17
5 апреля 2022 г. в 14:32
Ночь опустилась на город бархатным одеялом, сверкающие точки светлячков дрожали в теплом воздухе сада. Виктор сидел на парапете балкона, изредка болтая ногами, ощущая привычную гармонию и умиротворение.
За последние месяцы все так изменилось… Он уже не мог припомнить, когда последний раз он чувствовал себя одиноко.
Были моменты потерянности и грусти, сомнений и метаний, однако они проходили. Впервые в жизни он чувствовал себя полноценным, живым и стоящим всего того, что он хотел получить.
Ему не нужно было много… Ему не нужен был весь мир, но все знания о мире, какие только существуют. Он жадно постигал тайны одна за другой, он искал ответы на свои вопросы, и сейчас, как никогда раньше, он осознавал всю прелесть ремесла ученого.
Он был еще студентом, выпускником, но уже отличился, и все еще было впереди – его ждали великие открытия. Он был в этом уверен.
А еще он понял, какое ускорение дает поддержка, факт, что в тебя верят и тебя ценят.
Не так много людей видели в Викторе Виктора… Его давний наставник Синджед, ученый из Зауна, заметивший мальчишку, увлеченно мастерившего кораблики недалеко от его подземной лаборатории, дал ему основы основ. Именно в подпольной мастерской Виктор начинал свою исследовательскую карьеру, изучал мертвую материю и живые организмы.
Но проекты Синджеда пугали Виктора. Они поражали циничностью, в некоторой степени жестокостью, не оправданной теоретическим милосердием, которое лежало в основе научных изысканий алхимика.
Виктор, обучившись всему, что давало почву под ногами, покинул безумного ученого, начав свои собственные исследования.
Спустя время его заметил Хеймердингер – когда устройства Виктора уже начали пользоваться спросом в Нижнем Городе, – и предложил место в Академии.
Виктор не терпел жалости и снисхождений, и лишь пойдя на сделку с собственным эго, он согласился. Он понимал, что так он сможет продвинуться дальше… Ему было мало подпольных лабораторий и обрывков научных знаний, черпаемых из всего подряд, он нуждался в обширной научной базе, и получить доступ к ней юноша мог только поступив на Инженерный факультет.
Он сдал вступительные экзамены с легкостью, но это было лишь каплей в море его начавшихся испытаний. Его не принимали. Он был изгоем, слишком умным, чтобы найти повод его исключить, слишком нелюдимым, чтобы делать из него игрушку для битья.
Он научился не реагировать, и его оставили в покое. Он приспособился к одиночеству, которое давало бесчисленные возможности для творчества и науки.
Он и подумать не мог, что работать в паре будет еще сподручнее.
Три года он косился на де Блан с опаской и предубеждением, признавая ее авторитет, но не соглашаясь во многих теориях, выдвигаемых смелой студенткой. Три года он не смел приближаться, вступая в споры лишь изредка, когда его протест переливался через край, затмевая осторожность.
Он сам тогда не понимал, почему его так возмущает ее дерзость и ум. Три года она была той самой высокомерной сукой, которую бывало слышно из дальнего конца галереи, пусть она и говорила негромко.
Иногда у Виктора волосы вставали на руках дыбом, когда он слушал ее голос. Это было и пугающе, и приятно.
Приятность Виктор осознал впервые, когда она подошла к нему, стоявшему опершись на трость напротив вывешенных списков, со спины в коридоре.
Их поставили в пару на проект по робототехнике. Галдящие любопытные студенты уже разошлись, вокруг никого не было, и только тогда юноша приблизился к доске объявлений.
– Ты уже знаешь, какого монстра мы сотворим? – прозвучало совсем рядом, и волна мурашек пробежала от затылка до поясницы.
Виктор сжал руку на рукояти трости. Проклятье…
– Да, – произнес он, хотя понятия не имел, что и как им придется делать вдвоем. – Я уже все придумал.
Он не знал, зачем солгал. Наверное, от растерянности.
– Круто, – отозвалась де Блан, вставая рядом, отзеркаливая его задумчивую позу напротив стены со списками. – Я уверена, мы надерем им задницы.
Еще не раз она повторяла эту фразу, неизменно оказываясь права. И почти всегда Виктор предугадывал момент, хитро улыбаясь, уже не пряча предвкушение триумфа, испытывая непередаваемое чувство сопричастности к чему-то грандиозному.
И почти всегда де Блан в этот момент хотелось его поцеловать. Он открывался ей с разных сторон, и это выражение лица, с лукавым прищуром, проступающее через его обыденную меланхоличную хмурость, вызывало восторг.
Он был красивым, и при этом этого вообще не осознавал. Янтарные глаза, выразительные, выдающие все оттенки эмоций; густые каштановые волосы, которые он укладывал челкой набок, и в моменты особой увлеченности они спадали на лоб; бледное лицо с гармоничными чертами, двумя родинками на щеке и над губой; астеническое телосложение, худощавое, но пропорциональное, на котором очень органично смотрелась студенческая форма…
Если бы де Блан предприняла попытки его поцеловать, он бы огорчился. Их союз был больше, чем просто симпатия двух молодых людей, их тандем был важнее глупых гормональных скачков, импульсивной и стремительной страсти.
Это она так считала… Она ни разу не спрашивала его напрямую, и если бы спросила, удивилась бы, что это вовсе не так.
Если бы она могла повернуть время вспять, она бы не упустила возможности. Дерзость признания была бы всего лишь одним из немногих безрассудных поступков, которые они совершали вдвоем.
Тайно проникнуть в библиотеку ночью, в закрытую секцию – захватывающее приключение! Виктор и де Блан преувеличивали степень серьезности, крадучись, словно воры, пробираясь по коридорам и галереям, пролезая в витражное окно, спрыгивая с подоконника.
В кромешной темноте книжные полки, выхваченные из полумрака лучом фонарика, выглядели не так, как при свете дня. В секретности не было нужды, но студентам так понравилось играть в шпионов, что они вошли в роль и не желали выходить из нее.
– Что вы думаете по этому поводу, коллега, – смешным голосом кривлялась де Блан, изображая педантичного профессора Стенвика, держа перед собой старинный манускрипт. – Рунические войны, страшные сказки о конце мира и падении в Бездну.
– Полнейший вздор, коллега, – отвечал Виктор, не менее комично, и Алекс уже давилась смехом, подсвечивая фонариком их крохотный уголок комфорта в огромном темном библиотечном зале. – Предрассудки скудного ума.
Возвращались они в том же приподнятом настроении, прячась от коменданта в нишах между колоннами галерей, хихикая не переставая. Была уже глубокая ночь, сон и явь давно перемешались в их головах, и все казалось причудливым и несерьезным.
Виктор расслабился окончательно, на мгновение он даже потерял контроль.
В очередной раз шарахнувшись в тень, услышав шаги смотрителя, уже на подходе к третьему этажу общежития, молодые люди замерли, прижавшись друг другу.
Улыбка исчезла с его лица, ее близость ощутилась с неведомой интенсивностью, будто чувства выкрутили на максимум, все рычаги посрывало. Ему даже не нужно было двигаться, чтобы ее поцеловать, они были одного роста, одинаковой комплекции…
За секунду до неслучившегося поцелуя Виктор пришел в себя. Что за наваждение! Смущенно отворачиваясь, он уткнулся носом в ее сладко пахнущие волосы, уже выбившиеся из прически.
Он не провожал ее до двери комнаты, они обычно расходились по обе стороны от лестницы общежития, каждый в свою половину. Впоследствии, все эти годы, он корил себя, что не сделал этого…
Именно той ночью он проснулся от жуткого предчувствия, а затем прозвучал взрыв. Если бы он мог повернуть время вспять, он бы поступил иначе, он бы переступил через свои страхи, ибо в итоге он потерял больше, чем оставил при себе.
– Когда хочешь изменить мир, не спрашивай разрешения, – однажды сказала ему Алекс, когда они наблюдали за звездами, сидя на парапете балкона.
Он следовал ее совету. Всегда.
И именно так он поддержал Джейса, когда тот однажды отчаялся, потеряв надежду на воплощение своей мечты, Хекстека.