⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘
В этот раз Дон проснулся со странным ощущением в груди. Его мучила грусть, но вовсе не от того, что Александра не было рядом – к такому он привык. Просыпаться в одиночестве – было обычным делом, зато на кухне его наверняка дожидался тёплый омлетик... И точно: нос Кихота уже во всю ласкал аппетитный запах. Это означало, что Дюма ещё не поймал сбой, и будет заботиться о нём, нежно улыбнётся, обнимет и поцелует, когда Дон войдёт на кухню... Мысли об этом всегда бодрили Кихота, но сегодня он лишь вяло откинул одеяло и без малейшего желания стёк с кровати. Ощущая себя варёной сосиской, он оделся и прошлёпал до ванны. Собственное отражение в зеркале нагоняло ещё больше беспричинной тоски. Он выглядел уставшим, будто накопленный за месяц стресс разом решил проявиться на лице хозяина. «Если я в таком виде покажусь Александру, он будет переживать. Когда-то я был бы рад, специально бы играл больного, чтоб Дюма суетился вокруг меня... Но сейчас... к чёрту эту тупую систему! Я не стану тревожить дуала». Призвав на помощь всю силу воли и превозмогая слабость в руках, Дон тщательно умылся и вышел из ванны мокрый. Намоченные волосы бодро торчали, а блестящие капли мастерски скрывали тени под глазами. – Я к себе! А то вдохновение пропадёт! – молниеносно схватив тарелку с омлетом, Кихот ткнулся влажным носом в щёчку Александра и поспешил скрыться, пока Дюма с беззлобным ворчанием вытирался. Побег прошёл успешно. Дон закрылся в мастерской и обмяк на стуле, будто из него вышибли дух. Он чувствовал себя просто отвратительно. Про вдохновение он, конечно же, соврал. Хотя... можно было попытаться его призвать. Для этого Дон всегда ходил к Томасу. Месяц назад Кихот начал смотреть на соседей другим взглядом, и Гексли из разряда «лучший друг» перешёл в разряд «раздражающий идиот», порой от него хотелось избавиться, да и от остальных заодно, чтоб никто не мешал их с Александром счастью. Но сейчас Дон сосредоточился и попытался вспомнить, что между ними было до того злополучного дня, когда он решился залезть на стену. Он словно выуживал воспоминания из прошлой жизни. Вот они с Томасом таскают конфеты из столовой, ловко уворачиваясь от Александра с полотенцем вместо карающего меча; вот они тестируют мини-ракету, которая успешно взлетает, но тут же падает в садик Достоевского, лишая жизни пару кустов герани; а вот Гексли помогает Дону отстирывать штаны после изнурительной работы в этом самом садике в качестве наказания от Штирлица... А вот они ютятся в мастерской Кихота, сочиняя стихи, просто потому что Есенин надоел всем своей напыщенностью, и кому-то пора доказать, что не только он один горазд на выдумки!... Или вот ещё: их самое захватывающее приключение, когда они тайком спустились в подземелья без ведома Наполеона и Жукова... и такой же захватывающий побег от огромных и страшных монстров... Дон слабо улыбнулся, хотя тоска в его сердце возросла многократно. Он бы многое отдал, чтоб вернуться в беззаботное прошлое. Но даже если он сотрёт себе память, рано или поздно он вновь поймает сбой. Так уж устроен его мозг. Таким его вырастили в специальной капсуле. Перед глазами Кихота всплыла старая фантазия о неприятных пузырях с жидкостью и уродливыми эмбрионами. По его спине пробежал холодок, и он содрогнулся. Думать о всяких ужасах ему сейчас хотелось меньше всего, но унылые мысли лезли в голову с особой настойчивостью. Дон шумно вздохнул, собирая остатки сил, чтоб дотащить своё уставшее тело до домика Габена и Гексли. «Пора забыть, что Гек – моя главная проблема, и вспомнить, что он – мой лучший друг. Только он способен вернуть мне хорошее настроение. Пусть даже это будет последним полезным делом в его жизни до того, как я отправлю его на замену...»⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘
Жилище, которое собственноручно построил Габен, было воплощением уюта. Оно было не остроугольным, как прочие дома, а округлым, и напоминало гигантский каменный гриб. Стены были раскрашены разноцветными рисунками и обклеены вырезанными из картона животными. Из приоткрытого окошка по улице разносился манящий запах пирожков. Габен был единственным, кому Штирлиц позволил заниматься не только своим делом, но и чужим. Готовка целиком и полностью лежала на плечах Александра, но Жан слишком сильно любил самостоятельно кормить своего непоседливого дуала, поэтому иногда ему разрешалось печь пироги и стряпать кексы. Домик не огораживался никаким забором – хозяева были рады гостям в любое время суток. Точнее, рад был Гексли, а Габен просто не мог устоять перед его щенячьим взглядом. И хоть роскошного дворика у них, как у того же Достоевского, не было, по мнению Дона, внутренняя обстановка с лихвой компенсировала внешнюю скупость. Кихот переступил порог, скинул кеды и шагнул на восхитительный по своей мягкости ковёр. Даже сквозь всепоглощающую тоску можно было почувствовать удовольствие, волнами пробегающее от ног до головы. Давным-давно Дюма настоял, чтоб в их доме ковёр лежал только в спальне. Он терпеть не мог процесс его чистки, каждый раз это было подобно пытке, и он всегда с нервной улыбкой шутил, что если бы жил, как Жан, то сошёл бы с ума. Габена чистка ковров хоть и удручала, но всё равно не шла ни в какое сравнение с желанием обеспечить безопасность неугомонному Томасу. И поэтому сейчас найти в этом доме место без ковров было затруднительно. Габен обклеил или всё, что только мог, включая потолки. Мебель ему пришлось защищать простыми поролоновыми чехлами, потому что Гамлет к этому моменту успел возненавидеть ткачество и объявить коврам вечный бойкот. – Гек! Ты тут? – позвал Дон, хотя в этом не было необходимости. Он сразу заметил истрёпанные суровой жизнью кроссовки друга у входа. А вот ботинок Жана не обнаружил, что было плюсом в данной ситуации – Томас не будет отвлекаться на дуала. Кихот прошёл в игровую комнату, доверху наполненную игрушками. Гексли, конечно, находился здесь, на своём любимом месте. Но выглядел он не как обычно. Он сидел в обнимку с большим плюшевым зайцем и раскачивался из стороны в сторону, шепча под нос слова утешения самому себе: – Просто сон, просто сон, это просто глупый сон, ты забудь его скорей и беги, зови друзей... С ними будешь ты играть, и скакать, и танцевать... А про глупый страшный сон и не думай вспоминать! – Хэй, братец? – Дон присел перед другом и вгляделся в бледное лицо. Похоже, не одному ему сегодня было паршиво. – Что случилось? – Приснился кошмар, – Гексли шмыгнул носом и крепче прижал к себе игрушку, опустив голову, словно избегал чужого взгляда. – А где Габен? Ты ему не рассказывал? – Нет, я уже давно ему не рассказываю. Потому что мне снится один и тот же сон. – Один и тот же? Это как? Расскажи мне, – Дон коснулся плеча друга, но Томас вдруг испуганно дёрнулся. – Нет! Тебе нельзя. Ты будешь злиться. А я не хочу, чтоб ты злился. Если ты будешь злиться, я буду грустить. Я очень не люблю, когда на меня злятся. – Я не буду... – Кихот чуть скривился, запрещая себе произносить это слово. Хватит и того, что Гексли озвучил его четыре раза к ряду. «Спасибо его дурацкой системе, диктующей говорить такими дурацкими фразочками, по-дурацки повторяя одинаковые слова... тьфу ты!» – Будешь, ведь сон про тебя! – Тогда тем более рассказывай. Всё хорошо, ты же мой лучший друг! Томас наконец поднял блестящие от слёз глаза. Дон на миг испугался, что тот сможет распознать ложь, ведь он давно перестал его так называть, и даже больше – он готов был отправить его к той жуткой женщине, лишь бы избавиться от раздражающего «интуитивно-этического экстраверта», регулярно ловящего сбои. Но Гексли только вздохнул решительно и начал говорить: – Мне часто снится, будто наш город окружён стенами. А мы внутри этих стен будто в ловушке. И когда я иду к этим стенам, они начинают разрушаться. А за ними знаешь, что? Ничего нет. Чёрная страшная пустота. Я бегу от этой пустоты в город, к Жану... но Жана нет. И в городе тоже пустота. Будто бы все исчезли. Мне очень страшно. А потом я вижу тебя на дороге. Но ты не такой... ты страшный. У тебя вместо рук – большие клешни, как у краба! И ты тихо-тихо смеёшься, и идёшь ко мне. И твои клешни страшно щёлкают. И ты говоришь, что хочешь... хочешь... сломать мне шею! Ты уже сломал всем остальным, остался только я! И... и... я не знаю, куда мне убегать... Везде пустота! Мне очень страшно... и я просыпаюсь. Под конец рассказа Томас окончательно расплакался. Шокированный Дон сначала не мог пошевелиться, а потом его руки сами собой потянулись к другу. Но не чтоб сломать шею, конечно, а чтобы обнять. «Господи, у него не просто особая предрасположенность к сбоям. Он в принципе не способен долго оставаться в системе... И если его заменят, это будет моя вина. До того, как я стал шпионом начальства, он был стабильным. Как и остальные. С того дня всё покатилось под откос!» – он прижал к себе дрожащее тело, пытаясь переварить услышанное. – Том... я... я никогда не причиню тебе зла. Только произнеся это вслух, Дон наконец осознал, каким он был уродом. Заученный наизусть текст из чёрно-белой книжки начал вспышками пролетать перед его распахнутыми глазами. «ИЛЭ лишён эмпатии, он не ведает сострадания и способен заботиться только о своих нуждах. Однако, в число его потребностей входит также поддержание прочной связи с дуалом, и пожалуй, это единственный субъект, ради которого Искатель пожертвует целым миром – лишь бы СЭИ был рядом и опекал его». Кихот зажмурился, мысленно ругая себя самыми плохими словами, которые знал. Несколько минут назад он готов был избавиться от своего лучшего друга. И от всех остальных, если понадобится. Он планировал защищать только Александра, и совершенно наплевал на соседей. Как это подло! «Они все мои друзья! Каждый из них. Мы в одной лодке, и я не имею права сталкивать их. Мы начали этот путь вместе, и вместе мы его закончим. Я не буду никем жертвовать, а постараюсь спасти их всех. К чёрту систему, к чёрту всё! Я не Надзиратель, я Спаситель!»⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘
В мастерской Дона царил полумрак, работала лишь настольная лампа, освещающая криво начерченную схему, над которой в три погибели согнулся Кихот. После завтрака он сразу начал корпеть над ней, задействовав все свои мозговые ресурсы. От утренней апатии не осталось и следа, сейчас глаза Дона горели решимостью. Сделав не хитрые расчёты, он пришёл к выводу, что самым опасным элементом его плана являлся Наполеон, за месяц ещё ни разу не поймавший сбой. Учитывая тенденцию предыдущих событий, Дон предполагал, что сбой изменит характер Бонапарта на диаметрально противоположный, как это было с Жуковым или Горьким, ведь у них было много общего. Но Нап был крепким орешком и оставался в своей системе не смотря ни на что. Оно и понятно – его жизнь была комфортной. Жукова тянуло к спокойному существованию, Горького тянуло отдалиться от раздражающего дуала... но Бонапарта ничего не беспокоило. Он каждый день с удовольствием спускался в подземные пещеры на битвы с чудовищами, в свободное время болтался по городу, задирая всех на мелкие потасовки (просто, чтоб тонус не теряли), или запирался с Бальзаком в таинственной комнате, где Дон ни разу не бывал, но по слухам знал, что там темно, странно пахнет и повсюду пыточные инструменты (на счёт последнего Кихот сильно сомневался, хоть Гексли и рассказывал с самым честным видом). Наполеон не досаждал другим так же, как Жуков, он был более мирным и менее грубым. Бесить могла лишь его непомерная заносчивость. Бонапарт на полном серьёзе ощущал себя главным, не боялся никого и ничего, частенько отдавал разные приказы и крепко ругался, если его игнорировали. В общем, ловить сбой ему было не из-за чего. Однако, пока он был таким, как предписано программой, он создавал хаос. Если бы он не поднял кипиш, когда Жуков внезапно загорелся идеей садоводства, все бы только вздохнули с облегчением от смены характера главного хама города. Если бы он не устроил скандал, когда Бальзак попросил отдельное жильё, Дону не пришлось бы в панике стирать всем память и тратить целый баллон огнетушителя напрасно. «Ну ничего, Нарцисс Нарциссович, я знаю, как тебя достать! Ты у меня такой сбой поймаешь – Гек обзавидуется!» Сделав ещё пару пометок в схеме, Дон углубился в чтение чёрно-белой книжки, открытой на странице с описаниями Бонапарта. В глаза сразу бросалось то, что Наполеон и Гексли имели одинаковые аспекты в «болевых» функциях. На этом и хотел сыграть Кихот. Склонность к анархизму, неприятие жёстких рамок и строгих правил, сильная тяга к свободе... В маленькое окошко проник звук голосов. Дон поднял голову и прислушался, ведь голоса принадлежали Бальзаку и Штирлицу. – В данный момент у нас нет свободных домов, где ты мог бы поселиться, – Администратор в воображении Кихота смахнул пот со лба. – Может, я мог бы переехать к какой-нибудь паре, – Критик деловито склонил голову на бок, опять же в представлениях подслушивающего Дона. – Я сомневаюсь, что найдутся желающие... – Достоевский бы точно не отказал. Голоса стихли, и Дон с кривой улыбкой подумал, что Штирлиц впал в ступор. Всё, как и в прошлый раз. Точнее, вчера, это было только вчера. Но Кихот успел пережить столько всего, что совместная готовка с Бальзаком будто бы уехала на пару недель в прошлое. Дон быстро спрятал книжку в сейф, а вместо неё взял в карман стиратель, после чего покинул мастерскую, готовый ко всему на свете... ...Когда он дошёл до места, где развернулся спор, ситуация успела заметно измениться, а если конкретно – к действующим лицам прибавился Наполеон. Дон нервно стиснул пистолетик-баклажан пальцами, хотя внешне остался невозмутимым. Бонапарт отвёл Оноре чуть в сторону и, придерживая за локоть, что-то тихо объяснял. Кихот, конечно, знал, что в арсенале у Напа были не только крик и давление, но и вкрадчивый чересчур внушительный шёпот, от которого внутренние органы прилипали друг к другу, мешая лёгким качать воздух, а сердцу – биться. Однажды он прошёл через такую беседу, да ещё и в тревожные сумерки, поэтому сейчас искренне сочувствовал Бальзаку, хоть на безоблачном небе ярко светило солнце. И вдруг Оноре кивнул и... едва заметно улыбнулся. Наполеон тоже расплылся в улыбке. А затем они вместе направились в сторону своего дома, начисто забыв про существование Штирлица. Дон напрягся ещё больше. «Как это понимать? У Напа сбой? Не может быть, я ведь даже не молился!» – Что тут было? – он подошёл к растерянному Администратору. Тот лишь медленно пожал плечами: – Да чёрт его знает...⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘ ⌘