Как и собиралась, с понедельника Анни принялась обзванивать номера, что дал ей Магат.
Зарплаты Берта им за глаза хватало на двоих и даже на все его приблуды вроде дорогущих наборов лего, коллекционных фигурок и прочей лабуды. Так что Леонхарт в спортивной школе Тео Магата заправляла секцией айкидо для малышей скорее в качестве хобби, хоть и платили там относительно неплохо. Ещё они с Гувером успели отложить немного на свадьбу. Теперь благодаря этим деньгам у неё было немного времени на поиски работы в новом городе.
Решение остаться в Стохессе было вызвано желанием сменить обстановку, но принималось не под воздействием случайного импульса, как могло показаться. Таким образом Анни лишала себя возможности долго горевать, не приходя в чувство. «Новая жизнь», в которую так верил Берт и которая досталась теперь ей одной, требовала начать жить себя сию минуту — на то и был расчёт.
Пришло новое сообщение на фейсбук.
Как фамилия у этого твоего чудо-доктора? — интересовалась Пик.
Анни закатила глаза. Сталкерство в социальных сетях было для Фингер чем-то вроде guilty pleasure.
[Арлерт]
Пусть развлекается ребёнок.
[А ты зачем спрашиваешь?]
Спасибо, папаша, за любовь к вопросам, не требующим ответа.
О том, что сказала ей Пик по телефону, думать не хотелось. Доктор Арлерт мог быть просто врачом, которому не повезло с её парнем, — Анни ни в чем его не винила и уже забыла бы, как его зовут. Мог быть просто случайным свидетелем её слабости — что-то новое для неё, но тоже, в принципе, можно пережить, справившись с чувством стыда спустя время. Теперь всё смешалось и усложнилось. Точнее, она сама усложнила, в горячке стребовав у Райнера его номер. Сама, одним необдуманным решением с пьяных глаз. А Пик всё на свете всегда оправдывала какими-то чувствами.
Прекраснодушие Арлерта почти восхищало. По идее, ему должно быть неприятно её видеть — прошло не так много времени. Либо он, как все врачи, уже привык к таким вещам, либо настолько сильно хотел ей помочь (что казалось невероятным). То ли, в конце концов, просто очень хорошо притворялся, делая это скорее для себя, чем для неё. Анни знала таких людей — стремящихся угодить, чтоб, не дай бог, никто не подумал плохо. Чтоб через чужую позитивную оценку слегка возвыситься в глазах собственных. Она сама была такой когда-то — опять же, спасибо, папаша.
— Вот, Леонхарт, держи, — говорил Магат, протягивая Анни бумажку, хотя она ни о чём таком его не просила. — В этих местах у меня есть связи. Как определишься, сообщи, попробую замолвить словечко. А вообще, оставайся, Анни, с нами — будешь нашим королём. Дался тебе этот Стохесс.
— Спасибо, мистер Магат, — отвечала Анни неловко. О причине отъезда умолчала — не имела привычки распространяться о своей жизни. — За всё.
— Да какие проблемы, — шагнув вперёд, Тео неожиданно крепко обнял девушку, вконец смутив. — Если что, возвращайся, мы с малышнёй будем тебя ждать.
В двух местах ей вежливо отказали, объяснив, что все секции уже сформированы и вакансий нет. Третьим была общеобразовательная частная школа. Тео дал ей номер некоего Найла Дока — сказал, он там директор и хочет организовать у себя занятия по восточным единоборствам: «Школа хорошая, часов вряд ли будет много — всё же просто кружок, не какой-то там олимпийский резерв. Непыльно и без напряга, как раз для тебя».
Анни набрала последний номер с бумажки. Док трубку не взял — оно и понятно, явно занятой был человек, — зато набрал сам, что было уже не обычно. Мало ли, кто звонит с незнакомых номеров. Анни вот никогда не перезванивала.
Оказывается, предусмотрительный и проницательный Магат, дай Бог ему здоровья, наверняка догадываясь, что Леонхарт вряд ли станет о чём-то ещё просить, уже успел с ним связаться.
— Я вашего звонка ждал, мисс Леонхарт, ещё три недели назад, — устало говорил в трубку Найл Док. — Уже начался учебный год, всё спланировано и утверждено.
Точно, учебный год. Как она могла забыть?
— Простите, мистер Док, — Анни едва ворочала языком — было ужасно неловко, словно она подвела и Найла Дока, которого слышала впервые в жизни, и Магата, что, оказывается, так для неё расстарался. — Я не смогла раньше по семейным обстоятельствам.
Об этом, чёрт возьми, нужно было подумать — дипломированный преподаватель она, или где? Анни злилась на себя, злилась на Магата, который ни о чём её не предупредил, выставив безответственной идиоткой.
Док вздохнул, помолчал, а потом сказал уже мягче:
— Я подумаю, что можно сделать, и в течение недели с вами свяжусь. Пока, на всякий случай, отправьте мне на электронку ваши документы — диплом, подтверждение разрядов, вот это всё.
— Да, хорошо, — ответила Анни на автопилоте. — Спасибо вам.
— Пока не за что. Я в любом случае дам вам знать о своём решении, так что до связи.
— До свидания.
Звонить пока больше было некуда. От нечего делать Леонхарт переложила в шкафы и на полки почти все свои вещи — что-то вроде тёплой верхней одежды оставила в ящиках. Списалась с Густавом — он пообещал приехать на выходных и забрать кое-чего. (кофемашину из Хидзуру, сказал, можешь продать). Подумала о том, чтобы завести какое-нибудь животное.
У Берта была аллергия на шерсть, да им, собственно, хватало и друг друга.
Вечером написала Пик.
Он действительно ничего
[Кто?]
Твой доктор, кто.
Анни, стараясь не нервничать, вышла на балкон с сигаретой.
[Уймись, пожалуйста.]
А ещё у него очень симпатичный друг.
Леонхарт вспылила. Она знала, для чего Пик это делает, но всё равно злилась. Почему, когда ты просишь людей прекратить, они нихрена тебя не слушают?
[Пик, я ценю твои попытки меня отвлечь, но, поверь, всё в порядке. Я справляюсь. Прекрати меня терроризировать.]
Анни устало склонила голову, опуская её на сложенные на перилах руки. Конечно, Фингер не просто пыталась внушить подруге влюблённость, которой не существовало, только чтобы помочь таким образом справиться с потерей.
Дело было в том, что Пик не видела в такой гипотетической ситуации никакой моральной дилеммы — она презирала условности и искренне верила в так называемую силу любви. Анни верила в социальные обязательства, и для неё эта дилемма существовала.
Прости меня, солнце. Возможно, я действительно перегнула палку.
Это
возможно так и кричало о том, что она на самом деле ничерта так не думает. Но Анни вполне удовлетворилась. Она не желала ни анализировать свои
возможные чувства, ни вообще думать о них. Может быть, как сказала Пик, это действительно была стадия отрицания. Но для неё это значило только то, что ещё не время для всего этого.
Ей было слишком плохо для всего этого. Пустота в груди, образовавшаяся после ухода Берта, каждые сутки ближе к ночи разрасталась до размеров чёрной дыры, поглощая всё вокруг. Словно не существовало ничего кроме. Словно самой Анни не существовало. Она примерно понимала, когда это начиналось, и старалась к тому времени лечь спать.
Анни вернулась внутрь, плотно закрыла балконную дверь — к середине сентября по вечерам уже становилось заметно холоднее. Проследовала из кухни в спальню (пришлось снова пройти мимо коробок Берта), одетая легла в кровать. Стоило голове опуститься на подушку, как силы разом оставили тело — ни пошевелиться, ни глубоко вдохнуть. Только лежать, глядя в потолок, чувствуя, как горячие слёзы скатываются по вискам и прозаично затекают в уши, как сжимается грудь, будто сверху её придавило бетонной плитой. Ждать, когда пройдёт, но уснуть раньше — ни приняв душ перед сном, ни даже раздевшись.
Кстати, представляешь, у меня с твоим доктором есть один общий друг
(Не ты, если что)
а Зик, муж моей Елены. Я так поняла, у Армина есть друг, и вот они с Зиком родственники.
Мир так тесен.
***
Армин сам не понял, как это произошло — рука дрогнула, кровь захлестала.
— Зажим сюда, быстро! — молниеносно скомандовал Леви Аккерман, руководивший операцией.
…Им удалось провести вмешательство успешно. Армин вышел из операционной ни жив ни мёртв, не помня себя от облегчения и стыда одновременно.
— Ну, Армин, рассказывай. — Вышедший следом Аккерман резко сдёрнул маску с лица. Он звучал не гневно — скорее, устало и обеспокоенно. — Что это было?
Армин виновато нахмурился.
— Прошу прощения. Мне очень жаль, мне так повезло, что вы были рядом.
Леви от его извинений только отмахнулся и неожиданно спросил:
— Дело в том парне, так?
Армин поперхнулся воздухом.
— Д-да, — соврал он, чувствуя, как предательски краснеют уши. — Точнее, нет. Дело не в нём, и мне стыдно, что я потерял пациента — а теперь чуть не потерял дважды потому, что позволил себе снизить концентрацию. Такого не повторится, клянусь.
Он чувствовал себя желторотым пацаном, что, по правде говоря, не было далеко от правды, а рядом с Аккерманом это ощущение усиливалось в разы. И всё же надеялся, что Леви его поймёт.
Леви коротко вздохнул.
— Все мы люди, так что не давай клятв, которые не уверен, что сможешь сдержать. — Арлерт кивнул, ещё сильнее сгорая от стыда, а начальник продолжал: — …Мы боремся, как можем, и иногда проигрываем, без этого никак. Переживать нужно о живых, но, мать твою, не во время сраной операции. Так что вали с глаз моих долой и неделю не появляйся.
— Но, сэр…
— Давай, давай. Со Смитом я разберусь. — Взгляд заведующего вдруг будто самую малость, но потеплел. — Все проходят через это по-разному. Ты попытался нагрузить себя выше крыши — не вышло. Значит, надо по-другому. Так что делай, что говорят. У нас здесь не госучреждение, что-нибудь да придумаем, без тебя не пропадём.
— Это не повторится, сэр, — снова сказал Армин, потому что надо было что-то сказать.
— Уж я надеюсь. Если что, вылетишь отсюда насовсем к чёртовой матери. Так что давай, отдохни, приведи в порядок свою башку и возвращайся.
Все знали, что доктор Леви держал подчинённых в ежовых рукавицах и при этом по-своему заботился о каждом из них. Но Армина он вовсе помнил ещё ребёнком. Не в этом ли была причина?..
— Я хотел сказать, что мне не нужен отдых! Дело не в этом!
— Твою мать, Арлерт, — проговорил Аккерман медленно и почти ласково. — Это, если ты не понял, было не предложение и не просьба. Всё, шуруй, разговор окончен.
Армин переоделся и вышел из больницы. На душе скребли кошки. Да, ошибся не фатально. Но Леви брал его ассистентом на операции чаще, чем других, явно демонстрируя своё доверие, — и надо же было так опростоволоситься. И спорить с ним, конечно, было ребячеством.
И, в конце концов, куда теперь девать себя целую неделю? От безделья он с ума сойдёт.
Руки так и чесались сделать что-нибудь безумное и идиотское. Что-нибудь вроде…
Здравствуйте, Анни! Вы говорили, вам не нужна кофемашина — может быть, вы хотите её продать?
***
— Это гениально, — проговорил Эрен, отсмеявшись, делая вид, что не замечает укоризненный взгляд Микасы. — Господи, Армин, я и представить себе не мог, что влюблённый ты такой забавный.
У них было что-то вроде семейного совета, на повестке дня — покупка Армином навороченного агрегата.
— Смех смехом, а куда мы её денем? — хмуро спросила Аккерман. — У нас кухня-то — метр на метр.
— А главное, на какие шиши? — поддакнул Эрен.
— Ну, об этом не беспокойтесь, — огрызнулся Армин. — Я сам её куплю.
— Тогда я не понимаю, зачем мы собрались. — Микаса свела брови вместе. — Хочешь, чтоб мы с Эреном благословили тебя на бесполезную трату денег, или что?
— …Или, типа врачебной комиссии, засвидетельствовали твою шизу?
— Эрен, блин, — Аккерман не выдержала и отвесила другу смачный подзатыльник. — Прекрати, ты не видишь, ему плохо?
— Вижу, поэтому и прикалываюсь. В этом заключается крепкая мужская дружба, Мика, тебе не понять.
Но Микаса поняла.
— Послушай меня, Армин. — Аккерман отмахнулась от Йегера, как от надоедливой мухи, и обратилась к Арлерту, серьёзно глядя глаза в глаза. — Если ты действительно хочешь эту проклятую машину, чтобы готовить с её помощью кофе, чего делать ты, я уверена на сто процентов, не умеешь, — конечно, бери. Но если это такой хитровыебанный предлог, финт ушами, чтобы увидеться с Анни — я против.
— А вот это уже крепкая дружба Микасы Аккерман, — ввернул Эрен. — В общем и целом я согласен с каждым словом.
