Космическая пыль

— Мастер… Оби-Ван отрывается от самоучителя по хаттскому языку, чувствуя тревогу и вместе с тем облегчение близкой развязки. — Падме мне не дает, — вывалил Энакин, сверкая заплаканными глазами, — Хуже того, она видеть меня больше не желает! Кеноби, уже привыкший к истерикам своего падавана, лишь тихонько вздохнул. Энакин, конечно, скрывал от него свою влюбленность в сенатора, но делал это настолько халтурно, что удивительно, как об этом еще не прознал Совет. Да и какая разница? Ведь секса так и не случилось. — Я знаю, что виноват, мастер! — Скайуокер сорвался на крик, — Ну давай, наори на меня! Я такой плохой, я ущербный! Никто не любит меня! Никто не хочет меня! Сила вспучилась вокруг размахивающего руками парня, забугрилась острыми пиками, забираясь невидимой змеей под ребра, придушивая сердце. Оби-Ван, некоторое время наблюдавший грустные тенденции развития отношений Энакина и Падме, был во всеоружии. У него имелся план, как оседлать эту ядовитую смесь из ярости, боли и страсти, сделать запретные чувства делом двух человек — учителя и ученика. Ах, запреты… запреты только распаляли желание Скайуокера делать все назло, и Кеноби решил сменить тактику. Он был и будет для него опорой, громоотводом, жилеткой, даже подстилкой, ибо поклялся Квай-Гону, что обучит Избранного, как должно, и защитит — да хоть бы и от самого себя. Мужчина сделал шаг вперед и поцеловал дрожащие уста. — Мастер? — в ужасе прошептал Энакин, отпрянув. — Я мог бы заменить Падме, — Оби-Ван вновь сократил расстояние между ними, разглаживая складки на тунике ученика, — Если захочешь. — Ты?.. — голос Скайуокера сорвался и заглох. Кеноби серьезно кивнул, ощущая себя стоящим в оке бури. — Я твой учитель. И хорошо знаю, каким тяжким грузом могут быть запросы тела. Главное… — Не привязываться, — Энакин сузил глаза, покусывая нижнюю губу. — Да, — выдохнул Оби-Ван, и глаза остановились на глазах, голубые-голубые, словно небо любилось с морем. Клик-клак, дверь спальни Кеноби заблокировалась, хотя ее хозяин определенно не делал этого. — Ты поможешь мне, мастер? — Скайуокер дышал часто, фрустрация улетучилась из его ауры, сменившись не то смятением, не то… — Конечно, — пальцы мужчины решительно сжали темную ткань. Не давая себе передумать, Скайуокер сгреб учителя за талию, неумело и голодно терзая покорный рот. — Так… колюче… непривычно, — не понимая, как можно одновременно говорить и дышать, целовать и дышать, промямлил Энакин, внезапно чувствуя обжигающий, лезущий под кожу стыд, — Я боюсь, мастер… — Все хорошо, — тщетно пытаясь выровнять дыхание, Оби-Ван погладил его по волосам, — Делай что хочешь и как хочешь. Энакин позволил себе забыться, держа лицо джедая в обеих руках, точно кувшин, что собирался испить до дна. Их языки сплелись, нежно лаская друг друга, и страх Скайуокера перед собственной неопытностью начал таять. — Может, лучше ты сверху? — нервное, — Пожалуйста. — Я полагал… — брови Кеноби поползли вверх. — Ты многого не знаешь обо мне, мастер, — Энакин опять закусил губу; глаза сухие, словно бархат, скулы пылают, — Вообще-то, мы поссорились с Падме потому что я просил ее трахнуть меня. Оби-Ван охнул, почесывая в затылке. — Секунду, секунду, — Энакин задыхался, цепляясь мокрыми пальцами за твердый торс Оби-Вана, — Давай. Довольный стон и мягкий шлепок яичек о ягодицы — член плавно вошел целиком и полностью, раздвигая упругую гладкую плоть. — Ммммхххх, — новый толчок, пожестче, Энакин поднимается на носочки, дрожа от накрывших его переживаний, — Мааастер… Находясь глубоко внутри юного, жадного до ласк тела, Кеноби медленно надрачивал твердый, сочащийся член, после чего распластал падавана по стене, вытягивая над головой скребущие металл руки, и трахал так вкусно, что от этого сиреной хотелось выть. Энакин не чувствовал пола под ногами, послушно раскрывшись и просто потрясающе проводя время со своим мастером. — Так хорошо? — прорычал Кеноби ему на ухо, ускоряясь, ощущая, как все внутри Энакина волнуется, колеблется, подстраиваясь под форму его члена, выжимая из траха максимум удовольствия. — Сила, мастер!.. Да, да, да! — выкрикивал юноша, буквально вставая на дыбы, корчась в его руках, подмахивая задом навстречу с диким, обжигающим исступлением, призывая Кеноби быть с ним животным: ненасытным, сгорающим от желания хищником, ебущим свою жертву, прежде чем слопать. Оби-Ван целовал вишневые, чувственные губы и не мог нацеловаться, язык кололи грязные словечки, вырывающиеся из тяжко дышащего, влажного рта… бросить его на кровать, чтобы Энакин вскрикнул, и на миг в соловеющем разуме блеснуло нечто осмысленное и умерло, утонуло, точно ведро в колодце. Юноша лежал на животе, трепеща, весь мокрый от нагретой трением смазки, когда Кеноби ощутил, что Сила тянет его за яйца, будто те были намагниченными. — Сейчас же… вернись, — сдавленно требует Энакин, и они снова неразлучны, словно болт и гайка. Скайуокер закидывает колено на подушку, еще больше раскрываясь для своего мастера, и скручивается в рулет, скользя потным лбом по морщинистой постыни. Испарина жжет глаза, однако член внутри важнее, и дышать не надо, глупо и безнадежно, мозг больше не старается удержать какое бы то ни было равновесие, отключаясь, не желая работать. Оби-Ван наваливается на падавана, Сила отрывает его пятки от пола, загоняя хуй поглубже и, Палпатиновы панталоны, Энакину хочется рыдать от непреодолимой близости оргазма. Мастеру остается только беспощадно дернуть его за косицу на себя, как необъезженного скакуна, втрахнуться посильнее, чтоб глаза вылезли из орбит и вырвать крик из горла, выгрызть его, сжимая в кулаке, словно ебучий трофей. — Фффуууух, бляяять, — сыплется из Скайуокера, а дрожь стучит, стучит по постели, и крыша уже не просто едет, а несется скорым поездом Пиздато → Охуенно. — Дааа, Энниии, — последние задыхающиеся толчки, перед тем как Кеноби бессильно валится ему на спину. Они обнимаются на грязной постели, и Энакин чувствует себя спокойным, умиротворенным, готовым двигаться дальше. — Спасибо, мастер, — бормочет он, сопротивляясь желанию мгновенно провалиться в сон, — Мне стало гораздо лучше. Но, боюсь, я не смогу выполнить твое условие. — Какое, Энни? — Оби-Ван сопроводил свой вопрос поцелуем во влажный висок. — Не привязываться, — зевнул Скайуокер, все-таки сдаваясь на милость приятной усталости. И тут Кеноби понял, что крупно вляпался.