Подмастерье/Apprentice

      Северус контролировал ситуацию. Всегда.       За исключением вчерашнего дня. Он позволил диким мыслям взять верх над ним и плохо справился с этим.       Он оставил записку на двери кабинета, в котором они обсуждали теорию, сообщив мисс Грейнджер, что она освобождена от уроков. Он почти ожидал услышать, как она стучит в его дверь час спустя, требуя ответов. Не ответов, объясняющих его поведение прошлой ночью, а скорее ответов на вопросы по магической теории. Ничто не встанет между его маленькой Всезнайкой и ее образованием. Ее жажда знаний была ненасытной, и Северус находил эту ее черту довольно милой, независимо от того, что он мог насмехаться над ней за это.       Но не было ни стука, ни вопросов. Ему показалось, что он слышал ее за дверью, но, должно быть, ему показалось.       На улице было темно. Северус и не заметил, когда солнце село и снова наступила ночь. Сегодня перед ним не горел камин. Он никогда не зажигал его, если не желал комфорта, вызванного теплом. Он не заслуживал утешения — не после жестокости, совершенной его руками прошлой ночью.       Северус услышал, как открылась дверь. Он хотел сказать Гермионе, чтобы та ушла, но знал, что это бессмысленно. Она никогда раньше не слушала его приказа уйти. Девушка осторожно закрыла дверь и подошла к нему так тихо, что он подумал, что ему это показалось. Может быть, так оно и было.       — Ты пил? — она спросила его.       — Нет, — Гермиона кивнула и опустилась на колени.       — Не надо, — она не слушала. Она никогда его не слушала.       — Почему ты здесь?       — А почему бы и нет?       Это беспокоило его. Почему бы и нет? Почему она? — это был явно более очевидный вопрос. Вопрос, на который у него не было ответа. Было множество причин, почему Гермиона не должна была быть здесь, но Северусу было трудно найти хотя бы одну, по которой ей бы этого хотелось.       — Я в порядке. Все хорошо…       — Это не было хорошо! — он сказал решительно, сохраняя контроль над собой. Северус был слишком напуган, чтобы позволить чему-то подобному случиться снова.       — Я не говорю, что все было в порядке, — сначала Гермиона говорила быстро, но потом успокоилась.       — Я говорю, что все в порядке. Сейчас. Прошлую ночь я явно была не в порядке, — она нежно положила руку ему на колено, и Северус напрягся от ее прикосновения. Он попытался отодвинуться, но девушка не убрала руку.       — Ты расскажешь мне, что случилось?       — Ты была здесь.       — Да, была, но я спрашиваю не об этом, — Гермиона была спокойна. Очень даже уравновешена, учитывая то, что они обсуждали.       — Почему ты так расстроился?       — Это тебя не касается.       — Я думаю, что это не так, — она была категорична. Гермиона по-прежнему говорила монотонно, без злобы или ненависти к его жестокому поступку.       — Я думаю, что это относится ко мне, и что бы это ни было, тебя это очень беспокоит. Может быть, если бы ты сказал мне…       — Я не обязан делиться с тобой своими чувствами, — он выплюнул эти слова ей в лицо, хотя Гермиона по-прежнему не выказывала никаких признаков отвращения по отношению к нему.       — Ты должна уйти.       — Нет.       — Почему бы и нет?       — Потому что ты этого не хочешь.       — Зачем бы мне велеть тебе уйти, если я якобы не хочу, чтобы ты уходила?       — Ты не велел мне уйти. Ты сказал, что я должна уйти, как будто, по твоему мнению, уход пошел бы мне на пользу… но я не думаю, что ты этого хочешь, — Гермиона сделала паузу, ожидая, что Северус заговорит, и когда мужчина этого не сделал, она продолжила.       — Вчера все было отвратительно. Я не буду оправдывать твое поведение, но я надеюсь, что однажды ты просветишь меня о том, что тебя так разозлило, — он собирался заговорить, но Гермиона вскинула руку, чтобы остановить его. Она подняла только один палец, а весь его мир замер, в ожидании ее слов.       — Ты не хочешь этого. Я знаю, что ты хочешь, чтобы я осталась, даже если ты изо всех сил пытаешься отрицать это. Я тоже этого хочу. Вот почему я здесь… — Гермиона говорила категорически. Она по-прежнему говорила монотонно, без злобы или ненависти к его жестокому поступку.       Северус отвернулся, отвергая идею, что Гермиона хочет его, и пытаясь сказать ей, что он не хочет ее. Он хотел сказать ей, что она ошибается. Что он не хочет иметь с ней ничего общего, но понимал, что его слова прозвучат не правдоподобно. Даже он сам не верил в это, потому что действительно хотел ее. Северус хотел ее, но признание этого сделало бы его жизнь еще более болезненной, когда Гермиона неизбежно покинет его. Он хотел ее, но считал, что она не может отвечать ему взаимностью, независимо от того, что говорит. Северус почувствовал, как Гермиона поднялась на ноги, и предположил, что она уйдет после его отказа. Когда Северус не услышал того, что она отошла от него, он поднял взгляд, чтобы посмотреть, что Гермиона делает.       Она смотрела на него… прямо в его глаза. Пытаясь найти что-то… найти ответы, которых никогда не будет. Он не был уверен, что она собирается делать, и честно говоря, и не хотел знать.       — Иди. Ты должна уйти.       Гермиона мягко улыбнулась ему и кивнула, но не в знак согласия. Не потрудившись ответить на его слова, она подняла топ над головой и позволила ему упасть на пол. Северус закрыл глаза. Он не мог смотреть на нее. Это только напомнило бы ему о том, как он поступил с ней. Что он мог бы сделать, если бы он… он не мог думать об этом. Он бы не стал. Он никогда бы не причинил ей боли, но он подошел к краю так близко… он никогда не чувствовал столько стыда за свои действия. Северус чувствовал, как ее колено вдавилось в сиденье между его ног. Он в ужасе открыл глаза.       — Что ты делаешь? — опираясь на его плечи, Гермиона подняла одно колено над его ногой, затем сделала то же самое с другой, так что оказалась сидящей верхом на его ногах.       — Ты не должна этого делать, — она по-прежнему ничего не говорила, только смотрела ему в глаза, все еще что-то в них отыскивая.       — Уходи, пока я снова не причинил тебе боль.       — Ты этого не сделаешь.       — Ты этого не знаешь.       — Я знаю, — она была уверена в себе и своем мнении о нем.       — Ты не причинил мне вреда, — Северус вцепился в спинку кресла.       —Я в порядке. Ты не причинил мне вреда.       — Я сделал это.       Часть ночи для него была окутана туманом. Северус был не столько пьян, сколько зол и смущен. Он был дезориентирован большую часть дня и вечера. Так много противоречивых мыслей занимало его разум. Он действительно не помнил, что произошло или было сказано до того, как он прижал Гермиону к стене. Все остальное же было ясно, как божий день. Он помнил каждое свое слово, каждый свой толчок, каждый всхлип, слетевший с ее губ. Он никогда не забудет, как она рухнула у его ног. Он никогда не чувствовал большего стыда.       — Я напугал тебя.       — Ты не…       — Не лги мне, — вскрикнул он громче, чем хотел. Северус сделал успокаивающий вдох, прежде чем продолжить.       — Я видел выражение твоего лица. Я помню страх в твоих глазах. Не говори мне, что я не напугал тебя, я знаю, что это не так.       Гермиона взяла одну из его ладоней и положила на свое сердце. Он снова закрыл глаза, не позволяя себе смотреть на нее. Мысль о том, что он снова увидит свою руку на ее коже, заставила его чувствовать тошноту.       — Был момент беспокойства, — она сделала паузу, вероятно, снова смотря на него и выискивая ответы.       — Но я доверяю тебе. Я всегда буду доверять тебе, каждой частичкой себя, — Северус покачал головой. Гермиона не могла иметь в виду то, что говорила.       — Я в порядке, — она не была… она не могла быть.       — Почувствуй… — ее сердце билось о его руку.       — Я в полном порядке. Ты не причинил мне вреда.       — Я сделал это, — Северус не мог ей поверить. Он причинил ей боль, он напугал ее. Он знал, что сделал. Он помнил.       Гермиона скользнула его ладонью вниз по своей груди… той, которую он схватил вчера. Северус буквально слышал, как она хнычет от боли и почти ожидал снова услышать это.       — Все в порядке. Я хочу этого, — она сжала его ладонь своей.       — Ты тоже этого хочешь. Я отдаю себя тебе… — это было нехорошо, нехорошо, что она так думала. Она не могла быть серьезной в своих словах.       — Пожалуйста, Мас…       — Я не твой Мастер, — Северус отдернул от нее руку, широко распахнув глаза. Он не мог позволить этому продолжаться.       — Но ты можешь им быть. Я хочу, чтобы ты им был.       — Ты должна уйти, — ей нужно было уйти. Ей нужно было уйти, прежде чем он снова причинит ей боль. Северус не хотел причинять ей боль. Как и не хотел этого прошлой ночью, но он сделал это.       — Нет, пока я не доставлю тебе удовольствие, — она начала целовать его шею, нежно, с любовью.       — Нет, нет. Ты не можешь этого делать, — он схватился за подлокотники с обеих сторон, пытаясь удержаться на земле.       — Ты должна идти. Это… — слова замерли, когда Северус почувствовал, как Гермиона прижалась к нему бедрами. Стон едва не сорвался с его губ. Он не был полностью эрегирован, будучи обеспокоенным вчерашним происшествием. Однако в то же время красивая девушка оседлала его, говоря, что отдается ему. Его тело реагировало соответствующим образом, даже когда его мозг изо всех сил пытался игнорировать ее.       — Ты должна остановиться. Я не хочу этого. Ты не хочешь этого.       Гермиона подняла голову и попыталась посмотреть ему в глаза. Когда Северус отвернулся, она взяла его лицо в свои руки и заставила его смотреть на нее.       — Я действительно хочу этого. — она отпустила его лицо и потянулась к обеим его рукам, положив их себе на грудь.       — Ты тоже этого хочешь. Я знаю, что хочешь. Я не собираюсь заставлять тебя, но я хочу, чтобы ты был честен хотя бы с одним из нас, — Гермиона поощряла его руки сжимать ее груди как и раньше, она снова прижалась к нему бедрами и застонала. Его тело пересилило мозг, и ладони снова сжали идеальную женскую грудь. Северус был прав… ее груди великолепны, абсолютно идеальны для него. Они так идеально ложатся в его руки. Они были созданы именно для него, а не для кого-то другого. Северус подсознательно сжал их снова и провел большим пальцем по одному из сосков. Гермиона тихо вскрикнула от удовольствия, и это вернуло его в реальность. Он оторвал от нее обе руки и снова вцепился в подлокотники.       Гермиона встала. Как раз в тот момент, когда Северус собирался вздохнуть с облегчением, она сняла шорты.       — Нет! Нет, нет, нет. Ты…       Она снова оседлала его, но теперь ему было легче чувствовать исходящее от нее тепло. Возможно, раньше он не был полностью возбужден, но сейчас все изменилось. Его член мог чувствовать теплую киску, и он хотел ее. Он так сильно хотел выскользнуть из штанов и попасть прямо в нее.       — Если ты больше не будешь прикасаться ко мне, то кто тогда? — ее рука лежала на спинке кресла.       — Доставляю ли я себе удовольствие? — ее руки скользнули вниз между ними.       — Найду ли я кого-нибудь еще? — его строгий взгляд быстро встретился с её. Ему совсем не нравилось это слышать. Северус не хотел, чтобы кто-то прикасался к ней. Гермиона была его.       Но она не была… она не была его. Он снова отвернулся и услышал тихий вздох.       Она наклонилась так близко, что Северус чувствовал ее дыхание на своей шее. Гермиона начала двигать рукой между ними. Она трогала себя, сидя на нем верхом; играла сама с собой, двигаясь против его тела. Тыльная сторона ее руки терлась о его болезненно возбужденный пенис, и она издавала такие прекрасные звуки… почти такие же божественные, как и те, что он вызывал.       — Может быть, тогда я сама позабочусь о себе, — прошептала она.       — Это было так давно… это будет слишком легко.       — Достаточно, — его рука взметнулась и остановила ее.       — Я же сказал тебе, никто кроме меня не тронет тебя.       — Тогда прикоснись ко мне, — он все еще колебался. Северус не мог прикоснуться к ней, не после прошлой ночи, но он также не мог отказать ей ни в чем.       — Прикоснись ко мне, — Гермиона снова положила его свободную руку себе на грудь.       — Пожалуйста, — она взмолилась. Его рука начала двигаться, прежде чем он принял это решение. Северус был уверен, что будет деликатным. Что никогда больше не причинит ей вреда. Он погладил ее грудь немного увереннее. Гермиона закрыла глаза и замурлыкала от его действий. Он продолжал медленно двигать рукой, массируя грудь со всей осторожностью, на которую был способен. Она приподнялась и легонько прижалась к его руке, придвинув грудь еще ближе к нему. Северус не был уверен, что заставило его так поступить, но не смог остановиться. Он наклонился и поцеловал кожу между ее грудями. Гермиона быстро вдохнула. Она удивилась. И он тоже.       Снова поцелуй.       — Мне так жаль, — поцелуй.       — Я не хотел, — поцелуй.       — Я бы никогда не причинил тебе вреда, — Северус не знал, как извиниться, но она должна была знать. Гермиона должна была понять, что он никогда не причинит ей вреда. Он никогда не хотел причинить ей боль. Он никогда не хотел быть причиной ее страха. Его левая рука все еще покоилась на ее пояснице, удерживая Гермиону на месте, в то время как правая все еще находилась между ними, удерживая ее руку. Северус продолжал ее целовать. Он целовал ее все быстрее, отчаянно переключаясь с одной груди на другую. Гермиона улыбнулась сквозь вздох удивления, когда его другая рука начала двигаться по внешней стороне ее трусиков. Они были должным образом пропитаны ее соками. Он сделал это с ней. Гермиона была мокрой из-за него. Потому что она хотела его. Северус хотел, чтобы она хотела его… всегда. Ему нужно, чтобы Гермиона хотела его, только его. Он никогда не причинит ей вреда.       — Я не причиню тебе вреда, — ей нужно было это знать. Ему было важно, чтобы Гермиона это знала. Его поцелуи больше не ограничивались ее грудью, хотя они всегда возвращались обратно. Он начал целовать ее грудь поднимаясь к шее.       — Мне так жаль… Никогда снова… Я обещаю, — поцелуи добрались до шеи, Гермиона наклонилась к нему, умоляя о большем… но он не мог дать ей этого. Пока не мог. Это было бы слишком интимно. Он спустился вниз, вцепившись губами в ее грудь, заслуживающую его извинений. Северус открыл рот, чтобы заговорить, но не произнес ни слова. Вместо этого он лизнул сосок. В течение нескольких месяцев он представлял, какова Гермиона на вкус. Он был менее чем достоин этого, но каким-то чудом это происходило. Северус взял ее сосок в рот и осторожно покатал его между языком и зубами. Девушка чуть не закричала, и это был самый эротичный звук, который он когда-либо слышал. Даже не осознавая этого, Северус поднял свои бедра и толкнулся на встречу бедрам Гермионы. Он нежно прикусил ее, снова потянув за сосок.       Он оставлял поцелуи открытым ртом по пути к ее другому соску.       — Всегда. Я обещаю. Я буду заботиться о тебе, всегда… — он положил правую руку ей на спину, чтобы левая была свободна, чтобы обнять ее покинутую грудь. Гермиона уперлась в него бедрами, умоляя всем своим телом. Умоляя его заботиться о ней. Северус держал ее. Он чувствовал через его собственные брюки, как она промокла, и это зажгло в нем огонь. Северус нуждался в ней. Северус нуждался в ней прямо сейчас.       — Да. О-о-о, пожалуйста, — Гермиона умоляла. Она умоляла его позаботиться о ней, но Северус не мог… Не сейчас… Не после прошлой ночи… Не без уверенности…       Ему и раньше бывало больно, и это заставляло его принимать ужасные решения. Гермиона другая, он знал это, и он знал, что это только усложнит ему жизнь. Северус не мог броситься в чувства, как в прошлый раз. Он не мог снова сделать себя уязвимым. Он не мог позволить, чтобы ему снова причинили боль. И он не причинит ей вреда.       Им нужно было остановиться. Это нужно было остановить.       Обе руки двинулись к ее бедрам, останавливая ее движения и удерживая на месте. Он отпустил ее — с любовью — отведанный сосок и положил голову на тонкое плечо с побежденным вздохом.       — Нет, пожалуйста. Я в порядке. Обещаю, со мной все в порядке.       Северус посмотрел ей в глаза и мягко улыбнулся.       — Я знаю, но это не нормально, — Гермиона собиралась протестовать, но он прервал ее.       — Это неправильно. Я не должен был делать ни то, что сделал прошлой ночью, ни то, что делаю сегодня. Ты должна уйти. — она закрыла глаза, и казалось, что она снова борется со слезами. Северус не мог понять, как и когда он стал так жизненно важен этой молодой женщине для ее счастья, даже если на время совместных ночей.       — Тебе следует поспать. Нам нужно будет многое сделать.