And even death won't do our part

— Я замужем, — повторяет Минхо с таким видом, будто не разбивает сейчас Джисона на тысячу осколков. Когда Джисон очнулся в первый раз после ввода вакцины, он был распят на операционном столе. Он открыл глаза и увидел белый кафельный пол, залитый ослепляюще-ярким светом. Он лежал на животе и не мог пошевелить ни одним мускулом. Невозможно описать ужас, который затопил его в тот момент. Он не осознавал, что его руки и ноги связаны, не понимал, почему не может издать ни звука, не чувствовал кляп на своих губах. Он был способен осознавать только звуки и запахи — тихие голоса и звон металла, едкое дезинфицирующее средство и застарелую кровь. Джисона затошнило и он начал панически задыхаться, даже не понимая, что воздух вырывался из него хрипами и черными сгустками, падающими на идеально стерильный пол. — Очнулся, — кто-то присел перед ним, Джисон видел только низ операционного костюма, похожего на скафандр, и ноги в белых кроксах. — Сэр, вы в безопасности, пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Мы хотим вам помочь. Тело Джисона сотряслось в рыданиях. Так вот, тот ужас? Ничто по сравнению с тем, который он чувствует сейчас. Паника медленно поднимается от самых кончиков его пальцев, сжимает легкие, перемалывает органы. Джисон прикрывает глаза, стараясь сосредоточиться на звуке дыхания Минхо, на смехе детей за окном, на все еще поющей на фоне магнитоле, на пыльном запахе сидений — на самых незначительных вещах, за которые только способен зацепиться его мозг. Джисон сильно сжимает свои колени. Не помогает. Он ничего не чувствует. Сквозь звон в ушах он может слышать Минхо, повторяющего его имя. Он не хочет отвечать, но старший не сдается. — Джисон-и, Сон-и, посмотри на меня, детка, все в порядке, ты в порядке, ну же, — умоляет Минхо, и разум Джисона автоматически фиксируется на родном голосе, гарантирующем защиту. Паническая атака медленно отступает. Еще через пару минут Джисон выравнивает дыхание и открывает глаза, обнаруживая себя заключенным в безопасный кокон чужих рук. Минхо гладит его по спине и медленно покачивает. Джисон хочет заморозить этот момент, остаться в нем навсегда, раствориться, забыть все остальное, позволить себе просто плыть в пространстве, со всех сторон окруженным ароматом Минхо. Но ему приходится неловко отстраниться. Минхо отпускает его, но продолжает взволнованно наблюдать за любыми изменениями на лице младшего. Джисон не понимает. Он не понимает, почему Минхо так беспокоится за него, хотя именно его слова стали триггером, вызвавшим приступ. У него так много вопросов, но Джисон не уверен, что хочет знать ответ хоть на один из них. — Почему ты не сказал мне раньше? — начинает он с самого, на его взгляд, безопасного. — Я не смог, — глубоко вздыхает старший, опуская взгляд на руль. Он снова теребит длинные рукава своего кардигана. Обручальное кольцо поблескивает на его пальце, выжигаясь пятном на мертвой сетчатке Джисона. — Я боялся, что тогда ты не захочешь вернуться ко мне. Джисон все еще не понимает, о чем думает Минхо. — Но, — он заминается. — Какой в этом смысл? Зачем я тебе теперь? Минхо мрачно смеется, заставляя Джисона вздрогнуть. — Ты шутишь, Хан Джисон? Ты серьезно спрашиваешь у меня это? — Но, хен, — чуть не плача произносит младший, обхватывая себя руками. — Тогда почему? Почему ты заменил меня? Взгляд Минхо неуловимо меняется. — Ты умер, Джисон, — холодно говорит он. Младший опускает голову, чувствуя себя таким крошечным на этом сидении, таким ничтожным. Голос Минхо смягчается, в нем появляются виноватые нотки. — Я так долго тебя оплакивал. Так долго никого не подпускал к себе. Но я не мог похоронить себя вместе с тобой. Минхо прав, Джисон это знает. Он никогда бы не хотел для Минхо вечного одиночества, когда все, чего он заслуживал — бесконечное счастье. Даже без его, Джисона, участия. Но игнорировать ощущение предательства невероятно сложно, особенно сейчас, когда эмоции завладевают им целиком. Тем временем Минхо продолжает: — Чан, он… — Минхо бессознательно теребит кольцо на своем пальце. — Он действительно хороший человек. Он очень помог мне прийти в себя. И теперь ты тоже здесь, — старший взволнованно хватает Джисона за руки, его кольцо фантомно обжигает трупную кожу. — Ты вернулся, и я не думаю, что смогу отпустить тебя снова, Сон-и. Джисон пялится на их сцепленные руки, пока в его голове бесконечно повторяется «Чан-Чан-Чан-Чан». Он не в силах остановить себя от следующего вопроса: — Ты любишь его? — он не хочет знать ответ, он не хочет слышать его, но часть Джисона нуждается в том, чтобы принести себе еще больше боли. Минхо молчит всего секунду, прежде чем дать ответ. — Да, — выдыхает он, и вместе с воздухом из легких Минхо из Джисона выходит жизнь. — Да, я люблю его. Джисон кивает с пустым взглядом. «А меня?» — не спрашивает он, а Минхо ничего не говорит. — Я думаю, он тебе понравится, — слабо улыбается Минхо. Не понравится, думает Джисон. Это просто невозможно. Что вообще творится у Минхо в голове? Джисон чувствует опустошение и мертвецкую усталость. От эйфории, которую он ощущал раньше, не осталось ни следа. Минхо дает ему время собраться с мыслями, периодически бросая на него встревоженные взгляды. Это больно. Джисон хочет попросить его перестать делать вид, будто Минхо волнуют его чувства. Но дело в том, что он уверен, что Минхо все еще искренне беспокоится за него, все еще тонко настроен на его волну. От этого жалость к себе давит на мертвое сердце сильнее. Еще сильнее ранит тот факт, что Минхо не оставил ему выбора, скрыл правду. И хотя Джисон уверен, что если сейчас попросит вернуть его обратно в центр, Минхо без пререканий послушается. Но Джисон не хочет возвращаться. Он все так же болезненно нежно любит старшего, все еще так привязан к нему. Даже если для Минхо за пять лет это чувство, которое они раньше делили на двоих, поменялось, то для Джисона нет. Для него прошел едва ли год, в течение которого только мысли о Минхо не давали ему погрязнуть в тревоге и отчаянии. Он любит Минхо и позволит этой любви разрушить себя окончательно. Так что он поднимает глаза к потолку, собираясь с силами, и ломано улыбается. — Ладно, — к чести Джисона, его голос дрожит только слегка. — Пойдем знакомиться с твоим, эм, мужем, хен. — Сон-и, — слабо начинает Минхо, но Джисон его уже не слушает, сильно дергая за ручку и выскакивая из машины. Ему кажется, просиди он там еще мгновение и его накроет вторая паническая атака, он просто задохнется, хотя это даже не возможно в его нынешнем физическом состоянии. Минхо хмуро выходит из машины и забирает вещи Джисона с заднего сидения. В лифте они едут молча, Джисон стоит спиной к зеркалу и считает этажи: десять, тринадцать, пятнадцать… На шестнадцатом двери с легким «дзынь» разъезжаются в стороны, и роботизированный женский голос произносит номер этажа. Джисон оглядывает коридор. Даже внутри зданий есть растения, которые аккуратно расставлены на чистом подоконнике. Что-то вроде папоротника, фиалки и еще какой-то неизвестный цветок с розоватыми бутонами? Джисон не очень хорошо разбирается в цветах. Он против воли вспоминает их старое место проживания с крошащейся краской на стенах, исписанным лифтом, где они тоже оставили свой след. С пепельницей и с курящим прямо в подъезде соседом, к которому Минхо бесконечно ходил ругаться, потому что Джисон кашлял от дыма, проникающего сквозь хлипкую входную дверь. На этаже всего четыре квартиры, Минхо подходит к крайней справа и, обернувшись через плечо на Джисона, открывает ее ключом. Сразу же раздается многоголосое мяуканье, и Джисон слабо, но искренне улыбается. Он заходит вслед за старшим внутрь и стягивает кеды, пока Минхо дает кошкам познакомиться с новыми запахами, принесенными с улицы. Джисон не может игнорировать то, как загорается изнутри его лицо, как не может игнорировать обжигающее желание запечатлеть эту улыбку на лице Минхо поцелуем. Он отводит взгляд. Три пары кошачьих глаз прожекторами любопытства сканируют его. Джисон приседает и тихо воркует: — Привет, малышки, — он протягивает руку вперед, позволяя обнюхать себя. Суни, как и всегда, идет к нему первая и, игнорируя его руку, подходит к его лицу, утыкаясь сухим носом ему в щеку. Джисон негромко смеется, зарываясь пальцами в рыжий мех, пока Суни трется об него, громко мурча и опершись передними лапами ему на колени. Узел, появившийся в животе Джисона после разговора с Минхо, едва-едва ослабевает. Он чешет кошку за ушами и щеками, гладит по спине и бокам, и Суни счастливо подставляется под его руки, ее тарахтение согревает холодное сердце Джисона. Парень переводит взгляд на Дуни, сверлящую его немигающим взглядом. — Дуни-я, — он подзывает ее одной рукой. Кошка не двигается с места. — Ну же, иди ко мне. Дуни медленно моргает (кошачий поцелуй, думает Джисон) и поворачивается, гордо махнув хвостом. По пути она трется толстым боком о ногу Минхо и скрывается в другой комнате. Джисон нежно посмеивается и смотрит на Минхо. — Действительно, она стала еще противнее, — совсем слабо, но искренне улыбается он. Его улыбка тут же гаснет, когда он встречается глазами с Минхо. Старший держит на руках серо-коричневого котенка, поглаживая его по макушке, но его лицо, обращенное к ним с Суни лучится такой лаской, что будь Джисон жив непременно бы почувствовал жар на своем лице. Но он просто неловко прокашливается и переводит взгляд на котенка. — А это, должно быть, Дори? — он встает и подходит к ним, чтобы дать обнюхать свой палец. Когда-то давно он читал, что это хороший способ поздороваться с котом, и после этого стал проделывать это постоянно. Пушистый комок с любопытством выглядывает из рук Минхо. Ее носик очаровательно дергается около его кожи. Удостоверившись в чем бы то ни было, Дори притягивает его палец двумя лапами к себе, не выпуская когтей, и начинает покусывать. Они с Минхо в унисон смеются. В полумраке прихожей, со считанными сантиметрами между ними, это выходит слишком интимно, в точности как раньше. Джисону приходится напомнить себе, что как раньше у них уже ничего не будет. — Ты ей нравишься, — мягко замечает Минхо, чмокая Дори в макушку. Она непонимающе моргает и вопросительно мяукает, когда ее ставят на пол. — Правда, она еще немного глуповата. — Она замечательная, — отвечает Джисон, и Минхо нежно кивает, бросая на младшего выразительный взгляд. — Да, так и есть, — Минхо ведет его за собой в гостиную и указывает на диван. — Присаживайся, я позову Чана. Наверное, он снова работает. И, эм, чувствуй себя как дома? Минхо трет розовые мочки ушей и выходит из комнаты. Джисон подходит к мягкому даже на вид, широкому дивану и садится, позволяя себе утонуть в бархатной обивке. Суни не отлипает от него, запрыгивая следом. Он растеряно гладит ее, оглядываясь вокруг. Комната не очень большая, но из-за широких окон и обильного количества света пространство расширяется. Стены, пол и вся мебель оформлены в пастельных, спокойных тонах, но разбавлены яркими пятнами диванных подушек, небольшого коврика на полу и каких-то вещей для кошек. В глаза бросается высокий кошачий домик тире когтеточка, лесенка и полки прямо под потолком, на одной из которых располагается дремлющая на солнце Дуни. Джисон с улыбкой качает головой. В этом весь Минхо. Он всегда мечтал дать своим питомицам лучшее, сделать для них райское пространство для игр и подобного. И, кажется, его мечта сбылась. В комнате ни одного растения, что неудивительно, ведь, как они выяснили раньше, кошки воспринимали цветы как свои игрушки. Вся зелень, которую Минхо пытался выращивать, оказывалась либо на полу в разбитом горшке, либо была погрызена под самый корень, либо оканчивала свою жизнь в качестве лотка. После последнего случая, они не экспериментировали. Зато Джисон видит фотографии. Их не очень много, но видно, что все они хранят драгоценную память. На парочке Минхо с кошками корчит рожи в камеру, где-то он счастливо смеется с искрящимся взглядом, обращенным на фотографа. На тех, где Минхо не один или где изображен его муж, Джисон не задерживает взгляд. Он не хочет их видеть. Перед диваном стоит небольшой журнальный столик с какими-то книгами, парой очков для зрения и большой ароматической свечой. На стене большой телевизор, о котором Джисон мог только мечтать. В той квартирке, в которой они ютились раньше, им с Минхо приходилось смотреть тв-шоу, расположившись на полу в углу комнаты — в единственном месте, где хоть как-то ловил их дерьмовый wi-fi. Они обкладывались одеялами и подушками, создавая некое подобие гнезда, и сворачивались в клубок из конечностей. Они редко досматривали фильмы, потому что Джисон обычно засыпал, убаюканный мерным стуком сердца Минхо и его ласковыми пальцами, массирующими чувствительную кожу головы. Джисон прячет лицо в ладонях, пытаясь отогнать от себя навязчивые воспоминания, которые никак не могут помочь ему в данной ситуации. Он не знает, сколько проходит времени, когда голос старшего, раздавшийся прямо над ухом, заставляет его душу уйти в пятки. Джисон вскрикивает, подскакивая на диване вместе с Суни на его коленях. — Сон-и, — мягко хихикает Минхо, распрямляясь и подходя к мужчине, стоящему в дверном проеме. — Познакомься, это Бан Чан. Чани, это Хан Джисон. Джисон не знает, кого он ожидал увидеть, когда Минхо сказал, что у него есть муж. Для него это была просто абстрактная, неясная темная фигура, возможно, мозг Джисона случайно дорисовал ей красные глаза и клыки, с которых капал яд. Он не особо успел подумать об этом, но Джисон уверен, что его мысли в любом случае отличались бы от реальности. Бан Чан примерно одного возраста с Минхо, не очень высокий, но массивный в плечах. У него отлично развитая мускулатура, Джисон не очень много может разглядеть за широкой черной домашней футболкой, облепленной рыжей кошачьей шерстью, но он видит, как выступают его мышцы груди и как выглядывают крупные бицепсы из-под рукавов. Когда-то Джисон мечтал о такой же физической форме, но его генетика, узкая талия и худощавые ноги никогда бы не позволили ему достигнуть хотя бы немного похожего результата. Бан Чан не просто хорошо сложен, он очень красив. У него короткие, высветленные практически в белый волосы, замечательно сочетающиеся с его бледной кожей, открытое, приятное лицо и очаровательная улыбка, показывающая ямочки на щеках. С этого момента Джисон ненавидит ямочки. Вообще, Бан Чан всем видом будто показывает «я большой, добрый и обнимательный». На самом деле, он очень располагает к себе даже с первого взгляда, но Джисон не думает, что они подружатся. И что ранит больше всего? Бан Чан и Минхо прекрасно подходят друг другу. Они выглядят как та самая идеальная пара женатиков, которая возникает в голове при мысли о семье, где ценят друг друга. Вау, Джисон знал, что это будет мучительно, но и не подозревал, насколько. Сложно видеть Минхо, с такой нежностью смотрящим на кого-то, кто не Джисон. И то как ласково двигаются его полные розовые губы, когда он говорит «Чани», замирая с приподнятыми уголками рта. И то, какой комфорт ощущается между ними. Прошло всего пять лет? Или уже пять лет? Может ли Бан Чан любить Минхо сильнее, чем его любит Джисон? У Джисона была вся старшая школа и весь университет, чтобы каждый раз все сильнее влюбляться в Минхо. Хотя, отстраненно думает Джисон, полюбить Минхо легко, слишком легко, так что он понимает Бан Чана. Джисон не замечает, как снова погружается глубоко внутрь себя, испуганно дрожа на мягком диване и цепляясь за шерсть Суни, как за единственный якорь. Бан Чан легко шагает навстречу Джисону, широко, дружелюбно улыбаясь, из-за чего его глаза становятся маленькими щелочками, и протягивает младшему руку, на которой блестит точное отражение кольца Минхо. — Привет, — говорит он, и его голос звучит звонко, но приятно. — Рад, наконец, с тобой познакомиться. Добро пожаловать домой. Джисон испуганно косится на Минхо, который подбадривающе ему кивает, и осторожно берет руку Чана, едва ли сжимая. Бан Чан выглядит как человек, который буквально излучает тепло. Должно быть, его ладони источают жар, но Джисон не может этого почувствовать. Зато он уверен, что Бан Чан может чувствовать его трупный холод, но мужчина даже не дергается, его улыбка не дрожит и ни одна его черта не выказывает отвращения. Он только крепче перехватывает джисонову ладонь, несильно трясет в рукопожатии и отпускает. — Приятно познакомиться, Бан Чан-ши, — Джисон заставляет себя произнести это робко, потому что он знает, что Минхо хотел бы этого: чтобы Джисон хотя бы постарался быть вежливым. Чан взмахивает руками: — Зови меня просто хен! Или Чан. Или Чан-хен! Или как тебе будет удобно, — неловко смеется мужчина, взлохмачивая волосы. Джисон молча кивает. Не будет он называть его хеном. Взгляд невольно цепляется за фотографию, которую он проигнорировал раньше. По всей видимости, это свадебное фото — Минхо и Бан Чан, оба в элегантных смокингах с белыми бутонами в нагрудных карманах. Рука Минхо уютно цепляется за локоть другого мужчины, их лица, раскрасневшиеся и счастливые, так интимно близко друг к другу, что Джисону неловко смотреть. Чан широко улыбается, прижимаясь губами к пальцам Минхо, к обручальному кольцу. Минхо смотрит на него с мягкой полуулыбкой, прикрыв глаза. Взгляд, полный немого обожания и любви. Взгляд, хорошо знакомый Джисону. Тот, которого он навсегда лишился. Джисон уже не способен на слезы, и впервые за все время он благодарит судьбу за это. Минхо встает прямо перед ним, закрывая собой фотографию, и тянет его за рукав. — Хочешь посмотреть свою комнату, Джисон-и? Хочу разрыдаться, думает Джисон, но безвольным болванчиком снова кивает. Минхо спускает руку чуть ниже и переплетает их пальцы, вынуждая Джисона встать с дивана и пойти за ним. Бан Чан пару секунд мнется на пороге, пропуская их вперед, и идет следом. Зажатый с двух сторон старшими Джисон чувствует себя в ловушке. Он не должен быть здесь. Минхо заводит его в соседнюю комнату. Она совсем небольшая — письменный стол у окна, одноместная кровать и встроенный в стену шкаф. Джисон проходит дальше, заставляя Минхо отпустить его руку, проводит по синему постельному белью, мягкому на вид. Под кончиками пальцев — пустота. Этого следует ожидать. Комната явно нежилая, вся мебель как будто совсем новая, неиспользованная. Он открывает шкаф и с удивлением видит знакомые толстовки. Он удивленно смотрит на Минхо. — Ах, да, — кончики его ушей розовеют. — Я сохранил кое-что из твоих вещей. Но там есть и новые, если ты не захочешь носить старую одежду. — Все нормально, — говорит Джисон. Ему хочется прислониться носом к ткани, но он знает, что почувствует лишь запах порошка. Ему интересно, носил ли Минхо эти вещи? Надевал ли он вот эту огромную худи, зарываясь в нее лицом, прячась в ней от всего мира, думая о Джисоне. Возможно, позволяя своим слезам раствориться в тканевых волокнах. Это ужасное чувство, но Джисону почему-то хочется знать, что Минхо страдал без него. Нужны доказательства его горя. Джисону противно от самого себя. Краем глаза он видит, как Бан Чан сжимает руку Минхо чуть выше локтя, и тот отвечает ему мягкой полуулыбкой. Джисон будто может читать их немой диалог. «— Ты в порядке? — Да, просто наблюдаю, как мой зомби-бывший устраивается в нашем доме». — Тебе нравится комната? — спрашивает реальный Минхо, и Джисон переводит на него отсутствующий взгляд, пожимая плечами. — Хорошая. По крайней мере, точно лучше комнат в реабилитационном центре, — он выдавливает усталую улыбку. Он действительно чувствует себя смертельно-уставшим (ха, Чанбину бы понравился этот каламбур), хотя с тех пор как он вышел из ворот лаборатории прошло едва ли три часа. Но всех этих эмоций оказывается слишком много для одного маленького полуживого Джисона, и он чувствует, что не справляется. Видимо, его внешний вид говорит о многом, потому что Чан предлагает: — Тогда располагайся, отдохни, а потом выйдешь к ужину? Мы знаем, что тебе нельзя есть, но мы можем просто провести время вместе? Ближе познакомиться? Джисон не хочет знакомиться ближе, но снова просто кивает, и тогда они, наконец, оставляют его одного. Напоследок Минхо кидает на него внимательный взгляд, поджимая губы, который Джисон удачно игнорирует. Из вещей у него — коробка линз и тональная основа, которые он просто ставит на письменный стол. Вакцину им должен будет отдать специальный работник, приставленный к больному синдромом частичной смерти, так что пока это не его забота. Он уже получил свой утренний укол. Джисон осматривается и не знает, что ему делать дальше. Что ему делать с Минхо? Что ему делать со своей жизнью? До выхода из центра у Джисона была цель — вернуться домой, восполнить все упущенное время и вроде как построить то будущее, которое у него отняла авария? Сейчас Джисон думает, что это глупо. Глупо было даже надеяться, что за пять лет Минхо не поменял своих приоритетов. Раньше вся его жизнь была построена вокруг старшего, он не мог даже вообразить свою жизнь без него. Что теперь? Наверное, он не думал так далеко. Наверное, ему стоило. Парень заваливается на кровать лицом вниз, благо ему больше не нужно дышать, и, наконец, сотрясается в сухих рыданиях, чувствуя себя чужим и ненужным, не брошенным, но отложенным на высокую полку сломанной куклой. Подушка хорошо заглушает его всхлипы, пока он не проваливается в изможденный сон. Как они и обещали, старшие не трогают его до самого вечера. Джисон не уверен, что это к лучшему. Здесь, разделенный с Минхо одной тонкой стеной, он скучает по нему даже сильнее, чем в центре. Когда знает, что не может обнять его, подарить ему столько поцелуев, сколько может, пока не заболят губы и даже больше. Ему все-таки приходится подняться с кровати. Он переодевается в свою любимую старую толстовку, хотя и не чувствует тепла, которое она дарила раньше. Джисон прокрадывается в крошечную ванную комнату, чтобы умыться. С кухни раздаются приглушенные голоса и звон посуды. Из зеркала на него смотрит собственное бледное отражение — тональная основа чуть стерлась, так что он подправляет макияж, аккуратно прихлопывая по коже мягким спонжем. Плюсы быть мертвым? Ваше лицо не опухает после нескольких часов рыданий в подушку. Джисон видит нераспакованную зубную щетку на полке над раковиной и решает почистить зубы. В стакане стоят еще две той же марки. Мятная, очевидно, принадлежит Минхо. Джисону приходится подавить свербящий под кожей порыв «случайно» уронить щетку Бан Чана в кошачий лоток. Это уже что-то из разряда старых американских комедий, где дети различными проделками избавлялись от злобных мачех. Бан Чан вовсе не выглядит злобным, а избавятся, скорее, от самого Джисона. Он прикрывает глаза и сосредотачивается на дыхании, чтобы собраться с мыслями. Вдох — один, два, три, четыре — пауза — один, два, три, четыре — выдох — один, два, три, четыре — пауза — один, два, три, четыре — и снова по кругу. Когда Джисон заглядывает в гостиную по пути на кухню, он видит, что фотографии со свадебной церемонии больше нет. Зато есть Суни, сверкающая на него из темноты глазами-прожекторами. Он тянет к ней руки, и она, мяукнув, идет к нему, удобно устраиваясь у него на руках. Джисон чувствует себя немного лучше с такой поддержкой, так что набирается сил и преступает порог в комнату, залитую приятным светом. Минхо поднимает на него взгляд, расставляя тарелки с кимчи, рисом, стручковой фасолью и маринованным всяким, стекло слегка стучит о гладкую деревянную столешницу, и нежно улыбается, когда видит их с Суни. — Хорошо поспал? Джисон кивает, хотя и не помнит, что ему снилось. После смерти он перестал запоминать сны. — Должно быть, устал с дороги, — врет он, и Минхо согласно мычит. — Надеюсь, кровать тебя устраивает? — Чан улыбается ему через плечо, занятый над кастрюлей с чем-то горячим. Пахнет тушеным мясом и овощами, но Джисон не чувствует аппетита. — Нормальная, — безразлично отвечает он, чувствуя себя не на своем месте, застынув посреди кухни и не зная, куда себя деть. Минхо приподнимает брови и кивает ему на стул, куда Джисон тут же не очень аккуратно приземляется. Выходя из спальни, он думал, что тут же станет объектом внимания, но старшие продолжают заниматься своими делами, и он немного расслабляется. Совсем немного. — Я думал, что это не входит в твои обязанности, — Минхо явно продолжает прерванный разговор. — Да, но, — Бан Чан неловко почесывает затылок и шипит, когда случайно касается кожей горячей кастрюли, — меня попросили помочь. И я не смог отказать. Минхо устало вздыхает и качает головой, снимая с себя фартук. — Чан, ты не должен делать за других их работу, — Джисону кажется, что эти слова повторяются не в первый раз, судя по легкому раздражению Минхо, которое он легко считывает на его лице, изученном вдоль и поперек. — Брось, Минхо-я, — Бан Чан коротко смеется, выключая плиту, и берет прихватку, по пути успев ущипнуть Минхо за бок, за что получает шлепок по руке. — Мне совсем несложно. Минхо смеряет его уничижительным взглядом, но Джисон слишком хорошо его знает, чтобы не увидеть, как дрожат уголки его губ в сдерживаемой улыбке. Видимо, Бан Чан тоже неплохо успел выучить Минхо, потому что только мило улыбается ему ямочками. Минхо шлепает его еще раз, для профилактики. Джисон будто смотрит сериал, семейный ромком с парочкой молодоженов. Вот только в этой истории совсем не до закадрового смеха, да и актерский состав Джисону не очень нравится, но он просто тихо наблюдает, стараясь стать как можно незаметнее, сидя на своем месте и зарываясь пальцами в шерсть Суни. Ему так больно застывать здесь невольным зрителем, но в то же время он с жадностью впитывает каждый небольшой смешок, срывающийся с полных розовых губ. — Чем хочешь заняться позже? — спрашивает его Минхо, железные палочки для еды мерно стучат о тарелки, когда мужчины усаживаются за стол. Джисон не знает. — Можем посмотреть твой любимый сериал. Вышли последние два сезона. Джисон немного оживляется, но тут же скисает. — Я уже почти ничего не помню, хен, — расстроенно бормочет он. — Тогда начнем с самого начала, — предлагает старший и указывает приборами на Бан Чана. — Чани-хен вообще его не смотрел, так что так даже лучше. Конечно, они будут смотреть любимый сериал Джисона втроем с Чани-хеном. Джисон давит в себе раздражение, на которое не имеет права, и соглашается. Они обсуждают планы на завтрашний день. Утром должен прийти врач, чтобы передать им нейротриптилин и проверить состояние Джисона. Минхо слегка горделиво рассказывает, что они с Чани-хеном вместе учились правильно ставить уколы для этого. Джисону от этой темы неприятно, он снова чувствует себя неправильным уродом, монстром, и дыра в его шее — очередное напоминание об этом. От мысли, что Минхо будет прикасаться к ней, его передергивает. Не потому что ему противно, нет. Просто он может спрятать свою неестественно бледную кожу под слоем тоналки, может надеть линзы, может игнорировать свою нечувствительность, даже может сидеть за кухонным столом и притворяться, что он такой же член семьи, занятый ужином. Но он не сможет скрыть ту часть, где одной ступенью между осознанностью и голодным безумием является сквозная рана, открывающая вид на его позвоночник. — Потом к пяти часам мне нужно будет уйти на занятие, но хен сейчас работает из дома, так что ты не заскучаешь, — как ни в чем не бывало продолжает старший. Джисон хмурится, прикрываясь волосами. Они не хотят оставлять его одного в квартире, и Джисон не уверен плохо это или хорошо. Ему не доверяют? Его боятся? Но тогда они бы не стали соглашаться на его переезд, верно? Джисон устал от всех этих вопросов, без конца появляющихся в его голове. — Как тебе плейлист? — застенчиво спрашивает Бан Чан, и Джисон замирает. Ох, вот и загадочный «кое-кто», которого Минхо попросил о помощи. Наверное, Джисону стоило догадаться. — Мне понравилось, спасибо, — негромко, но честно отвечает Джисон, и это максимум, на который он пока способен, но, кажется, старшему достаточно и этого, потому что он лишь довольно улыбается и отмахивается, мол «пустяки». Джисон не спрашивает, но Минхо все равно сообщает ему: — Чани работает продюсером в одной компании. Так что в музыке он точно неплохо разбирается, — он поглаживает мужа по костяшкам руки, лежащей на столе, и Бан Чан скромно пожимает плечами. — Ничего особенного, правда, — мужчина кажется немного смущенным. — Минхо сказал, что ты тоже писал песни? Джисон в ужасе смотрит на Минхо, но тот прячет взгляд, потирая мочки ушей, так что ему приходится отвечать самому. — Ах, этот так, — он нервно чешет ногу. — Просто хобби. Было. — Очень хорошее хобби, — хмыкает Минхо и кладет свою руку поверх джисоновой, отчего тот как-то резко расслабляется. — Несколько песен у него даже купили какие-то лейблы. Чан заинтересовано тянет «о». — Хотелось бы как-нибудь послушать твои песни, — искренне говорит он, по крайней мере, Джисон не замечает в его интонации ни капли фальши. Не может же Бан Чан быть таким хорошим актером? Джисон неопределенно мычит. — В каких жанрах ты пробовал себя? И этот вопрос как будто ломает какой-то барьер внутри Джисона, потому что спустя полчаса они с Чаном все еще обсуждают музыку, переключаются на любимых исполнителей, на альбомы, запавшие глубоко в сердце. Чан сконфуженно смеется и признается, что в университетские годы у него даже был собственный профиль на саундклауд с тысячей подписчиков под никнеймом cb97, на что Джисон совершенно искренне хихикает и говорит Чану, что тот должен скинуть ему ссылку. Минхо начинает скучать примерно через десять минут и встает убрать посуду. Он не то чтобы не любит музыку, но точно не относится к ней так фанатично. Никто не замечает его хитрую ухмылку. Когда они располагаются в гостиной (Минхо посередине, подгибает под себя ноги, так что его бедра прижимаются к джисоновым коленям), Чан все еще рассказывает Джисону про новые релизы, которые тот точно должен заценить, пока Минхо ковыряется в их подписке на каком-то сервисе. Ему приходится буквально заткнуть их, когда начинается заставка сериала. Суни запрыгивает к нему на ноги, разминая его мышцы, словно тесто. Джисон слегка поворачивает голову и тут же утыкается в серо-коричневый пушистый бок Дори, усевшейся на спинку дивана. Джисон расслабляется. Через несколько серий его голова тяжело опускается на плечо Минхо, но тот вроде и не против. По крайней мере, он обхватывает Джисона за плечи, подтягивая его к себе ближе, и наверняка запускает пальцы ему в волосы. Краем угасающего сознания он замечает, что с другой стороны Минхо переплел пальцы с Бан Чаном. Джисон засыпает под мерный стук сердца Минхо, чувствуя тепло, не в физическом плане, но почему-то внутри. Он просыпается через несколько часов в темноте своей комнаты, на расстеленной кровати, заботливо раздетый до одних боксеров и укрытый одеялом. Его мозг не успевает обдумать это, когда он снова проваливается в сон. Однако утром Джисон в ужасе рассматривает свою белую, неприкрытую кожу. Минхо раздевал его, Минхо видел его изменившееся тело, и это убивает его. Сколько бы он ни пытался спрятаться за своей маскировкой, Минхо отрывал слой за слоем, добираясь до самой сути. Джисон на него не злился. Это было так естественно — позаботиться об уснувшем женихе, убедиться, что ему тепло и комфортно, никакие джинсовые швы не впиваются ему в тело. Только с поправкой на то, что у Минхо был муж, а с Джисоном его держали только прошлые воспоминания. Джисон растирает лицо. Черт, как же он облажался. Лет так пять назад. Ему приходится встать с кровати, потому что по очевидным причинам он не может провести запершись в своей комнате весь день (всю бессмертную жизнь). В ванной комнате Джисон завешивает зеркало полотенцем, стирает вчерашний слой тональной основы и наносит новый — на лицо, шею и выглядывающие из ворота худи ключицы. Прячет использованные ватные диски в карман, чтобы позже незаметно выбросить в мусорное ведро. Косится на зубную щетку Бан Чана, но успешно сдерживает свой детский порыв. Складывает полотенце обратно на место и пытается пригладить взъерошенные после сна волосы. Пораженно вздыхает и без задней мысли роется в выдвижном ящике под раковиной в поисках расчески. Упаковка станков, тоник для лица, ватные палочки, спонжи, молочко для тела и куча всякого уходового барахла. Наконец, на дне Джисон находит розовую расческу и хихикает, оценивая выбор цвета. Он зачесывает волосы назад, не сильно задумываясь над выбором укладки, и дает им свободно упасть на лоб в произвольном виде. Вид некрасиво отросших темных корней угнетает его. Нужно будет купить краску для волос. Джисон оглядывается, думая, как еще можно оттянуть свой выход, и сдается, открывая дверь. В гостиной он видит Бан Чана, скрючившегося над кофейным столиком с ноутбуком и в наушниках, откуда едва слышны какие-то биты. Заметив Джисона, мужчина тепло улыбается, будто видит старого друга или как минимум хорошего приятеля, а не бывшего жениха своего мужа. Джисон неловко машет в ответ. Рядом с диваном, спиной ко входу, скрестив ноги, устроился Минхо с тремя кошками, окружившими его. У него в руках черная пластмассовая палка, на конце которой разноцветное пушистое нечто с приклеенными глазами. Игрушка разражается звоном колокольчиков при каждом движении руки. Три пары глаз с узившимся вертикальным зрачком, не отрываясь, следят за маячащей из стороны в сторону мишенью, поворачивая свои головы вслед. — Доброе утро, — слишком бодро говорит Бан Чан, стягивая наушники. Минхо оборачивается, и в этот момент Дори, явно как самая храбрая, прыгает вперед, вцепляясь в игрушку, пластиковая основа бьется о полки, когда котенок взбирается наверх, держа в зубах свою добычу. Две другие кошки недовольно следят за ней снизу. Старшие мужчины смеются, и даже Джисон невольно улыбается. Минхо встает, потягиваясь, отчего его пушистый свитер (сегодня пастельно-голубой) слегка задирается, открывая вид на полоску кожи над поясом штанов. Джисон отводит взгляд, смотря на Суни, которая подходит потереться о его ноги. — Доброе, — наконец отвечает он Чану. На место вчерашнего чувства опустошения приходит раздражение. Бан Чану обязательно быть с ним таким милым? Они же не обязаны дружить друг с другом. Джисон все-таки не собирается оставаться здесь надолго. Он замирает с этой мыслью, пришедшей к нему в голову впервые за все это время. Конечно, еще в центре он рассматривал перспективы того, что Минхо, например, не захочет возвращать его в свою жизнь, и тогда Джисону придется искать другие варианты. По итогу, Минхо забрал его с большой охотой, но это оказалось неожиданно самым худшим развитием событий. Джисон не думает, что долго сможет продержаться в таких условиях. Он чувствует, как его и без того натянутая улыбка крошится с каждым взглядом глаз-сердечек Бан Чана на своего мужа. На его, Джисона, Минхо. — Иди сюда, Сон-и, — Минхо тянет к нему руку, и Джисон, словно примагниченный, хватается за нее без лишних мыслей. Ему так хочется ощутить тепло чужой кожи, но он довольствуется лишь видом крошечных пальчиков Минхо в его собственных, не намного больше. Старший инстинктивно поглаживает большим пальцем тыльную сторону его ладони и тянет его вниз, обратно к кошкам. Джисон, однако, не может оторвать взгляд от того, как в переплетении их рук поблескивает обручальное кольцо. Некоторое время они играют с Суни и Дуни, а затем и с Дори, которой становится скучно сидеть одной наверху, и она спускается снова обнюхать загадочного, ничем не пахнущего незнакомца, каким ей сейчас представляется Джисон. Минхо мягко хихикает, почесывая пузико разомлевшей Суни, и Джисон очарован его полными, изогнутыми в нежной улыбке губами, прямой линией носа с крошечной родинкой, милыми морщинками в уголках искрящихся золотом на солнце глаз. Минхо ловит его с поличным и хитро ухмыляется. Джисон нервно сглатывает и обращает свое внимание на тянущую его за рукав толстовки Дори, лишь бы отвлечься от мыслей о том, как сильно он хочет поцеловать Минхо. Неожиданно раздавшийся дверной звонок оглушает в уютной тишине квартиры, и они втроем подскакивают на месте. — Должно быть, это доктор, — Бан Чан светит ямочками, прикрывая ноутбук. Почему он всегда улыбается? Джисона это бесит. — Я открою. Минхо кивает и провожает его взглядом. Он кладет руку на бедро Джисона и сжимает. — Ты в порядке, Сон-и? — заботливо спрашивает, отчего Джисон чувствует, как колет неживое сердце. — Просто отлично, — хмыкает Джисон, поднимаясь с ковра, как раз когда в гостиную входит мужчина в белом халате и прямоугольных очках в черной оправе. У него в руках массивный чемоданчик, из которого раздается небольшой звон стекла. — Добрый день, — вежливо здоровается он, протягивая руку Джисону, стоящему ближе к проходу. — Ким Сынмин, ваш лечащий врач. — Хан Джисон, — Джисон без энтузиазма отвечает на рукопожатие и присаживается на диван. Он не чувствует особо ничего по этому поводу. Он знает, что сейчас этот доктор Ким Сынмин проведет стандартный осмотр и введет ему вакцину, прочитает лекцию о заботе о больных синдромом частичной смерти, которую Джисон слышал уже наверное тысячу раз в лаборатории. Однако Минхо с Бан Чаном выглядят странно сосредоточенными. — Я начну с осмотра, хорошо? А потом мы все обговорим, — инструктирует Сынмин, ставя чемоданчик на стол, и доставая из нагрудного кармана небольшой фонарик. Не то что бы его согласие было необходимо, но Джисон все же безразлично пожимает плечами. Сынмин подходит ближе, берет его за подбородок двумя пальцами и приподнимает голову. Сквозь ослепляющий свет Джисон видит замеревших за плечом врача старших. Доктор мычит, просвечивая сначала один зрачок, затем второй, и отстраняется, доставая из того же самого карман блокнот и ручку. — Хан Джисон-ши, — бормочет он, делая какие-то записи. — Небольшое раздражение глазной слизистой. Сколько вы носите эти линзы? — Эм, — Джисон мнется, припоминая. — Я надел их вчера около девяти утра? Сынмин смеряет его внимательным взглядом поверх линз очков и вздыхает. — В центре вас должны были предупредить, что линзы можно носить не больше двенадцати часов в день, а затем глаза должны отдохнуть. Так же как и сами линзы необходимо как минимум восемь часов держать в специальном растворе, чтобы стерилизовать от накопившихся за день бактерий. Даже у больных синдромом частичной смерти может начаться инфекция на глазах. Вам это объясняли? Речь доктора довольно сухая и прохладная, так что Джисон чувствует себя непослушным ребенком, которого отчитывают за невнимательность на уроках. — Да, вроде бы? — мямлит он, опуская глаза. — Джисон-ши, — немного мягче продолжает Сынмин, убирая фонарик. — Даже если вы не чувствуете боли, это не значит, что вы не должны заботиться о своем организме. Пожалуйста, соблюдайте все рекомендации, которые вы получили в центре, чтобы избежать дальнейших проблем. «Чтобы избежать возвращения в центр», — не говорит Сынмин, но Джисон слышит. Он кивает, хмуря брови. — Тогда договорились, — Сынмин без лишних разговоров продолжает осмотр. Джисону даже симпатизирует его чисто деловой подход к делу, ему хватает дружелюбных незнакомцев. Хотя он должен признать, что немного скучает по доброй усмешке Джебома и его безобидным подколам. Доктор Ким натягивает одноразовые перчатки, осматривает его полость рта, простукивает молоточком колени (разумеется, не получая никакой реакции, потому что нервные окончания Джисона давно мертвы), натягивает стетоскоп и прослушивает легкие, хотя Джисон искренне не понимает, в чем смысл, если ему и дышать не обязательно. — В остальном все в порядке, — Сынмин еще пару раз черкает в блокноте. — Вижу, что с нанесением тональной основы тоже проблем нет, хорошо. Тогда можно приступить к инъекциям. Он поворачивается к своему позабытому чемоданчику и открывает его. Внутри лежат плотно закрытые склянки нейротриптилина, которые врач тут же выставляет на стол. Он обращается к неловко стоящим Минхо и Бан Чану. Джисон не упускает то, как Минхо взволнованно цепляется за руку своего мужа, хотя его лицо остается абсолютно бесстрастным. — Здесь месячный запас, — доктор Ким кивает на лекарство, следом доставая специальный аппарат с иглой для инъекций вакцины. — Вы же прошли специальные курсы? Готовы сами попробовать? Минхо шагает вперед и решительно кивает. Его руки абсолютно спокойно и уверенно, почти автоматически двигаются, когда он вставляет склянку в аппарат. Сам Джисон ощущает дрожь омерзения от того факта, что Минхо придется видеть зияющую дыру в его теле, прикасаться к напоминанию об уродстве Джисона. Старший заходит за его спину, оттягивает ворот толстовки, и Джисон слышит его судорожный вдох. Он прикрывает глаза, не в силах вынести напряжения. — Так, вставляйте под прямым углом, — Сынмин внимательно наблюдает за действиями Минхо, одобрительно мыча. Джисон пытается отключиться от реальности, чтобы быстрее пережить этот момент. — Не бойтесь, Минхо-ши, ему не больно. — Эй, — Джисон открывает глаза на тихий оклик и видит перед собой лицо Бан Чана. Тот улыбается ему, пытаясь поддержать. — Не волнуйся, Минхо быстрее всех обучился вводить вакцину. Все будет хорошо. Джисон подавляет порыв покачать головой, чтобы не шевелить шеей, и тихо шепчет: — Дело не в этом. Бан Чан хмурится, но не успевает ответить, как Джисона простреливает вспышкой боли. Это не столько боль, сколько неожиданный всплеск ощущений, который бывает только при попадании нейротриптилина в организм. Вакцина на секунду стимулирует клетки мозга, которые отвечают за болевые ощущения. Джисон все никак не может привыкнуть к этому. Минхо тут же оказывается спереди, берет лицо Джисона в свои ладони и смотрит так беспокойно-виновато, что сердце Джисона не выдерживает. — Извини, сильно неприятно? — Все нормально, так и должно быть, — Джисон легко улыбается в ответ на искреннюю заботу старшего. — Ты молодец, так хорошо справился. Кончики ушей старшего окрашиваются в розовый в ответ на похвалу, и он ласково чешет Джисона под подбородком. — Спасибо, что доверился мне, Сони. Сынмин перебивает их тактичным покашливанием, и они отрываются друг на друга. Джисон смотрит на Бан Чана, ожидая увидеть хмурое выражение лица, ревность в уголках сжатых губ, хоть какое-нибудь выражение недовольства, но видит лишь безмятежность на чужом лице. Словив его взгляд, Чан ободряюще улыбается. Джисон ненавидит его улыбку. — Жду вас через месяц в больнице. В течение полугода вы обязаны посещать ежемесячные осмотры, там же я буду выдавать вам новые партии нейротриптилина. Дальше будем смотреть по обстоятельствам. По всем возникающим вопросам можете звонить или писать на мой рабочий номер. Сынмин протягивает визитку, и Минхо кивает, принимая ее. — Да, Джисон-ши, не забывайте снимать линзы. — Хорошо, — неуверенно отвечает Джисон. Ему в голову приходит идея. — Я вас провожу. Минхо непонимающе смотрит на него, но не возражает. Сынмин выходит в коридор и надевает свои вычищенные ботинки. — Вы хотели что-то спросить, Джисон-ши? Джисон практически не удивляется проницательности врача. Он неуверенно мнет свои руки и тихо выдыхает, стараясь, чтобы его голоса не было слышно в гостиной: — Скажите, доктор Ким, — пауза. Джисон думает, как лучше сформировать свой вопрос. — Когда я смогу выйти из-под надзора? Я имею в виду, когда я смогу жить самостоятельно? Сынмин дарит ему еще один внимательный взгляд, видимо, раздумывая над ответом. Джисон чувствует себя голым. — Сложно сказать. Программа по интеграции больных синдромом частичной смерти обратно в общество пока не предусматривает их самостоятельного проживания. В конце концов, им необходима помощь для ввода инъекций. Как минимум. Я уже не говорю о постоянном наблюдении у специалиста. Джисон отчаянно заламывает брови. — Неужели нет никаких вариантов? Сынмин задумчиво постукивает себя по подбородку. — Вы можете рассмотреть как вариант проживание в общине больных счс. Они сейчас активно создаются по всей стране. Хотя я бы этого не советовал, все же не самый лучший вариант, учитывая их изолированность от общества обычных людей. — Община? — переспрашивает Джисон. Сынмин кивает. — Но опять же, не раньше шести месяцев, которые вы обязаны провести с семьей, чтобы государство могло убедиться в вашей безопасности для окружающих и в вашей осознанности. Иначе, уход будет рассматриваться как побег, а дальше вы сами понимаете. — Возвращение в центр, — пораженно выдыхает Джисон. — Хорошо, я понял. Спасибо. Он закрывает за врачом и устало прислоняется к двери лбом. Его ждут долгие полгода.