Яд и Кровь

Блюда выглядели просто прекрасно! Аромат же, исходящий от них, стоял ещё лучше. Даже не особо голодный Байрон сглотнул слюну при виде всего этого великолепия, а глаза Мортиса зажглись в предвкушении. Официант пожелал им приятного аппетита на французском и гробовщик ответил ему на том же языке, чем слегка удивил ученого. — Всего несколько фраз знаю, я не полиглот, — сразу же скромничает Мортис, заметив пристальное внимание к своей персоне. Впрочем, чего удивляться, если он частый гость данного заведения, то волей неволей пару слов да перехватишь. Чудесная еда не требовала громких похвал, все чувства отчётливо отпечатывались на довольных лицах ужинающих людей. Кажется, даже всегда хмурого и сурового серпентолога чуть разморило от мягкой картошки в жирных, нежных сливках. Прохладный, пряный террин, удивительно сочный, прямо таял на языке и Байрон словил себя на мысли, что стоило выбраться из дома хотя бы ради такого роскошного ужина. Мортис знает толк в вечерних посиделках, что просто с вином, что со вкуснейшими яствами. Кажется, гробовщик также наслаждался цыплёнком, что прерывать трапезу беседой не хотелось. Они ещё успеют поговорить за чаем, который принесли весьма кстати через пару сытых и спокойных минут, после того, как тарелки полностью очистились. Сотрапезники молчали, но молчание это было комфортным. Время от времени Байрон поглядывал на Мортиса, сразу же перехватывая его весёлый, лучистый взор и внутренне успокаиваясь. Гробовщик ел невероятно изящно, как настоящий аристократ, воспитанный в старые времена, когда за неправильное положение рук за столом могли попросту высечь или же серьезно осудить. Рядом с такой утонченной особой Байрон ощущал себя какой-то деревенщиной, хотя светской культуре он тоже обучался. Впрочем, уже в сознательном возрасте и когда вступил в высокие научные круги, стал гостем торжественных мероприятий, встреч и симпозиумов. Там все такие опрятные и чопорные, лоснящиеся богатством и манерами. Серпентологу приходилось соответствовать. Невольно он представил Мортиса на одной из таких встреч и хмыкнул: его приятель был бы там, как рыба в воде, сомнений нет. Бывало, Байрон приводил на несколько собраний супругу, но Белль осталась не в восторге от шика и блеска светских посиделок. Она считала их откровенно скучными и нудными, всегда стремясь слинять пораньше и возлюбленного утащить с собой под ручку. Единственное, что ей нравилось во всем этом, так это шведский стол. Выпить и закусить за бесплатно Белль всегда рада! "На халяву и уксус — сладкий, дорогуша," — любила поговаривать она, опрокидывая в себя бокал шампанского с общего стола или глотая сомнительно пахнущую тигровую креветку. Но бесплатно же! Наверняка, Мортис в этом плане разборчивее. Не будь он таким, не сидели бы они сейчас в элитном ресторане города и не наслаждались прекрасным Эрл Греем, наверняка, ручной сборки из каких-то высокогорных районов Цейлона. Нежный аромат натурального бергамота разительного отличался от душного ароматизатора дешёвых чаев, от каких хотелось лишь чихать. Вместе с чайничком подали круассаны с ненавязчивым сливочно-фисташковым кремом — за счёт заведения. Уважающие себя рестораны всегда угощают чем-то своих посетителей, дабы клиентская база оставалась прочной. И за это «Мон Шери» заслуженно любили. — Вы не жалеете, что выбрались сегодня? — с усмешкой спрашивает Мортис, отставляя чашечку с почти допитым чаем обратно на блюдечко. — Я? Нет, не жалею, с чего вы так считаете? — Байрон невольно слишком внимательно наблюдает, как его собеседник аккуратными движениями разрывает тонкую плоть булочки и небольшими кусочками отправляет в рот. Тесто мягкое и эластичное, совершенно не крошится, и серпентолог решает повторить этот фокус, не разводя лишней грязи. — Вначале мне показалось, что вы развернетесь и уйдете, настолько было заметно, как вам неуютно здесь, — любопытной кошкой Мортис глядит на то, как Байрон возится с выпечкой. Опыта в делах булочных ему явно не хватает: кусочки не получались такими ровными, как у гробовщика, расслаивались и не желали отделяться. Байрон уж пожалел, что просто не поел круассан обыкновенным способом, стремясь поддержать высококультурную планку приятеля, но Мортис с тихим смешком протянул руку помощи. — Позволите? Я покажу, — и он берет булочку под свой контроль. Байрон на мгновение ощутил себя ребенком и это показалось настоящей дикостью в его-то годы. Но он наблюдает с прежним интересом, хотя и толикой неловкости. Тонкие пальцы гробовщика нажимают точно на швы между слоями теста и оно легко раскрывается, оголяя нежную кремовую сердцевину. — Нужно попадать в слабые места, тогда все получится, поняли? — он посмеивается, протягивая Байрону кусочек. — Благодарю, — бормочет тот, смутившись окончательно, но состроив серьезную и спокойную мину, поедая лакомство. Очень вкусно. — Вы такой серьезный человек, Байрон, — неожиданно подмечает Мортис. Учёный замирает, поднимая на него глаза с немым вопросом. Гробовщик сразу же объясняется: — В плане, я давно не встречал таких людей. Учёных, умных и спокойных. Но вы немногословны, я чем-то вас напрягаю? — Нет-нет. Если бы ваше общество было для меня хоть чем-то неприятно, я бы не согласился встречаться, — сразу же отпирается Байрон, не понимая, как Мортису вообще в голову взбрела такая мысль. Неужели, его лицо и впрямь столь суровое? Учёный поднимает глаза вверх, замечая над залом огромную хрустальную люстру, какие бывают лишь в королевских дворцах. Почему-то сейчас больше хочется рассматривать её, а не выдерживать пристальный взгляд жёлтых глаз. — Хорошо, я рад, — мягкость, шёлком проскользнувшая в голосе Мортиса, заставляет обратить взор обратно к нему, — рад, что мы познакомились. Байрон рассеянно кивает, не имея ни малейшего понятия, что на это ответить, а потому занимает рот остатками круассана, чтобы говорить лишний раз не пришлось. Он даже не подумал соблюсти элементарную вежливость и отвесить дежурное "Взаимно." Но, кажется, Мортиса это упущение совершенно не задело. — Посмею сделать предположение, что вы шотландец, Байрон, — совершенно неожиданно заявляет гробовщик, допивая свой чай и отставляя чашечку. Они уже закончили с трапезой и, видимо, пришло время задушевных бесед. — Почему вы так решили? — серпентолог вскидывает брови и удивлённо глядит на собеседника, выглядывая из-под оправы очков. — Ваш акцент... — Мортис посмеивается, прищуриваясь, и принимается пародировать, — ваша рычаящая "Р" и шипящие глухие... Очень характерно для северной Шотландии, извините, если неправ. Сказать, что Байрон удивлен — ничего не сказать. Он чувствовал недовольство от сценки на себя самого, но Мортис говорил все это так невинно и беззлобно, что учёный не мог нахмуриться. — Что ж, Мортис, в наблюдательности вам не откажешь, — сдается Байрон, слабо улыбнувшись и отведя взгляд, поправляя очки на переносице, — моя родина, действительно, Шотландия. А вы были там? Под ложечкой болезненно екает. Вновь всплывают мысли о спасителе. Если Мортис с семьёй там жил... — Да, недолго, правда. Климат племяннице не подошёл и мы спешно уехали с Британских островов. Хотя я бы остался там подольше, — в голосе гробовщика ощущается какая-то досада, а Байрон сидит ни жив, ни мертв. Возможны ли вообще такие совпадения?... — Что-то не так, Байрон? Вы побледнели, — сразу же замечает малейшие изменения Мортис и беспокоится. Какой же он глазастый. — Нет, просто вспоминал родные края. Знаете, тоскливо бывает, когда понимаешь, что то время уже не вернуть, — сразу же меняет тему ученый и она мгновенно подхватывается. — Да... А у вас очень красиво, к слову. Самые чудесные синие туманы и горные луга, какие я только видал, но прохладно. Это и не понравилось племяшке. Влажно, холодно... Привереда! — по нежности тона Мортиса становится понятно, что родственницу он, на самом деле, любит. — У вас большая семья? — Не очень, я, племянница, отца и матери уже давно нет... — уклончиво отвечает гробовщик и с его лица исчезает обычная улыбка. Байрон понимает, что наступил на зыбкую почву. — Можно теперь я немного погадаю? — спрашивает он, в свою очередь, удивляя Мортиса, что тот снова усмехается и склоняет голову набок заинтересованно, — вы англичанин. Британец. — Почему? — Мне, как человеку бок о бок живущего с Великобританией долгие годы, известна их любовь глотать "Р" в словах, — Мортис весело хохочет, довольно жмурясь. Что это его так позабавило?... — А вы правы. У меня британские корни, так что мы с вами, практически, земляки! — И занесло нас во французский ресторан в неком Старр Сити за тысячи километров от родины, — ворчит смешливо Байрон, наблюдая за реакцией собеседника. Тот кивает. — Никогда не знаешь, где встретишь потомков великой Британской империи, — ого, какие времена вспомнил. Невольно Байрон посмеивается, пряча смешок в кулаке, поднесенном к бороде. Он далеко не такой открытый, как его приятель, смеяться на весь зал не может. Даже тихонько как-то неудобно. Совсем уже отвык. Мортис улыбается в ответ и серпентологу эта улыбка кажется живее прочих, словно его приятель, наконец, расслабился. Зал потихоньку пустеет, пустеют и их речи, хотя Мортису ещё явно есть о чем спросить и рассказать. Каким-то невероятным образом он вынудил молчаливого ученого говорить даже больше себя! — Значит, сейчас вы работаете с заморскими гадюками? — Байрон кивает, окончательно подкупленный столь пристальным вниманием к своей заурядной персоне. Да уж, гробовщик — опытный льстец. — Габонскими, да. Они ещё маленькие, но уже такие толстые, как два моих пальца, — серпентолог жестами показывает примерные пропорции змеек. В глазах Мортиса промелькнуло умиление и он подался вперёд, опираясь локтями о стол, всем видом излучая любопытство. — А они вас не кусали? — Конкретно эти — нет. А вообще меня за жизнь кусали много раз, очень много. Как видите, чудом обошлось, — Байрон растопыривает узловатые пальцы. Ему до сих пор непривычно видеть их без пластырей. В приглушенном свете тускло блеснуло обручальное кольцо. Серпентолог неожиданно замечает, что Мортис тоже смотрит на эту золотую полосочку и эмоции, отразившиеся на бледном лице, резко становятся абсолютно нечитаемы, словно скрывшись за бетонной стеной. — Что ж, вас, наверное, жена уже дома заждалась, а я вас тут задерживаю, — наконец, говорит он с виноватой физиономией, а после, чуть громче, — официант, счёт! И, немного замешкав, добавляет: — Раздельный... — Моя супруга сейчас на другом конце континента, так что, увы, дома никто меня не ждёт, — в голосе Байрона слышна грусть и Мортис принимает ещё более расстроенный вид, поддерживая приятеля в его печали. — Она добывает вам новые экземпляры рептилий или?... — Нет, у нее своя работа, требующая постоянных разъездов. Так что я... — и Байрон прикусывает язык. Ну уж нет, он не будет жаловаться. У него хорошая жизнь, как у всех, и вовсе он не страдает от одиночества. И никто об этом не узнает! — Что ж, тогда я буду время от времени вытаскивать вас на прогулки, если вы не против! Рутина убивает, вы знали? Даже исследование на этот счёт было, вот, — словно почуяв растерянность собеседника, Мортис подключает свою жизнерадостность и смеётся. В глубине души Байрон даже благодарен ему. — Я не против, сегодня я неплохо развеялся, правда, — учёный слегка усмехается, чем вызывает искрящийся восторг гробовщика, но им приносят книжечку со счетом, перекрывая поток светлых эмоций. Мортис зыркает недовольно на то, как серпентолог оплачивает свою часть, а после, скрипя душой, платит сам. Байрон отмечает, как он оставляет щедрые чаевые и думает, что официанту сегодня весьма повезло. Мортис действительно не очень-то трясется за денежные средства. Для бережливого Байрона это довольно странно. Он выполз практически из грязи в князи, а оттого привычка быть экономным и внимательным к деньгам осталась, хоть и будучи сейчас неактуальной. — Что вы делаете? — когда они вышли из ресторана уже окончательно стемнело. Мортис принялся было вызывать такси, но Байрон сразу же его остановил. Какое ещё такси, когда у него есть личный автомобиль? — Я должен отблагодарить вас за чудный вечер, а потому подвезу, куда скажете, Мортис. И это не обсуждается, — строго говорит серпентолог и Мортис удивленно хлопает глазами. — Да что вы, я и сам могу добраться... — вяло и явно только вежливости ради сопротивляется он, однако, телефон убирает в карман пальто, покорно дожидаясь, когда Вольво подведут к парадному входу. — Вы меня сопроводили до дома вчера, а я не терплю оставаться в долгу, — Байрон распахивает переднюю дверцу автомобиля, словно конвоир, дожидаясь, когда Мортис усядется, лишь после занимая водительское место. — Ну, это же такие пустяки, Байрон! — они пристёгиваются и Вольво трогается с места под чутким руководством Мортиса. Ехать сейчас совсем просто, город окончательно вымер, хотя на часах лишь начало десятого. Они провели в ресторане два часа... А Байрон даже не заметил. Украдкой он поглядывает на Мортиса, что расслабленно взирает на городской пейзаж, проносящийся за бортом. Усталая, но довольная улыбка тенью лежит на его губах, а в глазах ютится спокойствие. — И правда, хорошо идёт. — Что? — Ваша машинка, — со смешком поясняет Мортис и слегка хлопает ладонью по приборной панели, словно треплет лошадь по загривку. Под капотом мерно урчит мотор, когда Байрон прибавляет газ. — А... Ну, да. С Белль покупали, на самом деле, долго не могли определиться. — Но выбрали явно правильно. У меня тоже когда-то была похожая машина, но я от нее избавился. Для меня она оказалась неудобной. — Почему? — Я часто переезжаю вместе со всеми вещами, офисом и своим бродячим цирком, так что покупка фургона стало куда более целесообразным решением. — Цирком?... — А, с работниками своими, имею ввиду! — хихикает гробовщик, прикрывая глаза, — у нас как бы семейный бизнес. Я, моя племянница, ее жених и вот Фрэнк. Мы вчетвером перебираемся с места на место, всё по большей части из-за Эмз... Племяшки. Мир ей повидать хочется, понимаете ли. Она у нас артистка. Точно циркачка. — А вы любите свою племянницу, как я посмотрю. — А как её не любить? Она просто очаровательна! А у вас есть дети, Байрон? Серпентолог хмурится. Совсем недавно он размышлял о детях и вот Мортис спрашивает о них. Прожить больше двадцати лет в браке и не заиметь потомков. Что о нем подумает гробовщик?... — Нет, бог нас этим обделил, — наконец, честно отвечает он и чуть резче, чем надо бы, заворачивает в указанный Мортисом переулок. Их слегка покачивает и машина словно неодобрительно пыхтит. — Извините, если задел, — Мортис сразу же принимается вихлять, но Байрон только плечами ведёт, мол, нет, ничего. — Всё, мы почти приехали, вот моя лачуга, — оказалось, что гробовщик обитает в небогатом районе частных домиков и его офис находится как раз там же, где он живёт, на первом этаже. Остальные два жилые. В паре окошек горит жёлтый свет, а когда Вольво тормозит у самых дверей, то там появляется мутный силуэт. Кто-то смотрит на них из окна. Байрону становится неуютно, однако, он выходит из автомобиля следом за Мортисом, физически ощущая на себе тяжёлый взгляд сверху. — Вполне симпатичный домик, чего вы так? — дом, в самом деле, красивый, особенно на фоне остальных. Из темного кирпича, с изящным треугольным скатом и острой арочкой над крыльцом. Над дверью красуется вывеска с каллиграфически выведенным "Мортис и Ко." Мортис и бродячий цирк, забавно. — Бывали и получше, — Мортис пожимает плечами, идя к дверям, а затем оборачивается на Байрона, заговорчищески глядя на него, — слушайте... А не хотите ли зайти на рюмочку чая или бокал кофе? По спине серпентолога продолжают бегать мурашки от взора неведомого человека на верхнем этаже, а потому он качает головой. Как-то неуютно под столь пристальным присмотром. Если к Мортису он понемногу привыкает и его компания даже приятна в какой-то степени, то докучать чужим людям Байрону уже не хочется. — Когда-нибудь в следующий раз, мы и без того прекрасно посидели, Мортис. Кроме того, я за рулём и вы обещали сегодня без алкоголя, — сразу же выдает серпентолог весь свой список аргументов против продолжения банкета и Мортис заливается смехом в ответ, чем премного смущает ученого. Что тут смешного... — Хорошо-хорошо, только не волнуйтесь! — Байрон неожиданно ощущает, как кровь приливает к лицу. И ничего он не волнуется, с чего Мортис взял? Однако, подсознание только по-змеиному насмешливо шипит, смеясь над незадачливым учёным. Он берет себя в руки, отгоняя излишнюю раздражительность. — Что ж, тогда до следующей встречи, — Байрон протягивает ладонь для прощания и Мортис крепко ее пожимает. Его кожа вновь холодная, а хват сильный. — До свидания, Байрон, — их взгляды пересекаются и серпентолог чувствует себя беспомощным перед этими желтыми, хищными глазами. До чёртиков странное ощущение! И оторваться от гипнотизирующих зрачков-щелочек непросто. Всё, как в том сне со змеёй... Кажется, что Мортис улыбается шире, и вот виднеются длинные клыки, полные яда, острый, раздвоенный язык, порхающий меж тонких губ, а Байрон не может даже пошевелиться! — Байрон... Байрон, вы уверены, что не хотите остаться? — из наваждения вырывают слова гробовщика и Байрон трясет головой, отгоняя странную и страшную картинку. Перед ним Мортис — крайне обеспокоенный и обычный. Никаких клыков и демонических черт. — Нет-нет, я... Мне нужно домой, — только сейчас Байрон понимает, что все еще держит чужую руку, и быстро отстраняется, пытаясь совладать с беспричинно начавшейся тахикардией. Видимо, возраст даёт знать о себе. — Позвоните мне, когда будете дома! — кричит гробовщик, когда Байрон уже садится в авто. Он рассеянно кивает и разворачивается, видя в зеркале заднего вида, что Мортис недвижимо остаётся на пороге и смотрит вслед уезжающему авто. Лица не видно, но его фигура в ночи выглядит как-то... потерянно? Или учёному лишь кажется?