Космическая пыль

Прошел месяц. Месяц с того момента, как Оби-Ван доложил Совету о решении Энакина остаться на «Переговорщике» под его присмотром в качестве инженера. Пока низшего разряда, но Кеноби верил, что не пройдет и года, как Скайуокер взлетит по карьерной лестнице. Да, теперь он знал его фамилию. Во время одного из визитов на Корускант Оби-Ван помог оформить ему документы, и теперь Энакин был полноправным и свободным гражданином Республики с работой и регулярным медицинским осмотром. Что не мешало ему танцевать в одной из столовых Звездного Разрушителя, оформленной в стиле клуба Касакар Нижних Уровней. Кеноби дал добро на этот небольшой ремонт, зная, что клоны тянутся к обычной жизни, которой толком не пробовали. Конечно, от клуба Касакар здесь было немного — розовый и синий неон, просторные скамьи и круглые столики, барная стойка и танцпол, но все же это место быстро стало самым популярным на корабле. Ладно, чего греха таить, если бы не Энакин, Оби-Ван никогда не согласился бы держать на корабле карманный притон — пусть и лишенный преступной подоплеки. Просто Скайуокер как-то сказал ему, что скучает по танцам. Когда Кеноби удивился и спросил, не напоминают ли они ему о рабстве, Энакин ответил: «И да и нет. Моя покойная подруга Тавни учила меня, что я всегда могу танцевать для себя, даже если это происходит перед вонючим хаттом. И я полюбил танцы». Стараясь отвлечься от жертв «Зловещего» и его ионной пушки, Оби-Ван и сам стал нередким гостем «Нового Касакара», как прозвали клуб обитатели крейсера. Он был битком набит клонами и персоналом корабля, желающими расслабиться после рабочего дня. — Этот новый инженер просто невероятный, — услышал восторженный возглас с соседнего столика Оби-Ван. Ардис был чуть более горьким, чем нужно, или это в его душе так гадко туки скребли, что на языке проступила горечь? Полуобнаженный, блестящий от испарины Энакин с крайне довольным выражением лица держался за широкие плечи какого-то клона, ритмично покачивая бедрами, на которых была небрежно повязана инженерная куртка. Как только заиграл медляк, три клона поссорились за право потанцевать с ним. Оби-Ван с кислым лицом наблюдал за тем, как Энакин дразнит их, вешаясь на шею одному, побывав на руках у второго, целуя третьего, не зная, что дразнит еще одного посетителя клуба, одиноко затесавшегося за самый дальний столик. Гребанная джедайская стойкость. Она не раз спасала Кеноби жизнь, но теперь, так и не захмелев после десятой стопки ардиса, он проклинал свою суть, свою судьбу, свою несвободу. Несвободу наслаждаться знаками внимания, несвободу любить, несвободу желать, так странно контрастировавшие с теперешней раскованностью Энакина, только недавно сбросившего с себя груз раба. В пизду это все. Завтра он может погибнуть и нет никакого смысла в том, чтобы продолжать нянчиться с Кодексом. Оби-Ван поднялся, стряхивая с себя плащ, оставаясь в одной только табарде поверх голого торса и штанах. Он шел целеустремленно, взрезая толпу, как фиракс воду. Заметив приближающегося джедая, Энакин застыл в руках своего партнера. Клоны, проследив за его взглядом, тут же вытянулись, отдавая честь и едва не повыбивав друг другу глаза локтями. — Вольно, — хмыкнул Оби-Ван, подавая Скайуокеру руку. Мелодия как раз завершилась, сменяясь новым медляком, и Энакин с совершенно очаровательной улыбкой вложил свою ладонь в его пальцы. Кеноби приобнял юношу за плечи, испытывая калейдоскоп эмоций, уже давненько не тревоживших его возвышенное, уравновешенное бытие. Клоны вокруг них улыбались, кричали что-то ободрительное, впечатленные и воодушевленные тем, что генерал-джедай снизошел до их развлечений для простых смертных. «Я не умею танцевать,» — в панике подумал он в сторону Энакина, и тот услышал. Оби-Ван почувствовал, как колечки на сосках юноши мягко утопают в табарде, щекоча грудь, как его горячие руки оборачиваются вокруг шеи, а полные губы шепчут совсем близко от уха: — Возьми меня за талию. Не бойся. Кеноби сглотнул колючий комок в горле, укладывая ладони на обжигающую, влажную кожу над завязанными рукавами куртки. Энакин кивнул и повел его в танце медленно, естественно, безмятежно, будто они гуляли совсем одни где-то по залитой солнцем долине. Искорки в его глазах, как песчинки в тонких стеклянных часах отмеряли каждый шаг и дарили их Оби-Вану, отделяя его парящее сознание от задорных комментариев и аплодисментов клонов. «Они любят тебя,» — слова Скайуокера теплым ветром пронеслись в голове, тихонько позванивая падающими звездами. Встрепенувшись, Кеноби спросил: «А ты?» Улыбка Энакина стала загадочной, томной, как знойная южная ночь на курортной планете: «Да». Оби-Ван зажмурился, готовый оттолкнуть Скайуокера от себя и одновременно прижать так, чтобы он провалился в его тело, в его разум, стал с ним единым целым. Втереть его в себя, как солнцезащитное масло, которым он до сих пор еле заметно пах. Продолжая танцевать, Энакин дышал все чаще, и Кеноби чувствовал это собственным приоткрытым навстречу ртом. Ладони Скайуокера скользнули вверх, утирая пот, бегущий с висков Оби-Вана, а затем плотно прижались к табарде. «Лови меня». Оби-Ван даже не успел понять смысл этих слов, как Энакин забросил голову назад в свободном, полном безотчетного доверия падении. Надежные руки упруго поймали его посередине спины, Кеноби склонился над юношей, вдыхая его серебряный, жизнерадостный смех. Скорость биения сердца джедая сейчас могла бы посоперничать с оборотами мотора гоночного кара. Подхватив весело хохочущего Скайуокера на руки, Оби-Ван кружил его в образовавшемся вокруг них пространстве до упаду. «Джедай свалился передо мной на колени,» — мурлыкал Энакин интимно, забравшись в его мысли чуть дальше, чем следует и до невозможности приятно щекоча. Кеноби просто сидел на полу, сжимая его в объятиях, ослепленный светомузыкой, ослепленный его красотой. Оби-Ван целовал бы его душу, если бы это было возможно, все ее потаенные уголки, залечивая старые глубокие раны. Энакин почувствовал его ментальное прикосновение — деликатное, нежное — и закрыл глаза, неровно дыша. «Я тоже люблю тебя,» — тихо, точно слезинку уронил Кеноби в их связь, прожженную часами, проведенными в ежедневной совместной медитации в надежде вместе пройти путь исцеления. Неизбежно их боль — боль от потерь и насилия — спуталась в сложный клубок, постепенно становясь легче и легче. Оби-Ван знал об Энакине практически все, от кухонной утвари в руинах первых поселенцев Татуина, что они делили с мамой, до жестких чешуек на спине Джаббы, которые ему приходилось массировать. Так же и Скайуокер невольно увидел этапы обучения Кеноби и первые неприятные потрясения, разочарования и страхи, даже стыдную влюбленность в учителя, что джедай скрывал до самой его смерти, сбивчиво признавшись, когда наставник уже остывал в его руках. И девственность Оби-Вана, кстати, тоже, и эта непорочная чистота, столкнувшись с грязью изнасилования, сильно потрясла Энакина. Поднявшись, они продолжили танцевать, но теперь во взгляде Скайуокера что-то изменилось, появилось нечто глубокое и прекрасное, как драгоценные корусы. «Пойдем отсюда?» — спросил он взволнованно, ощущая, как бешено колеблется сердце Кеноби. Оби-Ван чуть заметно склонил голову, ласково ероша его волосы.