Сириус любил эту особенность в Луни.
Первый раз он столкнулся с ней на втором курсе, когда им наконец позволили навестить Ремми. Как только друг проснулся в больничном крыле и заметил трёх сияющих друзей рядом с собой, он тихонько проговорил:
— Бо-бо… Очень бо-бо.
Сириус переглянулся с недоумевающим Джеймсом.
— Что он сказал? — прошептал Поттер, прищурившись.
— Без понятия.
И Римус, изучающий их напуганным взглядом, вдруг вжался в простыни и разревелся, хватаясь за голову.
— Бо-бо! Очень бо-бо! Уйдите!
Это было настолько тоскливо и пугающе, что Джеймс тут же побежал за Помфри, пока Блэк пытался успокоить уворачивающегося мальчика своими объятиями.
— Ох, Римус… Ты проснулся?
Мадам Помфри присела к нему на койку и попросила Сириуса освободить ей место. Она осторожно погладила ученика по макушке и протянула склянку с дымящимся зельем.
— Бо-бо? — спросила она у него, вытирая слёзы на щеках и вливая жидкость.
— Бо-бо… — закивал он, сморщившись в приступах боли.
— Волк ушёл… — она начала убаюкивать его в своих объятиях.
— Волк пока-пока? — проскулил Римус каким-то неественно детским голосом.
— Пока-пока, — повторила Помфри.
И Джеймс, двенадцатилетний болван, издал от услышанного смешок, за что получил подзатыльник от Сириуса.
В тот день они впервые узнали, что разум Римуса восстанавливался несколько часов после превращений. Пару месяцев он даже близко не подпускал к себе друзей и ревел от одного только их вида, пока это неразумное существо внутри него не привыкло к запаху, и он не стал играться с ними, доверительно принимая подарки. Почти всегда первые тридцать-сорок минут после пробуждения его общение с друзьями было построено на жестах, слогах и фразах, которые обычно произносят полугодовалые дети.
Луни никогда не запоминал, что говорил в таком состоянии, поэтому очень не хотел, чтобы друзья навещали его рано утром. Но мародёры были слишком настойчивыми. Они хотели быть рядом с ним и знать, что все в порядке. Ну и, возможно ещё потому, что они были нахальными мальчишками, которым нравилось наблюдать за таким Ремом и смеяться над его глупостью и миловидностью.
Особенно сильно Луни-бу
(как они прозвали его в таком состоянии) любил Бродягу. Уже на третьем курсе он начал особенно внимательно принюхиваться к Сириусу, обнимать его вместо игрушек и дёргать за волосы… Но этого не обязательно было знать настоящему Римусу, потому что тогда бы он запретил другу навещать его. Слишком горделивый. Так что, Джеймс и Питер отлично помогали хранить тайну. Хотя чаще всего и сидели без дела на стульях, пока Луни-бу тискал щеки Бродяги, тихонько сопел на груди или игрался с пальцами.
— Сириус, пора идти на занятия… — Поттер взглянул на часы, а затем на Блэка, что держал Римуса в руках, радостно жующего шоколад.
— Нет! — Люпин вцепился руками в грудь брюнета и злобно оглядел Джеймса. — Сири тут. Сири со мной. Сири мой.
Вся рубашка Бродяги испачкалась шоколадом.
Им было уже по пятнадцать лет, и со стороны, наверное, это смотрелось чересчур нелепо. Когда мальчишки были на втором курсе, и Римус так настойчиво ползал по Сириусу, все только смеялись и подшучивали над ними. Сейчас же, когда Луни вымахал вдвое и прижимал друга всем своим телом к кровати, даже Блэк начинал понимать, что есть множество причин для того, чтобы начать…
краснеть.
Но Римус не ведал, чего творил, он был лишь в детском, неосознанном состоянии. И, скорее всего, от Бродяги просто вкусно пахло, и его полу-животное сознание тянулось к знакомому.
— Я с ним ещё посижу, вы идите…
Брюнет погладил Римуса, укутанного в пижаму и пуховое одеяло, и только сильнее прижал к груди. Луни-бу тут же растаял на его горячей шее, утыкаясь носом. Как и шоколад в его руках.
— Я передам МакГонагалл, что ты здесь, — кивнул Джеймс, и они с Питером уже через несколько минут покинули помещение.
А Блэк остался наедине с этим ребёнко-подобным Римусом, которого он инстинктивно желал оберегать в своих объятиях. И, возможно, ещё потому что здравомыслящий Люпин все время ругался с ним, уворачивался от излишней тактильности и угрюмо ворчал. А Блэк сходил по нему с ума, неосознанно и так наивно… Но вот уже несколько лет он замечал за собой глупое хихиканье при виде Римуса или желание поцеловать мягкие губы, обнять, чмокнуть во вздёрнутый носик… Возможно, это было эгоистично, да, но Сириус любил эту особенность Рема после полнолуний. Когда он мог прижать его к себе и не услышать в ответ:
«Бродяга, отвали, ты мешаешь учиться».
— Луни, ты размазал шоколад, — усмехнулся он и потянулся за салфетками, чтобы вытереть растаявшую сладость с пальцев парня.
— Шоко… Люблю…
— Знаю, лунный лучик, — рассмеялся Блэк и усадил светловолосого перед собой, чтобы вытереть грязь. Он аккуратно отложил плитку шоколада и принялся очищать палец за пальцем.
— Тебя… Люблю…
Сириус тут же поднял голову в оцепенении.
Ему не послышалось?
— Люблю… — хихикнул Луни, глядя на него в умилении. Глаза расфокусировано бегали по лицу длинноволосого. И он ласково погладил Бродягу по щеке. — Тебя…
Не послышалось.
Бродяга сглотнул сухой ком, замеревший в горле. И сердце пропустило болезненный толчок непреодолимой тоски. Если раньше он не понимал, как сильно любил Ремми, то сейчас осознание нахлынуло на него. Осознание того, что эти слова были всем, что он мечтал услышать последние годы.
— Ох, Луни-бу… — прошептал он, ощущая соленые слёзы в уголках глаз. — Конечно, и я тебя люблю, мой лучик. Но ты сейчас не ты… И уже через час все забудешь.
Блэк улыбнулся ему, нежно собирая пальцами растаявший шоколад с щёк. А взгляд светловолосого высокого парня сделался каким-то трогательно печальным. Будто бы ребёнка лишили леденца.
— Люблю! — закивал он бодро, сморщив личико в приступе слез. — Бродягу люблю! Так сильно люблю! Волосы, губы, носик. Все люблю.
И тут же накинулся с объятиями. Прижимая Сириуса к себе… и целуя его в щеку. Луни-бу раньше себе позволял многое, но не
поцелуи…
— Римус, — пытался увернуться Сириус, потому что его захватило чувство стыда. Он не мог воспользоваться им, когда друг в таком состоянии. — Луни, не надо!
Но парень уже хватал его лицо своими обляпанными пальцами и чмокал настойчиво в губы.
— Ремми, не надо… — прошептал в чужие, шоколадные губы Сириус и попытался всеми силами отодвинуть его.
Черт, он слишком много позволял все эти годы Луни-бу и теперь неизвестно было, как его не обидеть.
— Почему? — жалобно проговорил Римус. — Сердце бо-бо… От тебя… Очень бо-бо… Вот тут вот…
Луни указал пальцем на грудную клетку. И Сириус тяжело выдохнул, не в силах вытерпеть слез в глазах этого чудесного создания.
— И мое бо-бо… — он кивнул, поглаживая Лунатика по кудрявым волосам. — От того, что это всего лишь помутнение твоего разума.
Луни-бу начал панически хватать ртом воздух и тут же разревелся, вжимаясь в туловище Сириуса, как в спасательный круг.
А Блэк гладил его по спине и начинал сам дрожать от понимания, что настоящий Римус уже через час будет лишь закатывать глаза при виде него.
***
— Не поверишь, что я нашёл!
Джеймс влетел в спальню с огромной книгой в руках, пока Блэк устало лежал на кровати, разглядывая потолок. Не то, чтобы он после произошедшего впал в депрессию, но да…
он впал в депрессию. Потому что, как и ожидалось, Люпин проснулся после своего наваждения и отодвинулся от Сириуса. Проморгал опухшие от слез глаза и небрежно бросил в его сторону:
«Блэк, уже одиннадцать часов! Если ты решил, что можешь прогуливать уроки и греть свою задницу на моей койке, то это совсем не круто».
— Что у тебя там? — устало проговорил Бродяга, приподнимаясь на локтях.
— Помнишь, Рем рассказывал, насколько редкая у него кондиция, ну, его детское состояние? Что даже в книгах об этом не пишут? — Джеймс плюхнулся на кровать и начал листать учебник. — Но тут есть об этом! Это давно изучено!
Сириус тут же встрепенулся и принял сидячее положение, заглядывая туда, куда указывал друг.
«Точная причина для «ирацио» неизвестна. По одной версии, полагается, что оборотни, у которых долго восстанавливается сознание, были обращены в слишком раннем возрасте. По другой – что это ген, передающийся во время укуса».
«Симптомы «ирацио» включают в себя потерю связи с реальностью, гиперчувствительность и эмоциональность. Большинство забывает свои действия после того, как приходит в себя. Но, важно отметить, что во время этого неосознанного поведения они продолжают сохранять свою зрительную память и привычки. Они помнят, кто для них является семьей и кого они любят. Ни у одного оборотня с «ирацио», участвовавшем в эксперименте, не было обнаружено отклоняющегося поведения. Они становятся лишь более открытыми, честными и чувствительными, погружаясь в младенческое состояние».
— Ты можешь в это поверить? — рассмеялся Джеймс, вытягивая Сириуса из мыслей. — Луни-бу – это Римус без комплексов!
Блэк поднял тяжелый взгляд на лучшего друга, ощущая, как бешено сердце колотится в грудной клетке. Живот скрутило от волнения.
— Сохатый… — прошептал он в неверии.
Было ли это стопроцентной информацией? Насколько стоило верить запылившейся на полке книженции? Ведь болезнь не была частым явлением, откуда им знать?
Но надежда…
— Сохатый!
С этими воплем Блэк сорвался с постели и понёсся на выход в одной пижаме, непричесанный и босиком. Депрессия сошла на нет от одного только оглушительного биения сердца. Гул стоял в ушах.
— Сириус? — испуганно уставился на него Лунатик, закрывая за собой портрет в гостиной. — Ты в порядке?
Бродяга, оцепеневший перед ним, начал испуганно хлопать глазами. Все его органы сделали болезненный прыжок от трепетного волнения.
— Рем, твоя болезнь называется «ирацио»? — сбивчиво произнёс он, ступая все ближе и ближе по холодному полу.
Римус некомфортно заерзал на месте.
— Зачем вы прочитали? — он поднял раздражённый взгляд на Бродягу. — Я же просил вас… Это мое личное дело!
Но Сириус его уже не слышал, он подошёл совсем вплотную, судорожно дыша. Его руки нашли тёплую ладонь Рема и сжали в своей.
— Ты совсем ничего не помнишь?
Люпин осторожно перевел взгляд с их сцепленных рук на глаза Сириуса. И, показалось, он начал краснеть.
— Нет… — светловолосый обрывисто выдохнул. — Что я… сделал?
— Сказал, что
люб-любишь меня, — выпалил Бродяга дрожащим голосом, в ожидании хоть какой-то реакции.
И…
румянец вспыхнул пятнами на щеках Римуса. Он действительно опустил взгляд вниз и поджал губы. Грудная клетка начала волнительно вздыматься.
— Ты меня любишь! — радостно воскликнул Блэк, не веря своим глазам.
— Нет… — прошептал обессилено Луни, поднимая стеклянный от слез взгляд.
— Да!
— Нет!
— Да!
Бродяга подлетел на потрясывающихся ногах и крепко поцеловал тёплые губы своими. Луни выдохнул в удивлении, но затем обхватил талию Сириуса руками и начал нежно отвечать на поцелуй влажным ртом. Сладко, мягко и так…
освобождающе. Заставляя брюнета приластиться и утонуть в нежных чувствах, пробирающих до самого сердца.
— И я тебя, — выдохнул Блэк, отодвигаясь на несколько сантиметров и прижимаясь лбами. — И я тебя люблю, моя Луна.
Римус тихонько всхлипнул и задышал обеспокоено, поглаживая друга по спине.
— Почему ты так долго прятался от меня? Отталкивал? — Сириус начал любовно гладить парня по щекам, вдыхая родной аромат свежести леса.
— Я боялся, что ты поймёшь, — слезливо проговорил Римус, и наконец в его глазах начало читаться то тепло, которое раньше дарил только Луни-бу. — Боялся потерять тебя…
— Глупенький.
Сириус тихонько рассмеялся и снова поцеловал такие родные, теперь уже, губы.
***
— Бродяга!
Луни-бу захлопал в ладоши, когда заметил идущих к нему навстречу друзей с коробками шоколада.
— Доброе утро, Ремми, — Сириус подошёл к нему, нежно уложив руку на макушку и погладив растрепавшиеся кудри. — Не бо-бо?
— Не бо-бо! — радостно воскликнул Люпин, хватая Сириуса за руку и бросая коварный взгляд. — Дай носик.
Джеймс хрюкнул в сжатый кулак, как только Бродяга наклонился, чтобы парень нащупал нос.
— Зачем он тебе? — ухмыльнулся Блэк.
И Римус быстро приподнялся, чтобы чмокнуть брюнета решительно в губы.
— Иу, Сириус, ты слишком много ему позволяешь! — Питер сжался от отвращения в кресле, пока Поттер задыхался от смеха. — Какая гадость! Фу, Луни-бу! Плохо!
Сириус только уложил чудесную макушку на свой живот и помассировал волосы подушечками пальцев. Римус начал зацеловывать его пресс под рубашкой.
Прошло уже две недели их тайных отношений, так что было совсем неудивительно, что это всплыло именно таким образом.
— Погоди… — вдруг опомнился Сохатый, широко распахнув веки. — То, что мы с тобой читали! Значит и настоящий Римус этого… хочет?
Сириус присел на кровать к парню и только крепче обнял, зацеловывая лоб.
— К счастью, я тоже.
