***
— Эш, я сказал, не бегай за ними! Римус пытался успокоить четырехлетнего сына, вовсю гоняющегося по парку и пугающего голубей. Звонкий смех донёсся, когда ребёнок топнул ножкой по траве, и стая птиц разлетелась вокруг него. Чертовы Блэковские гены. Чем старше Эшер становился, тем сильнее он начинал походить на настоящего отца. И внешне, и характером. Казалось, он совсем ничего не перенял от Аннабель. — Папа-папа, смотри! — радостно завопил ребёнок и отодвинул ножку. Там, где прежде была его ступня, пророс золотистый бутон цветка… Его листки переливались, и не было ни одного растения, известного в магловской биологии, напоминающего его. В тот день Римус впервые узнал, что Эшер был полукровкой и забрал магические способности отца. Вальбурга, наверное, перевернулась в гробу от осознания, что их великолепную кровь намешали. — Какой красивый… — улыбнулся Люпин, присаживаясь на корточки рядом с сыном. — Его здесь не было! — воскликнул мальчишка, срывая бутон и изучая его в грязных ладошках. — Папуль, это настоящая магия! — Это настоящая магия, — хитро улыбнулся Римус и не стал утаивать от Эшера правду. — Ты волшебник, сынок. — Как Мерлин? — мальчик даже подпрыгнул от радости. И Римус кивнул ему, аккуратно прикасаясь к бутону и меняя его окрас на светло-синий. Шесть лет, шесть лет он не использовал магию. И рядом с его сыном он больше не боялся. — Ты тоже волшебник!? — изумился Эш, приобнимая отца за плечи. Римус кивнул ему и приложил палец к своим губам. — Только это наш с тобой маленький секрет, — прошептал он.***
— Значит моя мама умерла? Осознание произошедшего впервые нахлынуло на Эшера, когда ему исполнилось пять лет. Он пришел к Римусу в спальню поздним вечером с книжкой в руках, и тогда Люпин заметил название… «Бэмби». Чертова МакДональд и ее подарки. — Эш… — Все хорошо, папочка, просто скажи мне правду, — попросил ребёнок, сонно протирая глазки. — Да. Луни сглотнул сухой ком и похлопал по местечку рядом с собой, чтобы сын заполз к нему на кровать. Эшер опечалено оглядел отца, сжимая книгу. — Ты ведь знаешь, что такое смерть? — тихонько спросил у него Римус, понятия не имея, как правильно преподнести подобную информацию. Если бы только рядом была Лили… Она всегда знала, какие слова было необходимо сказать. Эшер неуверенно кивнул. — Когда человек перестаёт дышать и слышать? — Верно, — Римус погладил его по худенькой спине. — Но в этом нет ничего плохого. Люди просто засыпают… Они не чувствуют боли и горя. Они отправляются в лучшее место и продолжают наблюдать за нами с небес. — То есть мама никогда не вернётся со звездочки? — прошептал мальчик, опуская серые глазки. — Нет, малыш, но однажды вы встретитесь, когда придёт время, — на секунду Римус задумался о всех своих друзьях. О Лили, Джеймсе, Питере, Доркас и Марлин. И на губах его расплылась тёплая улыбка. — Те, кто нас любят, никогда не покинут наше сердце. Мы будем с ними рядом… всегда. — Ты скучаешь по маме? Ну, конечно… Эшер думал, что Римус был его настоящим отцом, а значит и любил Аннабель. Лунатик окинул сына нежным взглядом. Его тёмные волнистые волосы, что отросли до ушей, его серые сияющие глазки, родинку над губой и длинные тёмные ресницы. Его фарфоровую кожу и ямочки на щеках… — Я очень скучаю по твоей маме, малыш, — Римус ощутил комок в горле. Он лгал, но всего лишь наполовину. Ведь ему не хватало не матери Эша, а… отца. — Очень скучаю.***
— Папа, ну пожалуйста! — проскулил Эшер, пока Римус грозно смотрел на него с ножницами в руках. — Мне так нравится! Посмотри, как они развиваются! Мальчик покружился на месте, и волосы подлетели вокруг него. — Нет, — в очередной раз ответил отец. Эшеру уже исполнялось восемь лет. И, нет, Римус не собирался ему разрешать отращивать волосы. Потому что это было невыносимо, как сильно он походил на Сириуса. И, да, возможно, это было слишком эгоистично и строго, но Лунатик просто хотел вырвать эту ошибку прошлого из их жизни с сыном навсегда. — Я могу их в хвост собирать! — не унимался мальчишка и начал перевязывать резинкой отросшие до челюсти кудри. — Эшер, они будут валяться по всей квартире! — Римус отложил в сторону ножницы и мучительно выдохнул. Вот как он должен был объяснить истинную причину ребёнку? Он слишком сильно любил это гиперактивное дитя и дозволял ему все на свете. — Я не буду пылесосить пять раз в неделю! — Ты злой! — взорвался на него сын, надув губы. — Юноша, следи за языком! — ахнул в фальшивом шоке отец, хотя оба они и начали улыбаться, глядя друг на друга. — Садись на стул и давай стричься. Эшер устало вздохнул и подошёл к отцу, чтобы тот усадил его на табуретку и наконец-то привёл волосы в порядок. Только Римус потянулся к ножницам, как тут же они превратились в… желе. — Как ты… — прошипел в неверии Римус и обернулся на сына. Тот сидел с довольной ухмылкой, скрестив руки на груди. — Когда ты научился, хулиган!? — Ты был на работе, мне было скучно! — начал защищать себя мальчик, состроив невинное выражение лица. — И я нашёл какую-то книженцию у тебя в шкафу о невербальной магии… Римус тут же похолодел от ужаса. Нет... Нет. Только не тот ящик. — Кхм, где ты нашёл? — кашлянул Люпин, пытаясь привести себя в чувства. Вся его кровь забурлила от волнения. — Ну, там были всякие фотографии и разные вещицы… Римус прикрыл ладонями лицо и выдохнул в неверии. Как он мог быть таким непредусмотрительным? Как он мог оставить в шкафу ящик со всеми воспоминаниями о Хогвартсе? Надо было все сжечь, когда была возможность. — Там ещё была такая интересная колдография! — хохотнул Эшер и полез в карман. В его руках тут же появился снимок, где тринадцатилетний Римус и Сириус обнимаются под первым снегом в Хогсмиде. — Этот мальчик так похож на меня! Люпин подбежал к сыну и выхватил в панике колдографию. На него тут же взглянула его подростковая счастливая версия, прижимающая к себе смеющегося Бродягу. Красные щеки от мороза и первой влюбленности… Слава богу, Люпин избавился от всех снимков, где целует Сириуса, этот позор он бы никогда не пережил. — Я же тебя просил не заходить в мою комнату! Мне, что, повесить замок!? Это был первый раз за пять лет их жизни, когда Люпин действительно сорвался на ребёнка. Они никогда не ссорились, никогда не кричали друг на друга… А сейчас Рем смотрел обезумевшим взглядом на растерянного мальчишку и начинал вскипать от страха. — Пап, я не… — Прости… — выдохнул отец и присел на колени перед стулом Эша. — Прости, Сириус, я не хотел… Они оба замерли. И воздух накалился самым настоящим ужасом. — Эшер, я хотел сказать Эшер, — вспыхнул от стыда Лунатик. Возвращаясь к этому мгновению множество раз, Люпин так и не смог понять, почему это произошло. Почему он перепутал имена? Да, мальчик напоминал биологического отца, но не более. Рем никогда не считал Эша заменой Бродяги, он никогда не видел в нем никого, кроме как своего сына, со своим внутренним миром и личностью. Но в тот момент Лунатик, видимо, так перепугался, увидев давно забытый снимок, что все мысли заполонил чертов Блэк и воспоминания о нем. — Сириус? — повторил Эшер, а затем вновь взглянул на фотографию, трясущуюся в руках отца. — Это он? — Нет… — Пап? — не поверил мальчик, приподняв бровь. И Римус выдохнул в поражении. — Этот дядя… — Римус вновь протянул ему снимок. — Этот дядя – плохой человек, мой мальчик. Он в ужасном месте для самых страшных волшебников… — Почему он стал плохим? — Эш окинул грустным взглядом колдографию, где краснощекий Бродяга, укутанный в шарф Римуса, весело улыбался. — До того, как ты родился… — начал ослабевшим голосом Люпин. — В мире волшебников была война, которая вынудила многих людей пойти на отчаянные поступки… — Что он сделал? Римус замер, не в силах озвучить правды, и приподнялся на ноги, чтобы погладить сына по макушке: — Он предал своих друзей, малыш… Предал меня. Эшер отложил в сторону снимок и резко поднялся с места, чтобы обнять отца. — Друзей нельзя предавать. В ореховых глаза Римуса защипали слёзы бесконечной тоски. — И я так думаю, моя звездочка, — Римус вновь присел на колени и крепко сжал крохотные ладошки в своих. — Но это не все… Этот человек, он… Он связан с тобой кровными узами. Эш непонимающе взглянул на него, и слова замерли в горле Лунатика. Как он мог сказать этому чудесному созданию правду? Как он мог разбить ему сердце? Но имел ли он право утаивать истину? Имел ли он право лгать сыну, когда рано или поздно тайное всплыло бы наружу? Мог ли он притворится настоящим отцом, когда Эш, как и любой другой ребёнок, имел право знать о своём происхождении? — Эш, ты так похож на него, потому что он твой… Твой отец. Мальчик забегал глазами в непонимании, пока сердце Лунатика опускалось куда-то в пятки. — Второй? — неуверенно прошептал Эшер, но глаза вдруг засияли слезливой влагой. — Я твой папа, но не по крови, Эш, — прошептал Римус, сжимая вспотевшие ладошки все крепче и крепче. — Я всегда был и буду твоим отцом. Но… Но этот дядя был с твоей мамой, а не я… Он помог твоей матери родить тебя. Эшер вырвал свои руки из хватки Римуса и побежал в ванную, захлопывая за собой дверь. Тут же раздался громкий всхлип, от которого сердце Лунатика прорезало холодное лезвие ножа… Ненависть к самому себе. — Эш… — тихонько постучался он в дверь, прислушиваясь к приглушённым звукам. — Эш, сынок, можно я зайду? Тишина на другом конце заставила Римуса напрячься всем телом. Самые худшие сценарии начали всплывать в голове, и он дернул дверную ручку… Как и оказалось, мальчик ревел, уткнувшись в колени и прислонившись к стене. Это был первый раз, когда вечно-оптимистичный Эш выглядел действительно разбитым. — Прости меня, моя душа… — Римус присел перед ним на дрожащих коленях и погладил по макушке. — Прости меня, мой мальчик. Я просто хотел быть честным… — Почему ты соврал, что мой отец!? — поднял сморщенное, раскрасневшееся лицо Эш, глядя на Римуса в непреодолимом гневе. — Я твой отец… — прошептал Люпин, сжимаясь в собственные плечи. — Я твой папа, малыш. Конечно, я твой папа. Я всегда буду любить тебя, несмотря ни на что. Ты вся моя жизнь. Эш начал вытирать рукавами толстовки сопли, а затем бросился в крепкие объятия, отчаянно всхлипывая на груди Лунатика. — Он не заберёт меня от тебя? — прошептал Эш, проглаживая отца по спине. — Этот злой дядя… Он не заберёт меня? — Нет, — твёрдо ответил Римус и отодвинулся так, чтобы взять родное лицо в ладони. — Я никогда не отдам тебя ему. Эшер благодарно кивнул и вновь спрятался в руках папы. Оба уселись на полу в слезах, не отпуская друг друга и не позволяя поверить в то, что кто-то в этом мире был способен их разлучить.***
— Можно мне хотя бы жабу? — Эш посмотрел на отца щенячьими глазками. Они были на Косой Аллее, чтобы докупить все необходимое перед началом первого учебного года сына. И не было ничего прекраснее и печальнее, чем очутиться среди волшебников спустя такой долгий перерыв. Ощутить давно забытую атмосферу магии Хогвартса и волшебства. Увидеть старых знакомых: Хагрида, МакГонагалл и даже пожать руки семье Уизли… Римус утопал в ностальгических, болезненных воспоминаниях. — Эш, что ты будешь делать с этой жабой, скажи мне? — Римус подошёл к сыну и попытался забрать у него клетку. Длинноволосый мальчик снова посмотрел на него упрашивающими глазками. – Ох, ладно! Бери! Только потом не говори, что тебе некуда ее деть, и она вечно пропадает среди твоих вещей… Эшер гордо вздёрнул голову и понёс мерзкую, уродливую жабу на кассу. Так, мальчик с жадным интересом скупил почти все на прилавках волшебных магазинов. А Римус лишь шагал за ним, ворчливо оголяя кошелёк. — Пап-пап! — Эш заметил темную улицу, ведущую к Лютному переулку. — А что там? — Там тёмная магия, — отец стал уводить ребёнка подальше от проклятого места. — Пойдём, Эш, я покажу тебе интересный магазинчик, где купим леденцы. — Сириус Блэк? — раздался громкий вздох, наполненный ужасом. И Римус инстинктивно схватил сына за руку, потому что кто-то наверняка в очередной раз заметил сходство. Достаточно было услышать раннее вздохи удивления Молли и Оливандера, шепчущего что-то, вроде: «Даже палочка! Дуб и волос единорога! Поразительное сходство!» Римус не собирался больше позволять прохожим подходить с этими суждениями к его сыну. — Сириус Блэк? Невозможно поверить, как ему удалось сбежать? — вновь повторили за их спинами. Римус испуганно обернулся и заметил кучку людей, столпившихся вокруг стены одного из зданий. Они закрывали собой вырезку из газеты, догадался Люпин. И какой-то животный страх овладел всем его телом, когда он подошёл к толпе, крепко прижимая к своему боку перепуганного Эша. Разум Лунатика отказался функционировать, как только он увидел ужасающий постер с лицом молодого Сириуса, арестованного в ночь 31-го октября. Обезумевшего, отчаянного… И такого пугающего. «ВЫ ВИДЕЛИ ЭТОГО ВОЛШЕБНИКА?» «Будьте предельно осторожны! Не пытайтесь использовать магию против этого человека! Любая информация, ведущая к аресту преступника будет должным образом вознаграждена» — Папа, это что тот самый… — начал сиплым голосом Эш. И Люпин схватил его за руку, побежав так быстро, насколько позволяли парализованные ноги. Никогда ещё в жизни им не овладевала большая паника. Все тело затряслось от волны неверия. — Малыш, нам немедленно нужно возвращаться и собирать вещи! — он схватил ребёнка так крепко, что едва не переломил рёбра. Глаза тут же начали искать любые признаки того, что рядом могла быть… опасность. — Мы поедем в Хогвартс сегодня же. — Зачем? — Эшер взволнованно уставился на дрожащего отца. — Наша квартир-ра… — начал запинаться Люпин. — Нам сейчас нельзя там находиться, слышишь? Не отходи от меня, пока мы не приедем, ты понял? Эшер кивнул, но страх вдруг пронзил серые радужки. — Он пришел за мной? Римус ощутил, как сжимается челюсть в гневе, и прижал к себе самое дорогое, самое драгоценное существо. Неизвестно было, как сильно Блэк обезумел за двенадцать лет Азкабана. Ходили слухи, что дементоры вытягивали лучшие из воспоминаний, лишали человека рассудка и здравого смысла… Если Сириус превратился в чудовище ещё до тюрьмы, то каким он, должно быть, был сейчас? Как он вообще, черт побери, сбежал? Как этого допустили? Если он увидит Эша… Если он просто посмотрит в его глаза… Он обо всем догадается. И Римус просто не мог этого допустить. Он должен был поехать в школу вместе с сыном. Он должен был быть рядом, пока эта буря не стихнет. — Ты в безопасности, малыш, — Римус поцеловал макушку сына. — Со мной ты в безопасности. Я сегодня же приму приглашение Дамблдора преподавать в Хогвартсе. Я не дам тебя в обиду, слышишь? И Эшер повиновался, крепко прижавшись к отцу.