Космическая пыль

— Энакин, какой ты все-таки грязный идиот, — собственнически оглаживая напрягшиеся ягодицы, — Надеть анальный якорь на свадьбу своей бывшей… Скайуокер мелодично застонал, стоило Оби-Вану развести его, обводя языком основание изящной маленькой пробки из искусственного стекла. — И при этом стать ее шафером… Шафером, едва не размазавшим супружеский экипаж о Сенатский купол, рассыпавшим кольца по полу… Энакин застонал громче — Кеноби потянул пулевидную игрушку наружу, и та неохотно, с влажным хлюпом покинула сокращающийся от нетерпения анус. — Забывшим свою поздравительную речь… Рот жадно накрыл промежность, сильный язык пробрался внутрь, нежно стимулируя пылающие нервные окончания. — Ах, Мааастер! — из Скайуокера посыпался какой-то лай, нечто среднее между хныканьем и смехом, — Мастер, пожалуйста- — Падме и так была обижена на тебя из-за того, что ты набил морду ее будущему жениху, — Оби-Ван харкнул на трепещущую щелку, и Скайуокер содрогнулся, издав низкий, отчаянный стон, — Но когда ты еще и несколько раз ошибся в его фамилии… — Ммммаааастер… — Хотя тут я соглашусь с тобой, у самого руки чесались, когда Кловис стелился перед Владыкой, заверяя его и Сенат в том, что Тиранус обманул и шантажировал его, — обжигающе-горячие ладони лапали похотливо подрагивающие бедра, гладили прогнувшуюся от желания поясницу и восхитительные ямочки на красивой попке, — Невинная овечка, как же. Ну ничего, этот предатель еще получит свое. Оби-Ван надолго замолчал, с ненасытным, темным удовольствием вылизывая и посасывая истосковавшуюся дырочку. Его хищная страсть порабощала Энакина, растворяла волю, как ксеноборная кислота, так что он мог лишь мычать, точно немой, ежесекундно покрываясь мурашками. — Мастер… — Кеноби отстранился, и от неимоверной жажды прикосновений комната поплыла перед глазами юноши, — Уф, пожаааалуйста… — Все еще любишь ее? — вдруг жестко спросил Кеноби, и Скайуокер содрогнулся от его тона: — Нет, Мастер… — Не лги мне, — разозлился Оби-Ван, заталкивая холодный пластик обратно в разгоряченную плоть, вынуждая Энакина скулить, как побитая зверушка, — Сученыш, ты считаешь себя умнее меня?! — Нет! — Скайуокер, эти восемьдесят килограмм концентрированной Силы дрожал всем телом, пряча лицо в диванной подушке, — Я люблю только Вас, клянусь! Оби-Ван спихнул его с диванчика на ледяные каменные плиты; Энакин гаркнул, ударившись локтями и коленями. Кеноби ненавидел здание Сената, его гулкие огромные залы да высоченные потолки, и даже эта комната отдыха была какой-то здоровенной и неуютной, кричаще-роскошной. Подчинившись болезненному тычку, полностью обнаженный Скайуокер перевернулся на спину, глядя на Кеноби огромными преданными глазами. Безволосые живот и грудь уязвимо вздымались, пальцы царапали пол, но, несмотря на дикий холод, он даже не пытался встать. Это было бы опрометчивым решением с учетом тяжелого сапога, вставшего ему на горло. — Лживая маленькая дрянь, — прошипел мужчина, слегка надавив подошвой на гордо выпирающее адамово яблоко, — Я раздавлю тебя, как карликовую нуну. Думаешь, ты один тут такой ревнивый? Энакин шумно всхлипывал, стараясь компенсировать недостаток кислорода. Во взгляде Оби-Вана вспыхнул острый золотистый блеск, а Сила угрожающе гудела вокруг него, точно вибронож. — Мастер, я принадлежу только Вам и больше никому, — сипло заклинал Скайуокер, цепляясь потными пальцами за гладкое голенище, — Загляните в мой разум, если не верите! Широкий носок задумчиво скользнул по чисто выбритому подбородку, запрокидывая голову юноши назад; жилистое тело с готовностью выгнулось на этот грубый, повелительный жест. Мысли Энакина были распахнуты перед Мастером, как препарированная лягушка — живые, хрупкие, трепещущие. Скайуокер жаждал этого вторжения, нарывался на него, это было ясно, как день. Взгляд Оби-Вана расфокусировался, а затем он кивнул, и опасный янтарный свет исчез из его глаз. — Ладно, так и быть, я верю тебе. Но не забывай — тебе дозволено любить и обожать только своего учителя, — уже спокойнее произнес Кеноби, мыском сапога поворачивая раскрасневшееся лицо к себе. Энакин подобострастно приник губами к терракотовой коже. — Слушаюсь, Дарт… — Заткнись! — Оби-Ван зло отпихнул провинившегося ученика, и кровь выступила на греховно красивых губах, — Не смей произносить мое имя! Энакин замер, голодно и кротко глядя на Кеноби, поджимая разбитую губу. Его член и живот стали влажными от предсемени, а ужас вперемешку с неподдельным восхищением так сладко питал бездонную дыру в груди Дарта Сузурри¹. — Ну хорошо. Иди ко мне, — Оби-Ван похлопал по бедру, будто подзывал домашнее животное, и Энакин мгновенно очутился около него. — Да, Мастер? Что я могу сделать для Вас? — шептал он, сложив голову на колени мужчины. Того и гляди начнет хвостом вилять. — Ты отсосешь мне и заодно хорошенько подумаешь о своем поведении, — распорядился ситх, — Маленький раб. Скайуокер кончиком языка стер кровь с побагровевших губ, его глаза пылали огнем вожделения: — С наслаждением, Господин. Оби-Ван трахал покорно раззявленную, булькающую глотку, наблюдая за тем, как меняется выражение лица Энакина с просто одухотворенного на абсолютно экстатическое. То же выражение было у зареванного девятнадцатилетнего подростка, устроившего геноцид тускенам, и на десерт впервые угостившегося членом своего Мастера. Как легко он сломался, угодив в силки Темной стороны! Как приятно было разжигать этот порочный огонь снова и снова! Квай-Гон Джинн или, точнее сказать, Дарт Квэзитор² гордился бы своим учеником. Семя на высунутом языке, слезки в уголках глаз, и это блядское, на выдохе «еще». Усевшись на диван и отдыхая, Оби-Ван заставил скулящего щенка сосать носок пыльного сапога насколько хватало ширины распахнутых челюстей, и Энакин с благодарностью принял эту замену. — Я не разрешал тебе трогать себя, — прорычал Кеноби, толкая Скайуокера обслюнявленной ногой в солнечное сплетение. Парень крякнул от боли и опрокинулся на спину, отдергивая от паха непоседливые руки, — Особенно после того, как ты посмел ходить весь день с этой штукой и позорить меня перед Владыкой. Ситх встал и наступил ученику на грудь, выжимая из него стон, властно окидывая взглядом из-под нахмуренных рыжих бровей дрожащее от желания юное тело. — Твоя самодеятельность откровенно раздражает, Энакин, и уже не в первый раз ставит под угрозу нашу конспирацию. — Вы меня за это накажете, Мастер? — с надеждой произнес Скайуокер. Сапог сполз с груди на живот, вторгся промеж сведенных ног, разводя их в стороны. Оставил отпечаток подошвы на сливочной карамели бедра, мягко прижимая его к полу. Энакин еле воздерживался от похабных стонов, заглядывая в ледяные глаза. Кажется, в этой пронзительной, ощетинившейся убийственными морозами лазури снова вспыхнули золотом лезвия, обагренные кровью. Вспыхнули и остались, сияя под прищуренными веками, словно расплавленный металл. — Ты неисправим… Вейдер. Последнее слово Кеноби произнес одними губами, и Энакин забился, как выброшенная на берег рыба, все-таки не выдерживая напряжения, испытывая сильнейший спазм от своего Темного имени, выдуваемого, обрамленного этим божественным ртом, от покровительственной ласки во взгляде и почти любовного давления сапога на внутреннюю сторону бедра. Ну и, конечно, сыграла свою роль анальная пробка, неполные сутки врезавшаяся в простату. — Вот это номер. Ты чуть не спустил от одного моего голоса! — промурлыкал польщенный Дарт Сузурри, опускаясь на колени и касаясь разбитых губ своими, вкладывая в поцелуй исцеление — единственную полезную вещь, которой стоило научиться у джедаев, — Мне это ужасно нравится. Игрушка покинула тело юноши; во влажный от смазки анус проникли теплые пальцы, массируя изнуренную плоть нестерпимо нежно. — Мастер! — вскрикнул Скайуокер, и слезы брызнули из его глаз, — Умоляю, не останавливайтесь! Я за Вас жизнь отдам! — Умница. Хороший мальчик, — шепнул ситх в заливисто стонущий рот, забираясь в растраханную дырку поглубже и доводя Дарта Вейдера до долгожданной разрядки. *** — Господа. Я вижу, что вы разрешили свои разногласия? — без своего плаща Дарт Сидиус выглядел обыкновенным стариком, но так обманываться могли лишь непосвященные. — Энакин способный ученик, Ваше Превосходительство, — спокойно ответил Оби-Ван, борясь с желанием одернуть Скайуокера, буравящего подозрительным взглядом Дара Уака, секретаря Канцлера. Заметив беспокойство юноши, Владыка тонко улыбнулся и повел ситхов из приемной в свой частный кабинет. — Не могу не согласиться. Энакин прекрасно справился со своей задачей, обработав Кловиса и тем самым сделав из него мученика. Как я и думал, сострадательная сенатор Амидала купится на это и, возжелав защиты от ревнивого бывшего, согласится на брак. Теперь, понижая процент Республике, Кловис будет выглядеть как заинтересованное лицо… Вейдер тем временем внимательно смотрел на своего учителя. «Вот видите, я не лгал, когда говорил, что больше не испытываю к Падме чувств,» — прочел Сузурри в его взгляде, — «Все должно было выглядеть естественно, в том числе и для Вас. Простите меня, Мастер». «Поговорим позже,» — ответил мысленно несколько смущенный Оби-Ван, пропустив половину из того, что говорил Владыка. Как мог Дарт Сидиус так поступить с ним, через голову отдавая Вейдеру распоряжения? Было ли это неким испытанием? Неужели Темный Лорд сомневается в Дарте Сузурри, в его способности сохранять холодный разум и отпустить Энакина ради достижения куда более важных целей? Дарт Сидиус никогда не говорил прямо о таких вещах. В сущности, Владыка прав. Оби-Ван стал слишком зависим от своего ученика. Если быть совсем уж откровенным, он хочет его двадцать четыре на семь. И готов повыкалывать любые глаза — гуманоидные, рыбьи, на стебельках, с третьим веком или вообще без век — глядящие на Избранного дольше, чем полторы секунды. Ощутив смятение учителя, Скайуокер мягко толкнул его плечом, и в сердце немножко потеплело. «Мастер, не превращайтесь в параноика. Вы рассуждаете, как джедай,» — Вейдер передернул плечами, в его глазах загорелась волчья жажда, — «Лучше подумайте о том, что остаток ночи я весь Ваш». Пока Дарт Сидиус разливал горячительные напитки для них и незнакомого пожилого мууна, расположившегося в мягком бархатном кресле, Оби-Ван незаметно покачал головой: «Ты сумасшедший, Энакин, обсуждать это здесь, в присутствии Владыки». «То, что мы делали в той комнате отдыха тоже нельзя назвать чем-то адекватным, Мастер,» — поддел Скайуокер учителя. Его глаза, вернувшие свой чистый озерно-голубой цвет, обратились к важно склонившему голову мууну. Кланяясь в ответ, Кеноби завернулся, как в вуаль, в колышущуюся поволоку Силы, пряча эмоции. Дразня своего Мастера, Энакин пригубил игристое алдераанское вино; алая капля ползла по его подбородку и шее, и Кеноби смог оторвать от нее взгляд лишь когда та ускользнула за ворот туники. «И, Мастер. Разве Вы не перешли на Темную сторону ради того, чтобы позволить себе испытывать страсть, любить, ненавидеть, ревновать, зависеть? Отрицание этих чувств сделает нас слабыми, как джедаи». При повторном упоминании джедаев Кеноби поморщился, точно от зубной боли. Чтобы скрыть это, он тоже попробовал вино, старательно вслушиваясь в гнусавую, неторопливую речь мууна. «Какого хрена ты лезешь мне в голову? Кажется, я недостаточно наказал тебя». Энакин вспыхнул жарким восторгом, предельно аккуратно, чтобы не выдать свой мандраж, водружая бокал обратно на стол. «Кончайте флиртовать друг с другом,» — вклинился в их диалог третий, недовольный голос, когтистые пальцы сомкнулись на левом плече Оби-Вана, призывая сосредоточиться на деле. Он вздрогнул, холодея, но этот лед тут же растопили мягкие горячие пальчики Вейдера, коснувшиеся правой руки. Две руки, будто демон и ангел из поверий набу, покоились на его плечах, символизируя муки выбора между слепым подчинением и чувствами. И Дарт Сузурри его сделает, если придется. Пропади все пропадом, он знал, в чью пользу.