Может быть, где-то каждого ждёт его судьба. И как это узнать, по каким признакам? Фейерверк? Может быть главное, чтобы было комфортно или комфортно означает, что не будет фейерверка? Значит ли сомнение, что не нужно торопиться или оно значит, что ты просто не готова? И главное: как не упустить свою судьбу?
Секс в большом городе (Sex and the City)
🌖🌕🌔
Последующие дни пролетели незаметно. Феликс хлопотал над простыми заданиями, что поручал ему лекарь, отвлекаясь лишь на прогулки и общение с двумя альфами. Субин и Ынсу прочно укоренились в его рутине. Старший альфа все чаще появлялся на пороге дома с охапкой цветов в руках, на что получал лучистую улыбку ведьмы и многозначительное хмыканье её фамильяра. Субин, не смотря на упрёки родителей, ругательства нянечки и просьбы Феликса, никак не мог оставить, появившуюся совсем недавно, привычку прибегать к любимому хёну каждый день. Стабильный комфорт, что создали люди вокруг него, в один солнечный день нарушил неожиданно заявившийся в гости вожак. Несмотря на внушительный вид и крепкую фигуру, на крыльце этого дома он выглядел маленьким потерянным щенком. Для того, чтобы с чистой головой и спокойным сердцем прийти сюда для разговора, Хёнджину пришлось потратить немало времени и собрать всю силу воли, что имелась у него в запасе. Близкий контакт с белобрысой ведьмой пробуждал мурашки на коже, отдаваясь дрожью в кончиках пальцев. Тело вибрировало от напряжения, и истинная природа этих чувств оставалась для альфы загадкой. Свои постоянные наблюдения за этим домом дали определённые плоды. Из-за собственной нерешительности вожак уже несколько раз становился свидетелем достаточно комфортных приветствий Феликса с молодым альфой из утреннего патруля, что ненавязчиво пытался заявить на омегу свои права. В такие моменты, клыки зудели нещадно, пробуждая в глубине глотки тихий рык. Кажется, он сходил с ума. Хенджин медленно теряет контроль над своим телом и волком, которые определённо осознают больше, чем он сам. — В первую очередь, я хотел бы извиниться за то, что не принимал никакого официального решения так долго. — Хёнджину совсем не стыдно стоять вот так, спрятав глаза за длинной чёлкой и искренне раскаиваться за свой поступок. Не престало взрослому мужчине, вожаку огромной стаи, чувствовать вину за такую ерунду. Да, виноват в том, что потратил так много времени не давая успокоиться ни чужаку, ни родной стае. Но на этом всё его раскаянье заканчивается. Как бы его не напрягал этот омега, плохого отношения к себе он точно не заслужил. — Я посоветовал бы тебе быть искренним в такой момент. Если ты, конечно, хочешь, чтобы наши взаимоотношения начались с достаточно хорошей ноты. — или же всё таки заслужил. — Вау, грубо. — на удивление, мужчину эти слова ни капли не обижают. Белобрысый, ко всему прочему, оказался ещё и крайне проницательным. — Я бы сказал, прямолинейно. — добавить больше нечего. Ведьма бесспорно права, и поэтому бесит ещё больше. — Может, вы зайдёте внутрь? — в который раз Феликс благодарен Сынмину за своевременное вмешательство. Лекарь всегда чувствует, когда ситуация доходит до наивысшей точки кипения, и спасает бедную ведьму уже который раз. — Только поухаживать за нашим гостем я не смогу. Дела. Поэтому эта тяжёлая ноша, Феликс, ложится на твои хрупкие плечи. Иногда чуйка Сынмина не срабатывает. Феликс тяжко вздыхает, предчувствуя зарождающуюся неловкость. Хоть вожак и кажется ему достаточно привлекательным, чувство лёгкого напряжения на корню разрушает развитие любых других позитивных мыслей о нем. — Хочешь чаю? Мы с Минхо утром испекли очень вкусный пирог! Но если не хочешь, ничего страшного. — «Нам больше достанется», – так и остается не озвученным. — Я, если честно, не голодный. Но от чая не откажусь. — Тогда выбирай. Чёрный, зелёный или, может, травяной? С ягодами или без? Могу добавить гвоздики или жасмина. Что тебе нравится больше? — ведьма подходит к одной из полок на небольшой кухне, разглядывая весь имеющийся ассортимент. Хёнджин сначала удивляется такому разнообразию, но потом вспоминает, что находится в доме лекаря. — Положусь на твой вкус. — альфа тепло улыбается, когда Феликс поворачивается к нему с лёгким недоумением на лице. Такой, хоть и мелкий, знак доверия, омегу приятно удивляет. Юноша выглядит ужасно мило, когда в силу своего роста, ему приходится встать на цыпочки, чтобы дотянуться до самой высокой полки с какими-то засушенными растениями. Сцена кажется Хёнджину настолько смешной, что ему приходится скрыть лёгкий смешок за неловким покашливанием. — Я думаю, все и так понимают, какое решение я принял. Но всё-таки мне стоило изначально провести всё это в более официальном виде. Но так как мы имеем то, что имеем, я пришёл поговорить с тобой обо всех нюансах. Во-первых, нам стоит обсудить с тобой твои обязанности. Для этого я детально и точно должен знать уровень твоих умений и всё, на что ты способен. — за время его небольшого монолога, ведьма успевает достать и выложить всё необходимое на кухонный стол. Чайник уже тихонько шумел на разогретой печи, а Феликс что-то ловко и умело растирал и нарезал, раскладывая после в две большие кружки. — В плане лечения более сложных, внутренних заболеваний, я знаю меньше, чем Сынмин. Но с лечением вывихов, переломов и каких-либо других повреждений справляюсь отлично. Могу даже помочь со сложными, опасными для жизни ранами, но придётся потратить на это много энергии, что является опасным уже для меня. — Что случится, если ты потратишь слишком много? — Скорее всего, смерть. Может быть, очень сильное истощение. Возможно, окончательная потеря сил и разрыв связи с Луной и природой. Никто не знает наверняка, — за время разговора Феликс не остановился ни разу. Каждую секунду что-то складывая, нарезая, развешивая новые пучки трав и прибирая за собой мелкий мусор. — Понял. Что именно входит в умения ведьмы? — Ох, тут много чего. Грубо говоря, я посредник между природой и вами. Если установить связь с определённой территорией, я могу достаточно точно отслеживать любые изменения. Почувствовать чужака, зверя, дух или целебное растение. Качество такой связи зависит от того, как всё, что находится на этой территории реагирует на меня. И когда я говорю всё, я имею в виду и жителей твоего поселения, и местных духов, и все растения на этой земле, — на секунду его прерывает громко засвистевший чайник, отчего Феликс легко подпрыгивает на месте от испуга. «Словно маленький оленёнок», – думает Хёнджин. Омега принимается по новой хлопотать на кухне, разливая кипяток и продолжая рассказ: — Я умею общаться с духами, а от них зависит много чего. Благодаря им может увеличиться количество живности и рыбы, улучшиться урожай и плодородие земель. Ещё можно попробовать контролировать погоду: вызывать дожди, когда начинается длительная засуха, или наоборот солнце, когда землю заливает водой беспощадно. Ещё, я читал в старых книгах, что превращение волчат обычно курировали именно ведьмы, контролируя этот процесс и помогая им прижиться с человеческим и звериным началом. Это самое главное из того, что я умею. Есть ещё разные мелочи, но это не столь важно. — Отлично. Ты должен знать, что когда мы принимаем нового члена в стаю, мы проводим традиционный обряд. Мне, как вожаку, нужно будет поставить тебе временную метку и пометить своим запахом. После этого, у тебя появится связь с другими оборотнями из стаи. — М-метку? Запахом? — всё лицо беспощадно заливает пунцовой краской. Обмен запахом звучит для омеги, который всю жизнь прожил в паре лишь с одним фамильяром, очень интимно. Надобность предоставить доступ к своей шее на глазах у десятков оборотней очень смущает. Но хуже всего – неожиданное чувство трепета, что проснулось где-то глубоко внутри, тугим комом скручиваясь в животе. Мысль о том, что ему придётся подставить шею Хёнджину, открыть самое интимное место этому альфе будоражит. Хёнджин… привлекательный. Взрослый мужчина, в меру строгий, в силу возраста немного рассеянный и внушающий желание повиноваться. Вожак, сам того не осознавая, окружает себя аурой могущества, будоражащей силу, благодаря чему его просто невозможно спутать с кем-либо другим. Он выглядит до невозможности притягательно, даже не стараясь. Все разы, что Феликс видел его, Хёнджин был в бесформенных рубахах, что все равно крепко обтягивали широкие плечи, не давая возможности скрыть рельефные мышцы. Простая, кое-где потертая от времени, одежда ни капли не скрывала его природной красоты. Даже сейчас, наблюдая за его мимикой, Феликс не мог отвести взгляд от мягких коралловых губ, что двигались в такт каждому произнесенному звуку. — Эй, ты в порядке? — омега резко встрепенулся. Пряно пахнущий чай медленно остывал на столе. В соседней комнате, занятой чем-то Сынмин, тихо шелестел листами, иногда бормоча что-то себе под нос. Почти идеальную тишину прерывал только стук шипов белых роз о оконные стекла, что большой волной плелись по наружной стороне окна, скрывая его в тени. Такой чудной, немного растрепанный, омега перед ним казался совсем ребенком. — Да. Да, извини. Я немного задумался. — Я говорил о том, что обряд стоит провести уже после вечера Купала. До праздника остался всего день, ещё день на то, чтобы все отдохнули после гуляния. Получается, через три дня. Подойдёт? — Подойдёт, — омега, уже в привычной Хёнджину манере, мягко улыбнулся. Черты лица приобрели ласковый вид, отчего юноша стал совсем похожим на кота — «Наверное, жизнь с фамильяром не прошла без следа» — хотелось сказать что-то ещё, спросить об его планах на предстоящий праздник, но зарождающийся в горле звук, прервал тихий скрежет в дверь. Так и не дождавшись ответа, в дом ворвался маленький ураганчик. На ходу, топот мелких лап сменился на поспешный бег крохотных ножек. Шустро вбежав на кухню, малыш ловко забрался на руки ведьмы, зарываясь мокрым носиком в тёплую грудь. Послышалось тихое хныканье, и альфочка только крепче сжал мягкую рубаху в маленьких кулачках. Феликс тихо вздохнул от удивления и прижал ребёнка ближе к себе. — Ох! Что случилось, малыш? Давай мы тебя сейчас оденем, — забылся и гость, и предыдущая тема для разговора. Феликс быстро сбегал в свою комнату, возвращаясь на кухню с уже полностью одетым мальчиком на руках. — Будешь чай? В ответ — только тихое хныканье. Чай никто не будет. Малышу нужно успокоиться и омега начинает ходить кругами вокруг стола, мягко покачивая ребёнка на своих руках, время от времени задевая длинными белоснежными прядями вожака, что все ещё сидел за столом глупо рассматривая эту картину. Сцена перед ним выглядела очень интимной. Маленький альфа прижимался к Феликсу так сильно и доверчиво, а Хёнджину не верилось, что с момента знакомства этих двоих прошло чуть меньше недели. — Не хочешь мне рассказывать, да? Тогда может расскажешь Хёнджину? Он ведь тоже альфа. Обязательно тебя поймёт, да? — и тон такой ласковый-ласковый. Глаза светятся тёплой любовью, прижимая ребёнка к сердцу, будто тот свой, родной. Хочется помочь, почувствовать что-то похожее. Альфа тихо поднимается с места, отодвигая стул. Подходит аккуратно, будто на руках у омеги не крохотный малыш, а зашуганный кролик, что встрепенётся в любой момент от резкого звука или неверного движения. — Пойдёшь ко мне на руки? Я тебя не обижу, — маленькими пальчиками никак не получается протереть заплаканные глазки, Феликс стирает влагу с пухлых щёк и альфочка промаргивается, стараясь посмотреть на неизвестного ему мужчину. Когда же ребёнок наконец-то замечает того, кто стоит перед ним, – испуганно икает от неожиданности. Феликс бархатно смеётся, прижимая к себе, и шепча что-то ему на ушко. Спустя минуту, ребёнок с довольным лицом представляется ему Субином, и комфортно устраивается на больших и сильных руках старшего альфы. Ребёнок что-то лепечет о знакомом омеге, что сегодня обозвал его, о плохих взрослых, что обижают его любимого хёна и о противной нянечке, что не хочет поощрять его капризы. Феликс смотрит на них неотрывно, безграничное тепло плещется на дне его медовых глаз. И все кажется таким правильным, вожак выглядит таким чутким и тёплым, как большой плюшевый мишка, что скроет от всего мира в своих объятиях. День, полный забот, проходит незаметно. Альфа ещё несколько часов проводит в компании Субина и Феликса. Все-таки пробуя действительно вкусный пирог с малиной. Уйти приходится ближе к вечеру, дела не ждут, а в его кабинете ещё осталась стопка не просмотренных бумаг, касающихся постройки новых шахт и договоров о поставках продуктов из ближайшего человеческого города, которыми стоило бы заняться сегодня. Завтрашний день хочется освободить полностью, чтобы позволить себе насладиться праздником, ни на что больше не отвлекаясь.🌖🌕🌔
— Вставай, соня. Будем собираться на празднование. — Феликс в ответ только прячет мохнатую макушку под одеялом, злобно ворча себе под нос. — Сынмин, сейчас утро. Праздник начнётся ближе к вечеру. Зачем так рано? — вставать совсем не хочется. В комнате свежо из-за окна, что было открыто всю ночь. Простыни карамельного цвета нагрелись под его телом, убаюкивая ещё сильнее. Идти куда-то сегодня страшно. Страшно видеть то, как будут реагировать на него другие оборотни. Белой вороной быть не хочется. — Я думал, ты захочешь выглядеть как-то по особенному. К тому же, ты так и не сплёл венок. Или ты не собираешься дарить его Ынсу? — Венок? Ах, венок… Слушай. А я могу подарить венки двум альфам? — Сынмин подавился словами, что хотел произнести. Такого поворота он уж точно не ожидал. — Кому это ещё ты собрался дарить венок? — услышав шум в такую рань, Минхо пришёл проверить, не случилось ли чего-то плохого. С припухшими ото сна глазами и следом от подушки на щеке, он натыкается плечом на дверной косяк, тихо шипя от боли. Пройдя ещё пару шагов, он шумно валится на Феликса, придавливая того к матрасу, ерзая и удобней устраиваясь на нём. — Так, один для Ынсу, а второй кому? — Ну… я подумал, что Хёнджину было бы приятно. — Хёнджину?! Я что-то пропустил? — Минхо широко раскрывает глаза и искренне удивляется. — Чем это он заслужил такое? — Ну вчера мы почти весь день провели вместе. Он не очень искренне, но извинился передо мной. Мы поговорили и назначили день обряда. А ещё он познакомился с Субином и вдвоём они выглядели так мило! — тёплый румянец расползается по щекам, и Феликс испытывает необъяснимый трепет в груди. После вчерашнего, омега может думать только о хорошем. Хёнджин приятно впечатлил его, заставив поменять свое мнение о нем. — Ох! Что я вижу! Мы ещё и краснеем. Небось влюбился уже. Придётся разбить сердце бедному Ынсу. — ехидная язва даже не скрывает усмешки в голосе, зарываясь глубже в мягкое одеяло Феликса, медленно вытесняя хозяина постели из его же кровати. — Влюбился?! Разбить сердце? Я не понимаю о чём ты. — разве он влюбился? Разве…? Как вообще понять, что у тебя зарождается симпатия к кому-то? И как понять, что альфа нравится тебе не просто, как человек? Хочется чего-то большего? Целоваться? Или может возникает какой-то трепет в сердце… Но он возникает даже тогда, когда он общается с Субином. Это же не значит, что он влюблён в ребёнка. — Я вижу ты успел себя накрутить. — Я не понимаю. — и глаза такие жалостливые, почти слезливые и голос непривычно высокий. Скулит, как маленький побитый щенок. Совсем не смышленый во всем, что касается чувств. А как тут быть смышленым, если всю свою жизнь прожил только с одним человеком бок о бок, который и не человек вовсе. Из собеседников только фамильяр, дриады да птички всякие. Тут никаким опытом не похвастаться. А вот у Хёнджина, скорее всего, всё по-другому. Он же вожак! Такой красивый и умелый мужчина. Омеги у него уже наверняка были. Может, он уже в кого-то влюблен. От этой мысли, почему-то, особенно неприятно. — Ладно, давай не мучить тебя этим. Лучше поможем тебе венки подобрать. Хотя, кто, как не ты, лучше всех в значении цветов разбирается. — Нет-нет! Ваша помощь мне очень нужна! Наверное. Я все-таки не очень хорошо в ваших традициях разбираюсь. — О традициях у нас уже давно не вспоминают. Каждая омега подбирает цветы полагаясь только на свое внутреннее чутье и на красоту цветка. Думаю, ты придаешь этому слишком много значения. — действительно, на данный момент, в их поселении мало кто интересуется символикой или языком цветов. Да и сам праздник давным-давно приобрёл совсем иное значение, превращаясь в простой вечер для развлечений молодёжи. — Ну раз ты так говоришь, так уж и быть. Пора вставать. Только расскажете мне о том, где можно найти полянки с цветами. — Если он подарит два венка, это будет очень плохо? — пока Феликс побежал умываться и собираться, Минхо тихо задаёт вопрос Сынмину. — Я не знаю. У нас так не принято. Сколько себя помню, никто такого ещё не делал. Но пусть попробует, защитить мы его сможем, а такой искренний порыв я останавливать не хочу. Если заставим выбирать кого-то одного, не знаю в чью пользу остановится чаша весов. До поляны, о которой ему рассказал Сынмин, ведьма бежала чуть ли не вприпрыжку, решив не напрягать друзей лишними заботами, полностью полагаясь на своё чутье. Юноша очень вдохновился и собирался сплести самые красивые венки. Хотелось таким образом выразить свои эмоции, искренне вкладывая чувства, что испытывает к альфам. Ынсу ему очень нравился, парень был милым и учтивым, постоянно заботился и дарил приятные подарки, но этого альфу Феликс воспринимал скорее, как старшего брата, которому можно довериться, с которым можно подурачиться и пообщаться на всевозможные темы. Иногда омеге казалось, что они знают друг друга очень давно. Весёлые разговоры завязывались сами собой, альфа не стыдился знакомить его со своими близкими друзьями, помогая наладить отношения с другими жителями поселения и вечно заботясь о его внутреннем комфорте. Хёнджин же был совсем другим. Рядом с ним Феликс чувствовал себя совсем крошечным и глупым. От вожака веяло силой и спокойствием, хотя Феликс уже знал, каким эмоциональным тот может быть. И эта вторая сторона мужчины нравилась ему намного больше. Казалось, Хёнджин иногда забывался и снимал маску строгого лидера, превращаясь в весёлого и беззаботного юношу. Альфа искренне веселился с маленькими волчатами, что нередко отвлекали его от важных дел, часто смеялся в компании приближённых к нему альф, которых Феликс ещё не знал и немного побаивался. А ещё, Хёнджин был очень красивым. Самым красивым мужчиной, которого он видел в своей жизни. Только смотря на его тело можно было с уверенностью сказать, что альфа привык к тяжёлому труду, не чурался помогать с работой на полях или охоте. Большие руки ловко справлялись с любым заданием, за которое не взялись бы. Феликс иногда засматривался на крепкую шею и широкие плечи. Вся стать мужчины кричала о силе и стойкости. Такой альфа не мог не будоражить что-то внутри омеги. В каждом жесте вожака читались воспитанность и твёрдость. Мужчина часто замечал мелкие детали и помогал кому-то из оборотней очиститься от пятна, случайно поставленного во время грязной работы или делал комплименты маленьким изменениям во внешности. Вчерашним вечером, когда Феликс заигрывался с Субином не замечая ничего вокруг, Хёнджин несколько раз аккуратно заправлял несколько белых прядей, что вечно выбивались из косы и неприятно лезли в лицо. Где-то на задворках сознания Феликс понимал, – то что он чувствует не подходит под описание обычного интереса к новому знакомому. Хёнджин притягивал его к себе. Не заметив, как оказался в окружении цветов, руки сами принялись за работу. Аккуратно раздвигая хрупкие, немного влажные от росы стебли, Феликс задумчиво рассматривал каждый цветок, тщательно перебирая. Он точно знал, что срежет пару бутонов белых роз у дома. Вспомнил ещё про лаванду, что росла на грядках у забора. Но хотелось найти на поляне что-то особенное. Душа тянулась к синим цветам, глаза разбегались, высматривая хрупкие бутоны клематиса, орехокрыльника и незабудки. Феликс потратил много времени, чтобы найти действительно понравившиеся ему цветы, тщательно отбирая самые свежие и красивые. Уже у дома он заметил фрезии и маргаритки, а собирая лаванду он учуял притягательный запах мяты и решил, что она обязательно должна быть в одном из его венков. Уже поднимаясь на крыльцо, он вспомнил, что видел чудесные, голубые цветки льна на другом конце селения. Пришлось возвращаться за ним, поэтому ближе к обеду, Феликс стоял напротив зеркала, рассматривая своё отражение. Его одежда была безвозвратно испорчена травяным соком и пятнами грязи. В наспех сплетенной косе спрятались небольшие травинки и ярко пахнущая пыльца. Сынмина дома не было и ведьма даже не догадывалась куда он делся. Минхо почти сразу отмахнулся от разговоров, оповещая, что весь вечер он собирается провести на заднем дворе, дремая в тени акации. Немногим позже, на своей кровати Феликс заметил аккуратно сложенную длинную рубаху, украшенную прекрасной вышивкой красных роз на рукавах и груди. Ткань казалась почти прозрачной, такой мягкой и лёгкой она была. Примерив её на себя, рубашка оказалась слишком длинной и то, как сильно она была похожа на платье, нравилось Феликсу очень сильно. Он решил не надевать никаких штанов, доверяя своему предчувствию и понимая, что так он выглядит действительно необычайно чарующе. Он переплел волосы в более изысканную косу оставляя передние пряди спадать на лоб, обрамляя лицо. В само плетение ведьма добавила цветы алиссума, ещё больше подчёркивая свой естественный запах. Праздник уже начинался. Даже на краю селения Феликс слышал шум разговоров и весёлый искренний смех волков, что уже пришли на праздник. Сынмина так и не было, поэтому Феликс решился появиться на вечере сам. Стеснять себя обувью не хотелось, поэтому, забрав два венка из посудин с водой, в которых он оставил их для того, чтобы те не завяли раньше времени, он босиком выскочил на крыльцо, напоследок крикнув Минхо о том, что он уходит. У берега людей было много, на огороженной поляне своего времени ждал хворост для большущего костра, за которым позже соберётся вся стая. Вокруг слышались тихое пение омег и приятная музыка, – кто-то из волков играл на гитаре. От воодушевления Феликсу хотелось плясать и смеяться в голос. Взглядом он искал хотя бы кого-то знакомого, надеясь увидеть Ынсу, или хотя бы Дахён — омегу с которой он познакомился на одном из обедов. Первое воодушевление не давало ему заметить косые взгляды, что некоторые бросали на него. Чем глубже он заходил в толпу оборотней, тем сильнее чувствовалось их напряжение. Было неприятно и обидно. Давление чувствовалось настолько сильно, что хотелось расплакаться. В один момент, он решил, что лучше всё-таки вернуться домой, а венки отдать позже, но тут его мягко схватили за руку и потянули ближе к густым зарослям черёмухи, где было немного меньше народу. Феликс и не думал пугаться, знакомый запах альфы мягко укутал его, даря чувство комфорта и безопасности. — Ты выглядишь чудесно. — у Ынсу на миг сковало дыхание. Когда он увидел такую хрупкую ведьму, среди толпы, в этом прекрасном платье, с мягкими волшебными волосами и венками в руках, и его сердце забилось невозможно часто. Схватив его крохотную ладонь, он аккуратно направился подальше от волков, что были настроены крайне остро. Вокруг омеги запах чужих феромонов сгущался, в попытке надавить и ослабить. Из-за их агрессивного настроя, Феликс выглядел ещё более крохотным, будто давление чужих взглядов заставило его физически уменьшится в размерах. Ынсу даже не задумывался о том, что ведьма способна постоять за себя. Ему хотелось защищать его, носить на руках и беречь, как самое хрупкое сокровище. — Ох, Ынсу, я так рад тебя видеть! Я уже думал идти домой, пока ты не нашёл меня. — глаза омеги заискрились. Как только альфа появился рядом с ним, забылись все косые взгляды и, кажется, даже дышать стало легче. Ынсу не мог сдержать радость от встречи в себе, в один момент ступая ближе, крепко сжимая омегу в своих объятиях. — Стой, подожди, у меня кое-что для тебя есть. — Феликс очаровательно краснеет, доставая из-за спины один из венков. — Э-это мне? — надеяться на что-то большее кажется огромной ошибкой, но Ынсу так сильно влюблен, что оставить эти чувства внутри себя просто невозможно. Он прижимает омегу немного ближе к себе, скрывая в своих объятиях. Глаза бесконтрольно светятся ещё ярче. Отпускать руки не хочется, поэтому Ынсу склоняет голову ниже, давая Феликсу возможность свободно надеть венок ему на голову. — Расскажешь мне, что тут за цветы? — Тут фиолетовые фрезии, белые розы и лаванда, я ещё добавил немного разных трав, вроде ромашки и полыни, но их тут совсем немного. — на сердце теплеет от того, что альфа проявил искренний интерес и поинтересовался такими вещами. Яркая улыбка пробуждает тёплую волну гордости собой и своей работой. Возможность подарить такому человеку, как Ынсу что-то приятное, оказалась тем, чего ему так не хватало. — Он такой красивый. И пахнет так чудесно. Я и не ожидал, что ты сделаешь для меня такое. Я очень тебе благодарен. —искренние слова греют душу и Феликс хочет благодарить Луну за то, что подарила возможность познакомиться с таким человеком. — Предлагаю пойти немного потанцевать. — Я только с удовольствием! Ынсу ведёт смело, аккуратно придерживая за хрупкую талию, не давая ни одному волку столкнуться с омегой или задеть его по неаккуратности. Мягкие гитарные аккорды ласкают уши позволяя расслабиться после длительного дня, наполненного подготовительными хлопотами. Искренняя, словно пьяная, улыбка расплывается на мягких устах, и Феликс уже не замечает ни косых чужих взглядов, ни тихих зловредных перешептываний за своей спиной. Ему сейчас легко и спокойно, крепкие руки аккуратно кружат его в незамысловатом танце, и Феликс лазурные глаза прикрывает от приятного чувства, что тягуче растекается по венам, затапливая лёгкостью все тело. Но предвкушающий гул в толпе нарастает и потревоженной ведьме приходится вернуться в этот мир, чтобы понять причину происходящего. Кто-то из взбудораженных омег совсем рядом, пищит восхищенно о том, что вожак наконец-то явился на праздник, и Феликс думает лишь о том, что к Хёнджину придётся подойти немногим позже, когда закончится громадная очередь из его верных поклонников. Проходит несколько шумных и ярких часов, за которые Феликс с Ынсу успевают вкусно перекусить, полюбоваться ярко полыхающим костром у прохладной воды и потанцевать до упаду, выплясывая под хитромудрые звуки баяна, пока Феликс наконец не замечает Хёнджина одного. — Ынсу, я отойду ненадолго, мне нужно поговорить с Хёнджином. — юноше омегу отпускать от себя совсем не хочется. Ему кажется, что Феликсу стоит сделать лишь один крошечный шаг в сторону, как его тут же беззастенчиво украдут чужие загребущие руки. Ынсу, конечно же, заметил второй венок, который Феликс так бережно охранял весь вечер. Заметил и его тревожные взгляды в сторону вожака, и однозначную реакцию на громкую толпу поклонников, что облепили альфу со всех сторон. Кажется, Ынсу все понимал с самого начала, но то хрупкое и невинное чувство, которое им удалось построить вместе, которое Феликс позволил ему создать, приносило одинокому парню громадную дозу спасительного тепла, в котором он нуждался так сильно. Именно поэтому он стыдливо не находил в себе сил, чтобы отказаться от вверенного ему судьбой подарка. — Иди конечно, я буду ждать. — грудь сжимается от жалости к самому себе, ведь в этих словах он скрывает намного больше смысла, чем может показаться на первый взгляд. Ынсу знает, что ему необходимо жить дальше, ловить живительные минуты рядом с этим чудесным омегой, и не держаться за резко вспыхнувшие нежные чувства. — Хёнджин, могу я отвлечь тебя на пару минут? — за то время, что Феликс потратил, чтобы пробраться сквозь танцующую толпу, к Хёнджину успело подойти двое альф, заводя непринуждённый разговор. — Мгм. — вожак отвлекается неохотно, демонстративно поворачивается к юноше очень медленно и кивает ну очень снисходительно. Такой исчерпывающий ответ и театральная сценка лишь для одного зрителя Феликса почти не расстраивает, он фыркает в своих мыслях, улыбаясь Хенджину искренне и спешит отойти подальше от шумных волков, лишь раз оглядываясь, чтобы проверить, последовал ли за ним мужчина. — Я сделал кое-что для тебя. — омега неловко мнётся на месте, прячет смущенный взгляд и протягивает венок в чужие натруженные руки. В глаза резко бросается пожухшая зелень листьев и унылые от усталости цветы, выпадающие из тугого и аккуратного плетения, поэтому омега взволнованно и немного неуклюже прячет руки назад, скрывая от внимательного взгляда погрустневший венок. — Стой, подожди всего лишь секунду. Невесомыми, совсем ласковыми, касаниями Феликс нежно проводит кончиками пальцев по хрупким лепесткам. Прикасается так аккуратно и трепетно, чарует и завораживает, из-за чего вожак сглатывает совсем тихо попадаясь под чужое колдовство. Хенджину казалось, словно бы только из-за этих крохотных волшебных рук завядшие цветы в чужих ладонях начали оживать так быстро. Яркая зелень листьев вернулась, а приятный, душистый аромат нежных цветов немедля окутал его своими объятиями. Хёнджин честно хотел отказаться, вежливо поблагодарить и развернуться, чтобы побыстрее уйти обратно к Чану и Чанбину, с которыми ему удалось увидеться впервые за день, полный забот и трудностей. Но то, как трепетно Феликс отнесся к венку, как стеснительно и доверительно смотрел на него своей пленительной лазурью, заставило его черствое сердце взволнованно сжаться. Скорее всего, чужак даже не знал истинного значения этих венков. Не имел понятия, какое значение его стая придает таким незамысловатым традициям. Не раздавал бы тогда подарки с такой лёгкостью направо и налево, заставляя альф превратно понимать его действия, спровоцированные наивностью. И ведь делал он это прямо на глазах того юноши, что казалось был влюблен именно в ведьму. Феликс беззастенчиво дарил венок ещё и ему, вожаку, не представляя, как сильно он подставляет их всех. Ведь неправильно понимают его действия не только альфы. Где-то из-за хрупкой ведьминой спины слышатся приглушенные змеиные перешёптывания. Небольшая группка омег активно зашипела, прикрывая говорливые рты маленькими ладошками, увлеченно обсуждая дерзкий поступок Феликса, который по их мнению «нацелился сразу на двух альф», не останавливаясь только на этом, но и переходя после на личные оскорбления, не стыдясь придумывать фантастические и дикие факты о жизни ведьмы, что даже незаинтересованному вожаку оставалось лишь удивляться чужой фантазии. Мужчине удалось почти сразу узнать в кругу завистливых сплетников нескольких омег, которые подобно ведьме предпринимали попытки подойти к нему сегодня и вручить многозначительный подарок. С этими волками он обязательно серьезно поговорит немного позже. Феликс совсем скоро станет официальным и полноправным членом стаи, поэтому такое пренебрежительное и неуважительное отношение к ведьме Хёнджин терпеть не станет. Финальной точкой в его угрюмых размышлениях становятся ядовитые слова о чужом подарке. Омеги пренебрежительно замечают, что венок, который ему собираются подарить выглядит до того уродливо, что даже тот, который Феликс дарил Ынсу выигрывает на его фоне. Хенджин в замешательстве переводит вопросительный взгляд на подарок в чужих умелых руках и хочет громко возмутиться, ведь, созданный с огромным трудом и именно для него, венок выглядит таким чарующе прекрасным, невыразимо хрупким и светится колдовской завораживающей синевой, словно… Словно глаза этой чудной ведьмы. — Тут много разных цветов, мне тяжело было определиться, что именно стоит добавить в этот венок, но я стремился выразить с его помощью мою тебе благодарность. И я очень старался, правда. Тут васильки, незабудки, маргаритки и лён, а ещё мята. Хотелось добавить алиссум, но его запах очень похож на мой феромон, поэтому мне думалось, что тебе может быть неприятно. Я не хотел, чтобы со стороны это выглядело так, словно я пытаюсь заявить на тебя свои права. — Эта ерунда не стоила твоих переживаний, я был бы не против. — Хёнджин не мог не заметить, что Феликс тоже обратил внимание на гнусные слова завистливых омег. Заметил также неловкую попытку оправдаться и объясниться. Ведьму отчего-то захотелось незамедлительно утешить, ведь, сплетенный с мыслями лишь о нем, венок действительно запал ему в самую душу. — О, правда? Тогда подожди ещё секунду! — Феликс суетливо тянется за своей пышной косой, и шустро перекидывает её на покатое плечо, проворными пальчиками касаясь аккуратного плетения. Альфа лишь теперь имеет возможность полюбоваться маленькими, совсем неприметными, белыми бутонами цветов, что спрятались между роскошных серебристых прядей. Феликс осторожно вынимает парочку из них, торопливо прикрепляя к букету и с умилительно высунутым кончиком языка сосредоточенно проверяет, что те будут держаться достаточно крепко. — Вот, это тебе. — Спасибо, мне приятно получить этот подарок именно от тебя. — Хёнджин берёт венок аккуратно, едва касаясь своими огрубевшими ладонями чужих прохладных рук. Думается ему, что этот венок, он сможет проносить весь вечер. И дурманящий запах аллисума будет напоминать ему не только о папе. Долго беседовать с Хёнджином у ведьмы не оставалось ни сил, ни желания. Колючие слова, сказанные в порыве ревности, въедливым газом травили ранимую душу, безжалостно морозя конечности, отчего нежные пальцы на руках совсем заледенели и подрагивали от напряжения. Его обсуждали так низко лишь с конкретной целью унизить и успокоить своё взбесившееся эго, ведь их непринятые венки сиротливо лежали у лавок и костра, брошенные там в порыве злости и отчаянья. До ужасающего больно было принимать мысль, что тебя не любят просто потому что ты – это ты. Судьба, которую он не выбирал, без спроса привела его сюда. И Феликс сделал все, что было в его силах, чтобы доставить местным волкам наименьшее количество проблем. Кристальные слезы боли и отчаянья мутной пеленой застилали глаза, поэтому омега поспешил сбежать отсюда как можно быстрее, чтобы никто из оборотней не сумел поймать его в таком уязвимом состоянии. Чем дальше Феликс отходил от шумного праздника, тем сильнее глубокое чувство усталости накрывало его беспощадной и холодной лавиной. Возвратиться домой – катастрофический проигрыш собственной гордости, но оставаться у берега ведьма больше не хотела. Феликс нервно затормозил посреди широкой тропы с явным желанием развернуться и разыскать одну из укромных полян, которые на днях учтиво показал ему Сынмин, но неожиданно с кем-то столкнулся. Взволнованный лекарь едва успел поймать его в свои объятия, спасая их обоих от неловкого падения. — Ох, что это у тебя на лице? Ты что плачешь? Ребёнок, Луна дай мне сил, расскажи, что случилось! — Сынмин мягко подхватывает его под локоть, заботливо придерживая и поглаживая дрожащую ледяную ладонь, пока Феликс молчаливо прячется в его объятиях. — Не хочешь, не говори. Пойдём, я покажу тебе одно место. Там обычно никого нет и о нём мало кто знает. Тебе понравится! Сынмин и сам мог покрасоваться лишь залегшими под глазами синяками и болезненной серостью усталого лица, но все равно, несмотря на собственное недомогание, уверенно вел его по крохотной и совсем незаметной тропинке, которую Феликс никогда раньше здесь не видел, хотя проходил мимо этого места уже множество раз. Болтливый рот ведьмы в этот раз оказался бесполезным, потому что говорить категорически не хотелось. Феликс все свои силы бросал на жалкие попытки сохранить на своем лице кривую улыбку, направляя своё внимание на изучение новой неизведанной местности. Сынмин выглядел очень встревоженным, погрязнув в своих мыслях, отчего ведьма даже не трудилась заводить отвлечённые разговоры, пытаясь лишь создать теплую атмосферу, желая подарить близкому человеку время, чтобы побыть наедине со своими думами. Спустя длительные минуты, и так узкая, едва заметная тропинка, превратилась в едва заметный хвост из протоптанных следов. Прохладная сочная трава приятно лизала пятки, но состояние Феликса стремительно ухудшалось, несмотря на его старания отвлечься. После горьких слез голова ощущалась чугунным казанком, а заплаканные глаза, разящие синевой еще сильнее, чем обычно, болели и болезненно покраснели. Местность вокруг казалась ведьме такой чарующе красивой, сакрально чистой и тихой, что вмиг захотелось обратиться волком. Феликс привык справляться с обыденными делами в человеческом обличии, и со своей животной ипостасью не имел таких крепких и надежных связей, как остальные оборотни из поселения. Но, пережив огромный стресс, именно сейчас в нем проснулась потребность спрятаться подальше от жесткого и несправедливого мира. Желание выпустить наружу волка, что всегда казался Феликсу более стойким и сильным, казалось сильнее всего в данный момент. — Ты не против если я превращусь и отдам тебе свою рубашку на время? — прерывать комфортную тишину очень не хотелось. Сынмин даже вздрогнул, немного испугавшись, не ожидая, что Феликс заговорит с ним именно сейчас, но лишь ласково улыбнулся в ответ. — Конечно. Только не обещаю, что не буду подглядывать. Омега искренне, но тихо хихикнул, отворачиваясь. Небольшие пуговицы на мягкой ткани легкой рубахи никак не хотели поддаваться, руки устало дрожали, но приложив достаточно усилий, приятный хлопок плавно скользнул с его округлых плеч, оголяя медовую кожу. Аккуратно сложив одежду, Феликс передал её Сынмину, а в следующий миг, мягкой земли уже касались большие белоснежные лапы. — Ах, ты такой хорошенький! — наблюдавшему за этой картиной лекарю удалось на несколько минут отвлечься от гложущих его весь сегодняшний день дум. Наблюдение за очаровательным и шебутным зверем приносило ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Феликс игриво фыркнул лекарю в ответ и довольно повёл лопатками, с непривычки разминая лапы. Омега не мог перестать предвкушающе махать хвостом, небольшим прохладным носом втягивая свежий воздух, наслаждаясь резкими запахами, что ощущались теперь намного сильнее. Уже вечерело, посему белоснежная гладкая шерсть окрасилась горячими оттенками игривых лучей заходящего солнца, что пробивались сквозь раскидистые ветви могучих деревьев. Пройдя ещё немного, крохотная тропа пропала окончательно, и догадаться о том, что иногда здесь бывала лапа зверя, можно было лишь по легко примятой жухлой траве. Впереди слышалось мерное журчание горного ручья, и Феликс зажмурил глаза от тёплого удовольствия, что стремительно разлилось по всему телу. Вода всегда казалась ему чем-то родным и хорошо знакомым. Иногда ему сутками не хотелось выходить из реки, что протекала около их древней избушки, наслаждаясь живительной прохладой, что скрывала в себе могущественную силу. Ведьма любила разговаривать с водой, она могла поведать много интересного. Река помогала найти целебные растения, что росли у её берегов, делилась мелкими предсказаниями, что не всегда сбывались и много шумела ни о чём, сливаясь со звуком песнопений леса. — Мы почти пришли. — голос Сынмина отвлек его от приятных мыслей, и что-то приметное в самом конце их пути захватило все внимание Феликса. Ярким пурпурным пятном несколько пышных громадных деревьев росли прямо над водой, паутиной ветвей плетясь по деревянным опорам, окуная объемные гроздья соцветий в прохладную гладь небольшого пруда. Закатные лучи, немного побагровевшие к этому моменту, переливались среди цветов внеземной красоты, окрашивая их в бордовый, играясь золотыми переливами на листьях и шелковых соцветиях. Это место заряжало энергией, Феликсу хотелось пуститься в бег, размять лапы, а потом завалиться у чудно переплетённых корней, чтобы сладко подремать в тени. — Это глициния. Я знал, что тебе понравится. — Феликс повернулся к нему мордой, сверкая довольными глазами. — Хочешь немного побегать, да? Я подожду тебя на вон том валуне. Но волк уже не слушал и не слышал, прыткие лапы несли его все дальше, глубже в дремучий лес, и ближе к чистой, никем не тронутой, природе. Вокруг было так красиво, что у Феликса захватывало дух. Лес был его домом, местом, в котором он провёл всё своё детство и юность, изучая всевозможные деревья и растения. Но несмотря на это, Феликс все же никогда не перестанет удивляться его красоте и могуществу. Сказочные деревья глицинии оставили очень сильное впечатление, всколыхнув что-то сокровенное в глубине души, отчего теперь все вокруг казалось еще ярче и насыщеннее. Ветки невысоких кустистых деревьев цепляли его мягкую шерсть, в стороне аппетитно запахло спелой малиной, но Феликс совсем не хотел останавливаться сейчас. Мышцы горели от непредвиденной нагрузки, а лапы гудели от приятной усталости. Феликс ловил момент и наслаждался свободой. Где-то впереди послышалось пение дриад и омега замедлил свой бег, чтобы не нарушить своим неожиданным появлением их идиллию. Но чем ближе он подходил к тому месту, тем громче становилась ласковая, немного игривая песня. Ему здесь были рады. Его не пугали страшной мелодией, пытаясь прогнать, а приветствовали мягким пением, что лилось словно горный ручей. Но долго стоять здесь Феликс не мог, он и так забежал достаточно далеко, поэтому переживал, что Сынмин начнет волноваться из-за его пропажи. На обратном пути усталость неприятно давила на тело, притягивая к влажной земле, но мягкий шепот и добрые смешки местных духов придавали нужных сил. Сынмин ждал его у больших, поросших мхом, валунов, прямо под пышным цветом глицинии. Оборачиваться в человека пока не хотелось, поэтому огромной белой тушей Феликс завалился у ног лекаря, тяжело дыша. Омеге потребовалось несколько минут, чтобы успокоить сбитое дыхание и открыть слезящиеся от быстрого бега глаза. Прямо над их головами прекрасными фиолетовыми гроздьями, словно большой укромный шатер, нависали душистые соцветия, ветви которых создавали чудные узоры. Они оказались укрыты глицинией со всех сторон, с этого места имея возможность наблюдать за спокойной гладью пруда и наслаждаться сладким запахом. Сынмин незаметно пододвигается ближе к волку, зарываясь ладонями в гладкую белоснежную шерсть, ласково поглаживая за ушком, на что Феликс урчит довольно. Иногда забывает, что не кот вовсе. Словно нахватался от Минхо привычек разных. — Я уже домой собирался, к вечеру похолодало очень, а я мёрзну сильно. Ты если хочешь – оставайся, слухам не верь. Никакие монстры тебя тут не съедят, это ещё давно придумали, чтобы никакие пьяницы ночью по улицам не лазили. Только воду из пруда не пей, глициния ядовита, но искупаться можно. — пригладив ещё раз пушистые уши, и тыкнув пальцем в прохладный нос, Сынмин оставил чужую рубашку и засобирался домой. Феликс же не мог отвести сияющих глаз от сказочной красоты цветов над его головой. Уже окончательно стемнело и сквозь фиолетовую пушистую крону глицинии проглядывалось чёрное небо, усыпанное звездами. Оно всегда казалось Феликсу бесконечно глубоким и холодным. Ведьма слышала, что многие говорят о том, что чем больше всматриваешься в бездну, тем больше бездна всматривается в тебя в ответ. Феликс никогда не понимал значения этой фразы, которую перечитывал множество раз в старых книгах ещё совсем давно. Никогда раньше ведьма не чувствовала того, что чувствует сейчас. Именно в этот момент полного единения с природой и своим волчьим естеством он ощущает, как сквозь пышную листву Луна ласкает его гладкую шерсть своим холодным светом. Будто мать убаюкивает своего ребёнка, она трепетно присматривает за своим дитем.🌖🌕🌔
Феликс просыпается неожиданно. Уставший от танцев, слез и вечерней пробежки, он сам не заметил как крепко уснул. Не привыкший спать в обличии волка, даже не сообразил, как во сне превратился в человека, окончательно замерзнув посреди ночи, ничем не укрытый. Не останавливая мутный взгляд ни на чем конкретном он осматривает диковинные корни, громадные камни и зарывается холодными пальцами в мягкий влажный мох, который всё это время служил ему уютной колыбелью. Несмотря на морозный воздух раннего утра, ледяная вода так и манила к себе, приглашая искупаться. Не обременяя себя лишними думами, Феликс бесшумно поднимается, сладко потягиваясь. Стараясь не приминать мох ещё больше, лишь на цыпочках ступает ближе к воде. Пруд холодным касанием лижет сначала пальцы, потом напряженные лодыжки, что вмиг покрываются мурашками. Чем глубже омега погружается в воду, тем сильнее дрожь прошибает его тело. Но ощущения настолько приятные и бодрящие, что Феликс не может думать о чем-либо другом, неосознанно расслабляясь. Неожиданно откуда-то из-за спины слышится тихий смешок, и омега сжимается, чувствуя, как испуганное сердце падает куда-то в пятки. Прозрачная гладь воды не скрывает почти ничего, ведь Феликс успел зайти в воду лишь по бедра. Хрупкая линия веснушчатых плеч, утонченная стройная талия и мягкие медовые бедра с аккуратными ягодицами остаются на виду, лишь слегка прикрытые серебром длинных волос. Осознавая это, Феликс чувствует, как мерзкие мурашки пробегаются по коже. Омега не знает куда ему деваться от хищного взгляда, что прожигает хрупкие позвонки. Стоит забежать дальше в воду, или броситься за рубахой? — Тебе разве не говорили, что этой ночью на улице опасно? — знакомый голос ласкает уши и Феликс пищит позорно, забегая дальше в воду, поднимая волны брызг. О том, что пруд действительно холодный и губы совсем скоро начнут синеть, старается даже не думать. На одном из валунов он замечает удобно устроившегося Хёнджина, расплывшегося в лукавой ухмылке, что рассматривал его тело совсем не стесняясь. Феликс и думать страшится о том, как давно вожак здесь, и как много успел он увидеть. Какой позор. Самый огромный позор в его жизни. — Говорили. Но Сынмин сказал, что мне нечего бояться и здесь меня никто не тронет. — чертовски холодно. Пруд скрыл в себе истинно ледяные воды на самом дне, отчего пальцы на ногах потихоньку немеют. — Я… А ты что здесь делаешь? — У меня сегодня был сложный день, и я пришёл в своё любимое место расслабиться. — Феликс невольно замечает в крепких руках вожака венок. Венок, что был сделан его, Феликса, руками. Ярко голубой, немного завядший и помятый. Хенджин аккуратно держит его в своих больших ладонях и неосознанно (слишком нежно!) поглаживает лепестки алиссума. — Как ты нашёл это место? — Сынмин. Он привёл меня сюда. — взгляд вожака горит незнакомыми искрами и Феликс действительно чувствует предательский страх перед сильнейшим волком. В этой ситуации Хёнджин напоминает ему хитрую наяду. — Я не хотел мешать тебе. Если бы я знал, что это место важно для тебя, никогда не остался бы тут. — Ты замёрз. — говорит очевидные вещи, потому что у омеги уже зуб на зуб не попадает. Феликс обхватывает себя руками в защитном жесте, стараясь хотя бы немного согреться. — Ага. Если бы ты отвернулся, я бы смог выйти и забрать свою одежду. — Хм. А что если я не хочу? — Феликс задохнулся от возмущения. — Я шучу, конечно, я отвернусь. Хёнджин действительно отворачивается, показательно прикрыв глаза ладонью, разумно промолчав о том, что успел увидеть тело, заинтересовавшее его так сильно, ещё до того, как Феликс проснулся. Случайно наткнувшись на юношу в этом укромном месте, Хенджин даже растерялся на несколько минут. Тропу сюда могли отыскать лишь те, кто знали вожака действительно хорошо. Ещё будучи маленьким несмышленым ребенком, вместе со своим отцом они нашли эту поляну со совсем еще небольшими ростками глицинии. Позже они вместе вырыли здесь пруд, наполнили его водой и насеяли небольших речных кувшинок. А маленькой омеге не обязательно знать, что, отдавшись своим воспоминаниям, он без стеснения устроился на том же валуне, на котором часами ранее сидел Сынмин, бессознательно наблюдая за крепко спящим Феликсом. Усталый взгляд, словно заколдованный, сам тянулся к длинным волосам, что неряшливо укрывали худые плечи, выпадая из прочного плетения косы. Они шелковым покрывалом скрывали почти всё тело, напоминая Хёнджину его недавний рисунок. Свернувшись калачиком, стремясь сохранить тепло, Феликс тихо сопел, зарывшись кончиками пальцев в мягкий мох. Именно тогда мальчишка выглядел совсем юно и беззащитно. Оставшиеся часы до его пробуждения Хёнджин неустанно охранял его сон, посверкивая красными глазами в ночной темноте. Вожак слышит, как Феликс поспешно выбегает из воды, едва не падая, поскальзываясь на мху и мило чертыхается, потому что предательская рубашка не натягивалась на мокрое тело с первого раза. — Всё, можешь смотреть. — Феликс неловко прокашливается, застегивая последние пуговицы. — Я заметил, что ты не очень любишь носить штаны. — вместе с этим у альфы вырывается небольшой смешок, а Феликс не может избавиться от чувства, что за ним наблюдает хищник, готовый в любой момент броситься на свою добычу. А Сынмин говорил, что тут его никто не съест. — О… Эм, так получилось. Рубашка достаточно длинная и я подумал, что… — омега ужасно замёрз, ему стыдно и неловко. А ещё, альфа смотрит так, будто этой рубашки на нем все ещё нет. — Тебе идёт. — мужчина прерывает поток неловких оправданий, неустанно разглядывая юношу перед ним. Сколько бы ни смотрел, никак не может насмотреться. Мальчик перед ним обладает действительно необычайной красотой. Ведьминской. — Без штанов? — вырывается вместе с истерическим смешком, и Феликс от этого заливается краской до самой шеи. — И это тоже. — Хёнджину забавно наблюдать за каждым изменением на чужом лице. Ведьма мило морщит носик и глубоко вдыхает, пытаясь вернуть себе самообладание. От зоркого взора не скрывается и крупная дрожь всё ещё мокрого тела. Одеться то оделся, а согреться никак не получается. — Ты замёрз. — А ты повторяешься. – Феликс смотрит на него исподлобья. Оглядывается вокруг, чтобы найти место где устроиться, потому что уходить отсюда даже не думает. Пока не выгоняют – до последнего будет наслаждаться красивой местностью. — Доверишься мне? — мальчишка застывает в одной позе, словно испуганный оленёнок, с такими же большими глазками. Такой смешной и потешный, совсем необычный. Изучать его повадки и привычки кажется действительно очень интересным занятием. Но громкий стук зубов и уже очень заметная дрожь начинают порядком раздражать. — Я… да? — Ты у меня спрашиваешь? — смеётся с такого неловкого, но тут же руку протягивает, чтобы помочь забраться на тот же валун и устроиться рядом с ним. Пока омега елозит на месте, стараясь устроиться поудобней, рубашка задирается ещё выше, открывая вид на уже знакомые бёдра. Феликс пыхтит что-то под нос, кривит нос от прядей, что лезут в лицо и липнут к мокрой коже на плечах и ключицах. От активных движений ткань облепляет тело, как вторая кожа, намокая сильнее и становясь почти прозрачной. Хёнджин держится до последнего и разрешает себе смотреть только на очаровательное веснушчатое лицо. Наблюдать за ребёнком, у которого, кажется, шило в одном месте, очень забавно, но бессонная ночь и трудный день не дают о себе забыть, давя неподъёмной тяжестью на плечи, заставляя слипаться глаза. Мужчина снимает свою клетчатую рубашку, набрасывая на чужие плечи, оставаясь в одной серой майке, что открывает вид на широкую грудь и крепкие руки, увитые бугристыми венами. От такого зрелища Феликс наконец-то застывает на месте, глупо пялясь куда-то сквозь альфу, заливаясь краской до кончиков ушей. Рубашка греет не только тело, но, кажется, ещё и душу. Его венок возвращается в чужие руки, и лицо мужчины наполняется каким-то трепетом, когда он опускает на него свой взгляд. — Пошаманишь немножко? А то он за эту ночь немного подустал. — растения и правда выглядят не очень. Некоторые цветки уже растеряли почти все свои лепестки, листья пожухли и приуныли. Феликс без слов тянет к нему свои ладони, с нежностью проходясь пальцами по бархатным цветкам. Уже второй раз за сегодняшний день, Хёнджин наблюдает за таким чудным действием, но восхищение от увиденного ни капли не уменьшилось. Феликс, чувствуя тепло исходящее от альфы рядом, придвигается к нему немного ближе, желая согреться как можно быстрее. Теплая ткань на плечах действительно помогает, закрывая спину от легкого ветра. Хёнджин же безотчетно подпускает его под свой бок. Задумывается даже о том, чтобы выпустить своего волка наружу, так он будет намного больше и омега сможет умоститься удобней, греясь о тёплую шерсть. Но, думается ему, если сейчас он примется снимать с себя одежду, которую не хочется порвать во время превращения – омега тут же упадет в обморок от смущения. И так весь трусится сидит, не то от его близости, не то все ещё от холода. Со временем разговор заводится как-то сам собой. Феликс всё-таки узнает историю этого места, восхищается проделанной работой и спрашивает разрешения приходить сюда время от времени. И кто Хёнджин такой, чтобы ему отказывать? Омега доверчиво делится своим страхом перед завтрашним обрядом. А мужчина обещает сам себе, что постарается провести всё без лишнего стресса для одной маленькой ведьмы. Уже почти засыпая, вожак доверчиво делится вчерашней проблемой, бессвязно говоря об опасных людях, какой-то машине и сегодняшнем собрании, что должно состояться после обеда, приглашая туда и Феликса. Всё заканчивается мягкими касаниями рук, лёгкими смешками и ощущением прохладных пальцев в своих волосах. Хёнджин засыпает на чужих (чужих ли?) острых коленках, убаюканный сладким запахом глицинии и родного дома.