Берлинская кровь 2

      Тилике не сказал бы, что первые бои были для него тяжелыми. Бойцы фронта продвигались семимильными шагами. Все в его команде действовали слажено, каждый знал свою работу. Конечно, между ними случались разногласия, но это была редкость и никогда ничем серьезным не заканчивалось.       Польша отличалась от Германии. Парень воспринимал ее как большую деревню. У него не было какой-то ненависти к местным, он был равнодушен, что его вполне устраивало. Солдаты общались с жителями польских деревень, были дружелюбны, несмотря на разрушения, которые собирались принести. Их принимали.       Многое можно было узнать, поговорив с поляками. Все они были разными: одни жители довольно хорошо и дружелюбно относились к ним, другие, завидев солдат на улице, сразу прятались, некоторые даже видеть людей в форме не желали, а если и встречали, то всем своим видом выражали недовольство. Но Тилике не сильно интересовался. Он был в какой-то своей вселенной. Постоянно оставался один, либо просто разговаривал с кем-то о боях и танках, либо мысленно возвращался к мирной жизни.       Он много думал о Хильде, о том, как она. Он писал ей письма, но ответа почему-то не получал. Может, она не получает письма из-за того, что все-таки переехала в Берлин, и теперь он не знает ее адреса? А может, потому что не хочет отвечать, так как нашла себе богатого любовника? Эти вопросы часто посещали голову парня, но ответа он на них не находил, поэтому просто отправлял их в дальние уголки сознания.       Они пробыли в Польше почти всю осень, но вскоре их командир получил известие о возвращении: их снова направляют в Берлин. Тилике надеялся, что, приехав туда, сможет понять причину молчания возлюбленной. Дорога оказывается не слишком длинной и не скучной. Они практически всё время едут в танке, напевая разные песни и чувствуя при этом дух сплочённости. Зловещая темнота по углам до поры никого не беспокоит.       Тилике всегда держит при себе таблетку первитина — им выдавали их перед боем. Когда Тилике впервые увидел и попробовал их, он был удивлен эффекту. В случае ночных операций, первитин давал дополнительную энергию, возможность не спать и не чувствовать усталости. А если еще и кофе добавить, можно продержаться на ногах два, а то и три дня. Правда и побочные действия имелись: головные боли, потеря реальности, будто находишься под водой, когда все твои чувства обостряются. Ты способен реагировать на мельчайшие детали, слышать в разы лучше, чем в обычном состоянии. И это пугает.       Когда им выдавали эти чудо-таблетки, их предупреждали о возможных побочных эффектах, о том, что они могут вызвать привыкание. Только благодаря внушающему голосу доктора Тилике вспоминает об этих предупреждениях, и замечает в себе изменения. Без таблеток теперь мир кажется потускневшим, теперь это «старый» мир, в котором все меньше места звукам, запахам, вкусам и ощущениям. Он просто перестал чувствовать. Но парень держится, как может, ведь все остальные тоже сидят на таблетках. И Йенс, и Альфред, и Эрих, и Эрис. Весь вермахт, как говорит Йенс, люфтваффе и кригсмарине.       Они приближаются к границе, когда Тилике прикрывает глаза. Волноваться не о чем, и он может заснуть впервые за несколько дней, несмотря на шум, издаваемый движущимся танком. Все, кроме Альфреда, расслабились, потеряли сосредоточенность и начали засыпать. У всех просто закрывались глаза. Эрих через силу оставался на связи с другими танками и подавал сигналы, что с ними все в порядке.       Они подъезжают к границе Германии утром, а к обеду прибывают в Берлин, изучая обстановку вокруг. Тилике отмечает, что практически ничего не изменилось, кроме лиц людей. Все чем-то озабочены, прохожие взволнованы. Только встречая колонны военной техники, люди заметно расслаблялись.       — Тилике, — окликнул его Альфред, когда им дали отдохнуть и немного побыть в городе, пока не было никаких распоряжений.       — Да, ты что-то хотел?       — Иди поспи. Ты все еще теми таблетками пользуешься?       — Ну да, а что? Мы все на них сидим и ничего такого.       — Но не в таких количествах, как ты. Пойми, подсесть на это легко, а вот отвыкнуть трудно. Сейчас отдыхай. Еще и загуляешь со своей девушкой.       — Если найду её, — к ним приближается остальная команда.       — Итак, у кого какие планы? — Йенс как всегда был в хорошем расположении духа и бодр. Хотя неудивительно, в их команде все на чем-нибудь сидели. Йенс на кофе, Тилике на наркоте, Альфред на табаке, Эрих на морфине (как оказалось это давняя у него зависимость). Правда никто не мог понять, как он его доставал, но никто этому не удивился. Эрис на куче успокоительных. Парень прошел психбольницу, но никто не знал, почему он туда попал.       — Выспаться и помыться наконец-то, — первый начал Эрис. — А то не могу больше выносить этот запах.       — Да, он прав, надо будет еще и форму постирать, а то мылись мы не очень часто, — Альфред закурил.       — Ну, а где там мыться? Ты видел вообще эти развалюхи, в которых живут поляки? Как вообще там можно жить?       — Они живут ведь, — Эрих редко вставлял хоть слово в разговор, но, если и делал это, то уместно и кратко.       — Ладно, в любом случае, нужно выспаться и поесть нормальной еды. Не хочу пока что вспоминать про консервы и ржавую воду, в которую нужно постоянно сыпать дезинфицирующее средство, — подытожил Йенс и все разбрелись кто куда.       Вечером Тилике стал думать, как ему найти Хильду. Адреса своего она так и не прислала, и ему оставалось только гадать. Поехать в Штутгарт? Нет, слишком далеко, да и так разбрасываться временем он не может. Написать ей? Но сколько он прождет ответа? Наверное, стоит попытаться найти ее в Берлине, если она переехала. Но где?       Парень проворочался на койке до самого утра, перебирая в голове разные варианты, но ни один не подходил.       Утро не задается. Головная боль и небольшая тошнота — видимо, у него все-таки передозировка. Полежав немного, он чувствует себя лучше, голова начинает проходить.       Первым делом после еды он решает прогуляться по городу. Слева раскинулись небольшие двухэтажные дома, огражденные милыми полуметровыми заборами, внизу — разные магазинчики, кафе и рестораны. По правую сторону расположен парк, где в солнечных лучах сидят дети и взрослые, на лицах которых играет улыбка. Парень чувствует легкость, которая от них исходит. Много велосипедистов, некоторые солдаты тоже катаются в свободное от службы время. Рядом он видит врачей, которые тоже прибыли сюда для сбора. Из интереса он решает зайти и посмотреть, что и как.       Вокруг него сразу появляется много людей, все пропитано запахом спирта и мазей, а также организованностью. Он приближается к одной из стен и видит имена и фамилии, состоящих на учете в Берлине в группе помощи, и наталкивается на до боли знакомую фамилию. В голове сразу складывается пазл, почему же от нее нет писем. Тилике уходит, понимая, что не найдет ее ни в Штутгарте, ни в Берлине.       Май 1940       Тилике снова идет в бой, но на этот раз с французами. За все время ни одного письма от Хильды он не получает. Они встанут на границе стран и должны будут прорвать бельгийские войска. Оттуда их команда и выступит. Кровь вновь закипает, а в глазах блестит все тот же огонь. Дни, которые он потратил на обучение, конечно, ценны, но бой лучше.       Йенс собирает всех возле танка, чтобы рассказать им, что нужно и где они будут находиться. Предупреждает, что французы — это не поляки. Они действительно будут биться. Поэтому каждому из них нужно хорошо подготовиться. Все понимают, что нужно выспаться, а завтра запастись не только кофе, но и наркотиками, и успокоительными. Разные бывают ситуации. Да и плохие дни.       Выезжают они рано утром прямо в сторону границы. Настроение и атмосфера в танке не сказать чтобы веселая. Её просто нет. Все уверены в победе, но волнуются и сосредотачиваются на своих задачах. Тилике снова видит поле боя через прицел. Наркотик начинает действовать, глаза начинают замечать любые мелочи, слух становиться острее, реакция быстрее. Мозг обрабатывает информацию до того, как он успевает ее осознать. Его накрывает тусклая пелена и действует он уже на автопилоте. Они набегают на границу, где их уже ждут, и начинается бой.       Тилике жарко, душно, плохо, отходняк дает о себе знать в самый неподходящий момент, но он понимает, что команду он подвести не может. Он собирает последнюю волю в кулак и продолжает биться. Враг отступает под натиском и ведет счет потерь, но думать о полной победе еще рано.       — Тилике, наводи на одиннадцать часов, — кричит Йенс. До Тилике доходит его отдаленный голос, он поворачивает. И стреляет. Эрих заправляет еще один снаряд, но Тилике пока не видит врага.       — Тилике, поверни башню, три часа, — он поворачивает.       — Я никого не вижу.       — Он должен быть тут, — Йенс обеспокоен.       — Эрис, что-то слышно от других?       — Нет ничего, он скрылся, — в танке наступает напряжённая тишина. В один момент Тилике, поддавшись случайному порыву, поворачивает башню на семнадцать часов и видит врага.       — Он на семнадцать часов! — все остальные понимают, что он позади них, и они находятся под ударом.       — Разворачивай танк, Альфред, быстро! — тот, как может, делает это, но не успевает. По танку прилетает снаряд, от этого голова начинает трещать по швам.       — Тилике, разворачивай башню, Эрих, бронебойный, — все слушаются, времени нет. Приказ исполнен и последний танк разбит, они победили. Все выдыхают, а Тилике прикладывается головой к стене танка.       Они останавливаются на ночлег. Ночь дает расслабиться и возможность подумать. Но Тилике засыпает раньше.       На следующий день они едут к Арденнам и проходят их без особого труда. На этот раз не происходит никаких казусов, все двигаются медленно, наступая и видя, как, бросая оружие, люди убегают с поля боя.       — Командир, скажи, мы вообще до какой конечной едем? — Альфред из них был самым любопытным.       — Какая тебе разница? Ты просто выполняй свою работу и все. Сегодня, как видишь, легкие бои.       — Ну да.       — В любом случае, не теряем бдительность.       Только Йенс успевает это произнести, как по соседнему, рядом идущему танку слева вскользь проходится снаряд.       — Тилике, черт побери! Куда ты смотришь?       — Простите, командир, но я ничего не видел.       — Как такое возможно?       — Они стреляют из укрытия! — Эрис докладывает, что у соседних танков такая же ситуация.       — Прицеливайтесь и бейте всех врагов, которых видите.       — Есть! — в танке началась слаженная работа. Единственным, кто завис, был Эрих, который был то ли чем-то расстроен, то ли расслаблен. Приходилось тратить свою энергию, чтобы докричаться до него, и отвлекаться от прицела, что Тилике было не по нраву. В один момент Эрих вообще перестает слышать и на что-то реагировать.       — Эрих, осколочный! — Тилике пытается докричаться до товарища. — Эрих! — тишина. — Черт, — Тилике пришлось самому заряжать. Подоспел Йенс, который теперь выполнял два дела одновременно. Заряжал и командовал. Эрих же сидел со стеклянными глазами, устремленными в никуда, походя больше на тряпичную куклу.       Когда бой заканчивается, Эрих и вовсе по непонятным причинам отключается. Вся команда выдыхает и дальше добирается до Франции без происшествий. Там они отдают его врачам и те констатируют передозировку морфином. Ему повезло. Добрались они быстро и без боев, французы оказались не сильнее поляков. Как парень узнал из новостей — Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Франция сдались и были разгромлены.       — Черт, и что теперь с ним делать? — Альфред, облокачиваясь на танк, посмотрел на Йенса, который был не в самом лучшем состоянии.       — Пусть тут отлеживается. Пока мы можем находиться здесь, поэтому посмотрим. Нам всем нужен отдых и крепкий сон.       — Мне тоже нужно к врачу, — Эрис поднял руку и потушил сигарету.       — Тебе за твоими таблетками?       — Да.       — А они тебе так нужны? — встревает Альфред.       — Ну если не хочешь, чтобы я на вас кидался с ножом, то да.       — Ладно, иди, —отпускает его Йенс.       — Тилике, иди поспи.       — Я и так собирался это сделать.       — Хорошо, тогда на сегодня все свободны.       Они разошлись. Тилике пошел в один из домов, в котором их любезно приняла одна французская семья, поздоровался и отправился в выделенную комнату. Стоило голове коснуться подушки, он сразу же провалился в сон.