Космическая пыль

С прикорнувшей на плече дочерью Энакин сосредоточенно штудировал Сеть в поисках рецепта того самого голубого супа, что в детстве ему готовила Шми. — Не то, все не то, — бубнил он, не забывая поглаживать доверчиво прильнувшую к нему девочку по темно-русой головенке. Оби-Ван проследил взглядом за правой ладонью, нежно приглаживающей вьющиеся локоны к хрупкой шейке. Несмотря на то, что та была твердой, металлической, холодной, Лея почему-то любила висеть именно на ней. — Уже можно хвостики делать, — заметил Кеноби. Энакин оторвал взгляд от планшета, подарив ему теплую улыбку. Глаза юноши хоть и выглядели усталыми, но в них светились радость и благодарность — ведь Оби-Ван выполнил обещание и покинул Орден, несмотря на горячие просьбы Совета остаться. Чтобы утвердиться в своем решении, Кеноби достаточно было подумать о грустном и тревожном лице Скайуокера, провожающего его на очередную миссию, о детях, нуждавшихся в его внимании, о том, что никогда не принадлежал сам себе и жизни-то настоящей не пробовал, той самой важной частички Живой Силы, о которой так много говорил Квай-Гон. А между тем, вот она, жизнь: Люк, крошечный и пыхтящий, приютился на Оби-Вановом левом колене и собирал сортер, исступленно заталкивая квадрат в круг. Кеноби переполняла искрящаяся, словно первый снег любовь к малышам и в особенности к Энакину, такому спокойному, внутренне светлому, даже не понимающему, насколько он счастлив именно сейчас, когда они сидят вот так вместе за кухонным столиком, не замечая повизгивания флаеров за окном и ругани соседей, орущих, как иторианцы. — Ммм? — чувствуя его внимание на себе, Скайуокер снова отвлекся от поисков рецепта молочного супа. — Я просто любуюсь тобой, — само собой вырвалось изо рта Кеноби. Выражение Энакина смягчилось еще больше, взгляд сделался рассеянным и влюбленным. Он потянулся поцеловать Оби-Вана в уголок рта, когда Люк, устав сражаться с несправедливой реальностью, зашвырнул злосчастный квадрат точно в раковину. — Ты почувствовал? — взволнованно поделился Кеноби, — Он придал этой штуке ускорение при помощи Силы! Теплое дыхание Скайуокера тут же исчезло с его губ; он помрачнел, сильнее прижимая к себе Лею. — Я уже сказал тебе, что не хочу отдавать детей в Храм. — Но мы могли бы обучать их самостоятельно, — Оби-Ван притянул выброшенную фигурку к себе, вкладывая ее в соответствующую выемку, — Они ведь могут нечаянно травмировать кого-то в моменты неудовольствия или гнева. — Я и мухи не обидел, Оби-Ван, до тех пор, пока Квай-Гон не забрал меня, — с горькой иронией произнес Энакин, намекая, что разговор окончен. И все же, после ужина Кеноби заметил, что Скайуокер протягивает руку с игрушкой к сидящему поодаль сыну, выжидая, что тот применит Силу, дабы забрать ее. *** Перевалило за полночь; Оби-Ван смотрел какой-то глупый новогодний голофильм, а Энакин — на него. — Может, ты и прав, — дождавшись рекламной паузы, прошептал он, выводя на ладони возлюбленного абстрактные узоры, — Я не хочу, чтобы мои дети боялись себя, отрицали свои способности, как делал я в детские годы. Но и не хочу переусердствовать с контролем… ты знаешь, к чему это едва не привело. Оби-Ван прижался лбом к его лбу, прикрывая глаза: — Прости меня за все, что тебе пришлось пережить, Энни. Я слишком поздно осознал свои ошибки. — Не кори себя. Ты здесь, сейчас, со мной, и это главное. В КоКо Тауне снова пускали фейерверки; пара замерла, разглядывая друг друга в отдаленных розовых и зеленых вспышках. — А ведь миллионы родителей по всей Галактике растят чувствительных к Силе детей самостоятельно, без джедайской подготовки, лишь вскармливая их своей любовью, — задумчиво протянул Оби-Ван. — Как думаешь, мы справимся? — глаза Энакина взволнованно блестели. — Мы справимся. Наши дети справятся, — Кеноби потянулся к Скайуокеру за поцелуем, и на сей раз тот охотно ответил. Под невнятное бормотание из динамиков ладони Оби-Вана ласкали Энакина под домашними шортами, и хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось, чтобы он до скончания веков целовал его губы и смотрел с этими радостными морщинками около глаз, выдающими неуемное, страстное обожание. Обрамленный невнятными образами с экрана и фантастически красивый, он накручивал кулак вокруг члена Скайуокера, погружая адски чувствительную головку в рот. — О да, Оби-Ван… да-да-да, вот так, а теперь медленно возьми его глубже… еще глубже… ах, черт возьми! Сердце Энакина колотилось где-то в ногах, нахально заброшенных на сильные плечи, и когда мужчина принялся жадно отлизывать его расслабленную киску, выгнулся, хныча до хрипоты, умоляя потрахать ее языком. Оби-Ван подчинился, быстро-быстро заходя кончиком в раскрытое очко, отчего юноша, так и не выходя из позы зю, бессовестно кончил прямо на рыжую макушку. — О дорогой… ты делаешь мне так хорошо, — стонал и дрожал Энакин, снова проваливаясь в оргазм от вкусных причмокиваний между ягодиц. Когда Оби-Ван целовал его сразу после оральных ласк, Скайуокеру всегда сносило крышу. И в изнывающее нутро хотелось впустить, обнимать, ощупывать и гладить мышцами, длинной паутинкой предсемени пачкая поджатые животы. Наполненным быть, в едином ритме сливаясь с тяжелым дыханием; чувствуя, как руки накрываются влажными ладонями, упереться ступнями в грудь, принимая вес на себя. Под мелкими, животными движениями бедер забывать молчать, изливая душу в сладких, полных удовольствия стонах. — Залей меня спермой по уши, — прохрипеть, и получить заветное «О, Энакин!» в ответ. Кеноби выбрасывает таз вперед, упруго и мощно, в его глазах Скайуокер плещется, точно в море, уже и не надеясь всплыть. «О мой дорогой, дражайший, драгоценный!» — спазмировать, сжимая клок золотых волос на загривке, а другой рукой выводить красные полосы на мускулистой спине. Энакина переполняет легкость, а чувство вины за то, что не поверил в обещания Палпатина истончается, точно волос, пока не исчезает насовсем. — Хочу быть твоим навеки, — шепчется исподволь самое желанное, глубинное, — Стань моим супругом, Оби-Ван. Я люблю тебя. В первый раз Энакин видит слезы на скулах у своего сильного мужчины, своей опоры и надежды, того, кто не оттолкнул, когда Скайуокер на коленях к нему приполз с извинениями, воя, что чуть-чуть, едва-едва, и очутился бы на той, другой, страшной стороне. С живой женой, вероятно, но кто знает? Энакин смирился. И смиренно ждал ответа Кеноби, как тогда, когда мастер прижал его к себе, дав выплакаться и рассказать все-все-все, сбивчиво и стыдно признаться, что слаб, зол, напуган и безнадежно влюблен. — Энни, любовь моя, мое сокровище, я согласен, — трепетные слова, его член внутри и бесподобные объятия, такие жаркие и нужные сейчас. Энакин Скайуокер был по-настоящему счастлив это услышать.