Яд и Кровь

Он снова в воде. Вода везде. Стискивает, сковывает, не даёт вдохнуть. Байрон гребёт руками изо всех сил, но чем больше прикладывает усилий, тем гуще становится жижа вокруг, подобно зыбучему песку утаскивающая беспомощного человека все глубже и глубже. Он бьёт ладонями в бессильной ярости и пытается кричать, но в горло льется только холод. Обжигающий изнутри холод. И беззвучный вопль так и не достигает поверхности болота, поглотившего его всего без остатка. На этом кошмар не заканчивается — всё вокруг внезапно замирает. Байрон ощущает себя комаром, застывшем в янтарной капле. Краем глаза он замечает движение, но головы повернуть не может. Все происходит медленно, ужасно медленно. Мышцы буквально сводит от напряжения и он, наконец, разглядывает, что именно плавно движется рядом в мутной темноте. Это змея. Огромная серая змея, неспешно влачащая гигантское тело, сворачивая кольцами вокруг своей добычи. Её острая треугольная голове вздымается перед Байроном и он в оцепенении глядит в гипнотические жёлтые глаза. Те самые глаза. Узкие зрачки колеблются чёрными всполохами, хаотично меняя свою форму. Сильные мускулы сжимают хрупкое людское тело, а змея не отрывает проницательного взора, пока кости не хрустят под напором. Судорожно вдохнув Байрон просыпается весь в холодном поту, панически вскидываясь на постели. Его всего мелко трясет то ли от холода, то ли пережитого шока. Он слепо моргает, пытаясь нащупать грань между сном и явью. Синеватый утренний сумрак мягко скрадывает силуэты мебели, создавая ощущение ирреальности мира вокруг. Звенящую тишину нарушает лишь хриплое дыхание вусмерть перепуганного человека. Перед глазами все ещё клубится тьма и мерцают горящие очи. Они теперь и во снах будут его преследовать? Или же... Он. Из забвения вырывает резкая трель будильника и Байрон пугается уже второй раз за сегодня. Ну, это слишком, а если сердце не выдержит! Не мальчик уж! Надо сменить рингтон, этот всегда чертовски раздражал. Нужно что-то приятное, мелодичное, чтобы жить хотелось, а не бежать прочь, как от ядерной войны. Чуть позже пришло осознание, отчего случился кошмар — вчера ночью Байрон напрочь позабыл выпить змеиную настойку для крепкого сна, а после алкоголя ему вовсе ничего хорошего присниться не могло. Ругая себя мысленно на все лады он опрокинул утреннюю дозу самодельного лекарства, чтобы нервишки не шалили и похмелье не так адски сказывалось. Будний день рабочего человека начинается так скучно и обыденно, что Байрон утро толком не запоминает. В себя приходит лишь за своим рабочим столом и с чашкой горячего кофе в руке. Сначала он отсиживается здесь, прогоняя вчерашние исследовательские результаты через программу и внося данные в таблицы. Время от времени к ученому заглядывал лаборант в мятом белом халате с кислотными пятнами неизвестного происхождения на подоле. Эдгар. Байрон смутно представлял, чем живёт этот молодой человек с космическими синяками вокруг глаз. Обычно, он приносил кофе и угрюмо спрашивал детали по работе. Нелюдимый тип, вкалывающий в соседнем блоке с растениями. Единственное, что о нем слыхал Байрон это то, что он не в меру амбициозен и стремится стать доктором наук. Что ж, удачи. Серпентологу на это потребовалась вся жизнь. Когда бумажная волокита сделана Байрон отправляется в свой подвальчик. Там проходит основная часть работы: уход за питомником, наблюдение за ним, изъятие яда, подбор ингредиентов и, конечно же, опыты. Раньше ученого бы посчитали колдуном и сожгли на костре за такие чародейства. Как хорошо, что сейчас не пятнадцатый век. Но он сам втайне в мыслях называет себя зельеваром и очень этим гордится. Случалось ему изобретать и необычные штуки по молодости, когда приходилось выживать в безлюдных саваннах, кишащих хищниками и не менее опасными браконьерами, что хуже животных. Например, Байрон виртуозно метает дротики. Ядовитые, естественно. И никому не нужно знать, как он этому научился. День проходит быстро. Не только потому, что Байрон увлечен наблюдением за парочкой новых особей. Из головы никак не шел незнакомец, с которым познакомиться теперь жизненно необходимо. Серпентолог всё продумывал, что он ему скажет, с какой стороны подойдёт, как посмотрит, дабы не спугнуть и не показаться ополоумевшим на старости лет сталкером-маразматиком. Нужно создать адекватное впечатление серьезного человека. Как всегда. Не помня себя вечером он летит по проторенной дороге в бар, как заядлый алкоголик. Стараясь не показывать взволнованности, как обычно, заказывает виски, неспешно потягивает его, то и дело бросая взгляд в сторону входа. Под ложечкой сосет кислое ощущение, что сегодня удача не на его стороне и что он полный идиот, должно быть, сейчас сидеть и высматривать неизвестно кого. Но чем ещё заниматься? Дома никого, телефон тоже молчит. Тоскливы вечера одинокого мужчины. С каждым открытием двери и звяканьем колокольчика сердце Байрона замирает, падая прямиком в пятки. Но люди приходят всё не те. Он уже собирается было уйти, решив попытать счастья в другой вечер, как дверь открывается вновь. И тогда уже учёный замирает окончательно, приростая к стулу намертво. Он пришел. Фортуна клыкасто улыбнулась человеку. Первое впечатление: необычный. Не какой-то откровенный фрик, но некая своеобразность так и проскальзывает в выдержанных движениях и остром взгляде незнакомца, когда тот пробирается сквозь людей к стойке. Байрон весь напрягся, как питон перед броском, даже прекратив дышать. Из другого угла послышался недовольный старческий скрип: не только учёный высматривал Мортиса из засады. Динамайк затаился, подобно обозленной крысе в норе, поблескивая из темного нутра черными влажными глазками. Он так и излучал злобу и страх перед своим естественным врагом, каким считал ни в чем не повинного человека. Иногда Байрон волновался: а вдруг он тоже станет таким... сумасшедшим в старости? Но быстро успокаивался, ведь переживать пока рано. Ещё с десяток лет в своем уме он побудет. С дотошностью опытного исследователя Байрон рассматривает незнакомца под всеми углами, что тот ему предоставляет, хотя по большей части можно хорошенько рассмотреть лишь затылок и профиль. Отпущенные волосы, зачесанные назад, смотрелись весьма элегантно. Байрон и сам носил похожую прическу, только чуть более растрёпанную. Кажется, незнакомец ещё и делает начес?.. В общем, вид имеет неплохой. Он подпирает подбородок кулаком, слегка склоняя голову набок, продолжая свое наблюдение. Взгляд цепляется за острые скулы и глубокие впадины под ними, очерченные тенью. Кожа и правда бледноватая, но это ещё не повод считать его каким-то там чудовищем! Сколько заболеваний только не бывает у людей. Вот и какие-то длинные и заострённые уши Байрон смахнул на необыкновенную, должно быть, генетику. Всему есть логичное объяснение. Но глаза... Теперь Байрон видел их ясно. Жёлтые, со зрачками, словно у кошки. Такая аномалия, конечно, тоже есть. Значит, этот Мортис какой-то сборник удивительных черт. Понятно, почему Майк так на него взбеленился. Ему трудно признавать существование людей, отличных от других. Обязательно надо приписать какую-то чертовщину. Байрон же человек более образованный. Ну, или неосознанно делает скидку незнакомцу на приподнятых чувствах. Сквозь шум он слышит голос. И уж эту тональность ни с чем не перепутать. Он даже слышался изредка во снах. Если глаза можно обмануть, картинка в памяти может поблекнуть и облететь, то слух... Слуховая память у Байрона хорошая. — Два литра водки, той же марки, — говорит Мортис, опираясь руками о стойку и не спеша залезая на барный стул. Он довольно низкий, отмечает Байрон даже со своего сидячего места. Или же просто для башни-серпентолога все вокруг кажутся ниже, чем есть на самом деле. Впрочем, даже вчерашнее столкновение показало, что чужак достает ему где-то до груди. И зачем столько водки? На алкоголика он не похож. У тех весьма специфичные признаки. Пока Барли уносится за заказом, Байрон тихонько переходит на место поближе, не спуская глаз со сгорбленной спины интересного посетителя. По напряжённой позе и нетерпеливому постукиванию носком туфли по полу понятно, что надолго он здесь задерживаться не собирается. Учёный ощущает укол разочарования. Вот они, его детские грёзы, так близко, но не дотянуться. Лёгкий холодок ужаса пробегается по коже. Если этот человек тот самый... Мысли прерывает колкий взгляд звериных глаз. Байрон вздрагивает от неожиданности. Словно почуяв, что за ним наблюдают, Мортис вскинул голову, прислушиваясь (Байрон может поклясться, что он видел, как шевельнулись острые уши!), а затем обернулся и через плечо уставился прямиком на ученого. Во взоре читалось недоумение. Таким же недоумением и практически испугом от неожиданного зрительного контакта отвечал и серпентолог, но быстро нахмурился, отметая эти глупые чувства. Темные брови сошлись на переносице, собрав несколько глубоких впадинок на лбу. Байрон так часто надевал недовольную и серьезную маску, что она уже отпечаталась на лице паутиной линий и морщин. Неизвестно, кто бы выиграл в странных гляделках, если бы на сцене не появился Барли с двумя бутылями отборного алкоголя. Учёный знал эту марку и она весьма хороша. Но водка... Слишком крепкая и грубая. От нее сносит голову очень быстро, а послевкусие крайне дурное. Но заказчик выглядел довольным. Он коротко кивнул и положил деньги на столешницу. Наличные? Байрон удивился. Немногие сейчас пользуются материальной валютой. Лишь те, у кого старые привычки, — саркастично отметило подсознание и Байрон помрачнел ещё больше. Эта привычка, действительно, старая, а Мортис выглядит на... И мысль запинается. Серпентолог не мог однозначно сказать, на сколько же тот выглядит. Что-то около тридцати? Но если присмотреться, то все сорок. А может и двадцать пять. Но не успел он как следует поломать голову над возникшей загадкой, как незнакомец засобирался на выход. Вот чёрт! Как же так, Байрон снова ничего не сделал. Округлившимися глазами он провожал уходящего человека, как тот вновь одарил его своим вниманием. Скользнул лезвием взгляда по застывшей фигуре ученого. Внимательным и настороженным. А после чуть усмехнулся (или Байрону показалось?) и шмыгнул за дверь, растворившись в ночи.