По рукам

      Франсуа Делаж. В это сложно было поверить, и Тэхен на самом деле отказывался верить своим глазам, однажды успев попрощаться с художником навсегда. На хорошей ноте, с исключительно волшебными впечатлениями и уже согревающими воспоминаниями, ласково и с нежным поцелуем в лоб, который сопроводился игриво урчащим благословением на успешные поиски вдохновение, озвученным по-французски. Он совсем не изменился, и теперь его ярко-голубые из-под загнутых ресниц глаза вперились в Тэхена, затем весело улыбнувшись. Да, он умел улыбаться глазами так, что сражал на повал.       — Я хотел с тобой связаться, когда узнал, что могу приехать, а ты уже сменил номер. — Франсуа стоял, не двигаясь, обращаясь к Тэхену с безопасного расстояния, как будто давая ему теперь фору. — Но я слишком удачлив, чтобы не встретить тебя вновь.       И теперь, когда стало понятно, что Тэхен не собирался спасаться бегством, мужчина уверенно направился к нему, с грацией гибкого и сильного хищника, который полагался на инстинкт, а не клыки. И Тэхен даже теперь, когда смотрел на Франсуа Делажа, не мог поверить, что ему… было сорок два года на момент, когда они познакомились. А теперь… Сорок пять, как минимум.       — Это была вынужденная мера, господин Делаж. — Тэхен поджал губы, а потом обнял мужчину, который расправил для него свои большие сильные руки, принимая в объятия, сразу зарывшись носом в его волосы. И как однажды, Тэхен кожей, через несколько слоев своего костюма, чувствовал прикосновение каждого его пальца.       — Ммм… А пахнешь все так же. Дерзость, детская непосредственность и… — Нос от макушки направился ко лбу, на котором остановились губы. Покровительство, от которого Тэхен успел уже отвыкнуть, но которое до сих пор оставляло за собой мурашки. — Сладость минутного порыва. Ты не изменился.       — Ты тоже. — Тэхен поднял голову, как обычно смотря на мужчину снизу вверх, с пятнадцати сантиметровой разницей в росте. — Что ты здесь делаешь?       — А ты? — Франсуа смотрел на Тэхена так, как будто теперь пытался вспомнить в мельчайших подробностях их знакомство, чуть прищурившись, с любопытством, как будто надеясь теперь найти реальные подтверждения, что его самый способный студент на самом деле остался прежним. Хотя бы для него.       — Работаю метрдотелем. Встречаю гостей и делаю всё, чтобы им захотелось сюда вернуться. — Обычно ледяной взгляд теперь был теплым, и Тэхен прикрыл глаза, окунувшись в приятные воспоминания. Возможно, самые приятные из тех, что ему удалось скопить.       — Ох, mon doux ami, это неподходящее дело для такого талантливого художника, как ты. Я могу вновь забрать тебя к себе. — Длинные тонкие пальцы остановились в волосах, бережно забирая их от лица, пока Тэхен опустил свои руки, перестав сжимать дорогой французский костюм. — Ты знаешь, что в моей мастерской для тебя найдется всё, чтобы ты смог почувствовать себя творцом. Потому что однажды я сделал всё, чтобы тебе захотелось вернуться.       — А еще ты сделал всё, чтобы смутить меня и оторвать от работы. — Тэхен решительно отстранился, заметив хищную улыбку на лицу Франсуа, и поправил пиджак, вернувшись за свою стойку и оглядевшись в поисках Чон Хосока.       — И я приношу за это свои глубочайшие извинения. За то, что получил удовольствие. — Франсуа встал перед Тэхеном, выложив перед собой руки и сцепив пальцы. — Я скучал, mon petit tigre. — Франсуа позволил Тэхену самодовольно улыбнуться, затем как будто что-то вспомнив и поменяв выражение лица на более собранное и по-метрдотельски профессиональное. — Обещай, что мы поужинаем. Здесь. Ты будешь ужинать как хозяин этого живописного заведения, а не как обслуживающий персонал, что само по себе является преступлением против искусства. У тебя есть выходные?       — У меня есть выходные. — Тэхен улыбнулся. — Так же как и ужины с хозяином этого живописного ресторана, который обязательно поразит тебя изысканностью вкуса.       Франсуа взял паузу на размышления, просто вглядываясь в глаза Тэхена, который их не отводил, чувствуя, как тело начинало неметь от пристального, пронизывающего насквозь легким морозом синего взгляда, который как будто пытался что-то вытянуть из него, невзирая на всякое сопротивление.       — Хозяин или ресторан? — Франсуа ухмыльнулся, задрав подбородок и смотря теперь на Тэхена оценивающе, с легким налетом уязвленного самолюбия. Настолько легким, что от него, растворенного в блестящей синеве глаз, быстро не осталось следа. — У хозяина великолепный вкус, если он решил украсить тобой это и без того эффектное место. Я знаю, на что ты способен, mon doux petit cul, и я не могу его осудить, потому что сам однажды пал безвинной жертвой твоего...       — Не называй меня так. — Тэхен улыбнулся, но в этой улыбке было что-то, что заставило Франсуа чуть повернуть голову, будто засомневавшись в озвученном требовании. В том, что он готов бы их исполнить.       — Ммм… запахло границами. — Франсуа Делаж медленно запрокинул голову, демонстрируя мужественный кадык, который дернулся, когда он тяжело сглотнул, будто успев и расстроиться, и отчаяться, но когда он вновь смотрел на Тэхена… Там был только его характер. О котором ходили легенды. — Границами, которые теперь отделяют меня от моего нежного воплощения искусства. Но я джентльмен, и не привык наводить волны в спокойных водах. Пока меня об этом хорошенько не попросят. — Франсуа тут же нахмурился, грустно опустив уголки губ. — Ладно, mon doux ami, теперь самое время залить мое разбитое сердце хорошим вином. У меня здесь забронирован столик.       — Я провожу.       Тэхен вышел из-за своей стойки, приглашающим жестом вытягивая руку в сторону входа в обеденный зал, пока Франсуа… в его глазах не было тоски. Они блестели. Искрились вдохновением, игривым, как скрывающееся за облаками яркое солнце благородством и всегда двусмысленным подтекстом любых его слов. Но таким его знали лишь те немногие, которых он по тем или иным причинам подпускал к себе настолько близко, чтобы взять за плечи и больше никогда не отпустить. Потому что от него невозможно было уйти добровольно, и это касалось далеко не только близких отношений, но и вполне деловых и творческих. Общаясь с Франсуа Делажем ты всегда мог полагаться на его слово, но еще лучше было полагаться на него. Человек — праздник, с которым ты всегда будешь испытывать сосущее под ложечкой и щекочущее в животе чувство эйфории. Человек — искусство. Человек, который однажды взял Тэхена за руку и провел в совершенно новый мир живописи, где во главе угла стоял не канон, а настроение. Это было приключение, а любое приключение рано или поздно заканчивается, оставляя после себя бесценный опыт. Когда ты научился не просто ощущать, а чувствовать.       — Я напоминаю, что ты должен мне ужин, и если твой хозяин не пожелает тебя отпустить, я вызову его на дуэль. Слово благородного рыцаря. — Франсуа расправил плечи и гордо задрал подбородок, остановившись рядом с отодвинутым для него учтиво стулом. Он теперь играл, и в этой игре был бесподобен. — Только скажи для начала, как хорошо он владеет шпагой, чтобы благородный французский господин, не будем показывать на меня пальцем, не оскандалился на международном уровне.       Тэхен засмеялся, пока Франсуа, хитро и многозначительно улыбаясь, вновь опустил свою руку на его плечо, нагнувшись к уху, перейдя на волнующе низкий и с каждой новой буквой затихающий шепот.       — Мне нужна твоя картина, которую я увезу с собой и выставлю уже на своем вернисаже. Подумай об этом. И насчет твоего хозяина — я не шутил, mon petit Tete.       — Он не мой хозяин, mon lapinou, а хозяин моего сердца. Моя муза, чтобы тебе было понятнее. — Тэхен давно перестал бояться бездонной синевы, но не мог отказать себе в удовольствии в ней поплескаться, пытаясь угадать, что в данный момент испытывал его друг и наставник.       — О, тогда тем более. — Франсуа мечтательно улыбнулся, решив поухаживать за собой самостоятельно, прежде успев коснуться щеки Тэхена пальцами, с теплом вглядываясь в его глаза. — Я рад встрече. Несмотря ни на что. И рад, что ты всё же не запретил себе помнить обо мне.       — Взаимно, mon tresor. Приятного вечера. Я еще подойду к тебе.       Тэхен вежливо поклонился, направившись к Хосоку, который как раз пробегал обеденный зал, остановившись и уставившись на диковинного гостя.       — Говорит по‐французски и по-английски.       — Нужна Хани. Она свободно чирикает. — Хосок вглядывался в гостя, который теперь величественно расправил плечи и спину по спинке кресла, с неподдельных любопытством. — Ты очевидно его знаешь?       — Франсуа Делаж, художник. Учил меня живописи на протяжении полугода. А еще у нас был роман.       — Ты учился во Франции? — Хосок с удивлением посмотрел на Тэхена, затем многозначительно улыбнулся. — Понимаю, откуда роман. Художники, романтическая столица мира, оба хороши собой, свободны во все смыслах… Эта история закончилась?       — Закончилась три года назад. — Тэхен рассеянно кивнул, теперь тоже наблюдая за Франсуа, который изучал меню. — На самом деле, мсье Делаж дал мне очень много, помимо любви, и я бы не хотел, чтобы он упоминался лишь в контексте того, что мы спали.       — Ты бы мог вообще не говорить об этом, и я бы об этом контексте даже не подозревал бы. — Хосок пожал плечами, направившись к выходу, подцепив за плечо Тэхена. — Это твое дело. А мое дело — разобраться кое с какими цифрами. Пока не приехал Джин.       — Я же не могу покинуть стойку. Вдруг кто-то придет или захочет уйти? — Тэхен улыбнулся.       — Ничего, я выложу свои цифры перед тобой. — Хоби, проводив Тэхена до его рабочего места, уже навострил лыжи в свой кабинет. — Ван момент, мон плезир. Шерше ля фам, ля мур тужур. Я скоро!

* * *

      — Как ты пробрался в свой кабинет незамеченным? Мной. — Тэхен ощутил сзади слишком близкое присутствие, слишком волнующий, ставший как будто продолжением его собственной кожи парфюм и слишком родные руки, которые опустились на его талию, затем незаметно скользнув под пиджак.       — Я ниндзя. — Тэхен ощутил у своего уха губы, а потом уже услышал предупреждающий об опасности шепот. — И никто и ничто не может меня остановить.       Увидев выходящего из обеденного зала мужчину, Джин собрался отступить, чтобы не смущать гостя, однако Тэхен остановил его, схватив за руки, которые были на его талии, скрестив их на своем животе. Джин не понимал, в чем дело, а потом с недоумением смотрел на высокого иностранца, который, закончив телефонный разговор, подошел к стойке, смотря прямо на Джина. У него были голубые глаза, и Джин невольно поймал себя на мысли, что в живую таких никогда не видел. Он засмотрелся, пока мужчина спокойно перевел свой взгляд на Тэхена.       — Mon petit Tete, ужин был потрясающий. С высокой кухней Франции, разумеется, не сравнится, но из всего, что я пробовал за ее пределами — эта лучшая. И если за твоей спиной стоит владелец этого места, я должен пожать ему руку. — Франсуа широко улыбался, смотря Тэхену, который сжимал руки Джина, за спину.       — Очень рад увидеть в этих стенах французских гостей. — Джин аккуратно высвободился из его рук, выйдя к мужчине, который уже протягивал красивую ладонь для рукопожатия. — Но еще больше рад, что эти стены смогли вас приятно удивить.       — Франсуа Делаж. Художник. — Франсуа кивнул, не спуская с Джина своих пытливых, теперь особенно переливающихся голубым глаз. — Смею предположить, вы… хозяин этого места.       — Совершенно точно. Ким Сокджин. — Джин улыбнулся дружелюбно, пока взгляд француза блуждал по нему сосредоточенно и оценивающе. Такой взгляд, который мог быть присущ только художнику, Джин однажды на себе уже чувствовал, потому теперь не волновался, продолжая излучать дружелюбие.       — Теперь я убедился, что в этом месте прекрасно все. — Он, наконец, отпустил руку Джина, сделав шаг назад и заложив руки в карманы брюк. — От владельца и до метрдотеля. Mon petit tigre, я оценил твой вкус. И не могу тебя осудить.       Джин с некоторым сомнением и недоумением посмотрел на Тэхена, но Франсуа, положив свою руку ему на плечо, вновь привлек к себе его внимание.       — Мсье Ким, я не надолго в вашей стране, но обещаю, что посещу это место еще раз. И чтобы всё было по джентльменским законам, скажите мне лично, когда ваш метрдотель сможет составить мне компанию за ужином? Видите ли... — Франсуа улыбался дружелюбно, говорил без заносчивого вызова, но в его взгляде было какое-то едва уловимое превосходство. Как будто он знал что-то, чего не знал Джин, который изначально не испытывал к нему предубеждения, и только по этому теперь не был так подозрителен, как мог бы. — Мы с Тэтэ давно знакомы. Он полгода провел на территории Франции, изучая искусство живописи под моим чувственным руководством.       — Чутким? — Джин вежливо улыбнулся, решив, что это трудности перевода, и Франсуа улыбнулся шире, кивнув, будто извиняясь.       — Да. Так вот, я знаю, что вы состоите в отношениях, и очень не хочу, чтобы мое предложение как-то нарушило ваши сердечные договоренности. Длинное предисловие… — Франсуа посмотрел на Тэхена, который следил за ним, даже не моргая. — Я хочу сейчас забронировать столик для меня и этого молодого человека. Когда вы сможете предоставить ему выходной? У меня есть только восемь дней.       — Хоть завтра. — Джин спокойно кивнул, после озвученного честного намерения не имея возможности разглядеть подвох. Которого, вполне возможно, просто не было. — Тэхена смогут заменить, а я буду рад, если он хорошо проведет время в приятной ему компании.       — О, mon cher ami, большое спасибо. — Франсуа еще раз протянул руку, которую Джин пожал. — Я буду советовать это место тем, кого буду встречать. Без лести — я впечатлен. А теперь всего хорошего, господа. — Франсуа повернулся к Тэхену. — До завтра, mon rayon de soleil. У тебя есть мой номер, который все это время ждал, что ты позвонишь.       И француз, не дожидаясь ответа, вышел. Пока Джин повернулся к Тэхену.       — Что значит мон пети Тэтэ и мон район де солей? — Он забавно хмурился от непонимания.       — Мой маленький Тэтэ и мой луч солнца. — Тэхен подошел к Джину, положив руки на его плечо, теперь всматриваясь в его сосредоточенное лицо. — И сказав чувственное руководство, он не ошибся и не оговорился. Он прекрасно владеет английским языком. Как и ты.       Джин нахмурился, задумавшись, затем отвел взгляд, направив его в заросли хризантем, которые теперь, наверняка, помогали ему свести концы с концами.       — Вы спали? — Джин не показывал напряжение, но Тэхен его чувствовал кожей.       — Да. И это закончилось примерно три года назад.       — Хорошо. — Джин кивнул, но все так же напряженно. — Я понимаю, что у тебя был опыт, а этот француз… — Джин с сомнением посмотрел на Тэхена. — Какая у вас разница в возрасте?       — Почти двадцать лет. — Тэхен улыбнулся, пока Джин позволил себе удивиться. — Если бы ты узнал его ближе, ты бы понял, что это только цифры.       — Так же близко, как ты, я его не узнаю, потому поверю на слово. — Джин сделал шаг в сторону, и Тэхен уже собирался требовать объяснений, но прежде Джин взял его за руку, вернув к стойке. — По крайней мере, он вежлив и честен. По крайней мере, пытается таким казаться. Это уже… неплохо. Хотя… факт, что я организовал собственными руками свидание для своего парня с его бывшим… Ну, такое себе. Я, правда, мог бы все переиграть и заявить, что ты не заменим, но это слишком отчаянное малодушие.       — Это не свидание, Джинни. И Франсуа не столько мой бывший любовник, сколько наставник, и в этом плане я ценю его намного больше. — Тэхен серьезно нахмурился, пока Джин лишь ухмыльнулся.       — Теперь у нас один-один, да, мон пети Тэтэ? — Глаза Джина сверкнули, он быстренько огляделся, затем, перевесившись через стойку, взял Тэхена за шею, мягко притянув к себе. — Не отдам.       Он не поцеловал, но остановившийся на губах, озвученный агрессивным шепотом посыл воодушевлял настолько, что Тэхен сам потянулся к губам. Ничего не получилось.       — Я буду в своем кабинете, малыш. — Джин невозмутимо посмотрел на часы. — Твоя смена закончится через пятьдесят минут, и я отвезу тебя домой.       — А ты?       — Мне завтра нужно рано вставать, поэтому я не останусь. И это никак не связано с тем, что я сегодня узнал. — Джин был серьезен, и Тэхен поверил. — А теперь тебе стоит наведаться в обеденный зал. А мне — навестить расчеты Хоби, пока он не проклял меня.

* * *

      На часах было 22.04, когда Бэкхен мокрыми босыми ногами оказался на пушистом ковре, встряхнув головой, с которой тут же посыпалась вода, которую он начал собирать большим махровым полотенцем. Он приехал в апартаменты Намджуна буквально двадцать минут назад, потратив все это время на водные процедуры, чтобы смыть с себя остатки профессионализма, должностных обязанностей и постоянных телефонных звонков, требовавших от него непосредственного участия… в чем бы то ни было. Наверное, если бы он справлялся хуже, его бы не дергали, но он стал почти незаменим, поэтому на его губах теперь играла самодовольная улыбка, когда он, аккуратно развесив полотенце, натягивал на плечи большой и уютный халат, который успел приобрести для этого. Дом там, где тебя ждет халат.       Он пока не ориентировался, теперь будучи в гостях впервые, но у него появилась идти возможность на голос. Раздраженный и уставший голос, который очень не хотелось слышать таким. Это был явно рабочий разговор, потому что Намджун, который сидел на диване, отвечал без энтузиазма, как будто не слушая. Бэкхен знал в общих чертах, что к чему, но теперь не хотел спрашивать. Ему хватило того, что Намджун улыбнулся, увидев его, так убедительно, что Бэкхен сразу поверил в то, что он был здесь нужен. И нашел бокал вина на столике. Взял его в руки. Сделал глоток, а потом опустился на ковер прямо перед Намджуном, который внимательно за ним следил. У него теперь тоже были влажные волосы, и он, в отличие от Бэхкена, уже успел облачиться в ночное, которое совсем не означало, что они готовились отправиться ко сну. Просто так было приятнее.       — Что? — Намджун нахмурился, а потом вопросительно посмотрел на Бэкхена, который отставив бокал, из которого успел отпить еще немного красного сухого, взял одну из ног Намджуна, начав пока что лишь поглаживать сорок третий размер. На удивление не щекотно и очень сосредоточенно, отказываясь поднимать глаза, и при этом хитро улыбаясь, перейдя к более методичным разминаниям.       Это было настолько приятно после напряженного дня, что в один момент начало казаться, что идеально длинные пальцы Бэкхена мяли его член. Он готов был кончить, запрокинув голову и закрыв глаза, перестав отвечать, просто слушая то, что вливалось в его уши через динамик. Пока Бэкхен переключился на другую ногу. Раньше он бы мог сообразить что-то подобное лишь для того, чтобы затем получить дополнительную порцию конфет, а теперь он делал это, чтобы увидеть блаженную улыбку, а затем опустившийся на него блестящий взгляд.       — Ты видел время? — Намджун поманил Бэкхена пальцем, приглашая присоединиться к нему на диване, и Бэкхен уселся ему на бедра, подперев коленями мягкую спинку, совсем не стесняясь всегда стремящегося не вовремя распахнуться халата, который как раз чуть распахнулся, когда на его шее оказалась рука Намджуна, поглаживая, чуть сжимая, и все равно ласково то и дело спускаясь к плечу и ключице. — Я не хочу грубить, менеджер. Поговорим завтра. У меня до сих пор отпуск, и ты отдохни. Всего доброго.       Он не дождался ответа, прекратив разговор и отбросив телефон подальше.       — Спасибо. Это было потрясающе. — Теперь у него появилась возможность двумя руками схватиться за Бэкхена, которого он притянул к своим губам, затем проведя по ним языком. — Ты разбираешься в вине. Я тоже хочу бокальчик.       — Сначала скажи мне, что ты знаешь о Франсуа Делаже.       Услышав от Бэкхена это игривое требование, Намджун, сделав очень задумчивое выражение лица, пробрался руками под его халат, сжав их на талии. Все-таки он был похож на лозу. Гибкий и при этом сильный и под пальцами до твердости упругий.       — Это столп современного импрессионизма, не только во Франции. Однажды, лет двадцать назад, его первую работу выставил в своей частной коллекции крупный и прославленный меценат и коллекционер Жак Летик, рядом с редкими рисунками Гогена и Ван Гога и прочих всем известных. Это был скандал, и до сих пор никто не знает, в чем была причина такого казуса, но Франсуа обогатился и о нем начали говорить. С этого всё и началось. Его талант признают все, его имя уже есть в учебниках и особенно целеустремленные поклонники заявляют о том, что он уже дал начало новой школе современного импрессионизма. Он гениален и невыносим. С этим также соглашаются все. — Намджун улыбнулся, теперь повествую с закрытыми глазами, потому что пальцы Бэкхена игриво копошились в его волосах, расслабляя скальп и заставляя его спустить ладони с талии ближе к пояснице. — Не дает интервью и автографы, не общается с прессой и поклонниками, но охотно и бесплатно читает лекции на общественных началах для популяризации искусства, и также выступает перед другими художниками, и чаще всего в достаточно… непримиримой манере. Благородно неистовый живописный энтузиаст. Так его окрестили на последнем Венецианском биеннале, где он произвел фурор своими открытыми высказываниями. С которыми, кстати, потом согласились многие критики. В общем. — Намджун открыл глаза. — Франсуа Делаж гениальный художник и персонаж. Только не говори, что он поселился у тебя.       — А тебе нравится его творчество? — Бэкхен теперь пальцами зачесывал назад чуть влажные волосы с красиво расслабленного лица Намджуна, затем остановив ладони на его щеках.       — Я купил альбом с его репродукциями за четыре тысячи баксов, при том, что он в формате А6 и на тридцать листов. И мне все равно, что его называют высокомерной и заносчивой выскочкой. Всё, на что он напирает — импрессинистов нельзя грести под одну гребенку, потому что сам импрессионизм — это выход за рамки и возможность самовыразиться, создав на холсте свое впечатление. А впечатление, твои личные чувства и эмоции нельзя судить, потому что они уникальны. Вот и все. Плюс к тому… Он может изобразить дерево тремя мазками, и когда ты будешь на него смотреть, будешь видеть ветер в его кроне. Гениальная работа со светом и тенью. Я восхищаюсь его творчеством и однажды обязательно куплю его картину.       Бэкхен слишком ловко и неожиданно слетел с коленок Намджуна, оставив после лишь дуновение от распахнутого халата, который он запахнул. А потом вернулся с телефоном, протягивая его с очень самодовольным лицом Намджуну.       — Поселился в твоем люксе. Это первое, что он сделал, когда вошел.       Намджун смотрел на фотографию подписанного портрета, потом на Бэкхена, который стоял напротив с нетерпеливым взглядом.       — Лишнее подтверждение, что он более чем талантливый художник. — Намджун вновь вернулся к созерцанию рисунка, пока Бэкхен устроился на своих коленях рядом с ним, руками упираясь в его бедро и теперь тоже рассматривая свой портрет.       — Сказал, что без ума от разреза моих глаз. А потом флиртовал со мной уже своими голубыми глазами, когда я организовывал его заселение. И попросил составить ему компанию завтра, за завтраком, потому что я увлекательнее всех его коллег. Это цитата. — Бэкхен самодовольно улыбался, пока Намджун… До сих пор смотрел на экран, но, кажется, мало что там видел, потому что его лицо стало напряженным, острым, а глаза совсем стали похожими на драконьи, угрожая даже в тот момент, когда на тебя не смотрели.       — Что я должен ответить на это? — Намджун медленно повернул к Бэкхену, который, кажется, не понимал, откуда взялась такая резкая смена настроения, голову, положив телефон рядом с ним.       — Я… Не знаю. Просто поделился. — Бэкхен пожал плечами, а затем ему пришлось покачнуться, потому что Намджун решительно встал, не заботясь о том, что он составлял опору для положения Бэкхена.       Который недоумевал, пока Намджун направился на кухню, просто чтобы спрятать эмоции и попить. Вода должна остудить… что-то внутри. И он на самом деле достал стакан, открыл кран с фильтрованной водой, наполнил стакан и приложил к губам. Известный привлекательный художник, которым он искренне восхищается, известный так же своими яркими романтическими похождения, положил глаз на того, кого выбрал для себя Намджун. Это была какая-то извращенная конкуренция, как будто вырванная из научно-фантастического сюжета. А если учесть, что Бэкхен до этого честно ему признавался в том, что собирал обожателей, раздавая им надежды… Это была уже пародия на шекспировскую трагедию. В которой не было никакого желания участвовать.       — Джун. — Бэкхен возник перед ним, скрестив на груди руки. — Я же честно сказал. Не скрыл. Хотя мог скрыть и…       — И что? — Намджун сжимал стакан одной рукой, другой упираясь в кухонную столешницу за спиной. Под задницей. — Что? Я хочу, чтобы ты закончил. Раз уж ты честный.       — Притереться к нему, чтобы затем на открытии выставки, мы могли подойти к нему и поговорить как приятели. Ты бы мог поговорить, потому что сам сказал, что он не общается так просто с поклонниками и…       — Благие намерения, я понял. — Намджун кивал, как-то слишком агрессивно сжав челюсть. — Мне нравится твой план.       — А мне не нравится твой тон. — Кажется, Бэкхен на самом деле не чувствовал за собой никакой вины. Возможно, он просто не слышал свой самовлюбленный тон, когда делился этими достижениями. Да, для него это было достижением. Очередной трофей мог бы встать на полку. И на этой мысли Бэкхен остановился.       — В таком случае, я не смею тебя задерживать. У тебя намечен завтрак с большим человеком, и нужно выглядеть соответствующим образом. Свежо. Чтобы затем, на выставке я полюбовался его недвусмысленными взглядами в твою сторону, после всех твоих, о, наверняка успешных притирок. Это будет очень приятно, Нам Бэкхен. Для тебя. — Намджун отставил стакан, от греха подальше.       — Ты меня выгоняешь? — Бэкхен скрестил на груди руки. — После того, как я сам пришел к тебе, закрыв глаза на твой обман?       — Я должен теперь сказать за это спасибо? Упасть в колени? Заплатить? Что ты за это хочешь?       — Заплатить. — В черных глазах Бэкхена появился зловещий блеск, который превратил его взгляд в черную дыру. И он выставил перед Намджуном ладонь. — Ну? Я жду. И за секс тоже стоит заплатить в таком случае. И за то, как красиво ты теперь отыграл на том, что я пытаюсь перешагнуть. Ну!?       Он продолжал держать вытянутой руку, и в какой-то момент Намджуну показалось, что его ладонь окажется на его щеке после ускорения, оставив красный след.       — Ты прекрасно знаешь, что я не это имел в виду. — Он на самом деле не хотел настолько Бэкхена оскорблять, вспомнив его откровения на счет своего опыта содержанца.       — Я не знаю, что ты имел ввиду. — Бэкхен ладонь убрал.       — Как и я не знал, что имел ввиду ты, когда хвастался передо мной вниманием от другого мужчины.       Бэкхен ничего не отвечал — просто смотрел своими черными глазами, затем развернувшись и направившись… ну, очевидно к своим вещам. Намджун не стал останавливать. Это была манипуляция, против которой до него было придумано много противодействий. А еще были придуманы серьезные и холодные разговоры, без эмоций, о которых Намджун забыл, эмоциям поддавшись. Теперь пришло время вспомнить. И он дал себе обещание быть конструктивным, всё же предприняв кое что, для надежности. Если вдруг Бэкхен конструктивным быть не захочет.       — Тебе было не лень? — Намджун спокойно провожал взглядом Бэкхена, который успел надеть свой рабочий костюм, засунув галстук в карман.       — Всего хорошего.       Намджун не мог не улыбнуться. Не потому, что все это было смешно, особенно то, что успел воспринять на свой счет Бэкхен, но…       — Дверь открой. — Бэкхен теперь очень эффектно возник в дверном проеме, пока Намджун еще более эффектно раскинулся на диване, на своем прежнем месте.       — Кто-то из нас должен быть умнее, господин Нам. Поэтому тебе стоит подойти, чтобы мы могли поговорить.       — О, ты уже наговорился, господин Ким. — Бэкхен скрестил на груди руки, теперь подпирая косяк. — И хватит отыгрывать здесь папочку.       — Ты все-таки поинтересовался мои прозвищем… — Намджун покачал головой, затем подняв на Бэкхена хитрый взгляд. — Скажи, тебя это хоть немного заводит?       Бэкхен собирался что-то ответить, но почему-то мысль остановил, надувшись.       — Открой дверь. Или я позвоню в полицию.       — Бэк, пожалуйста. Присядь. Мы должны поговорить. Мне не интересы эти детские обижания, недопонимания и замалчивания. Если я тебя обидел — я извинюсь. Если ты меня обидел — я буду ждать извинений от тебя. Все просто. Я взрослый мужчина, как и ты. Взрослый ревнивый мужчина, который недавно собрал стадион своей взрослостью. Я хочу быть единственным трофеем на твоей полке.       — Ты даже не поинтересовался у меня, нравится ли мне Делаж или нет. — Бэкхен продолжал дуться, пока Намджун…       — Как ты себе это представляешь? — Намджун явно представлял по-другому, чувствуя, как вновь начинает закипать. — Что, Бэк? С тобой флиртовал другой мужик? Ух ты! А он тебе нравится? Охуенно, дружок! Но мы можем это исправить. Скажи, он тебе нравится?       — Нравится. — Бэкхен ответил слишком быстро, и Намджун понял, что из взрослых и серьезных здесь был только он, но и он теперь был на грани. — Французы, говорят, очень темпераменты, а этот смотрит так, что прямо… — Его глаза горели так опасно, что Намджун покачал головой, как будто предостерегая его. — Из штанов захотелось выпрыгнуть. Своих. А в его залезть.       Зря предостерегал. На одного единственного взрослого и серьезного в комнате стало меньше.       — Я покажу тебе темперамент. — Намджун угрожающе медленно поднялся. — Неделю не сядешь на задницу. И я буду тебя не трахать, а лупить. Пока рука не отвалится.       — Попробуй. — Бэкхен очень самодовольно улыбнулся, как будто оскалился. — Папочка.       В его голосе была нескрываемая издевка, вызов и всё остальное, что вырубает в голове пробки, отключая электричество, необходимое для передачи сигналов в мозг. Намджун сделал шаг к Бэкхену, который теперь незаметно оглядывался по сторонам.       — Только тронь меня. — Он ухмыльнулся, но все же не мог не засмотреться, настолько теперь Намджун был и красив, и силен, и… Нет уж!       — Папочки всегда держат свои обещания, малыш.       Бэкхен до последнего не верил, что Намджун на самом деле дойдет до рукоприкладства. По его заднице. Поэтому даже не сдвинулся с места, наивно полагая, что это были только угрозы. Однако, когда Намджун с силой дернул его за руку в сторону дивана, понял, что ошибался.       — Я тебя предупреждал.       Рука настолько сильно сжала его запястье, что Бэкхен мог себе позволить упираться двумя ногами в пол, не скользя благодаря ковру. Неужели… Да нет, быть такого не может.       — Хватит упираться. — Намджун взял его двумя руками, с силой рванув к себе, и Бэкхен не успел сориентироваться, впечатавшись Намджуну в грудь. — Буду говорить только я. И лупить тебя по твоей вредной охуевшей заднице!       — Я сниму побои! — Бэкхен упирался двумя руками Намджуну в грудь, пыхтя и дуя щеки, пока Намджун… Позволил себе немного полюбоваться.       — Я сделаю тебе новых.       Диван был уже слишком близко. Намджун был слишком решительно настроен. А Бэкхен не мог определиться с тем, нравилось ему это или пугало.       — Ладно. — Он в одном мгновение обмяк. — Как скажешь, папочка.       Намджун опешил от такой внезапной и жертвенной сговорчивости, и тут же совершил ошибку, потому что Бэкхен смог вывернуться из его рук, сразу оказавшись на безопасном расстоянии, за диваном.       — Что, съел? — Он готов был показать язык, но Намджун.       — Детский сад. Развлекайся один.       И направился куда-то, вроде в спальню. Просто. Просто ушел. Бэкхен впал в ступор, оцепенение и в принципе перестал соображать, как будто в мозгах без его разрешения началась перезагрузка системы. Какой-то слишком неожиданный шаг. А что теперь делать? В голове был только один вариант, и Бэкхен неуверенно двинул за Намджуном. А что ему еще было делать? Он подошел к комнате, в которой почти не было света, кроме небольшого отсвета на полу, как будто из-за приоткрытой двери в гардеробную. Он куда-то собрался?       — Ты куда-то собрался? Это твоя квартира, эй.       Однако голос звучал неуверенно, слишком много сомнений. И кровать была заправлена, что точно говорило о том, что Намджун если и собирался куда, то не в собственную кровать.       — Не лучшее место для серьезного разговора, но… — Бэкхен недобровольно повернулся, а потом оказался спиной на кровати, не успев дернуться. — Заебал. Ты заебал меня, Нам Бэкхен, своим поведением!       — Сколько в тебе… — Бэкхен пытался выдернуть свои запястья из почти что мертвой хватки, но ничего не получалось. Либо он был застигнут врасплох, либо Намджун реально обладал большой силой, либо вырываться не так уж хотелось. Но Бэкхен отмел этот вариант сразу, начав пыхтеть и изо всех сил напрягаться.       — Ты… — Намджуну тоже удавалось это не так легко, как хотелось бы, но он смог втиснуться между прижатых друг к другу ног, заведя запястья Бэкхену за голову и придавив его сверху. — Будешь молча слушать. Умник.       Запястья оказались в одной руке, прижимающей их к матрасу, пока другая… Закрыла Бэкхену рот. Намджун успел убедиться, что тот сопит, а значит доступ к кислороду он не перекрыл. Но Бэкхен начал увереннее вырываться, теперь походя на змею, оказавшуюся под сапогом.       — Затихни. — Намджун стоически выносил неловкие, но все же ощутимые попадания по своей заднице ногами. — И слушай. — Он, чтобы лишить Бэкхена маневренности, совсем придавил его, оказавшись у уха. — Я прошу прощения за то, что наше знакомство началось с моего обмана. Я… Я тебя сейчас укушу, черт вертлявый! — Низкий рык, кажется, позволил Намджуну выиграть время, а Бэкхену заслушаться. — Так вот. На момент нашего откровенного разговоры я был о тебе другого мнения, которое потом изменилось. Я проникся к тебе светлыми чувствами и честно во всем признался потом. Блять! — Намджуну хотелось одернуть руку, которую Бэкхен умудрился укусить, но и это он стерпел, лишь тщательнее прижав ладонь к его губам. — Я прошу прощения, что сегодня своими словами задел тебя — я не хотел. Просто ты выбил меня из колеи своим заявлением. Я больше не буду тебе припоминать ничего из того, что ты мне рассказал. Я не считаю тебя тем, кто будет просить деньги и подачки за ласку. Но тебе нужно следить за своим языком. И понимать, какие слова могут сделать другому человеку обидно, больно и неприятно. Для этого можешь поставить себя на мое место. — Бэкхен, кажется, успокоился, но хватку свою Намджун не ослабил. — Теперь, можешь что-то ответить.       Намджун приподнялся, но руку со рта Бэкхена не убрал. Пока Бэкхен смотрел на него так, что его захотелось отпустить, чтобы узнать, что он сделает. Потому что его узкие, черные глаза буквально горели огнем. Правда, непонятно каким.       — Нечего ответить? Значит, ты осознаешь свою вину? Отлично.       Бэкхен что-то требовательно замычал. И Намджун убрал руку.       — Я буду делать и говорить то, что посчитаю нужным.       Чуда не произошло, а судя по тому, как гремел Бэкхен, настроен он был на самом деле решительно.       — В таком случае, я разукрашу тебя засосами так, что мсье Делаж без слов поймет, что по ночам ты очень занят. — Намджун на самом деле тяжело вздохнул пока надувшийся от обиды Бэкхен как будто задумался. — Что?       Он задумался так крепко, как будто на самом деле оценивал такой вариант развития событий, и Намджун нахмурился.       — Не посмеешь. — Однако Бэкхен, явно пытаясь продемонстрировать превосходство, задрал подбородок, изо всех сил напрягая запястья, сжав кулаки, которые Намджун вновь держал двумя руками, при этом оголив несчатсную шею.       Бэкхен дышал часто, раздраженно и агрессивно, но было в этом что-то… Особенно тогда, когда он замер, совершенно перестав оказывать сопротивление, когда Намджун начал исполнять то, что на самом деле не планировал делать, полагаясь на благоразумие Бэкхена, но им даже не пахло. Зато очень волнительно пахло горячей, перегретой этой бессмысленной борьбой кожей, мягкой, быстро оказавшейся между губ, а затем и между зубов. Но Намджун больше полагался на ласку, помогая себе языком. И Бэкхен сжал его бедра, скрестив на его пояснице ноги, сдавленно, обиженно, но как-то слишком сладко застонав. Ему нравилось. И что-то теперь подсказывало Намджуну, что именно этого он и добивался.       — Несносный мальчишка. — Намджун остановил губы под подбородком Бэкхена, который опустил голову, пытаясь своими губами раздобыть себе поцелуй.       — Мне не нравится француз. Только его заслуги. И возможность угодить тебе.       — Бэк, это запрещенный прием. — Намджун, оценив взгляд и интонацию, всё в нем перевернувшую, качал головой, пока Бэкхен раскачивался под ним, очень быстро нащупав доказательство того, что Намджуну это тоже нравилось. — А это тем более.       — Отпустишь меня? — Он улыбался и чувствовал свою победу. И Намджун чувствовал его победу. И он отпустил запястья, оставив свои предплечья по бокам от головы Бэкхена, который тут же, вопреки ожиданиям и всем возможным вариантам развития событий, положил свои ладони Намджуну на щеки. — Я принял все твои извинения. И своими словами не хотел тебя задеть. Ну… Может, где-то в глубине хотел, чтобы ты ревновал, но уж точно без намерений в отношении француза. Я теперь однолюб.       — Ты хулиган, а не однолюб, Нам Бэкхен. — Со сладкими губами, хотя раньше Намджун думал, что это лишь романтическое клише. Но теперь, целуя, все увереннее убеждался в обратном.       — А ты папочка. — Бэкхен самодовольно улыбался, затем чуть приподнявшись, будто пытаясь себя оглядеть. — Я тут успел одеться… — Его руки спустились и неожиданно потянули за край футболки Намджуна, побуждая его поднять руки, чтобы от нее избавиться.       — Ты одевался, а мне теперь тебя раздевай? — Намджун поднялся, потянув за собой Бэкхена, который тут же обхватил его двумя руками, прижимаясь к голой горячей груди. — Может тебя еще спать уложить?       — Только рядом с собой.       Однако, спать удалось лечь только спустя пару часов. И на этот раз Бэкхен готов был сказать спасибо за вдруг откуда-то взявшуюся нежность, которая… Была нужна. Хотя, если бы смотреть на эту нежность со стороны, особенно в момент, когда Бэкхен комкал покрывало, бессильно скуля, вжавшись в него лицом, пока Намджун методично и жестко вдавливал его в матрас... На самом деле, эта нежность была внутри. Она не проявлялась, пока они оба не кончили. Вот тогда она вся и... Задушила Бэкхена, который слишком сильно пытался вдохнуть в себя плечи Намджуна, прижимаясь к нему всем телом и всем телом обнимая. И, засыпая, Бэкхен уже представлял, как будет многозначительно закатывать глаза, когда на работе его будут спрашивать о том, откуда на его шее следы. Даже очень серьезные бизнесмены могут позволить себе шалости. И не могут позволить изменить себе. И вот теперь пазл сложился.