«Я люблю тебя и буду любить, пока не перестану дышать. Я это твердо знаю. Ты мой горизонт, и все мои мысли сводятся к тебе. Пусть будет что угодно — все всегда замыкается на тебе. И так было всегда. Всегда»
Эрих Мария Ремарк, «Триумфальная арка».
🌖🌕🌔
Гнетущая тишина в лесу сгущала краски, пугая хитросплетениями могучих деревьев. Весь путь Хенджин напряженно молчал, не давая никакого ответа на вопросительные оклики нитей его стайной связи. Дриады также молчали, не слышно было поздних птиц и зверей. В бессильном ожидании природа затаилась вместе с оборотнями, не имея возможности предсказать каким образом разрешится произошедшая трагедия. Оставив лучших парней на охрану селения, вожак южной стаи заручился поддержкой лишь верного ведьме Ынсу и Джисона, который знал северные границы лучше любого другого волка в его стае. Хенджин чувствовал, как могильный холод пробирался к его сердцу, отравляя душу и напоминая о том, что Феликс был сейчас в огромной опасности. Жизнь его маленького волчонка висела сейчас на волоске и Хенджин лишь надеялся застать Минхека в полном здравии, чтобы он самостоятельно смог вгрызться в его глотку, наказывая за все, что произошло с ведьмой по его вине. Лес вокруг не увядал, погода благоухала и природа чаровала волков багряными листьями — предвестниками скорых заморозков. Все чаще закаты пестрели алым, фрукты наливались сочным румянцем, а оставшиеся в поселении оборотни трудились в собирании созревших плодов и овощей. Жизнь шла своим чередом, словно и не было никаких проклятий, угроз и рисков. Лес не вспоминал об опасных людях, хищных машинах и планах, что могли разрушить все, строившееся веками. Впервые в такие краткие сроки Хенджин добирается на север. Врывается на территорию чужой стаи, пренебрегая любыми приличиями. Игнорирует стражу, перепуганного Чонина и лишь выхватывает взглядом посеревшего Чанбина. Казалось, мужчина боялся поднять на своего вожака даже беглый взгляд. Прислонившись к старому обветшалому дому, взрослый мужчина, словно превратившись в нерадивого щенка, едва ли не скулил от чувства вины за то, что было ему даже не подвластно. В этой части северного поселения стояла особо беспокойная тишина, вдалеке виднелось поле с посевами, и никто не смог бы поверить в то, что на этом месте еще жалкую неделю назад стоял сожженный пустырь. — Ты доволен? — Минхек встречает его у порога. Ни посеревшее лицо, ни впалые скулы не вызывают у Хенджина и доли сочувствия. Он импульсивно хватает его за ворот рубахи, заглядывает в глаза и чувствует, как десна режет от неприятного зуда из-за вылезших клыков. — Доволен, скажи мне? Сукин сын! Хотел его себе? Хотел? Целую неделю мой омега был под твоим присмотром. Насладился моментом? Или решил оставить его подле себя под слоями стылой земли? Ты ублюдок! И свои проблемы должен был решать сам! Почему за твою вину расплачивается ни в чем неповинный волчонок?! Кажется, даже оконные стекла дребезжат от его громогласного рева. Хенджин почти не кричит, только ровный голос дрожит от сдерживаемой ярости, срываясь иногда на хищный рык. — Если с ним что-нибудь случится… Ты не будешь жить, Минхек, если мой мальчик пострадает по твоей вине. Твое поселение, твои волки, весь твой сраный север узнает, на что я способен в гневе. Не просто так вожаком выбрали меня. И не просто так Феликс был предначертан мне судьбой. Я убью тебя, Минхек. А потом станцую на твоих костях, если это хотя бы немного искупит твою вину перед ним. Хенджин не думает о том, что говорит ужасные вещи. Чувствует горечь на кончике языка и скалится, как настоящий хищник, предвещая вожаку северной стаи скорую смерть от его рук. — Ты молил бы о прощении за свои неразумно сказанные слова до конца своей жизни — услышь тебя Феликс прямо сейчас. Он ненавидит злость и насилие. Кому, если не тебе, знать об этом? — на крыльце Минхо появляется незаметно. Мягкой поступью крадется мимо них, неся за собой едкий запах лекарственных трав и горьких отваров. Фамильяр неупокоенным призраком всю неделю не отходил от ведьмы, светя алеющим шрамом спасительного укуса. Порез заживет, оставшиеся следы от зубов навеки запечатлеются напоминанием о преданности. Ради Феликса готов на многое. Ради ведьмы, что стала ему братом, другом и даже сыном. Растил, как свое дитя, воспитывал, как младшего брата и проживет всю жизнь, как верный друг, неспособный на предательство. — Пойдем, Волче. Твое присутствие ему поможет, — усталые глаза смотрят с искренним пониманием, но Минхо не говорит больше ни слова. Маленькая комнатушка встречает их стуженой прохладой из открытого окна, запахом морозных ландышей и тихим шорохом едва слышного дыхания. Крохотный Феликс кажется фарфоровой куклой среди вороха белоснежных одеял. Словно неживой, искусственный, светится синевой полупрозрачной кожи. Болезненная худоба, тусклые волосы и побелевшие ресницы. Хенджин не чувствует, не дышит. Слышит грохот собственного сокрушенного сердца в ушах и падает на колени, разлетаясь сотнями разноцветных бабочек. Его маленькое сокровище, его наибольшая драгоценность. Усталая, изломанная и родная. Сердце больше не бьется, Хенджин его не услышит, пока чертовская синева не одарит его своим взором. — Скажи, что мне делать. — Будь рядом. И большой бурый волк превращается в верного сторожевого пса, денно и нощно грея своей мохнатой тушей хрупкое тело. С появлением сильных феромонов родного волка на веснушчатых щеках проступает алеющий румянец, а глазные яблоки под крепко закрытыми веками приходят в движение, и Хенджин таким образом знает, что Феликс снова видит сны. Мужчина разговаривает с возлюбленным беспрестанно, тянет за связующую их нить, тычется мокрым носом в холодные ладони и верно ждет. В долгие часы, когда Минхо выгоняет его на улицу, оставаясь с ведьмой наедине, Хенджин молится Луне-богине не зная ни верных слов, ни заклинаний. Лишь уповает на чужую ласку и благосклонность, надеясь, что подарившая его возлюбленному силу подарит ему шанс на исцеление. Несложный на первый взгляд обряд превратился в траур для всего севера. Спасенные волки не чувствовали искренней радости, осознавая, что ради их счастья ведьма положила свое хрупкое тело на жертвенный алтарь. Но оставалось лишь ждать. Ждать и молиться. Ждать и уповать на внутреннюю силу ведьмовской души, что должна была перебороть напасть самостоятельно. А Хенджин мог лишь быть рядом, своей бурой шерстью грея ледяное тело. За бесконечные дни ожидания уже вошло в привычку прислушиваться к тихому дыханию. Принюхиваясь, он улавливал тонкий шлейф феромонов, которые густели и менялись все быстрее. Подобные перемены Хенджина пугали, поэтому прислушиваясь к их с Феликсом связи, он каждый раз пытался ощутить что-то новое. Понять сокрытое. Темной тихой ночью его осеняет неожиданно. Подрывая морду с теплой постели, он вглядывается в темноте в бледное лицо с впалыми скулами и слышит, как грохочет его переполошенное сердце в клетке из ребер. Не в силах терпеть больше муки, провоцируемые собственными догадками, он находит отдыхающего на крыльце Минхо, присаживаясь рядом с ним на просторной плетеной лавке. — Понял? — фамильяр понятливо улыбается, не отводит взгляда от звездного неба и ждет, предвкушает эмоции, которые подарит ему южный вожак. — Ты знал? Как давно? — руки трясутся от неконтролируемой тревоги, и голос взрослого мужчины дрожит, как у совсем потерянного ребенка. — Перед самым обрядом Феликс все понял. Я проверил, и его догадки подтвердились. — Сколько? — Идет третья неделя. Разговор заканчивается ничем. Находясь в прострации, Хенджин уходит обратно к Феликсу, заваливаясь ему под бок бестелесной сущностью. Мысли не укладываются в голове. Одна единственная, самая яркая, сопровождает его долгие часы, пока измученный вожак не засыпает на рассвете.🌖🌕🌔
Первый день сентября встречает север густым снегом, что тает быстрее, чем успевает долететь до промерзлой земли пушистыми хлопьями. Феликс, давно укутанный чужой курткой, медленно дергает заледеневшей рукой, чувствуя кожей прогретую ткань постельного белья. Он слышит шум голосов за окном, хмурится, пытаясь вслушаться в хорошо знакомый голос, и чувствует, как горло сдавливает сухим кашлем. Чувствительный нюх улавливает густой травяной запах, и с усилием поднося ладонь к своему лицу, Феликс понимает, что аромат исходит от его тусклой кожи. С головы до ног пропах целебными настойками, но не понимает, что именно предшествовало этому. Не помнит почти ничего, но трясущейся рукой касается плоского живота, от которого сразу же чувствует исходящий жар знакомого тепла. Голоса за окном становятся громче. Феликс слышит, как его родной Хенджин бранится самыми ужасными словами, обещая Минхеку длительную смерть в муках, и хмурится в несогласии, желая встать прямо сейчас и успокоить волка. Но ноги двигаться не хотят, отлежанная поясница отдает тупой болью, и он неконтролируемо стонет от неприятных ощущений. В следующий миг на пороге его комнаты стоят уже трое. Обеспокоенный Хенджин сразу же бросается к кровати, подавая Феликсу кружку с водой, параллельно отмахиваясь от Минхо, что лишь просил мужчину вести себя спокойней. Осторожный Минхек наблюдал за всем издалека, страшась потревожить момент воссоединения, лишь цепким взглядом рассматривал каждую черточку на бледном из-за недуга лице. Феликс больше не видел ничего вокруг. Получив подтверждение тому, что Хенджин действительно здесь, и его голос не был помешательством его истощенного сознания, омегу больше не интересовало ничего другого. — Хенджин, — тихий голос дребезжал нотками накатывающей истерики, и лишь одним жестом руки, южный вожак попросил всех покинуть комнату, оставляя их наедине. — Мальчик мой, — в его медвежьих объятиях исхудавший Феликс тонул с головой, пряча мокрый нос в любимой шее. От Хенджина пахло домом. Безопасностью, осенью и любовью. — Я так скучал, ведьмочка. Так скучал. Ты хоть представляешь, как я был все это время без твоих маленьких нежных ручек, веснушчатых румяных щек и ласкового лазурного взгляда? Мне спать не хотелось без тебя, Феликс. Люблю тебя. Жить без тебя не смогу, понимаешь? — баюкает словно маленького ребенка, укачивая в своих руках. Поит специально заготовленными зельями, укладывает на мягкие подушки и пристраивается рядом, помогая уснуть. Феликс отходит долго. Медленно встает на ноги, словно новорожденный олененок, учащийся ходить. Оживший север радовал глаз и, несмотря на трудности, Феликс светился искренним счастьем, вместе с Ынсу подолгу зависая в зимнем саду, в котором Минхек специально оборудовал просторные качели. Искаженные стекольным покровом, солнечные лучи причудливыми бликами ложились на его потускневшие веснушки, пока сам Феликс наслаждался тишиной и свежестью ярко пахнущей коллекции разнообразных трав. Прогуливаясь по селению в сопровождении Джисона, он наблюдал за тем, как тщательно Минхек исполняет долг вожака, наверстывая упущенное и заботясь о каждой, даже сокрытой от глаз обычного волка, детали. С Чонином он спускался в шахты, интересуясь их внешним обустройством, после чего послушно принимал наказание от Хенджина, подставляя округлые ягодицы под шлепки, которые оказались скорее возбуждающими, нежели воспитательными. Спустя еще неделю медленной реабилитации Феликс сам проявляет инициативу возвратиться домой уже сейчас, клянясь и обещая, что долгую дорогу он стойко выдержит. Исполнив ведьмин долг, не имел больше желания находиться на мерзлом севере, всем сердцем стремясь очутиться в родном доме, пропахшим Хенджином. Дорога назад выдалась в сто крат хуже, осложненная недавними осадками и понизившейся температурой. На фоне морозостойких чистокровных оборотней Феликс явно проигрывал даже в шкуре волка, трясясь от холода. И если самую сложную часть пути волчонку удалось пройти на своих четырех, то остаток дороги он провел на широкой спине Хенджина, греясь его теплой курткой и мягким бурым мехом. Альфа был предельно аккуратен, выискивая самые надежные тропы и избегая колючих кустарников, что могли изранить чувствительную кожу ведьмы. Уже в южном поселении первом делом Феликса взялись откармливать. Отдавая омеге лучшие витаминные сборы, Сынмин тщательно следил за его питанием, помогая Дахен выстроить сбалансированное меню, подходящее именно его истощенному желудку. По наставлению Минхо Сынмин не забывал также о полезных травах, что были для Феликса в его положении особо важны. Несмотря на настоятельные просьбы Хенджина забыть обо всех хлопотах и отдыхать дома весь день, Феликс, сразу же после быстрого переезда в дом вожака, взялся за помощь в подготовке к празднику Осени. Связывая в пучки целебные травы, мастеря амулеты, заговоренные на плодовитость и плодородие, он проводил много времени с Хисыном, папой Субина, и самим маленьким альфочкой, что безустанно помогал омегам во всем, в чем был умел. Вместе с Дахен он неспеша собирал ягоды, подолгу засиживаясь в высокой траве, прислушиваясь к веселому хихиканью мелких волчат, сооружал бумажные фонари для украшения их главной поляны и изредка присматривал за детьми, родители которых продолжали трудиться в поле. Хенджин следил за ним безустанно, присылал заботливого Ынсу, передавая через него свежий обед и теплые слова беспокойства. Вечерами они сидели на крыльце или нежились в горячей купели на улице у дома вожака, любуясь чарующей красотой алеющего леса. Тогда Хенджин не мог не гладить впалый живот Феликса, не произнося ни единого слова. Ближе к празднику оказалось, что украшений не хватало, но лишь упертым волчатам получилось выпросить у Хенджина поездку в город за необходимом декором. Выгоняя новенький пикап из забитого под крышу техникой амбара, Хенджин переживал лишь о Феликсе, что мог попасть под колеса, взволнованно крутясь вокруг машины, не имея представления даже о том, как сие чудо называется. Прожив в чаще леса всю свою жизнь, об автомобилях омега узнавал лишь со страниц старых книг, истории из которых уже давным-давно устарели. Поэтому, освободив сиденье пассажира от разнообразных сумок с инструментами, Хенджин предложил Феликсу запрыгивать, и под его неугомонные вопросы они выдвинулись по старой проложенной дороге в город. Путь этот плутал по лесу, иногда пропадая среди редких деревьев, или теряясь в равнине, заросшей травой с целью запутать нежелательных странников. Ведьме интересен был каждый механизм и кнопочка, поэтому три часа дороги прошли в его постоянных расспросах. Продолжительный путь Феликсу никакого неудобства не принес. Заботливый Хенджин побеспокоился обо всем, предлагая ведьмочке подушку под поясницу, теплые мягкие носочки, в которых удобно было просидеть всю дорогу, не забыв также захватить с собой разных вкусностей в виде свежесобранных ягод и теплого молока. Феликс много болтал, весело хохотал и часто тянулся к руке Хенджина, что покоилась на коробке передач, чтобы переплести с ним пальцы. Мужчина и сам часто поглядывал в сторону возлюбленного, изредка мягко касаясь его живота или приглаживая выбившуюся из косы прядку волос. Резко Феликс затихает, когда на горизонте становятся заметны первые многоэтажные здания и дымящиеся трубы промышленной зоны. Он не спрашивает ничего, крутится по сторонам, рассматривая красочные витрины, простенькие скверы и рекламные билборды. Прослеживает глазами за обычными прохожими, замечает несколько бездомных собак и мусор на тротуарах. Хмурится из-за этого, хочет уже что-то спросить, но закрывает рот, так ничего и не сказав, кажется, сделав свои особенные выводы, которыми пока что решено было не делиться. Огромный строительный супермаркет они находят на другом конце города, Хенджин специально прокладывает путь мимо самых главных достопримечательностей этого маленького городка. Поэтому Феликс успевает полюбоваться серебристыми куполами местной церквушки, что бликовала витражами под лучами осеннего солнца, рассмотреть огромный офисный район, теряющийся среди синевы неба, зеркальными фасадами растворяясь в воздухе и удивиться вывеске небольшого зоопарка, за высокими стенами которого выглядывали головы высоченных жирафов. Феликса удивляет также огромных размеров парковка на подъезде к супермаркету. Чувствуя, что они прибыли к месту их назначения, он ерзает все сильнее, но заговорившего Хёнджина слушает внимательно. — Волчонок, у меня будет только одна просьба к тебе. Веди себя осмотрительно. Мы не сможем целоваться на людях и проявлять слишком яркие эмоции друг к другу, потому что окружающие нас не смогут понять. У человечества не существует разделения на омег и альф, они порицают отношения между двумя мужчинами, поэтому на тебя могут посмотреть косо или даже сказать что-то неприятное. Просто держись все время рядом, а я ни за что не отпущу твою руку. И спрашивай, если что-нибудь покажется тебе интересным, — забирая в рюкзак кошелек и ключи от машины, Хенджин неспеша разъяснял Феликсу главные моменты, пока тот оглядывался по сторонам, подсматривая за тем, как некоторые из покупателей грузили свои пакеты в машины. — Хорошо, — Феликс много не говорил, пребывая почти полностью в своих мыслях и запоминая каждый миг происходящего. Хенджин протянул ему руку, направляясь в сторону входа и тепло улыбнулся, когда Феликс схватился за него незамедлительно. Внутри огромного помещения стоял громкий гул разговоров. Люди вокруг суетились, теряясь среди лабиринтов отделов и предложенных товаров. Схватившись за тележку, Хенджин потащил сконфуженного Феликса за собой, пока тот с особым удовольствием прислушивался к какой-то вирусной поп-песне, что лилась из музыкальных колонок, установленных в магазине. Мелодия ему нравилась, поэтому, пританцовывая, он удивлялся искусственным тыквам, листьям и венкам, что были выложены на специальной тематической инсталляции, посвященной началу осени. Вопросов было много, но отвлекать сосредоточенного Хенджина не хотелось, поэтому он просто послушно следовал за ним, стараясь не обращать на себя лишнего внимания. Это задание оказалось действительно тяжелым, потому что его длинная серебряная коса неумышленно притягивала взгляды каждого, кто проходил мимо. Хотелось посмотреть на многое, но времени у них было мало, поэтому, пробежавшись по отделу с товарами для освещения, они уже стояли на кассе с огромным ворохом гирлянд и фонариков в корзине. Феликс попутно захватил немного бумаг и красок, разнообразные кисточки и книги, чтобы порадовать детей (и вожака тоже). Себе он присмотрел недорогой пленочный фотоаппарат на распродаже, но боялся сказать об этом Хенджину, не желая вытягивать из того слишком много денег. Но мужчина, заметив его интерес, не смог проигнорировать чужое желание, забрасывая покупку в тележку без лишних вопросов. Стояние в очереди оказалось занятием нудным, поэтому, топая ногой в ритм новой песни, Феликс снова вертелся вокруг себя, иногда кривя смешные мордочки ребенку, что сидел в тележке за ними. Малыш умилительно хохотал с подобного развлечения, что-то неразборчиво угукал и пытался показать свою игрушку, но вечно ронял ее на пол, утомляя этим и так уставших родителей еще больше. Дорога назад казалась Феликсу менее длительной. Уличив себя в одном очень важном промахе, Хенджин в этот раз включил радио, даря омеге возможность наслаждаться музыкой и дальше. И пока живописные виды за окном сменяли друг друга, Феликс расспрашивал обо всем, что интересовало его после поездки очень сильно. Хенджин рассказал ему о продаже их природных ресурсов, откуда и имелась большая доля денежной выручки, на которую жила вся стая, о заклятии предыдущей ведьмы, благодаря которому их селение скрыто для любого, кто может наткнуться на него по незнанию, и о волках, что переехали в город, живут спокойно среди людей, учась или работая, и возвращаются в стаю лишь несколько раз в год, чтобы навестить родственников и близких. Феликсу было интересно все, он слушал молча, умостив ступни на чужих бедрах, пока Хенджин поглаживал его по худеньким лодыжкам и вел рассказ неспеша, тщательно следя за дорогой. Поселение встретило их шумом праздничных приготовлений. Оборотни суетились, громко ругались и мирились, стремясь закончить все основные моменты побыстрее. Празднование должно было состояться уже завтра. Приготовленные галушки из белого риса уже томились, дожидаясь своей участи, а маленькие улочки и тропинки пестрели ярко-алыми лентами и фонариками, которых в немногих местах явно недоставало. Громче всех шутливо командовал Чанбин, что процессу мешал больше, чем помогал, пока Сынмин хохотал над ним, стоя совсем рядом, разбираясь с каштанами, которые другим волкам предстояло еще пожарить. Все купленное у вожака забрали сразу же, наказывая Хенджину с его омегой наконец-то пойти домой и хорошенько отдохнуть, чтобы на праздновании появиться свежими и выспавшимися. Хенджин с Феликсом спать, конечно же, не собирался. Перепроверив выполненную работу и поблагодарив волков за проделанный труд, он вместе с ведьмочкой направился в их купальню. Среди запаха молодого кедра, тлеющего костра и успокаивающих благовоний, Феликс чувствовал себя действительно хорошо. Пока Хенджин мягко намыливал его плоский животик, ведьма игралась с пушистой пеной, специально задевая чужие грубые руки, немного поддразнивая вожака. День выдался насыщенным, поэтому перед сном хотелось лишь наесться до отвала и зацеловать чужие губы так, чтобы те до самого утра оставались распухшими и покрасневшими. Феликс толком даже не вытирался, выжал длинные волосы, избавляя их от лишней влаги и прошлепал босиком на кухню, игнорируя стул, вместо него присаживаясь на столешницу. Послушно следовавший за ним Хенджин пристроился между его ног, накидывая на волчонка теплый махровый халат, соблазняя готового было возмущаться Феликса спелой клубникой. В такой атмосфере прошли несколько часов перед сном, которые пара провела перед камином, прослушивая раз за разом пластинку исполнителя, которого Феликс не знал, но с музыкой, которая ему очень нравилась. Укрывшись одним большим пледом, они распивали вкусный чай, болтали ни о чем, и Хенджин наконец наслаждался временем, проведенным со своим возлюбленным. Страшная тоска больше не разъедала сердце, и у него не было поводов для лишних переживаний, потому что Феликс был рядом с ним, прямо под боком, окружен мягким запахом, а у Хенджина была возможность самостоятельно защитить его от любой опасности. Предчувствие дремало и следующим утром. Большое количество оборотней отсыпалось перед длительным гулянием, поэтому лишь один Феликс, которому не спалось с раннего утра, занимался неторопливыми последними приготовлениями к празднику Осени. Он заплетал маленькие фенечки, мастеря небольшие обереги для волчат и проверял, сотворенные еще несколько месяцев назад им самим, амулеты для отвода чужих глаз от их территорий. Лес потихоньку просыпался вместе со всеми. Гомон птиц становился все громче, яркие лучи разбуженного солнца переливались среди разноцветной листвы, заигрывая с маленькими волчатами, а аппетитный запах только-только приготовленного завтрака приманивал каждого оборотня к центральной поляне. Хенджин присоединился к кушанью самым последним, не успев еще разлепить глаза, умостился к ведьме под бочок, укладывая сонную голову на удобные колени. Вожак не хотел просыпаться до последнего, отмахиваясь от игривых детей, как от надоедливых мух, и прятал лицо в длинных серебристых косах, фыркая прямо в шею из-за волос, что щекотали чувствительный нос. Многие уже выносили заготовленные вкусности и специальные фонари, смастеренные для того, чтобы поздним вечером выпустить их в небо вместе с загаданным заветным желанием. Поселение пестрело красными цветами праздника и наступающей осени. Молодые омеги водили хороводы, а волки постарше — усаживались в группы, устраивая часы чтения поэзии. С давних времен оборотни южного поселения считали восьмой солнечный месяц лучшим временем для любования луной, поскольку благодаря относительному положению Земли, Солнца и Луны последняя сияла особенно ярко. Именно поэтому многие уже сейчас искали подходящее место для наблюдения за полной луной, что должна была показаться во всю свою силу уже ближе к полудню. Феликс, желая очутиться в тишине и покое, беззастенчиво утащил Хенджина в их любимое место, прячась среди пышного цвета глицинии. В отражении водной глади луной можно было полюбоваться с особым удовольствием. От центральной поляны к ним доносились отголоски гитарных струн, веселых песен и счастливого хохота. Устроившись в теплых руках вожака, Феликс наслаждался нежным запахом цветов и царствующим спокойствием. Не желая терять ни минуты рядом, они, словно зачарованные, целовались без устали, не в силах оторваться от желанных губ. Феликс таял в крепких руках любимого мужчины и не прекращал молиться богине-Луне с просьбами уберечь его маленькую семью от любых невзгод. Хенджин, не замечая ничего вокруг, выцеловывал хрупкие ключицы, покусывая доверительно открытую шею с почти зажившей стайной меткой у плеча. В душе гнездилось безграничное количество восхищения и неподаренной любви. В крепких объятиях Феликса хотелось стиснуть все сильнее, слиться кожей и мыслями, чтобы остаться нераздельными до самого конца их жизней. Временами вожак чувствовал странное дребезжание стайной связи, но, утопая в любви к своей ведьме, не мог и не хотел отрываться от чертовской синевы родных глаз. Плоский животик лежал в руках до щемящего в груди чувства правильно. Феликс делился своими впечатлениями о поездке в город, рассказывал неспешные истории о лунных затмениях, припоминая, что сегодняшней ночью могло случиться одно из них, и мечтал о совместном будущем, обремененным заботой не только о стае, но и о собственных маленьких волчатах. Хенджин слушал его без остановок, игнорировал жужжание странного предчувствия и улыбался, чувствуя себя самым счастливым мужчиной на всем белом свете. Уютное единение в их крохотном мирке лишь на двоих рушат ярко вспыхнувшие отголоски чужой боли сквозь стайную связь. Раньше всех это чувствует Хенджин, подрываясь на ноги сразу же, умоляя Феликса возвращаться в их дом, думая о безопасности своей омеги в первую очередь. Ведьма не слушает, следует за ним в сторону их огромной поляны, где понемногу стихал весь праздничный гомон под гнетом встревоженного настроения вожака. В воздухе витал явный запах страха и опасений. Волчата прятались в кустах малины, не боясь израниться острыми шипами кустов, подсознательно чувствуя подступающую к ним угрозу. Хенджин ощущает чужака на их территории несколько секунд спустя. Превращается в волка сразу же. И уже огромным бурым зверем он срывается на быстрый бег, не давая никому кроме Джисона последовать за собой, опасаясь за сохранность других оборотней своей стаи. Чувствует, как Ынсу собственноручно останавливает рвущегося за ним Феликса, глаза которого наполняются слезами, смаргивает пелену сожаления и прибавляет скорости, спеша навстречу оборотню из северной стаи, — это он ощущает теперь очень явно. Мужчина, что выбегает им навстречу выглядит едва живым. Израненный, уставший и проигрывающий паническому страху, что накрывал его с головой, он падает на колени, пытаясь выровнять дыхание. Не размениваясь на лишние разговоры, изнемогая от жажды, из его перекошенного в ненависти рта вылетает лишь одно: — Они пришли за нами.