Космическая пыль

От выпитого вечером, плавно перетекшим в ночь вина у Оби-Вана кружилась голова. Новый Верховный Канцлер Бейл Органа проводил в Сенатском комплексе грандиозный прием для всех, кто внес вклад в завершение войны, и в особенном почете на нем были участники битвы при Мустафаре, в ходе которой был разгромлен Совет сепаратистов. Награждались высший, средний и малый командирские составы клонов, отличившиеся рядовые, а также джедаи и некоторые сенаторы. После награждения Бейл произнес пространную речь, в которой назвал окончание войны перезагрузкой Республики, отметил небывалую волну желающих присоединиться к ней и пообещал искоренить коррупцию и кумовство, наладить безопасные торговые пути, а также заняться облагораживанием пострадавших миров на громадные контрибуции Торговой Федерации, Банковского клана, Гильдии купцов и других представителей шайки сепов. — За все хорошее и против всего плохого, — усмехнулся недавно возведенный в ранг магистра Энакин Скайуокер, чокаясь со своим падаваном. На его долю выпало больше всего почестей, ведь именно Энакин обезглавил Конфедерацию, вычислив владыку ситха и убив его с небольшой помощью магистра Винду. Оби-Ван, как избавитель Галактики от командующего дроидами Гривуса, тоже купался в лучах славы. Его то и дело похлопывали по плечам и спине, осыпали поздравлениями, дергали в свои кружки по интересам важные шишки с деловыми предложениями. Когда фуршет был в самом разгаре, он с облегчением отметил падение к нему интереса поддатых представителей власти. Кеноби устал вежливо кивать, обещать обязательно навестить ту или иную планету и придумывать предлоги, чтобы слинять. Крадучись, Оби-Ван зашел в тихий холл Храма, где его поймал раздобревший от вина Скайуокер. — Вот ты где, падаван, — пальцы Энакина машинально игрались с длинной косой Кеноби. Если раньше эта бесхитростная ласка приводила Оби-Вана в восторг, то сейчас ему стало неуютно. — Только не заставляйте меня возвращаться назад, — вспыхнул Оби-Ван, — Та сенатор, Амидала, кажется, так странно на меня смотрит… Энакин рассмеялся, по-хозяйски прижимая к себе смутившегося донельзя падавана: — Я знаю одно местечко, где нас наверняка никто не потревожит. Стояла глубокая ночь, и в зале тысячи фонтанов не было ни души, но световые панели исправно горели грязноватым желтым светом, имитирующим солнечный. Энакин подвел его к небольшому фонтанчику, надежно скрытому от чужих глаз прекрасными деревьями с большими желтыми и красными листьями. Эти деревья привезли с Кранта всего пару лет назад, а предприимчивая молодежь Храма уже прозвала это место «поцелуйным». И без того плавящийся от того, как мастер всю дорогу приобнимал его за плечи, Оби-Ван покраснел еще больше. — Садись, — распорядился Скайуокер, опустившись на краешек фонтана и похлопав по прохладному камню рядом с собой. Его взгляд вместо обычного прямого, чуть насмешливого, был томным и загадочным за вуалью темных ресниц. Кеноби сглотнул; отравленное алкоголем тело наотрез отказалось его слушаться, и он нога за ногу приблизился к Скайуокеру. Оби-Ван сел так резко, что Энакину пришлось придержать его за спину, дабы он не свалился в фонтан. — Кажется, кто-то перебрал со смородиновым вином, — беззастенчиво понюхав его, прошептал магистр. Прыснув от вида расширившихся глаз падавана, Скайуокер лег на бортик, опустив голову на его колени. Такой открытый, расслабленный и естественный. Кеноби, напротив, чувствовал себя максимально напряженным, готовым в любую секунду сорваться и бежать, бежать подальше от своих неправильных чувств к учителю. Энакин закрыл глаза, мурлыча что-то себе под нос. Его шикарные, отросшие до середины спины волнистые волосы разметались по коленям, бедрам ученика и темному мандалорскому граниту. Оби-Ван чувствовал их сладкое благоухание, начиная потеть. «Неужели он собрался спать на мне?» — в панике подумал Кеноби, боясь шелохнуться, боясь даже утереть капельку пота, сбегающую по правому виску. Он отчаянно поджал живот, чтобы мастер, не дай Сила, не спросил, мол, зачем ты взял световой меч на праздник. Энакин, как назло, заерзал, устраиваясь поудобнее, смотря почти призывно. Изящные пальцы вновь принялись наглаживать косичку падавана, но Оби-Ван раздраженно отстранил его руку: — Перестаньте. — Оби-Ван, отчего ты такой угрюмый? — поднял брови Скайуокер. — Вас это удивляет? Тогда вы совсем не знаете меня, мастер, — резко ответил Кеноби, близкий к тому чтобы сбросить учителя с колен на сырую землю. Возможно, это немного отрезвило бы его. — Оби, — Энакин слегка приподнялся на локте, заглядывая в его душу своими огромными, синими, как небо глазами. Кеноби зажмурился, как будто это могло помочь укрепить его ментальные щиты, приросшие к кощунственным мыслям о мастере, словно панцирь к плоти аклая. — Не знаю, что за муха тебя укусила, но ты такой очаровательный, когда дуешься, — легкомысленным ручейком журчал Энакин. Оби-Ван едва сдержал стон, совершенно теряя рассудок от того, как горячие пластоидные пальцы шаловливо распушают собранные в хвост волосы и легко касаются задней стороны шеи. — Дашь мне шанс исправиться? Скажи, о чем сейчас думаешь, — Скайуокер весь прямо-таки искрился живым интересом. — Вы будете смеяться, — «Вы меня убьете». — Как я могу смеяться над лучшим в мире падаваном? — вполне серьезно ответил Энакин. Кеноби выдохнул, потом вдохнул. «Каким было бы блаженством зарыться обеими руками в ваши роскошные шелковистые пряди, учитель. Ваши волосы настолько прекрасны, что мне хочется петь им оды, расчесывать и вплетать нежные цветы». — Я… я… — лепетал он. «Голубые. Под цвет ваших глаз. Или белоснежные, как ваша улыбка». — Глупенький, — ласково усмехнулся Энакин, — Щитами закрылся, а на лице все прям так и написано. — Что написано? — в панике спросил Оби-Ван. — Вот это, — Скайуокер застал его врасплох поцелуем. Губы мастера были пьяными, как вино, сладкими, как виноград. Кеноби чудилось, что почва уходит из-под его ног, а фонтан из-под задницы, и он парит. — Оби-Ван, вернись на землю, — хохотнул Энакин, опуская их назад, и тогда Кеноби понял, что ему не показалось. — Простите, — пробубнил он, совершенно ошалевший. — Держись крепче, падаван, — вкрадчиво шепнул Скайуокер, целуя его на сей раз порывисто и глубоко. Оби-Ван вцепился пальцами в гранит, зажмурившись так сильно, как только смог. — Да у тебя сейчас дым из ушей пойдет, — Энакин отстранился, смахивая языком слюну, все еще соединявшую их рты. В его глазах, направленных на Кеноби, был особый блеск, какого Оби-Ван раньше не видел. Он приоткрывал в юноше нечто доселе дремавшее и страстное, чего тот боялся, как огня. Кеноби сейчас метался между «идите проспитесь, учитель» и «трахните меня, учитель». — Учитель… — вывелось нечто среднее из каши мыслей. — Ты на вкус, как смородина, — глаза Энакина стали еще ближе, хотя, казалось, это было просто невозможно. Когда его горячие губы в третий раз коснулись Оби-Вановых, он не выдержал и охнул. Сердце подлетело в груди и шмякнулось подстреленной птицей. — Оби-Ван, ты весь дрожишь, — правая рука Скайуокера с щелканьем сложилась в кулак, растирая позвоночник и плечи падавана, — Если бы я так сопротивлялся своим чувствам, то давно бы уже угодил в сети Темной стороны. Не стоит возводить все в абсолют, в том числе и правила. Их у тебя в голове слишком много. Энакин вновь принялся целовать его своими нежными, словно тропические цветы губами. Он был мягким, ненавязчивым, неторопливым, давая Кеноби время освоиться и войти во вкус. Он знал, что его слова проникли в сердце падавана и делают свою работу. Оби-Ван двигался, как во сне, отняв сведенные пальцы от холодного камня и погружая их в тяжелый мерцающий шелк кудрей джедая. Скайуокер отозвался протяжным, пробирающим до костей стоном, сладким сиропом перетекающим из его горла в рот трепещущего юноши. — Оби, — произнес Энакин, интимно проглатывая вторую часть его имени. Длинные ресницы опустились на щеки, джедай откинул голову на руки и колени падавана, обнажая свою прекрасную шею. Янтарный блеск его кожи так и манил к себе. И Кеноби принял это приглашение, чувствуя, как дрожь утихает. Оби-Ван склонился к Скайуокеру, ощущая тугие толчки крови в сонной артерии под своими губами. Он начал с легких поцелуев, постепенно превратившихся в жадные, влажные. Ему хотелось попробовать каждый квадратный сантиметр бархата его шеи, чисто выбритого подбородка и ключиц, не останавливаясь ни на секунду. Живая рука Энакина сгребла его за хвостик, ведя и лаская. — Ой, что я наделал, мастер, — Кеноби страшно смутился, увидев, что вся шея учителя усеяна красными и багровыми следами. Энакин томно посмотрел на него и приспустил темно-синюю парадную мантию с плеч. Вопреки всем канонам она была надета на голое тело. Немногочисленные — все-таки Скайуокер был превосходным воином — шрамы от световых мечей и попаданий бластера вызывали непреодолимое желание прикоснуться. — Можешь безобразничать, сколько угодно, — осклабился джедай, — Места полно. Насыщенная алкоголем кровь Оби-Вана быстрее побежала по жилам. Спина была вся мокрая, то ли от брызг фонтана, то ли от прижавшегося к ней липким тучным телом лихорадочного возбуждения. Он готов был свалиться в обморок. Энакин, пользуясь его замешательством, высвободил запястья из рукавов, забрасывая расслабленные руки назад и выгибаясь. Рот вожделенно приоткрыт, волосы буйным пламенем стекают по узорчатому граниту, окунаясь в теплую воду фонтана. Он был словно произведение искусства, любовно сотворенное чьим-то гением из плоти. Полный предвкушения стон просто не оставил юноше выбора, кроме как подхватить Скайуокера под лопатки, прижимая неровно вздымающуюся грудь к пересохшим губам. Оби-Ван без устали целовал рельеф его мышц, плавные изгибы ребер и ключиц, набухшие, так и напрашивающиеся на ласки соски. Энакин всем телом вздрагивал на засосы и покусывания, умоляя не останавливаться. Кеноби медленно но верно терял голову, растворяясь в чувствах. Его пальцы сами собой скользнули по шелковистой дорожке темных волос внизу живота мастера, расстегнули ширинку брюк. Вид его крупного члена, натянувшего ткань белья, заставил рот юноши наполниться слюной: — Можно мне до вас дотронуться, мастер? — тихо спросил он, надеясь, что уши не завялятся от стыда. — Конечно, — коротко ответил Энакин, податливый и доверяющий, позволяющий ученику проявлять любую инициативу, — Только с одним условием. — Каким? — испугался Оби-Ван. — Я возьму у тебя в рот, — подмигнул Скайуокер, вползая головой обратно ему на колени. — Сила, — вырвалось у Кеноби. Он несколько раз вдохнул и выдохнул, как перед глубоким погружением, стараясь не смотреть, как Энакин роется в складках его одежды. — Расставь немного ноги, милый, — посоветовал Скайуокер. Оби-Ван послушался совершенно бездумно и громко застонал, стоило губам Энакина прижаться к низу его живота. Его действия были скрыты под набедренной накидкой, и от этого жар прикосновений только усиливался. — Мааастер, — всхлипнул он, едва дыхание обожгло изнывающую головку. Тем временем шустрые руки Энакина стянули вниз расстегнутые брюки. Кеноби с открытым ртом наблюдал, как он достает свой член, кладет на ствол его ладонь и оборачивает вокруг металлические, горячие, будто жерло светового меча, пальцы. Одновременно его губы обтянули пенис Оби-Вана, медленно и прочно скользя к самому основанию. У Кеноби больше просто не было сил держаться. Он выгнулся до хруста, роя ногами землю и поминая всех родственников хаттов до седьмого колена. Энакин деловито и звучно глотал его семя, надрачивая себе рукой Оби-Вана, и буквально через полминуты вскинул бедра, прорываясь. Ошарашенный оргазмом Кеноби слишком поздно понял, что теряет равновесие, падая вместе с мастером в зеленоватую воду фонтана. Даже не делая попыток встать, Энакин положил голову на грудь падавана, тихо смеясь. Оби-Ван тоже улыбался, гладя его по волосам. Отсмеявшись, Скайуокер распластался прямо в теплой воде, увлекая за собой ученика. Они лежали так, смотря на прозрачный купол Храма и его перекладины, дорожки и лианы, соединяющие покрытые мхом скалы. Наконец Энакин поднялся, подавая руку усталому Кеноби. — Вернемся на праздник? — пошутил джедай. — В таком виде? Ну уж нет, — Оби-Ван оглядел позеленевшую в нескольких местах тунику. Скайуокер улыбался мягко и искренне. Он проводил его до спален, легонько поцеловав на прощание. Отмывшись от тины, счастливый Оби-Ван засыпал на своей кровати. Юноше снился его мастер с белыми и голубыми лепестками в волосах, веселый, надежный и любимый.