Космическая пыль

Люк сидел за столом, сжимая отцовский меч и бездумно щелкая кнопкой. Нацеленная в потолок рукоять то и дело прорывалась холодным огнем, делающим его непривычно бледное лицо похожим на череп. Собрав свои пожитки, Кеноби осторожно накрыл ладонью побелевшие костяшки, и оружие выкатилось из ослабевших пальцев, замерев на краю стола. — Нам пора, Люк. Скайуокер поднял на него растерянные, покрасневшие глаза: — Не так я представлял наш отъезд отсюда… Оби-Ван. Решив, что пара минут погоды не сделает, Кеноби сел напротив, баюкая его маленькие трудолюбивые руки в своих ладонях. Он окинул взглядом свою крошечную хижину, впитывая мельчайшие детали скудного, ставшего родным за девятнадцать лет оседлой жизни интерьера. Разномастная мебель, обожженная тренировками со Скайуокером-младшим; желтые, словно давно не чищенные зубы, стены. Глиняная и жестяная посуда, разворошенная постель. Мерное гудение холодильного блока перебивалось руганью дроидов, поджидающих новых хозяев в лендспидере, и осознание того, как частное перетекает в общее, глобальное, как Живая Сила растворяется в Единой было сродни прорвавшейся плотине с застоявшейся водой. — Я тоже, малыш, — произнес Бен, нежно поглаживая загорелую кожу, — Но Сила зовет нас туда, где мы нужнее всего. Кеноби знал, что должен бы смиренно принять свою грядущую разлуку с юным Скайуокером, что он видел во время медитаций так же отчетливо, как темные хлопья веснушек на кончике его носа прямо сейчас. Что не может скучать по Рух, оставленной в Бестине, у нового хозяина. Горевать по несбывшимся мечтам и всем местам, которые они могли бы посетить вместе как пара… как супруги. Они с Энакином не могли официально и во всеуслышанье оформить свои отношения, но с Люком… Оби-Ван представил их двоих в Алдераанском Дворце бракосочетаний. Скайуокера-младшего в белом как снег костюме, с по-пижонски уложенными волосами и радостной улыбкой. Улыбка всегда украшала его лучше галстуков, запонок, цепочек и прочей лабуды, сияла ярче самых дорогих алмазов. — Бен! — ахнул Люк, заметив крупные капли, сбегающие по обветренным щекам и прячущиеся в седой бороде, — Бен, милый, не плачь, прошу тебя, это все не твоя вина! Не твоя и не моя вина, что Империя влезла в нашу жизнь! Он сел на лавку рядом, обнимая Кеноби за голову, сцеловывая слезы с его лица. «Не надо, Люк!» — хотелось сказать ему, — «Я джедай. Я обязан быть сильным ради тебя. Это я должен быть опорой для тебя». Но он не смог, обхватывая Скайуокера руками в ответ и жадно целуя трепещущие ресницы, тревожно кривящиеся губы, подпрыгивающий кадык. — Бен-Бен-Бен, — тараторил юноша, — Не надо. Пожалуйста, пойдем отсюда, пока не поздно! Они ищут нас. Оби-Ван знал, что это, возможно, последняя их близость, и потому не мог остановиться, спуская льняную хламиду с напряженных плеч и покрывая их быстрыми мокрыми поцелуями. — Бен! Да что с тобой творится? — Люк уперся ладонями ему в грудь, его голос дрожал, — Со штурмовиками, должно быть, те самые Инквизиторы. Нам не справиться с ними вдвоем. Мы поможем этой принцессе и найдем тебе укрытие. Альянс поможет нам. На секунду придя в себя, Кеноби заглянул в озабоченные глаза, вновь поражаясь, сколько в этом юноше верности, стойкости и доброты. Энакин сломя голову бы бросился мстить за смерть родственников, тогда как Люк в первую очередь думал о выживших и о долге. Кажется, Бен Кеноби перенял часть безумия от его отца, разделив с Люком горькое наследие. — Бен… Оби-Ван… — всхлипнул Скайуокер, последний раз воззвав к его разуму, и сдался, тяжело опрокидываясь на кровать. — Малыш, я так сильно люблю тебя, — приговаривал Кеноби, дотрагиваясь губами до неистово вздымающейся груди, обласкивая каждый дюйм чувствительной кожи. «Я так сильно хочу жить. Дожить до того момента, когда все мы станем свободны и счастливы». — Бен, ты что-то знаешь, да? Скажи мне! Скажи! — теперь и по лицу Люка струились слезы, он сорвался на крик, повалив мужчину на себя, дабы заглянуть в затуманенные болью глаза, — Ну почему ты всегда держишь все в себе?! — Будущее переменчиво, любовь моя, — «Кроме одной незыблемой вещи — мне суждено погибнуть от руки Дарта Вейдера,» — про себя добавил Оби-Ван, — Я не стану влиять на твои решения. Не хочу, чтобы на тебя давило бремя пророчеств, погубившее… «…твоего отца». — …Энакина. — Я не Энакин! — с яростью выплюнул Скайуокер, — Я не трус! Я выдержу все, что мне уготовано! Ах, как же красив он был сейчас, этот бурлящий котел смятения, досады и надежды. Кеноби не смел более искушать эту невинность, вешать на нее ярлык Избранного, ломать и использовать. — Люк, родной, — очень нежно произнес джедай, — Доверься мне и просто будь собой. Никогда не требуй от себя слишком многого. Это все, что я могу тебе сказать. Юноша всхлипнул, когда Бен сдернул с него штаны, в последний раз пробуя его пряный вкус. В последний раз чувствуя, как соленая головка трется о гортань, а его пальчики расчесывают седой затылок. В последний — и в первый — раз забираясь на него и давая проникнуть в свое нутро. «Сила, как давно…» — он задыхался, садясь все ниже и ниже и ниже. — Бен! — паника в голосе Скайуокера, но медленные движения постепенно рассеивают ее, — Бен, ты… да чтоб солнца упали мне на голову! — Почувствуй себя мужчиной, Люк, — проворковал Оби-Ван, добавляя немного смазки и снова садясь на крепенький член, — Тебе хорошо? — О да, — Люк, его мальчик, быстро сориентировался, придерживая Кеноби за бедра и восторженно вглядываясь ему в глаза, — Йавова жена… тускеновы дети… Кажется, от переизбытка эмоций, Скайуокер решил припомнить все старческие дядины ругательства, и это заставило Оби-Вана улыбнуться, несмотря на протестующее жжение в заднем проходе. Ничего. Эта боль пройдет. Как и вся, что налипла на него, будто песок на голую задницу. Люк подмял его под себя, и это было восхитительно до дрожи. Он искал ритм, осторожно пробуя мужчину на прочность. — Ох, ты такой горячий там, Бен, — дающим петуха голосом выдал Скайуокер, — Я раньше никогда… вот никогдашеньки… — Верю, малыш, — ласково отозвался Кеноби, обнимая юношу за поясницу и раздвигая ноги. Дроиды могли бы ворваться сюда, не будь они слишком послушны. Ибо их хозяева явно не собирались выходить, да вдобавок переговаривались какой-то невнятной серией стонов и вздохов, которые С3РО никак не мог расшифровать. Оби-Ван, слышавший их недоуменные перетолки сквозь Силу, хмыкнул, расслабился, и Люк вошел в него до предела, сваливаясь к нему на грудь, смотря огромными глазами: — Вау… Лукавый, будто забывший обо всем на свете Кеноби подался к нему и украл весь воздух из слипшихся от жары легких жадным поцелуем, стискивая его бедра ногами. Когда он отпустил его, сердце Люка подскакивало в горле, а вокруг члена было неимоверно тесно и хорошо. — Мой любимый сладкий Малыш, — борода кольнула губы и принялась щекотать его около уха, — Я никогда этого не забуду. — Я тоже, — выдохнул Скайуокер благоговейным шепотом, отчаянно стараясь сделать процесс как можно более приятным для Кеноби, — Я… я справляюсь? Сила, это было так мило. — Более чем, — Оби-Ван накрыл губами его ухо, и Люк снова вогнал в него по полной, чувствуя, как тело перестает слушаться, — О дьявол, Люк, трахни меня, вот так, да! Солнца садились, вальсируя друг с другом, и в красном полумраке лица Энакина и Люка сменяли друг друга, словно в дурмане от дешевой наркоты. Совсем как тогда, в их последний раз, ровно перед отправкой Кеноби на Утапау. Тогда в душе Избранного как будто наступило временное затишье, и они занимались сексом с ложной верой, что все будет хорошо — оба, как Оби-Ван понимал теперь, спустя столько лет. Кеноби будто завис между небом и землей, между двумя Скайуокерами, понимая, что никогда не исцелится окончательно, но… Здесь и сейчас с ним был Люк, благодарный, нежный, преданный и достойный самой большой и чистой любви, какую только мог дать ему этот гребанный прогнивший мирок. Оби-Ван откинулся на подушки, по-настоящему отдаваясь ему и получая от этого громадное наслаждение. Особенно остро воспринимая сейчас прикосновения юноши, то, как он бережно придерживает его за бедро и плечи, целуя мокрую шею. Такой деликатный. От его внимательности и щадящего темпа Оби-Ван медленно наливается медом и лопается, как перезревший плод. Люк объят косыми пыльными лучами, он буквально светится для влюбленного Кеноби, и испытать это чувство, такое сильное, еще раз перед смертью было даром, доступным далеко не каждому. — Спасибо, — Оби-Ван снова плакал, поглаживая стонущего, заливающего его теплом изнутри Скайуокера, — Я очень сильно люблю тебя, малыш, клянусь своим сердцем. — Я тоже люблю тебя… Оби-Ван, — Люк назвал его настоящее имя, и в его устах оно звучало как молитва, как песня, как крики чаек на далеких берегах, куда они мечтали отправиться, — Мне так грустно, когда ты плачешь. Я сделал тебе больно? — Нет. Это от счастья, Люк, — Кеноби ласково расцеловал юношу в раскрасневшиеся щечки, и тот наконец-то улыбнулся. Через десять минут все было готово к отправке в Мос-Айсли. Если бы С3РО умел закатывать глаза, они бы уже оказались у него на заду. — Господин Люк, я, конечно, все понимаю, но нельзя ли побыс… — Заткнись! — хором прикрикнули на него Кеноби и Скайуокер, оба одинаково пасмурные и задумчивые, и робот стушевался, ворча что-то себе под нос, который тоже, как назло, отсутствовал. — Надеюсь, мы не опоздали, Бен, — Люк тронул рычаг, и репульсоры взревели, подняв тучу песка. — Нет, сейчас самое время, — Оби-Ван постарался расслабиться, расположившись в стареньком, деформировавшемся от перевозимых канистр с водой кресле, — Жми. Люк кивнул, дроиды наконец притихли, и лендспидер сорвался с места. Закат догонял их с тыла, красный, как смерть, золотистый, как надежда.