Яд и Кровь

Странная тревожность зудела под кожей мириадами личинок, грызущих плоть и душу. Хотелось расчесать всё до кровавых ран, избавиться от навязчивого чувства, но было понятно — все невнятные опасения лишь в голове. Слишком много впечатлений в уже давным давно устоявшемся и спокойном жизненном потоке. Байрон действительно изменился. Многие отмечали, что спокойствие ему к лицу, но так ли это на самом деле? Хорошо ли жить в застойном болоте? Одна часть сознания говорила, что да. Самое время устаканиться и жить без риска. Другая же тосковала по острым ощущениям. По пальцам, облепленным пластырями (хотя и сейчас такое случалось, если исследователь терял бдительность со своими подопечными), по моментам, когда только инстинкт выживания правил балом. Но Белль однажды сказала: хоть кто-то в семье должен сохранить благоразумие. И хранителем очага стал Байрон. Не потому, что хотел. Просто знал, что Белль не уступит. А для жены он хотел всего самого лучшего, даже в ущерб своим интересам. Тихая возня в террариуме отвлекла Байрона от путаницы мыслей. Кажется, его новые друзья, наконец, решили проявить хоть какие-то признаки жизни в присутствии ученого. Две молодые кассавы, отличающиеся спокойствием, но при этом способные убить человека уже сейчас. Их рогатые головки с любопытством рыскали по лиственной подстилке и Байрон понял — голодные. Он оторвался от микроскопа, под которым внимательно рассматривал, как яд разлагает некогда живую ткань, и направился к питомцам. Они бойко проглотили молочных мышат и у Байрона отлегло от сердца. Приживутся. Яд взрослых габонских гадюк весьма ценен. В глазах серпентолога ютилась теплая нежность, когда он смотрел на чешуйчатых малышей. Таким же взглядом он, возможно, смотрел бы и на своих детей... В тишине лаборатории раздается мелодичный перезвон. Телефон оживает, но учёный не торопится отвечать на звонок. Кто это может быть, кто-то с кафедры, разве что. Да и в подвале связь просто ни к черту. Лучше он сначала закончит. После Байрон сто раз жалеет, что не ответил на звонок. Это была Белль! Его Белль! Пальцы лихорадочно набирают родной номер, учёный даже не доходит до вершины лестницы, ведущей на улицу. Если он ее упустил, то вновь неделю ждать выхода на связь. А то и дольше! — Алло, алло, Белль? — сквозь шорохи и треск едва-едва прорвался голос супруги, но и этому Байрон оказался несказанно счастлив. — Алло, привет, дорогой! — она звучит весьма радостно. Кажется, разделяет чувства второй половинки. — Куда... Куда ты там забралась, Белль? Тебя еле слышно. — А так? — вот теперь Байрон четко различал низкую тональность с неповторимой хрипотцой и мурчащими переливами. Кажется, ее голос совершенно не изменялся с возрастом. Да и сама обладательница уникальных обертонов не сильно менялась. Говорят, что женщина, как вино, чем старше, тем благороднее. И с этим невозможно поспорить. — Прекрасно слышно, милая, — усмешка сама собой приподнимает краешки рта. — Пришлось залезть на самый верх сотовой вышки, представляешь. Связь в этой пустыне просто отвратительная, — от таких обстоятельств он немного забеспокоился. — Аккуратнее там, не сорвись, — пробормотал Байрон, с опаской косясь на трубку, и точно знал, что Белль сейчас отмахивается от его переживаний бионическим протезом заместо руки. Вот, до чего доводят ее приключения. И все же без рисков никуда. — Прекрати переживать, ты же меня знаешь. Вот сейчас я вижу, что мы на краю пылевой бури, вот чёрт, — Белль хрипло смеётся, будоража кровь своим непонятным весельем, — я, как обычно, выбрала самый лучший момент для разговора. Ну, как ты там, Байри? Пришли твои эксклюзивы из Африки? — Да... Да, все отлично. Что со мной может случиться? — рассеянно Байрон трёт носком ботинка асфальт, отгоняя от себя мелкий камешек и тяжёлые мысли, — ты-то сама как, где? Когда уже вернёшься? — Как только докажу этим молокососам, что старая школа ещё способна надрать их заносчивые задницы, — в трубке раздаётся раздражённый рык. Видать, какие-то дела там у неё не ладятся и это может затянуться на долгие недели. — Спокойно, лапуля, глазом не успеешь моргнуть, как я уже буду дома, — она смягчается, — ты какой-то расстроенный, что-то случилось? Белль нельзя отказать в проницательности. Даже за тысячи вёрст, сквозь прерывисто шипящую связь она распознала смутные нотки в речи супруга. И тот полностью растерялся. Рассказать ей о нежданной встрече? Как-то глупо для мужчины, которому уже пошел шестой десяток. — Да нет, ничего, — выдыхает он, решив ничего не говорить. Он ещё собственнолично не до конца убедился, что встретил именно того самого человека, с чего садиться Белль на уши со столь сомнительной информацией? — Просто устал и... скучаю, Белль, — грусть все же мимолётно овладевает голосом учёного. Он вздыхает, прикрывая глаза. Ведь и вправду устал. От вечного ожидания, от волнения, от невысказанных мыслей. Поймет ли его чувства любимая? Вполне возможно, но нужно ли загружать её ненужным беспокойством? — Я тоже скучаю, малыш, — Белль мурчит хищной кошкой и на душе становится как-то спокойнее. Байрон вновь слегка улыбается. Он не один. Не один. — Все, мне пора. Буря все ближе, надо спрятать оружие и оборудование, а то нам не поздоровится на этой войне. Скоро услышимся, дорогой. — Будь... осторожна, — это Байрон говорит уже прерывистым гудкам. О какой войне она говорит? Иногда не понять, в переносном ли это смысле или в прямом. Серпентолог очень надеялся на первый вариант. Жена у него любительница опасных передряг и беготни с ружьём наперевес. Невероятная женщина, даже спустя столько лет Байрон не прекратил ею восхищаться. В баре учёный не появлялся целых три дня. В первый день он попросту позабыл обо всем, слишком обрадованный долгожданной беседой с Белль, в остальные же случился внезапный завал на работе. На их кафедру поступило огромное количество нового оборудования и каждую баночку-скляночку нужно было записать, пронумеровать и занести в базу. С одной стороны, событие радостное — обновок очень не хватало, а с другой — ну и муторное же дело! Даже пригнанные на помощь ботаники не справлялись вовремя. На фоне других неожиданно ярко выделился Эдгар: он и правда замечательно действовал в экстремальной ситуации, требующей огромной скорости реакции. Возможно, лишь благодаря ему они не застряли на целую неделю. Байрон даже отпустил его на внеплановый, но заслуженный выходной. Насколько он знал, именно этот лаборант отдыхал крайне редко. В черных глазах промелькнуло подобие благодарности, но в мрачности лица Эдгар все же не переменился, когда серпентолог объявил ему о своем решении. Тяжёлый человек. Сегодня в баре людно: пятница, как никак. Байрон едва находит свободное место где-то на окраине зала. Знакомой макушки не видать и учёный сомневается, что Мортис пожалует сюда в такое время, а потому даже не старается его высмотреть. Все равно бесполезно. Сегодня он просто расслабится с роксом алкоголя медового оттенка и крепостью в сорок градусов. Может, чуть больше. Не так и важно, ведь завтра ленивый выходной. Байрон только успевает взять в руку гранёный стакан и удобно откинуться на спинку стула, вытянув свободно длинные ноги под столом, как его окликает высокий голос. — Это "Гленливет"? — Что, простите? — серпентолог поднимает глаза, нервно поправляя съехавшие на кончик носа очки. Да, это он. Мортис. — Я спрашиваю, то, что вы пьете, это ведь "Гленливет"? Шотландский односолодовый виски? — на бледном лице играет непринуждённая усмешка, а тонкие брови приподняты в любопытстве. У Байрона на миг перехватывает дух и пересыхает в горле. Механически он делает глоток из бокала и кивает. — Судя по вкусу, это именно он, — в гортани немного першит и серпентолог стоическим усилием воли подавляет кашель. Сердце снова заходится в бешеном ритме. Не показывай этого, не показывай. — Могу я ещё спросить... — продолжает Мортис с каким-то самодовольством во взгляде, — это двенадцати или пятнадцатилетняя выдержка? — Обижаете. Это двадцать один. Архив, — с неподдельной гордостью отвечает Байрон, обретая уверенность тона. Сегодня он решил побаловать себя действительно хорошим напитком, несмотря на то, что сумма за него весьма неплоха. Глаза знакомого незнакомца чуть расширяются. — Не знал, что здесь есть настолько дорогие сорта, — бормочет он озадаченно, но затем снова улыбается одними губами, протягивая руку учёному, — Мортис. "Я знаю," — едва ли не вырывается у Байрона, но он вовремя прикусывает язык. — Байрон, — он пожимает чужую прохладную ладонь в ответ, закрепляя их знакомство официально. Наконец. Подсознание падает в обморок от такого поворота событий и серпентологу приходится импровизировать. — А вы знаток алкоголя? — Не то, что бы... Любитель и большой ценитель, скажем так. Моя страсть — это вина, — Мортис плавно опускается на стул напротив Байрона и тому волей-неволей приходится собраться, подтянув ноги обратно под себя. Он не приглашал его к себе в компанию, но и возражать не посмел. Попросту не хотел. Интерес обуревал слишком сильно. — Уважаю красное вино, особенно Пино Нуар, — учёный делает ещё один глоток виски, стараясь оставаться спокойным и рассудительным, — мне повезло однажды ухватить несколько бутылок в одной из командировок. Я не пожалел. — Пино Нуар... Знаете, как о нем отзываются опытные сомелье? — с лица его собеседника ни на секунду не сходит лёгкая небрежная улыбка. Байрон ведёт бровью, показывая заинтересованность, и Мортис продолжает: — Самое романтичное из вин, оно подобно любви в бутылке. Соблазнительное, но ветреное, — у столика неожиданно материализуется официант. Он ставит перед ними тёмную пузатую бутылку с бокалом на тонкой изящной ножке и тарелочку с мягким сыром и также быстро исчезает. — Это, конечно, не Пино Нуар, но тоже весьма хорошее красное вино. Тосканский Шираз, — Байрон, как зачарованный, не может оторвать взгляда от рук Мортиса, наливающего себе темно-рубиновую жидкость, и слушает его размеренную речь, — оно обладает богатым древесно-фруктовым вкусом с долгим пряным послевкусием. "Он же обычно не остаётся выпивать в баре," — лихорадочно бьётся мысль, разбиваясь о здравый смысл. — Прекрасный выбор для вечера, — отмечает серпентолог, выгоняя панику прочь. Ну, остался и остался. Всякий человек может изменить своим привычкам, что здесь удивительного? — Да, именно поэтому я взял его, — слегка посмеивается Мортис, прикрыв ладонью рот, и отпивает вино. — Хотите попробовать? — Байрон едва ли не давится своим Гленливетом и качает головой. — Нет, что вы, градус нельзя понижать... А насколько мне известно, всякое вино гораздо слабее выдержанного виски. Я уже не в том возрасте для подобных экспериментов. — Не в том возрасте? — новый знакомый удивлённо хлопает ресницами, а затем фыркает то ли насмешливо, то ли возмущённо и пожимает плечами, — тогда берите сыр. Берите-берите, за знакомство. Байрон хоть и выглядит невозмутимо внешне, внутри изумлен до крайности, но все же берет шпажку с наколотым жёлтым кубиком, отправляя его в рот. Мортис смотрит словно одобрительно, потягивая неспешно Шираз. Некоторое время они молчат, каждый наслаждаясь своим алкоголем, но и не спускают глаз друг с друга. Вблизи Мортис выглядит ещё удивительнее. Такие острые углы лица и чудны́е глаза... Вновь нарастает беспокойство: он ли это? Загадочный спаситель из прошлого? Вроде бы столько совпадений, а спросить корректно сейчас никак не получится. Может, просто познакомиться с ним поближе и на серпентолога в один момент обрушится просветление? Так себе план, но что ещё остаётся? —...что думаете? — до сознания Байрона долетают обрывки фразы и он неожиданно осознает реальность вокруг себя. О Господи, он что, отключился, окончательно разморенный алкоголем? Совсем уже... — Ч... Извините, что? Я, кажется, слишком задумался, — он встряхивает головой и зачесывает растопыренными пальцами взъерошенную шевелюру назад, пытаясь привести себя в чувства. — Я заметил, — в голосе Мортиса звучит веселье и учёный хмурится. Он что, смеётся над ним? Видимо, почуяв недовольство серпентолога, тот сразу же прекратил ухмыляться. — Я говорил, может, согласитесь отведать со мной это чудесное вино в другой день, что думаете? Редко я встречаю поклонников алкоголя, которые ещё и разбираются в нем, а не просто бездумно потребляют. Лесть немного успокаивает обострившиеся чувства и Байрон задумывается, привычно потирая подбородок. Общество Мортиса ему, как минимум, не неприятно. Да и жгучее любопытство так никуда и не делось. Так что почему нет, чёрт побери? — Мне тоже нечасто встречаются такие люди, поэтому с удовольствием составлю вам компанию... в следующую пятницу, устроит? — тон Байрона становится сухим и деловым, как обычно бывает, когда он раздает какие-либо указания. Но знакомца это, кажется, не смущает. Он с узкой улыбкой кивает, подымаясь со своего места, подхватывая почти законченную бутылку вина. — Тогда до пятницы, Байрон. — До встречи, Мортис.