The stars, the moon

Римус не смог бы ответить точно, по чьей вине это произошло, но в 1981-ом году стало очевидно, что их отношениям с Сириусом пришел конец. Были ли тому причиной его частые вылазки на миссии? Депрессивные состояния из-за частых смертей? Было ли тому виной недоверие, что начало исходить от Бродяги каждый раз, когда Римус возвращался от стаи? Или его вечное желание ругаться и разбивать посуду? Но в какой-то момент, после очередной ссоры, Римус понимал, что необходимо сделать небольшую паузу. Он решил погостить у Питера несколько недель, потому что Сириус был в невменяемом состоянии после смерти Марлин. Слишком сильно срывался на Лунатике. И когда Бродяга узнал, что миссия Римуса давно закончилась, а парень так и не вернулся домой, он даже не стал ничего говорить. Лишь холодно бросил при их первой встрече: «Раз мы расстались, нужно продать квартиру». И все. После семи лет отношений (сошлись они на четвёртом курсе) он даже не попытался поговорить с Лунатиком о произошедшем, почему Рем так боялся появляться дома… Собрал вещи, съехал в отдельную квартиру, начал приводить на ужины Мародёров незнакомых парней и девушек. Всем своим видом указывая на то, что двигался дальше. А Римус ему лишь завидовал, потому что не понимал, как можно целовать кого-то другого, когда ты с одиннадцати лет не замечал никого, кроме Бродяги. Квартиру они так и не успели продать. Потому что буквально через несколько месяцев после расставания… Сириус совершил самый жестокий поступок, самое зверское предательство. И оставил Римуса одного среди холодных стен… Неспособного дышать, думать и… жить. Он просто существовал и пытался понять, как самый дорогой для него человек мог превратиться в это чудовище. Возможно, это и было настоящей причиной, почему они расстались. Сириус знал, что собирался совершить… И хотел уменьшить силу удара. Но от этого не стало легче. Нет. Совсем нет. Это лишь продлило мучения Луни на те три месяца, что длилось их расставание. И вот уже три года Лунатик существовал в жалких попытках двигаться дальше, излечить посттравматическое расстройство и клиническую депрессию. Но у него ничего не выходило, кроме как заглушить боль бутылками алкоголя и болезненными воспоминаниями… До того момента, пока в Рождество 1984-го года к нему не ворвалась в квартиру Мэри МакДональд. В меховой шубе, красная, запыхавшаяся, растрёпанная… И с ребёнком в руках. — Мэри, ты в порядке? — тихонько проговорил Люпин, закрывая за подругой дверь. Она бесцеремонно прошла внутрь, тут же поморщившись от жуткого беспорядка и запаха алкоголя. Они почти не общались после случившегося, только навещали друг друга по праздникам. Слишком много боли доставляло видеть отголоски прошлого на лицах друг друга. — Какой же у тебя бардак тут, Люпин! — девушка отодвинула сапожком пустую бутылку, даже и не намереваясь разуваться. — С Рождеством, дорогой! Она тут же переменилась в лице и мягко улыбнулась другу, покачивая смеющееся дитя у себя на руках. Мальчик был лет двух, темноволосый и с огромными серыми глазами. Такими, что обычно принадлежали только… Римус поежился. — И тебя с Рождеством, — тихонько кивнул он и пригласил Мэри присесть на диван, единственное место, где не лежали пакеты мусора. — Почему ты не предупредила, что заедешь? И кто это с тобой? Он улыбнулся умилительно малышу и поигрался с пальчиками. — Это экстренная ситуация, она не могла ждать, — МакДональд взглянула на друга, волнительно поджимая пухлые губы. Что-то нервозное в ее взгляде заставило Луни напрячься. — Помнишь Аннабель, мою подругу? Римус пожал плечами, потому что он даже имени своего иногда не мог вспомнить. Какая ещё к черту Аннабель? — Вообщем, она позавчера погибла в аварии… Римус замер и опечалено взглянул на Мэри, потому что даже представить не мог, какого это потерять ещё одного близкого человека после всего случившегося. — Это ее сын, и у него никого больше не осталось… — голос МакДональд задрожал. А мальчик только непонимающе захлопал серыми глазками. — Я не смогу взять опеку над ним, потому что мы с мужем улетаем в Европу… К тому же, Дерек никогда мне не простит, если я приведу чужого ребёнка в дом. Но… Но его хотят забрать в детский дом… И… — Мэри… — Римус успокаивающе уложил руку на потрясывающееся плечо девушки. — Это не твоя вина… Возможно, ему подыщут отличную семью. Сердце Римуса тоскливо сжалось от осознания, как одиноко было улыбающееся дитя перед ним. Чудесный ангел, брошенный на произвол судьбы. — Да, но… — темнокожая распахнула карие глаза. И атмосфера в воздухе вдруг накалилась. — Прежде, чем я откажусь от него, я должна предупредить тебя… — О чем? Мэри погладила тёмные кудряшки на голове мальчика и тихонько проговорила ослабевшим голосом: — Это ребёнок Сириуса. Римус дёрнулся, как от резкого укола шприца в спину. Он взглянул на дитя, затем на Мэри… и снова на дитя. И серые пронизывающие глаза мальчика вдруг заискрились знакомым сиянием. — Это шутка? — выпалил он, сглатывая болезненные иглы, пронизывающие горло. — Нет. Описать состояние Луни можно было лишь одним словом: «обморочное». Он сглотнул какой-то внутренний крик и уставился на МакДональд в немом шоке. — Ч-что? — Я понимаю, это звучит нелепо! — девушка, казалось, была на грани истерики. — Но, когда вы с Блэком расстались, он часто брал меня с собой в клубы и кабаки. Я случайно, клянусь, совершенно случайно познакомила его с Аннабель. И они переспали в тот вечер, а Блэк исчез на утро… И, когда она узнала, что беременна, то хотела выйти на связь с ним… Но… — Мэри начала задыхаться от потока слов. — Но в тот день его арестовали. Римус застыл на диване с болезненным выражением лица. Он не мог понять, что происходило с его телом и рассудком. Но вдруг к горлу подступила тошнота, живот скрутило, а в глазах замелькали всевозможные воспоминания о самом ненавистном ему человеке, которые он так сильно желал похоронить. — Что ты предлагаешь мне делать с этой информацией? — выдавил он осипшим голосом. Вдруг все его нервы накалились в гневе. — Какая мне к черту разница, сколько отпрысков он тут оставил перед тем, как убил все, что нам было дорого!? Его слова громким эхом разнеслись по комнате. И Мэри явно начала жалеть, что затронула больную тему. Не просто же так она скрывала существование малыша все эти годы. — Римус, я не пришла просить твоей помощи… — прошептала она со слезами на глазах. — Просто хочу, чтобы ты знал. Потому что завтра я отведу его в детский дом. И, возможно, ты бы… Ты бы не хотел этого… — Он убил их, Мэри! — вдруг взорвался Луни в неконтролируемом крике. — Этот кусок дерьма даже не подумал перед тем, как переспать с Аннабель! Он воспользовался ей и оставил ребёнка на произвол судьбы! Пошёл он нахуй, как и его сынок! Уверен, вырастет не лучше папаши! Люпин сорвался с дивана на дрожащих ногах, вскипая от прожигающего тело ужаса. А малыш на руках Мэри начал испуганно реветь, прижимаясь к груди. — Где мама? — начал он глотать сопли, будто бы все услышанное начало доходить до его детского разума. — Мама… Римус виновато обернулся на него и заметил, как маленький Сириус, а он буквально был его копией, начал хвататься за волосы Мэри и судорожно дышать. Все тело Римуса сжалось от бешеного биения сердца. Будто бы он впервые почувствовал что-то за все эти три года. Ему стало, блять, так чертовски стыдно, ведь сын Сириуса не был ни в чем виноват. Ни в одном преступлении отца. — Прости, я… я… — МакДональд начала сама захлёбываться в слезах. — Я не знаю, чем я думала. Она подняла ребёнка на руки и поспешила к выходу, даже не оборачиваясь. Телом Римуса овладела паника. На секунду перед его глазами промелькнули все те мгновения, когда Сириус ревел на плече Лунатика и жаловался на мать. Те моменты, когда он клялся, что будет лучшим родителем. Те моменты, когда Римус просто знал: Сириус – единственный человек, с которым он хочет построить семью. — Мэри, стой! — он поспешил к ней на шатающихся ногах, будто в полупьяном бреду. И девушка испуганно обернулась. — Я не хотел кричать… Прости… Но Сириус, он… он… — Я понимаю. — Нет, ты не понимаешь… — Лунатик сжался в собственном теле, будто ему снова пятнадцать. И слёзы самопроизвольно наполнили глаза. — Когда Дурсли взяли опеку над Гарри, я не стал им мешать. Потому что… Потому что это было бы вечным напоминанием. Если бы я воспитывал Гарри, то никогда не пережил бы смерти Джеймса и Лили. Но я ненавижу себя за это. И теперь… Передо мной ещё одно продолжение Мародёров… И оно такое… — Оно ещё болезненнее, чем сын Джеймса? — прошептала МакДональд, когда ребёнок наконец успокоился на ее груди. Серые зареванные глазки нашли Римуса, и, Боже, каким же чудесным созданием был ребёнок. Он был миниатюрой Сириуса. — Да… — всхлипнул горестно Римус и, сам того не осознавая, протянул руки к дитя, осторожно забирая его у подруги. Крепко прижал к себе как последнюю крупицу жизни и надежды. — Мэри, я так скучаю по нему… Я… Он начал захлёбываться в слезах, целуя макушку мальчика. И уже не мог остановить поток чувств. Вдруг все счастливые воспоминания, что он прятал за лавиной ненависти, нахлынули на него. Наполняя грудь любовью. — Он не Сириус, Рем… — Мэри погладила трясущегося парня по спине. — Он не причинит тебе зла. — Что мне с ним делать? — Римус вцепился руками в это невинное создание, будто бы он был воплощением всего горя, любви и потерь, что Люпин пережил. — Как я могу отдать его в руки кого-то, похожего на Вальбургу… Как я могу… Он отчаянно всхлипнул, ощущая, как впервые за два года, его сердце забилось по-настоящему. Рем никого не любил, он не позволял себе этой роскоши после случившегося. Но сейчас… он будто бы за одно мгновение ощутил к ребёнку то, что не позволял себе годами. Любовь. — Римус, если ты не хочешь жить с ним… — Нет, не отдавай его! — проскулил Люпин, вдыхая свежий запах на макушке мальчика. — Я буду хор-хорошим… отцо… опекуном. — Я знаю, — Мэри продолжала его успокаивающе гладить по плечам. — Как его зовут? — прошептал мокрыми губами Рем. — Эшер, — искренне улыбнулась Мэри. — Это означает «счастье».

***

— Ну и что мне с тобой делать? Римус сидел напротив двухгодовалого малыша, жующего погремушку. После того, как Римус оформил опеку над мальчиком, Мэри перевезла в квартиру Люпина коляски, кроватку, все необходимые бутылочки и игрушки. Помогла другу прибраться в квартире, навести порядок и… оставила наедине с этим крохотным существом. — Дай лапу! — улыбнулся коварно Эшер, хватая мужчину за руку. А Римус все вглядывался в лицо малыша и не мог насмотреться. Это было поразительное сходство. Даже крохотная родинка, что была над губой Бродяги теперь красовалась на личике сына. Детских колдографий Сириуса не существовало, но, не было сомнений, что он так и выглядел в возрасте двух лет. — Хочешь поиграть? — улыбнулся Луни, протягивая мальчику несколько игрушек: зайчика, машинку и собачку. Эшер тут же потянулся к плюшевому песику, внимательно изучая. — Ну, конечно, ты выбрал его… Первые несколько дней жизни с Эшером Люпин не мог перестать плакать. Не уходило чувство злости и негодования, что вот, они сидели с этим малышом на полу, безжалостно преданные Сириусом Блэком, их единственной семьей. Но уже через неделю… Римус ощутил, как постепенно начинает оживать. Будто бы после долгого кошмарного сна. Теперь ему нельзя было лежать часами на диване и бездумно смотреть в потолок. Пить литрами виски и забываться в пьяном бреду. Теперь он нёс ответственность за чью-то жизнь. Он должен был вновь научиться вставать рано по утрам для того, чтобы приготовить сытный завтрак, должен был ходить за продуктами, менять пеленки и играть с Эшером. Ему начало нравиться, что он был в квартире не один. Что мальчик ползал по ковру, пытаясь научиться ходить, звонко смеялся, когда Луни катал его на спине и засыпал на руках во время чтения сказок. Римус ощущал парящее чувство нежности и заботы, которое прежде покинуло израненную душу. В их доме теперь всегда царил уют, пахло свежей выпечкой и лавандой. Атмосфера семейного тепла, о которой Люпин так долго мечтал. — А мамочка сколо плиедет? — спустя несколько недель наконец поинтересовался ребёнок, обнимая Лунатика во время вечерней грозы. Что мужчина ему мог ответить? Как он мог объяснить бедному дитя, что теперь его мамочки больше нет? Что остался только Лунатик, вместе с призраками прошлого? — Она на звездочке, малыш, — Римус нежно поцеловал его в макушку. — Она очень скучает по тебе, и вы встретитесь однажды, просто не сейчас. Сейчас ты побудешь здесь, и я позабочусь о тебе. Эшер тихонько кивнул и прикусил собственный палец, видимо, резались зубки. — Ты мой папочка? — вдруг спросил ребёнок, поднимая сияющий взгляд на Лунатика. — Мама говолила, что он плиедет за мной… Сердце Лунатика пропустило болезненный толчок. Очевидно, Аннабель, обычная магловская девушка, не знала, где находился Сириус. Мэри никогда не говорила ей о том, что Блэка заключили на пожизненный срок. — Он… он не… — Римус поджал губы, ощущая горячие слёзы в уголках глаз. Судорожный вздох сорвался с губ, и он тоскливо улыбнулся. — Да, я твой папа. Эшер радостно улыбнулся, прижимаясь к свитеру Рема на груди. Как было бы просто, если бы звездочка на небе действительно существовала. Место, где за ними наблюдали бы Аннабель, Джеймс, Лили и Питер. Место, где, возможно… уже находился Бродяга. Мысль о том, что Сириус уже, скорее всего, умер была не менее пугающей, чем тот факт, что он лежал один в холодной камере Азкабана. Что его просто больше не существовало, как и всех, кто его помнил. Кроме Римуса. И Луни мог бы попытаться его забыть, использовать «обливиэйт», избавиться от боли и навсегда вычеркнуть существование этого человека из памяти. Но, если он был единственным, кто действительно помнил Сириуса… Несмотря ни на что, Римус собирался пронести это тяжёлым камнем в сердце до конца своих дней.