***
Вечер тихо подкрадывался и вступал в свои права, на дворе стоял конец августа, вечерняя прохлада проникала в кабинет Тилике через открытое окно. Он сидел за столом, вместе с младшим адъютантом читал письма и разбирал документы. Они делали это уже третий час, глаза начинали уставать от желтоватого света. Было поздно, около половины первого. Пепельница переполнена окурками, на столах куча чашек из-под кофе, который уже не действует на организм. — Арни, давай сделаем перерыв, я ничего уже не соображаю. Сколько нам ещё осталось? — Около двадцати писем из личной почты и около двадцати пяти документов, — Арни смотрит на кучу и про себя пересчитывает. — Ясно… Мне нужно на свежий воздух, — Тилике встаёт и выходит из кабинета. Китель давит и сковывает движения. Может, он отвык его носить? Но так неудобно ему не было никогда. Мужчина раздражен, отсутствие руки и глаза усложняет даже бумажную работу, повязка, к которой он ещё не привык. Он выходит, но понимает, что в коридоре не лучше, а еще хуже. Тишина, стоящая в нём, давит на Тилике, создаётся впечатление, что всё вымерло. Он знает, что они не одни в такой поздний час сидят за документами, это обычное дело, и поэтому, вздохнув, он возвращается в кабинет. Вынув сигарету, начинает курить, к нему присоединяется Арни. Они стоят в тишине минуты две, а после Арни нарушает её вопросом, который Тилике не хотел слышать больше всего в своей жизни. — Как вы получили эти увечья? — мужчина мнется, надеется умолчать и не рассказывать эту историю, но понимает, что, если он не ответит, парень не успокоится. — Я пошел на фронт, когда мне едва исполнилось двадцать. Я был полон уверенности и надеж, я мечтал вернуться победителем, при звании и с кучей наград, однако всё вышло не так. Наша команда была отличной, в бою мы работали слаженно, а после мы все вместе отдыхали у костра. Наш командир, Йенс Филлер, примирял нас. Но последний наш бой мы проиграли, погибли все, кроме меня и командира. В том бою я потерял два пальца руки и остались шрамы на лице, — он указал на свое лицо, Арни посмотрел с сожалением. О, как же Тилике ненавидел этот взгляд. — Потом, когда я пришёл на службу к оберфюреру Готтеру Мейеру, он отправил меня ещё на один бой, где я уже был командиром. Но нас окружили, и я провалил задание, потерял глаз, руку и часть памяти. — Мне жаль, что я заставил вас вспомнить много неприятных вещей, простите, — Арни чувствовал, что задел нечто важное для Тилике. — Нет, не извиняйся, я много чего не помню, может, это и к лучшему. А как ты тут оказался? — Ну я… Пришел сюда мстить. Тилике вскинул бровь. — Мстить? За кого, и что тебя сподвигло на подобный шаг? — Моих родителей отправили в лагерь, где они умерли за взгляды на политику и хранение запрещённой литературы. — Ремарка и Фрейда? — Да. В момент их ареста я дома не находился, поэтому и избежал этой участи, а так бы точно загремел. — И как ты смог оказаться здесь? — Тилике стало интересно. — Я слегка подделал документы, назвал не свою фамилию. — Ты ведь понимаешь, что, не дай бог, какая-нибудь проверка и тебе конец? — Тилике удивляло, с какой лёгкостью Арни поведал ему правду, о которой стоит молчать. Раньше он считал, что это он относится к жизни легкомысленно. — Я знаю, я готов к смерти, — Арни улыбнулся. — Моя жизнь не такая уж и ценная, никто и не заметит, если я умру. — Вот, что я должен тебе сказать — может никто и не заметит твоей смерти, но пойми, местью не расплатишься. Тот, кто отдал приказ о расправе над твоими родителями, не расплатится за их смерть своей. Это так не работает, поверь. Ты просто возьмешь на себя чью-то жизнь, вот и все. Ты станешь убийцей. — Но мы ведь все убийцы, мы все кого-то убиваем, если не чужих людей, которым делаем больно своими поступками и словами, так самих себя, проживая всю жизнь ради благ, которые нам предложили, не понимая, что они нам не подходят. — Есть в этом суть, однако, мой тебе совет: не мсти, ты не обретешь того, зачем идёшь на такие жертвы, — Тилике докурил, потушил окурок и пошел работать. Арни еще долго стоял, не шевелясь. Он сделал последнюю затяжку и закрыл окно.***
Утро выдалось довольно тяжелое. Готтер опять не в духе, снова планёрка и Арни прилетает за каждую мелочь. В такие минуты Тилике рад, что он целыми днями сидит в кабинете и ничего не делает, кроме перебирания бумажек. — Да, войдите, — говорит Тилике, услышав стук в кабинет. Входит мужчина и отдает ему письмо, говоря, что оно адресовано ему, а не оберфюреру. Тилике удивлен: кто мог ему написать? Разве что Хильда? Он берет канцелярский нож, и, придавив один край конверта, чтобы тот не шевелился, открывает его. Быстро пробегается по строчкам, не веря своим глазам. Так это она. Хильда Шварц — его девушка, его возлюбленная, как он мог её забыть? Он откидывается на спинку стула и вынимает сигарету, подносит зажигалку и закуривает. Никотин проникает в лёгкие, и он расслабляется. Он много думает. И приходит к выводу, что нужно бежать. Бежать куда угодно из этой страны. Тилике четко осознавал, что им крышка. Фюрер ведёт их на смерть, он сломает и разрушит эту страну и всё, что создано при нём. Это их немецкий народ уничтожат, а не они кого-то. Их потомков будут вечно гнобить из-за него. Куда можно сбежать? Италия! Да, точно, это близко, да и немцы там на хорошем счету. Нужно только забрать свои документы и при удобном случае исчезнуть. Нужно написать о своих планах Хильде. Он тут же взял ручку, чистый лист и, выдохнув, начал писать. «Дорогая Хильда, да, я вспомнил всё. Прости меня, я полный идиот, раз мог забыть тебя. Я сам нахожусь в ужасном состоянии, но рад, что ты принимаешь меня таким, какой я есть, ибо я пока не могу даже взглянуть на себя в зеркало. Я знаю, что нам нужно бежать. Скоро всё рухнет, и мы окажемся в западне. Прошу, давай сбежим в Италию. Знаю, ты можешь возразить мне, но поверь — это единственный способ выжить. Встретимся на границе с Австрией с западной стороны. Жду встречи». Тилике положил письмо в конверт и отправил по адресу, откуда оно пришло. Он надеялся, что в ближайшее время у него появится возможность сбежать. Ему нужен автомобиль, чтобы выехать из города, вещи в дорогу, сменить форму на гражданскую одежду. Но нужно чем-то отвлечь внимание Готтера. Арни вчера говорил, что собирается убить. Если он не шутил, то Готтеру явно будет не до пропажи Тилике, он будет занят своим авторитетом и многим другим. Мужчина берет график встреч и видит на двадцать пятое число выезд с рейхсфюрером в деловую поездку. Тилике усмехнулся, вечно эти поездки заканчиваются одним и тем же. Хмурым настроением Готтера и возмущениями, которые приходится слушать на следующий день. Это идеальный план, вечером придёт Арни, и он расспросит его про замысел.***
С того дня Хильда ходит чернее тучи. Нет, не от смерти Луизы, её она давно вырвала из своей души. Её гложет положение дел, количество раненых, которых с каждым днём становиться всё больше и больше. За ними не успевают ухаживать и оперировать, многие умирают от ран ещё в дороге, а места для захоронений больше нет. Многих лекарств просто нет. Людям ничего не остаётся, кроме как умирать в муках. В последние дни она больше чувствует себя монашкой, а не медсестрой. У нее ищут утешения и помощи. Люди снова стали вспоминать о Боге и молиться, всё это начинает походить на место для душевнобольных, хотя так оно отчасти и есть. Вначале никто не верил в Бога, его презирали и уничтожали, а теперь все о нём только и думают, молятся, чтобы тот спас их жизни. Вечером в маленькой комнатке, где единственным источником света была лампа, стоявшая на столе, Хильда просыпается от стука в дверь. Девушка, открыв, удивляется, когда видит Якоба, который протягивает ей письмо. Она берет его, и он тут же исчезает из её поля зрения. Хильда закрывает дверь и садится на кровать. Открывает письмо и внимательно читает. С каждой строчкой на её лице всё больше и больше проступает удивление, перемешанное с радостью. Прочитав письмо, она встаёт, прижимает его к груди и начинает кружиться по небольшой комнатке, не может поверить в прочитанное. Она быстро собирается с мыслями и сжигает письмо от пламени свечи, что стоит возле кровати. Вытянув из недр шкафа чемодан, начинает собирать вещи. Нельзя терять ни минуты, если не сейчас, то она никогда не уйдет. Как только наступит полночь, она сбежит. Карта с собой у неё есть, она взяла её ещё из Берлинского госпиталя. Собравшись и приготовив карту, она села и посмотрела на часы, до полуночи оставался час. Один час, чтобы подумать и вспомнить всё, один час на то, чтобы начать кого-то ненавидеть или любить. Как много можно сделать за один час: убить человека или провести сложную операцию и спасти ему жизнь. Хильда хорошо научилась знать меру и цену времени. Никакие деньги мира не сравнятся со временем, все преклоняют колени перед ним, ибо только оно определяет исход сражения, прочность дружбы и любви. Только оно определяет смысл человеческой жизни и её исход. Только благодаря отведённому времени мы понимаем, что всё рано или поздно кончается.***
На пикнике унылая, даже агрессивная атмосфера, спрятанная за хорошо натянутыми улыбками и приветствиями. Стоя рядом с оберфюрером, Тилике особо ощущает её. Арни стоит с правой стороны и помогает Готтеру, в то время как Тилике называет имена гостей, которые подходят поздороваться. Они много раз сталкивались с другими адъютантами, но ограничивались лишь приветствиями. Они на службе и должны быть рядом со своими начальниками. Часа два спустя, когда гости уже охмелели, Тилике знал, что лучшего момента для побега быть не может, поэтому, отпросившись в нужный момент, они с Арни отошли. Арни нужно взять взрывчатку, он согласился подвезти Тилике и высадить неподалёку от границы. Оба чувствовали напряжение. Тилике было жаль Арни, он мог стать прекрасным человеком и хорошим мужем, но выбрал путь крови. Он знал, что сердце его черно, и злость, что таится в нём, не может сравниться со словами, что он говорил ему. Он выбрал для себя путь и пока он не пройдет его, то не успокоится. Они подъехали к нужному месту. Мужчина взял вещи и посмотрел на Арни, тот на него. — Спасибо вам за всё, вы отличный человек, —сказав это, Арни обнял его. — Ты тоже отличный парень, — после этих слов Арни взял взрывчатку и, сев в машину, поехал обратно. Тилике, мысленно попрощавшись с ним, пошёл в сторону границы, где они должны встретиться с Хильдой. Волнение зашкаливает, ноги подкашиваются, он прислушивается к любым изменениям и звукам, но ничего не слышит. Идёт дальше и выходит к небольшому лесу рядом с границей. Он кладёт рюкзак и ждёт её. Ожидание очень сильно мучает его. Может, она передумала или вовсе не придёт? А может, он неправильно написал? Тысяча вопросов вспархивают в голове, как бабочки, но моментально падают обратно, когда из-за дерева он видит её. Она в сером платье до колена, кофте и косичками, едва касающимися плеч. — Хильда, — шепчет Тилике. Они стоят и смотрят друг на друга минуты две, а потом бегут навстречу и обнимают друг друга. Долго-долго. Крепко-крепко. Они смотрят друг на друга и целуются, как тогда на вокзале. С той же нежностью и с той же наивной влюблённостью.