Космическая пыль

Недовольно похрюкивая на мысленно подстегивающего ее Оби-Вана, Рух шла стремительным галопом, периодически переходящим в рысцу — животное быстро выдыхалось. Затормозив у фермы Ларсов, она просигналила о прибытии своего хозяина низким ревом. Из-под литой синтекаменной крыши показался мужчина с винтовкой наперевес. — Чего тебе тут надо, колдун? — пробурчал Оуэн, как показалось Кеноби, с некоторой опаской, — Я же просил тебя держаться подальше от моей семьи. — Люк здесь? — как можно более нейтрально спросил Бен. Ларс покачал головой, втыкая рукоять винтовки в песок: — Не видел его уже несколько дней, на вызовы он не отвечает. Совсем у мерзавца сердца нет. Весь урожай ронто под хвост… — А мне он сказал, что поехал к тебе, — Оби-Ван не стал говорить про намерение Скайуокера извиниться перед «отходчивым» дядей, — Пойду искать дальше. — Он в беде? — надо отдать ему должное, Оуэн встревожился. Кеноби завертелся на своей эопи как хищник, водящий носом по ветру: — Пока нет. Но, сам знаешь, Пустоши полны опасностей. Рух, подчиняясь легкому прикосновению пальцев к шее, потрусила в сторону южного перевала. Внутренний компас указывал именно это направление, а джедай привык доверять чутью. — Слушай, ты мне все еще не нравишься… — донеслось ему в спину хриплое. Бен попридержал эопи за уздцы. — Но передай мальчику, что Беру скучает. Да и я… я тоже, вот. Двери фермы Ларсов всегда открыты для него, даже несмотря на… Ларс выразительно вздохнул, вкладывая в этот звук все, что думает об отношениях Люка и Бена. — Я выполню твою просьбу, — Кеноби соизволил обернуться к хмуро разглядывающему носки ботинок фермеру, — И, Оуэн. Тебе его не удержать, помяни мое слово. Бунтарство у него в крови. Ларс отмахнулся от Кеноби, тяжело топая по лестнице вглубь фермы. Оби-Ван же пошел своим путем. Эопи он больше не торопил. Кажется, он знал, где сейчас Скайуокер. Там, где был всегда, когда ссорился с дядей и грозился сбежать с фермы. Маленькая фигурка скрючилась на песке среди группы надгробий, два из которых были установлены над пустыми могилами. На них должны были значиться Энакин и Падме Скайуокеры, но имена заменили на фальшивые. Правдивой была только дата смерти Падме, совпадающая с датой рождения Люка — 16:8:35. И любили они друг друга до гроба, да простирается память о них в вечности и прочее бла-бла. Оби-Ван бесшумно подошел к коленопреклоненному юноше со спины, осторожно укладывая ладони на дрожащие от холода и рыданий плечи. — Люк, — мягко произнес Бен, опускаясь рядом и оборачивая продрогшего парня своим плащом, — Поехали ко мне, я сделаю тебе горячего чая. У меня осталось несколько цветков кассиуса — говорят, они с годами становятся только вкуснее… Скайуокер так и остался сидеть в согбенном состоянии, занавесившись волосами. — Ну, или могу проводить тебя до фермы… дядя передает тебе привет, кстати. Говорит, что скучает. Что морковка жить без тебя не может. Люк влажно фыркнул, а затем хорошенько высморкался в край пережившего и не такое плаща Бена. Кеноби бережно взял Скайуокера за подбородок, утирая слезы с разгоряченного лица: — Люк, мальчик мой, посмотри на меня. Все хорошо, я рядом. — Бен… — голос юноши осип до неузнаваемости, глаза в свете фар висящего неподалеку лендспидера выглядели красными и измученными. Оби-Ван прижал его к себе, быстро пролистав последние воспоминания Скайуокера: слишком расстроенный, чтобы спорить еще и с дядей, парень гонял по ночной пустыне, пока судорожно стискивающие руль руки сами не привели его сюда, к фамильному кладбищу Ларсов. Кеноби укутал юношу в плащ, словно младенца; с легкостью оторвав от земли, усадил на пассажирское сиденье. Доверчиво прильнув к сильному плечу, Люк не спрашивал, есть ли у Оби-Вана навыки вождения, ведь джедаи априори умеют все. Разве что готовят они из рук вон плохо. *** Проснулся Скайуокер на кровати, лежа головой на коленях у Бена. Сам мужчина чутко дремал, прижавшись спиной к неровной стене, его руки запутались в песочно-золотых волосах. Солнца вставали одно за другим, медленно нагревая толстые стены лачуги, и под плащом становилось жарковато, но Люк не шевелился, вслушиваясь в уютное похрапывание Кеноби. Дыхание Оби-Вана, как часто бывало до и сразу после рассвета, участилось, глаза забегали под сомкнутыми веками. — Энакин, нет, — бредил он, стискивая пальцы в волосах Скайуокера, — Остановись, пока не поздно, я молю тебя… — Бен, — позвал Люк, прерывая его агонию. Кеноби открыл глаза, глядя куда-то вглубь себя, на его лбу проступили мелкие бисеринки пота. Сделав продолжительный выдох и прочитав какую-то мантру про себя, он более осмысленно посмотрел на встревоженного юношу. — Снова эти глупые сновидения, — криво улыбнулся он, как бы обесценивая свои кошмары, — Ничего не могу с ними поделать. — Ты страдаешь, — Люк смотрел пронзительно; вид его озабоченных глаз, так похожих на те, из сна, причинял Оби-Вану острую боль, и он отвел взгляд, — Расскажи мне об этом Энакине. Кеноби поджал губы, мысленно обращаясь к наставнику, но ответом была тишина, разбавляемая лишь жужжанием каменных шершней в саду. Собиралась песчаная буря. — Он… был моим учеником, — со скрипом, точно открылась заржавленная дверь в сосущую пустоту, начал Оби-Ван, — И перешел на Темную сторону. — Темную сторону? — полюбопытствовал Люк. — Да, — Бен взял его ладонь в свою, пальцем вычерчивая на ней три треугольника, собравшиеся вокруг того, что в центре, — Помнишь, я рассказывал тебе про аспекты Силы: Живая Сила… Единая Сила… Темная сторона… Светлая сторона… Бен говорил и говорил — естественно, опуская подробности о родстве Скайуокеров — о том, как они с Энакином впервые встретились, как Квай-Гон умер, оставив мальчика ему на попечение, как Оби-Ван обучал его, стараясь обуздать то, чего сам не понимал, не ощущал, не носил в себе — эту неуправляемую ядерную реакцию, которую вечно хотелось кому-то отдать, во что-то вылить. Что он любил в Энакине, а что ненавидел, как отклонял назойливые, даже агрессивные знаки внимания, пока не сдался, горя, как сухая ветка в адском пламени страсти повзрослевшего ученика. О Войнах Клонов, в которых они не раз выручали друг друга, и о многослойной лжи, что скрывала их отношения от других, так же как Скайуокер-старший скрывал от Кеноби свой брак с Падме. О будущем Императоре, то и дело забиравшем Энакина на какие-то тайные поручения, с которых тот возвращался мрачным и задумчивым. И, наконец, о предательстве, закончившимся падением Ордена джедаев и его, Бена, отшельничеством. Если поначалу слова с трудом выходили из него, то под конец Оби-Ван говорил взахлеб, отчаянно жестикулируя. Дойдя до пика своей истории, он обессиленно уронил руки на бедра, прямо около ошалевшего лица Люка. — Вау, — звенящим шепотом произнес тот, — Я бы показал этому засранцу Энакину, где банты зимуют. Кеноби откинул голову назад и расхохотался, чисто и звонко, будто вышел из него старый, уродливый, многолетний нарыв, что он до этого ногтями расковыривал в кровь, не в силах добраться до сердцевины. Да, чувства все еще здесь и все еще болят, но на душе стало гораздо легче, будто кто-то родной взял да выгреб из него отравляющую грязь, над которой он так трясся все эти годы. Взяв светлый лик Скайуокера в свои ладони, Бен спросил: — Ты больше не обижаешься? — Нет, — сконфуженно улыбался Люк, — Я ревновал, как идиот и мало думал о твоих чувствах. Но теперь я понимаю, каково тебе было. Прости. — Ерунда, — помолодевший душой Оби-Ван склонился к юноше, легонько целуя заманчивые губы, — Спасибо, что выслушал.