Космическая пыль

Перед самым оргазмом Энакина Оби-Ван всегда замедлялся. Когда юноша начинал непроизвольно сокращаться и постанывать, запрокидывая голову назад под давлением сцепленных на шее рук и потихоньку задыхаясь. Кеноби до беспамятства любил это упругое тело, подающееся назад в синхронных движениях. Замок из ладоней нажимает сильнее, Энакин открывает рот, впуская вязкую струйку Оби-Вановой слюны и жмурится, кончая бурно, остро, глубоко и так хорошо для Кеноби, застрявшего в ловушке теплой гостеприимной плоти. — О Сила, мальчик мой, — горячо нашептывать в мокрый, требовательный рот и продолжать неспешно двигаться, массируя Энакина изнутри, — Ты так возбуждаешь меня, я просто не могу остановиться. Скайуокер полностью в его власти, распятый и податливый, тающий от удовольствия. Мелкими движениями Кеноби вновь доводит его до исступления, бедра Энакина столь отзывчиво и красиво движутся навстречу, и Оби-Ван останавливается, дабы покрыть поцелуями трепещущие плечи. — Ты прекрасен, — выдыхает, быстро входя и медленно вытаскивая, именно так, как им обоим нравится, ловит быструю улыбку Энакина на своих губах, мягкую и незабываемую, теплую, как самое сердце лета, — Люблю тебя безумно. Дети, Люк и Лея сладко сопели в соседней комнате, и было самым настоящим чудом то, как быстро они утихомиривались от одного присутствия Кеноби. Когда Энакин, скрипя зубами на сломанный лифт, шурша наполненными детским питанием пакетами завалился в пахнущую побелкой и дико оранжевой краской квартиру — пусть довольно скромную, но таки на Верхнем уровне, и ровно между шестью и девятью часами утра в нее все же заглядывало Корускантское солнце — Оби-Ван, одетый в простой коричневый свитер из шерсти банты дремал на кухонном диванчике, прижимая к себе спящих малышей. Энакин растрогался от этой картины настолько, что даже позабыл об их утренней ссоре: Оби-Ван, в отличие от Скайуокера, не пожелал уходить из Ордена, и парень сгоряча намолол чепухи, вроде той, что Кеноби заберет его детей, если у них проявятся способности, да хлопнул дверью. — Ни за что, Энакин. Если ты не хочешь, — это были первые слова Оби-Вана, проснувшегося от легкого поцелуя в лоб. Нелегкий квест по кормлению неусидчивых малышей так же был сброшен на надежные плечи Кеноби, а Энакин вздохнул со стыдом и завистью, глядя на то, как ловко мужчина подхватывает сползающего с колен Люка и пичкает его пюре из барабельских фруктов. Когда он уедет на очередную дипломатическую миссию — ну или зачищать какую-нибудь вшивую планетку от локальных незаконных правительств, расплодившихся после Войны, точно тараканокрысы, Энакин опять начнет сходить с ума, собирая раскиданные игрушки, расцепляя щиплющихся и воющих близняшек, меняя подгузники, читая сказки и включая мультики, в редкие промежутки сна страдая от кошмаров, в которых Падме умирает при родах снова и снова. Нет-нет-нет. Сейчас Оби-Ван рядом, и ему даже чересчур хорошо и казалось, что именно Кеноби позволяет ему не горевать. — Энни… — влажный шепот на ухо, и лишние мысли разлетаются, как мошки от мухобойки. Кеноби ласкает его так, что хочется, твою мать, жить. Дрожа от оргазма, Энакин оказывается в липких, но крепких и любящих объятиях. Всхлипывает: — Оби, прости меня за все, что наговорил утром. Я понимаю, быть джедаем — это твое призвание… Но все же не хочу потерять еще и тебя. Оби-Ван слегка отстраняется, чтобы заглянуть в мокрые от слез глаза. Нежно вытирает сбегающие по щекам капли: — Солнышко мое! Поверь, я тоже хочу проводить больше времени с тобой и детьми. И мое самое сокровенное желание заключается в том, чтобы ты был счастлив. Юноша хлюпнул носом, зарываясь поглубже в шею любимого; пальцы Кеноби ласково запутались в темных локонах. — …Поэтому я решил завтра поговорить с Советом о моей отставке и всех тех выплатах за пропущенные отпуска… Энакин вздрогнул, понимая, что это значит. Оседлая жизнь. Воспитание детей. Семья. Через десять с лишним лет, сквозь лишения, пророчества, испытания и жертвы он снова обрел ее. — Ты успеешь к обеду? — пробормотал он, не отлипая от шеи мужчины. — Обязательно, — Оби-Ван коснулся губами растрепанной макушки. Энакин облегченно вздохнул и наконец смог заснуть, крепко-крепко, без сновидений. Он даже не почувствовал, как Кеноби встает, чтобы покачать на руках проснувшихся малышей.