громко стонет и с надеждой смотрит на Тэтте, который точно должен ему помочь, они же
друзья.
— Давай с нами, Дзёно.
Дзёно хочет перестать считать его другом, а заодно и надавать по макушке, чтобы Тэтте глупые идеи Тачихары не поддерживал.
— Не хочу я!
— Не будь таким капризным, — говорит Тэтте, протягивая Дзёно ладонь. Не то чтобы Дзёно считает Тэтте отвратительным. Ну пьёт он кофе с соевым соусом и постоянно забывает, как факториалы считать, просто принимать руку Тэтте кажется чем-то странным. Да и не хочется этого делать, если честно говорить.
— Никуда её не выкладывай, понял?
Тачихара радостно хихикает и просит какого-то парня их сфотографировать.
Дзёно нужно или улыбнуться, или испортить фото настолько, насколько это только возможно. Конечно же, Дзёно выбирает второй вариант, но стоящий за ним Тэтте легонько щекочет шею Дзёно, ещё и смотрит ему в затылок пристально-пристально, настолько, что аж дискомфортно становится.
— Пха-ха-ха! — вскрикивает Тачихара и, даже прикрывая рот рукой, всё равно очень звонко смеётся. — Ваши лица--
— Глупые такие... — шепчет Тэтте, заглядывая в экран телефона. Он и сам растягивается в полуулыбке, замечая, как их с Дзёно лица меняются на каждой фотографии.
— Всё, блять, выключи! Какой же ужас, Тэтте, это ты всё испортил!
— Я старался сделать фото как можно лучше!
— Да ты хоть старайся, хоть не старайся, всё равно проёбываешься постоянно!
— Ну всё, всё, прекратите! Вы же так целый день ругаться можете, а у нас дела, вообще-то. Пошлите к метро, а то в Цукидзи всё закроется!
***
Токио было его детской мечтой, но стоило только Дзёно туда приехать, как он осознал, что абсолютно ни-че-го ему там не нравилось. Людей слишком много, улицы слишком яркие, отец слишком доставучий. Последнее вообще рушило всё — если Дзёно и мог через силу смириться с раздражающими людьми, с влиянием ядерно-яркого света на свои слабые глаза, то с находиться рядом с отцом... что же, это было ещё более невозможным, чем возвращение во времени.
Почему-то сейчас Токио кажется просто хорошим городом. Всё ещё чересчур людным и ярким, но сейчас это даже не выводит из себя. Всё как-то в меру спокойно, так что Дзёно не может отделаться от мысли, что всё это неспроста — сейчас он даст слабину, и что-нибудь пойдёт не так: машина его собьёт, Тэтте всё-таки отравится какой-нибудь своей мерзостью, Тачихара опять потеряется...
— Нет-нет-нет, Тэтте, даже не смотри на икру, у нас нет столько денег, — говорит Дзёно, хватая Тэтте под руку. — Нам даже её хранить негде, она за три дня умрёт!
— Мы можем сделать тобико... много тобико.
— Да даже в тебя столько не влезет!
Когда они формировали план, Дзёно не то, чтобы надеялся на что-то хоть на толику нормальное от Тэтте, но вписать рынок Цукидзи... Дзёно не мог смириться с этим, и даже готовился к тому, что останется ждать их с Тачихарой в метро или отеле, лишь бы не находиться на рыбном рынке, а тут... тут очень даже цивильно. Рыбой не воняет, людей не много, цены пусть и большие, но не настолько, чтобы Дзёно мог как-то негодовать из-за этого.
— Тэтте, ну десять тысяч йен за такую маленькую упаковку, имей же совесть! Мы отойдём от плана, если купим её.
— Всё-всё, понял я, — понуро отвечает Тэтте, поправляя съехавшую лямку рюкзака. — Не ругайся, у нас просто в Йокогаме таких мест нет.
— И хорошо, — фыркает Дзёно. — Не хочу даже представлять, в каком бы состоянии находилась наша квартира, если бы ты каждый день готовил рыбу.
— Нормально я рыбу готовлю...
— М-м-м-м, залил недавно сашими из лосося соусом барбекю, вот это ты у нас повар.
— На вкус было хорошо.
— Да меня чуть не стошнило от одного только вида этой мерзости. Когда-нибудь отравишься.
— Ты только рад будешь, так ведь?
— О, ещё бы! — Дзёно улыбается, краем глаза замечая, как выражение лица Тэтте становится радостным и забавным. — Буду ходить к тебе в больницу и говорить, что я был прав.
— Как мило, что ты вызвался навещать меня.
Дзёно в наигранном отвращении показывает язык, наблюдая, как Тэтте тихо хихикает. Ну и дурак же он, ещё и подъёбывает по-тупому. Точно нужно будет у него одеяло ночью украсть. О, или зарядник спрятать куда-нибудь. Короче, нужно будет Тэтте как-нибудь напакостить, но только не особо жестоко и не запарно, а то ещё Тачихара злиться будет, или сам Тэтте отомстить захочет...
Тачихару они находят спустя минут пятнадцать, ужасно счастливого и чем-то смущённого. Он что-то быстро прячет в рюкзак и, лепеча о том, что им скоро нужно ехать в музей, быстрым шагом пробегает мимо Дзёно и Тэтте в сторону выхода.
Дзёно смотрит на Тэтте, Тэтте — на Дзёно, и во взглядах у них только немой вопрос "что вообще с Тачихарой?", но задавать они его друг другу не собираются — даже не потому, что ответа на него не знают, скорее просто эту идиллию портить не хотят. Пусть Тачихара будет гиперактивным и счастливым, это всяко лучше, чем его обычное состояние, полное самобичевания и тревоги.
***
Пусть сейчас Дзёно хорошим человеком и не является, но ребёнком он был неплохим. В меру тихим и спокойным, рассудительным и доброжелательным. Он был настолько хорошим ребёнком, что смириться с несправедливостью по отношению к себе до сих пор не может.
Мир глупый и жестокий, уничтожающий всё доброе и светлое, так что и Дзёно Саигику был им уничтожен. Вынужденный слишком рано повзрослеть ему пришлось свыкнуться с тем, что ребёнком ему больше не стать никогда — детство закончилось лет в десять, пубертат прошёл хуй пойми как, Дзёно вообще уже пора на работу в офис идти, а не в школу ходить и историю учить. Короче, Дзёно слишком стар для этого дерьма, не только ментально, но и немного физически
почти невидящий правый глаз и слабые ноги — неплохое же подтверждение этому, не так ли?.
— Восемь тысяч экспонатов было написано на сайте, а мы в итоге всё прошли часа за два, — грустно говорит Тачихара. Он почти засыпает на ходу, так что постоянно ходит, опираясь то на Дзëно, то на Тэтте.
— Наверное, просто не все выставили, — пытается его успокоить Тэтте. — Ты же не выставишь ледяные скульптуры летом, так ведь?
— В MOMAT вообще были ледяные скульптуры? — фыркает Дзëно. — Разве восемь тысяч экспонатов не делятся ещё и с MOMAK? Здесь же чисто физически столько места нет.
— Нет-нет, всë здесь должно быть!
— В MOMAK вообще другие экспонаты, никак от МОМАТ не зависящие, — подмечает Тэтте. — Я в начальной школе там был, совсем другое место.
— Всë-всë, понял я, просто же спросил, — вздыхает Дзëно.
Современное искусство не то чтобы никогда его не интересовало (со стороны Дзёно глупо было критиковать то, частью чего он является уже лет пять), скорее, просто не вызывало особых чувств. Хотя картины эпохи Мэйдзи выглядели довольно неплохо, Дзëно непроизвольно засматривался на них, даже когда просто проходил мимо. Конечно, вся эта странная незаинтересованность к музыке не относилась — Дзëно любовью к ней был полон. Наверное, никого в жизни он так не любил, как музыку.
Тачихара завороженно смотрит на Киëхимэ, о чём-то задумавшись. Дзëно считает это до глупого забавным, но мешать другу не хочет. Дзëно лишь незамысловато кружится по залу, не обращая внимания на вывешенные на стены картины.
— Прекрасно, Тэтте, в комнате, полной искусства, ты пялишься на
меня.
— Прости, засмотрелся случайно, — говорит Тэтте, подходя поближе. — Я плохо разбираюсь в подобном, это место больше Тэруко подойдёт.
— Действительно, от тебя осведомлённости по части искусства я и не ожидал.
— Я хорошо в музыке разбираюсь.
— Напомнить твою любимую песню Нирваны? — Дзëно хихикает, стоит только Тэтте начать махать головой. Волосы у Тэтте похожи на что-то мягкое, вроде кошачьей шерсти или пушистого одеяла.
"Потрогать хочу", — проносится у Дзëно в голове, но он сразу же одëргивает себя. Какая абсурдная мысль, чтобы
он и
Тэтте...?!
— Зато Тачихаре здесь нравится, — шепчет Дзëно. Это даже не попытка перевести разговор в другое русло, просто Тачихара правда выглядит ужасно довольным. Глаза у него сияют от радости, губы постоянно в непроизвольной улыбке растягиваются, сам он бегает из зала в зал, увлечëнно рассматривая музейные экспонаты.
Почти счастливый, ничем не обременëнный в этот момент, любопытный и заинтересованный искусством, но уже совсем не такой, как когда-то давно.
дзëно всё ещё не может смириться с этим
— Через сколько поедем отсюда?
— Часа через полтора, — прикидывает Дзëно. Часов в залах нет, лезть в рюкзак за телефоном не хочется, а спрашивать у незнакомцев время просто не комильфо. — Если что, на завтра перенесëм, не обходить же всë в первый же день.
— И вправду, — улыбается Тэтте. — А куда Тачихара опять ушëл?
— Блять, ну только не снова!
***
Дзëно подлец и сам об этом прекрасно знает. Повесить на себя клеймо морального урода, ненавидящего людей, всегда было легче, чем разбираться в социальных взаимодействиях и выстраивать здоровье отношения с нездоровым социумом.
Но Тэтте называет его "удивительно хорошим парнем, который просто себя очень не любит", и Дзëно не понимает, как Тэтте пришёл к этой глупости, о которой последние пару лет не говорил вообще никто.
— Ты хороший человек, — говорит Тэтте и отдаëт Дзëно свою потасканную временем ветровку. Дзëно не хочет (да и не собирается, чего уж греха таить) спрашивать "а как же ты?", но Тэтте всë равно говорит о том, что с его иммунитетом никакие морозы ему не страшны, а ночи в Токио вряд ли будут холоднее, чем в Йокогаме.
"Хороший человек" и "Дзëно Саигику" — понятия взаимоисключающие, но Тэтте, кажется, это совсем не смущает.
Хороший человек не ведёт себя как Дзëно. Хороший человек не хочет разъебать всё в этом мире ради жалкого чувства удовлетворения. А вот Дзëно хочет. Дзëно хочет услышать, увидеть, прочувствовать, как каждый, кто делал ему больно, как каждый, кто виноват в его сломе, уродливо рыдал и молил о пощаде. Но Дзëно знает — эти желания, пусть и существуют лишь из-за его детских обид и юношеского максимализма, всё равно хорошим человеком его не делают.
— Хороший человек сегодня без денег, но пиздецки голодный, — заявляет Дзëно.
Тэтте прав — ночи в Токио тёплые, но находиться на улице всё равно занятие не из приятных, особенно, когда от недосыпа знобит и трясёт.
— У меня есть, э, — Тэтте роется в карманах кофты, но ничего кроме монетки в пятьсот йен не находит. — Ну, рамëн мы купить сможем. Тут, правда, только на один хватит.
Дзëно вздыхает.
— Ну, значит, напополам поделим.
Хорошо, что кроме пятисот йен у них ничего нет, потому что Дзëно заметил,
каким взглядом Тэтте смотрел на манго. Рамëн с манго Дзëно бы не пережил. Да и не очень бы хотел.
Дзëно ругается, когда Тэтте пару раз обжигается кипятком. Людей в комбини на удивление довольно много, а ведь уже почти полночь.
Тэтте тихо выругивается, когда пара капель кипятка вновь попадают ему на пальцы, и Дзëно не может сдержать самодовольной усмешки. Дзëно почти серьёзно подумывает о том, чтобы оставшиеся сто йен потратить на покупку мази, но сто-йен магазины в это время скорее всего уже не работают, да и находятся далеко.
— Если бы не ты, мы бы сейчас спали в тепле, — говорит Дзëно и разламывает одноразовые палочки. Рамëн пахнет настолько восхитительно, что Дзëно даже думает, что, возможно, весь сегодняшний день ему пришлось мучиться только ради него. Но рамëн абсолютно обычный, и Дзëно об этом знает.
— Прости, мне не стоило соглашаться на это, — начинает Тэтте. — Если бы не мой авантюризм, ты бы сейчас не мёрз здесь со мной...
"Лучше уж с тобой, чем с кем-то другим", — думает Дзëно и сразу же хочет разбить себе голову о ближайшую стену. Или утопиться в кипятке от рамëна. Что угодно сделать, лишь бы подобная глупость в голову больше не приходила.
Все сегодняшние мысли о Тэтте были странными, так что Дзëно хотел бы перестать о нём думать хотя бы на пару часов. Или перестать думать вообще, он пока не решил.
— Как хорошо, что ты умеешь хотя бы сожалеть о своих ошибках, — говорит Дзëно и перехватывает лапшу Тэтте. Тэтте удивлённо смотрит сначала на свои палочки, потом на палочки Дзëно, и Саигику не может сдержать смеха. —
Пх-ха! Было бы вообще отлично, умей ты ещё сначала думать, а потом уже делать! Вот помог ты этому придурку Тору, а что от него взамен получишь? Как только поездка закончится, он снова начнëт тебя игнорировать, а за спиной обсуждать будет.
— Ну и пусть.
— О, действительно, — саркастично отвечает Дзëно. — И это ещё я, по твоим словам, себя не ценю.
— Да, не ценишь.
— Я хотя бы терпеть подобное не собираюсь.
— Но ты согласился пойти со мной.
Дзëно прикусывает язык. Ох, точно, Тэтте, пусть и дурак, зато проницательный, ещё и внимание на всякие мелочи обращает, засранец.
Не может же Дзëно сказать, что волновался. Даже не потому, что это смущает, а потому, что это не так — беспокоиться о Тэтте бессмысленно. Ничего бы с ним не случилось, особенно здесь — в десяти метрах от отеля, под пристальным взором работников магазина и камер видеонаблюдения.
Просто это Тэтте, а Тэтте — друг Дзëно. Друзей же не принято бросать?
Жаль, конечно, что Дзëно так поздно это осознал, но лучше поздно, чем никогда, так ведь? В любом случае, наступать на одни и те же грабли он не намерен.
— Ещё бы не пошëл, тут тебе какой-нибудь стрёмный дед конфетку со смесью яблок и васаби предложит, а ты сразу и побежишь за ним, ещё и рад будëшь.
— Яблоко и васаби...?
— Тебя только
это смутило?! — вскрикивает Дзëно. Лапшу они уже доели, а Тору им так и не позвонил, так что приходится сидеть на ступеньках магазина и болтать о всякой бессмыслице.
Дзëно сильнее кутается в ветровку. Не будь ветра, ночь была бы вполне себе тёплой, а тут такое раздражающее недоразумение.
— Если бы ушëл Тачихара, а не я, ты бы пошëл за ним?
— Тэтте, если тебе неуютно в тишине, не обязательно задавать тупые вопросы.
— Мне не неуютно, даже наоборот: с тобой мне вполне хорошо, — не задумываясь ни на секунду отвечает Тэтте. Дзëно хочет влепить ему пару подзатыльников, потому что
нельзя такие вещи говорить с
таким выражением лица,
такому, как Дзëно, человеку. — Что тогда мне спрашивать? Причину, по которой утопия не сможет долго существовать, и непременно станет антиутопией?
— ... Да, да, я бы пошëл с Тачихарой, — вздыхает Дзëно. Ещё с Тэтте он на такие темы не говорил.
— А если бы мы с Тачихаро---
— Боже, ты ещё спроси, кого из родителей я люблю больше: мать или отца.
Тэтте приподнимает бровь.
— И кого?
— Никого, — стонет Дзëно. — Обоих ненавижу и презираю. Прекрати пытаться поставить меня в неловкое положение такими вопросами, я не хочу выбирать.
ты ведь выберешь тачихару чтобы показаться в его глазах хорошим?
— Хорошо, тогда буду молчать.
Дзëно улыбается и без зазрения совести опускает голову на плечо Тэтте. Тот и не против, только сочувственно вздыхает, но молчать продолжает. Дзëно ему за это благодарен.
Сейчас есть лишь безмолвная токийская ночь, запах рамëна и мысль, не дающая покоя.
Ох, блять, не притворяйся, об этом все догадываются, — Тэруко удовлетворительно усмехнулась. Еë губы, в предвкушении последующей фразы, задрожали и она как-то надменно сказала: Сансантэй Ариндо — это ты.
Это для Дзëно было хуже всего. Никто, кроме Тачихары, не должен был знать об этом. Дзëно держал на расстоянии окружающих, не позволяя им даже на секунду задуматься о том, что он может оказаться другим человеком. И вот, стоило ему дать слабину, подпустить к себе кого-то, как всë пошло по пизде.
"Сам виноват, раз был таким неосторожным", — думает Дзëно. Не стоило светить перед Тэтте гитарой, не стоило при нëм петь и обсуждать песни, на которые Дзëно делал каверы.
И если уж все догадываются, то Тэтте, получается, тоже?
Это заставляет щеки Дзëно внезапно вспыхнуть. В полумраке этого ужасного красного на лице не видно, но Дзëно не может отделаться от мысли, что Тэтте заметит покрасневшие уши ("Боже, ну почему они
всегда, блять, краснеют?") или не вовремя повернётся и заметит раскрасневшегося Дзëно.
Он просто спишет это на очередную простуду, да! Скажет, что плохо себя чувствует и потребует вернуться в отель. Там они надают Тору по голове, потому что не звонить так долго — почти попытка убийства, и лягут спать.
Он сам вынудил Тэтте замолчать, но теперь-то Дзëно нужны ответы, и если он не получит их прямо сейчас, то взорвëтся.
— Тэтте.
— Мь-ь? — полусонно мычит он.
— Ты как вообще к музыке-то пришёл? — начинает Дзëно издалека. Тэтте, конечно, дурак, но спрашивать о
подобных вещах напрямую было бы самой большой глупостью на свете.
— А потом ты мои вопросы глупыми называешь, — улыбается Тэтте, но потом сдавленно шипит, потому что Дзëно ужасно больно щипается. — Понял-понял, вопрос не глупый. В начальной школе я подрался с одноклассником, а он то ли извиниться так хотел, то ли просто отмазаться от меня, плеер мне свой подарил. Я тогда впервые Чисато Моритаку услышал. И так ну, спустя пару лет потом на концерты ходить начал. С некоторыми музыкантами даже в твиттере общался. Даже с Сансантэй Ариндо, представляешь?
Сердце Дзëно будто пропускает удар, но на деле — просто начинает биться чаще и сильнее. Настолько, что Дзëно может чувствовать, как давление собственной крови начинает давить на барабанные перепонки, настолько, что дышать становится тяжелее.
Когда они только успели...?
— Я написал ему огромное сообщение с благодарностью о том, как его каверы помогли мне в своё время, но он проигнорировал меня. А спустя месяц я написал, что его кавер на "fireworks" от Митски звучит не очень хорошо, а он знаешь, что мне ответил?
Дзëно сглатывает вязкую слюну, мешающую ему говорить.
— Что?
Дзëно предполагает, но каждое воспоминание с ответами в личных сообщениях хуже предыдущего, так что Дзëно хочет вернуться во времени, лишь бы этот разговор не начинать и просто молча сидеть и мёрзнуть.
Это экспериментал, обсос.
Дзëно надеется, что это не оно.
Что угодно, пусть хоть Тэтте окажется тем самым парнем, который предлагал ему фит за три банки пива, но только не это.
— "Это эскпериментал, обсос".
Дзëно хочет умереть прямо на месте. Чтобы с крыши упало пианино, чтобы он отравился рамëном (но только смерть должна быть быстрой, а то страдать лишний раз не хочется), чтобы у него отказало сердце окончательно.
Какой позор.
— И вот этим человеком ты восхищаешься? — напускное спокойствие Дзëно, кажется, трещит по швам. Он почти чувствует, как правый глаз начинает дёргаться, как ладошки мерзко потеть, как сердце биться ещё быстрее (хотя, казалось бы, куда уж?). — Да тебя засрали за мнение об очевидно хуевом кавере.
Будто Дзëно не знает, что потом они целый вечер ругались из-за того, как должен звучать его же голос.
— Ты не понимаешь.
— Да, не понимаю. Как можно быть
настолько терпилой? Ты продолжаешь слюни по нему пускать после подобного?
— Вот взял и опошлил его, — фыркает Тэтте. — Вот ты, Дзëно, когда-нибудь влюблялся?
— Только не говори, что ты..!
— Нет-нет, не подумай ничего такого! Платоническая любовь, понимаешь? Я в творчество его влюблён, что бы он ни сделал — мне всё будет нравиться. Я влюблëн в его талант, и если ты можешь это понять, то--
— Всë-всë, прекращай давай, пока меня не стошнило, — говорит Дзëно. — Понял я тебя. Но любовь к творчеству и к человеку — разные понятия, ты так не думаешь? Так что ты — терпила.
— Прекращай обзываться, — Тэтте неловко крутит в руках палочки. — Мы потом с ним ещё поговорили, он довольно чëтко разъяснил, почему его кавер был хорошим. Сейчас я с ним согласен.
"Ну Тэтте, ну нет!", — хочет закричать Дзëно. — "У меня был хуевый день, и тогда я решил посраться с тобой, ну имей же совесть не романтизировать этот тупой поступок!"
— Оу, — внезапно произносит Тэтте. Дзëно хочет услышать заветное "да, ты прав, а я всё это время оправдывал чужой срыв на меня", но Тэтте говорит вещь похуже: Тору звонил полчаса назад, а у меня звук был выключен...
Дзëно хочет убить теперь не только себя, но и Тэтте заодно. Как раз и об этой ситуации никто не узнаёт, ну чудесно же!
— И как нам домой попасть, нас же консьержка не пустит теперь! — вскрикивает Дзëно. — Тэтте, блять, ну как так можн--
— Подожди, у меня идея есть, — Тэтте прикрывает ему рот рукой и, хватая за рукав ветровки, тащит к отелю.
Дзëно смотрит на балкон, потом на Тэтте, ещё раз на балкон, ещё раз на Тэтте, и сдерживается, чтобы не разораться прямо под окнами отеля.
— Тэтте, мы не полезем сюда, ты вообще знаешь, чья это комната?
— Знаю. Гоголя и Достоевского. Я написал им, чтобы они помогли нам залезть.
— Тогда я буду спать на улице, утром не забудь меня разбудить только.
— Не будешь ты на улице спать, сейчас они нам помогут...
Балконная дверь тихо открывается, и сверху сразу показываются двое: светящийся (Дзëно буквально замечает блёстки на его щеках) самодовольством Гоголь и сонный, ужасно уставший Достоевский. Они о чëм-то неразборчиво шепчутся и скидывают импровизированную верёвку из пододеяльников. Дзëно прикидывает — этаж это первый, падать будет не особо больно, но опасно же всё равно! Вообще у него кости слабые, а если ещё и неправильно приземлиться, можно и слома--
Тэтте не даёт ему продолжать стрессовать, только легонько подталкивает поближе к балкону и помогает залезть.
— В следующий раз берите нас с Дост-Куном с собой! С нами-то вы не пропадëте.
Дзëно хочет поспорить, но вовремя успокаивается. Ему сейчас точно не до пререканий с Гоголем, нужно вернуться в комнату и лечь спать, подъем завтра... сегодня ранний.
Дзëно бьёт по карманам.
— Тэтте. Я ключи не взял
— Я тоже.
Гоголь заливисто смеëтся.
— Ну-с, тогда оставайтесь ночевать у нас!
