И я не знаю — сила это или слабость

Сначала я такой — «у меня нет проблем», а потом перемываю всю квартиру в 2 часа ночи. Уснуть, пока Лёша где-то развлекается, у меня так и не выходит. Говорю себе, что это из-за холода, а не из-за Лёши. Пришлось направить энергию в мирное русло и пидорить квартиру. Не без удовольствия осматриваю плоды своего труда в шесть утра — сейчас могу спорить, эта кухня никогда не была такой чистой. В квартире значительно похолодало, хотя в комнатах еще терпимо, и я думаю, что надо с этим что-то решать. Зевс не разделил моего нервного энтузиазма и свернулся калачиком под одеялами в комнате. Иду к нему, замечая, что уже рассвет, и плотнее задергиваю шторы в своей комнате. Взгляд останавливается на визитке парня из чайной, и я снова верчу ее в руках. Можно было бы написать ему или парню с концерта. Написать и отвлечься от этой маниакальной истории с Лёшей. Я не знаю, как ещё это назвать, это реально нездоровое влечение. А самое поразительное, что меня абсолютно не тянет скинуть это напряжение со случайным знакомым. В голове только Лёша, Лёша, Лёша. То стучит, где-то на периферии, то тихо тикает. Хорошо, что сегодня воскресенье и я могу теперь безнаказанно проспать весь день. Не сказать, конечно, что меня бы остановило это в какой-либо другой день, но в воскресенье это легально. Ближе к семи утра слышу несколько поворотов ключа в замке, тихие шаги, шум воды в ванной, потом Лёха зачем-то приоткрывает дверь в мою комнату, я понимаю это по характерному дверному скрипу, но стремаюсь и притворяюсь спящим. Только после того, как в тишине утра скрипят пружины дивана в Лёхиной комнате, я наконец-то засыпаю. На утро, которое по факту обед или даже почти ужин, нахожу на нашей теперь идеально чистой и морозной кухне Лёху. Он сидит в наушниках за обеденным столом, с книжкой и сигаретой. Как в тот день, когда я первый раз здесь проснулся. Вид как и тогда — впечатляющий. Я кутаюсь в толстовку от холода, а на нем только домашние треники и объёмная тонкая футболка, под которой на раз-два угадывается прекрасно сложенная фигура. Кажется, он вообще не чувствует холода. Короткие светлые волосы переливаются в сентябрьских солнечных лучах. У нас все-таки началось бабье лето, и на улице, по ощущениям, теплее чем дома. Лёша трёт переносицу рукой с сигой. Нос почти зажил и, видимо, теперь чешется. Смешно шевелит ноздрями, и я вижу, как блестит аккуратный септум. Ещё немого наблюдаю за Лёхой, который покачивает головой в такт музыке, и стараюсь не попадать в его поле зрения. У меня это получается ровно до тех пор, пока на кухню на всех парах не влетает Зевс, врезаясь хозяину в ногу. Иногда я думаю, что в этом коте намного больше разумного, чем должно быть по заводским настройкам. Лёха ойкает и стягивает простенькие наушники, замечая меня. — Здоров, — парень с улыбкой зажимает сигарету зубами, поднимает кота с пола и садит на стул рядом, — ты вчера вечером решил замутить уборку? Он встаёт, чтоб налить мне кофе. Какие-то вещи Лёша понимает без слов. — Ага, — зло отвечаю я, — не всем ж развлекаться. Растерянно смотрит на меня. Не знаю, зачем это говорю, но по-моему я уже на пределе. — Что? Привёл бы тоже кого-нибудь, — вообще-то очень логично отвечает сосед, набивая рожок и утрамбовывая перемолотый кофе теппером. Я только угрюмо молчу, разглядывая Лёхину спину. Он же делает последнюю затяжку и бычкует сигу. — Ну серьезно! — Лёша поворачивается ко мне, держа в руке рожок, — я же не против! Позвони там кому-нибудь, расслабься, меня до утра не будет! Я просто совру, сказав, что здесь был выбор. Выбора у меня нет уже очень давно. С того момента, как я потерял голову, а теперь еще и сон из-за этого человека. Не знаю, что сейчас стало триггером, Лёхины слова, что он снова сейчас уйдёт, моя ревность, предложение расслабиться и кого-то пригласить или что-то ещё, а может быть все вместе. Но я решаю — или сейчас или в дурдом. — Ну раз не против, — тяну я медленно, делая шаг навстречу. Лёша все ещё непонимающе смотрит на меня. Не даю ему хоть что-нибудь возразить и делаю ещё шаг, чтобы наконец-то встать вплотную, ухватить за подбородок и крепко поцеловать в губы, жадно, жарко, мокро. Лёша пахнет сигаретами, и я ощущаю кофейный вкус на губах. Когда я думаю, что это реально, — мне срывает голову. Зажимаю его между собой и кухонным столом с кофеваркой. Лёха в любое время может вырваться, но не делает этого. Это обнадёживает. Вместо этого он медленно опускает рожок на стол рядом с собой и отбрасывает его по столешнице подальше. Я мысленно улыбаюсь этому жесту. Лёша прекрасно понимает, что происходит. А я прекрасно понимаю, что целуется Лёха обалденно, жадно и требовательно, даже своим отбитым эмоциями мозгом сейчас понимаю. Хотя я другого и не ожидал. Прижимаю Лёху всем телом к кухонной столешнице. Не отпускаю. Руку запускаю под футболку, сжимаю бока, гладкий живот с пирсой, уделяя ей особое внимание, от чего парень дёргается и выгибает спину и издает какой-то порнушный всхлип. Вжимаюсь бедром в его пах и совсем не удивляюсь, член у Лёхи уже крепко стоит, целуется он очень жадно и повод у этого может быть только один. — Жека, может, не надо? — едва слышно шепчет Лёха, когда я провожу рукой по его члену. — Ага, — отстраняюсь от него, но только для того, чтоб задрать футболку и провести пальцами по упругому животу и обхватить стальной шарик штанги. Решаю больше не томить ни себя, ни Лёху и цепляюсь двумя пальцами за резинку его треников, чтобы стянуть их вместе с трусами. Лёха не сопротивляется, вцепившись обоими руками в столешницу за спиной. Это меня несказанно радует. Я вообще был готов, что после этого моего перфоманса у меня слетит ебало, но нет, кажется, пока обошлось. Резко встаю на колени, и вот передо мной идеальный Лёхин член. Дополнительным подарком от вселенной становится то, что у Лёхи и здесь пирса. Я чего-то такого и ожидал, после обилия пирсинга выше, но ожидать и видеть — это разные вещи. Теперь же от этого вида моя крыша едет окончательно, хотя казалось бы — куда? Не могу сказать, что я именно так представлял этот момент, но сами понимаете, другой возможности у меня может и не быть. Я неуверенно провожу кончиком языка по всей длине, задержавшись на блестящем шарике штанги, и когда не слышу сверху никаких протестов, а наоборот только вполне однозначные стоны, продолжаю. Лёхе в кайф, и сейчас ему абсолютно все равно, что потом нам обоим будет очень неловко. Мне, в общем-то, тоже. Обхватываю рукой давно твёрдый Лёшин член и заглатываю на всю длину. Лёха ведёт бёдрами, и я начинаю медленно двигаться, прикрыв глаза. Возвращаюсь к шарику пирсы и присасываюсь к нему. Лёха резко выдыхает, и я вижу, как белеют костяшки пальцев на руке, которой он сжимает столешницу, второй рукой он зарывается в мои волосы. — Боже, — слышу сверху хриплый голос, кажется, у Лёхи прошёл первый шок. Я мысленно хмыкаю, не выпуская член изо рта, и пропуская чуть дальше. Похоже, теперь до Лёхи начинает доходить, что он может не только стоять истуканом, но и предпринимать весьма активные действия. Он сминает мне волосы на затылке, и начинает двигаться в такт. Где-то на столешнице настойчиво вибрирует Лёхин телефон, который мы оба игнорируем. Я подозреваю, что звонит та самая причина, из-за которой Лёха собирался сегодня снова не ночевать дома. Скосив глаза на Лёху, вижу, что он не отрывает взгляд от члена, скользящего по моим губам. Он очень даже пристально смотрит, не представляя вместо меня никого другого. Его толчки становятся резкими, у меня уже затекла шея и припухли губы, а собственный член зажат в джинсах, и я уже тянусь к нему одной рукой, второй сжимая Лёхе ягодицы. — Блять, — он стонет на выдохе, и я возвращаю вторую руку, учащая движения, — сейчас кончу. Старательно вылизываю член Лёхи и чувствую, как он напрягается. Теперь к вибрации телефона прибавляется настойчивая трель дверного звонка и через несколько секунд стук в дверь. Я слежу за Лёхиными ощущениями, и после нескольких резких движений он зажмуривается и прикусывает губу. В этом паноптикуме я забываю обо всем на свете, о своём стояке, о звонках в дверь и телефоне и не отстраняюсь, когда Лёша кончает. Он так и стоит прижавшись ягодицами к столешнице, со спущенными штанами, а я молча поднимаюсь и боюсь что-то сказать. Сделать-то я сделал, что хотел. Но что делать дальше — времени подумать пока не было. Мы так и стоим молча, друг напротив друга, когда Лёха наконец-то открывает глаза и внимательно смотрит на меня. У меня проносится мысль, что, может, все не так уж и плохо, но раздаётся очередной звонок в дверь. — Блять, надо открыть, — дергается Лёша вместо того, чтобы как-то обозначить случившееся между нами, и я взрываюсь нахуй. Медленно выдыхаю на злости и пытаюсь изобразить самый безэмоционалтный голос: — Ага, хорошего вечера, — отворачиваюсь не глядя на него и быстрыми шагами направляюсь к себе в комнату. Наотмашь хлопаю дверью, дав гневу немного выйти наружу. Просто пиздец. Одно теперь понимаю точно — пора собирать чемоданы обратно. Прислушиваюсь к шуму в коридоре, после короткого разговора хлопает входная дверь, и квартира погружается в гнетущую тишину. Что же, я бы тоже на месте Лёхи ушёл из дома. А когда б вернулся, хотел, чтоб меня здесь не было. Решаю, что это звучит как план, и выуживаю с нижней полки шкафа спортивную сумку, скидывая в неё все, что попадается на глаза. И когда я думаю, что я абсолютно один дома, ну, не считая Зевса, который вообще пропал после кухонной сцены, раздаётся стук в мою дверь. У жизни самые больные сценаристы, когда ты и так в ахуе, тебя встречают твистом. Я заторможенно молчу, сжимая в руках футболки, которые не успел ещё кинуть в сумку. Из-за двери слышится нервное покашливание и на пороге появляется Лёша. — Пиво будешь? — он внимательно смотрит на меня, потом на сумку с вещами. Я киваю, и Лёха исчезает из дверного проема. Я делаю несколько вдохов-выдохов, чтоб успокоиться и приготовиться к предстоящему разговору. Ну самое страшное, что может произойти, — это Лёха сломает мне нос. На переезд я уже и сам настроился. На кухне сажусь напротив Лёхи за стол, кутаясь в толстовку, пытаясь отгородиться не только от холода, но и от последствий. Он нервно стучит неподкуренной сигой о пепельницу, потом взрывает две бутылки пива и протягивает мне одну. Смотрит на меня не отрываясь. Бить вроде не собирается. — Жень, а что это было? — делает маленький глоток из бутылки. Аннушка уже разлила масло себе на задницу, а ты все не понимаешь намёков. — Выглядело, как будто я тебе член сосал, — фыркаю я. Когда до меня доходит, что Лёха в общем-то с миром, я снова становлюсь собой. — Да я не про это, — закатывает глаза. — Жень, ты что, все-таки гей? Я даже улыбаюсь, хотя тут не до смеха, конечно. — Ну а у тебя как бы ещё вопросы остались, да? — я тоже делаю глоток из своей бутылки. — Что, мне съехать? — Ты че, ебалай? — Лёха наконец-то подкуривает сигу, но потом растерянно хмурится, — а ты хочешь съехать? — Нет, — я тоже хмурюсь. — Ну и славно, — облегченно выдыхает Лёха, — может, кинцо досмотрим? Я в шоке смотрю на него, но пояснить за своё поведение он не собирается. — И типа у нас все норм? — спрашиваю я, — может поговорим? — Типа, — как-то размыто отвечает сосед, игнорируя мой вопрос и первым уходит в свою комнату. Я решаю пока не давить на него и покорно несу свой ноут к Лёше в спальню. Лёха обычно за словом в карман не лезет, так что надеюсь, что это его загадочное молчание ненадолго. Когда захожу в его комнату, сосед сиротливо сидит на краю дивана с бутылкой и смотрит куда-то в одну точку на полу. Я улыбаюсь, не каждый день тебе отсасывает парень и ты понимаешь, что тебе вообще-то зашло. У Лёхи, видимо, стадия принятия. — Смотреть будем? — вывожу Лёшу из транса. Он кивает и забирается вглубь дивана. Сажусь рядом, пристраивая ноут на коленях и снимая тёплые вещи, клацаю по пробелу. Через несколько минут понимаю, что мое, да и Лёхино пиво осталось на полу, и перегибаюсь через парня, чтобы дотянуться до бутылок. Лёша понимает это жест по-своему и тянется ко мне, прикрывая глаза. Я снова улыбаюсь. Наклоняюсь к нему и легонько провожу языком по губам, которые сразу поддаются. Я ещё тогда на кухне понял, что Лёха очень жадный до ласки. — Иди сюда, — шепчу едва различимо и тяну Лёху к себе. Аккуратно закрываю ноут и убираю на пол. Лёха не сопротивляется, слегка наклоняясь ко мне, снова дотрагиваюсь губами до его губ, проникаю языком глубже, раздвигая их. Влажно и настойчиво. Лёха стонет и притирается ближе. Ощущаю, что с каждым Лёхиным движением в штанах снова настойчиво твердеет. Но я бы предпочёл, все-таки, сначала обсудить ситуацию. Спускаюсь поцелуями ниже, по его шее, и Лёха выгибается навстречу ещё сильнее, хотя куда уже, вцепляясь в меня. Все, первый шок прошёл окончательно. — Лёх, притормози, — стискиваю я его бока, — может, поговорим? — Не-а. — Лёш, ты — пиздец, — улыбаюсь я. — Ага, — Лёха хмыкает и снова увлекает меня в поцелуй, на этот раз нежный и мягкий. С долей какого-то отчаяния. Ну нет, так нет. Лёха быстро распаляется, но сейчас действительно тормозит, и мы, кажется, ещё целую вечность проводим рядом друг с другом. Это реально, это происходит по настоящему. Я не представляю, что будет завтра, зная Лёшин характер, да и свой тоже зная. Сейчас хочу только чтобы это необъяснимое мгновение задержалось с нами подольше.