Смерть не должна коснуться тебя

      — Обычно я не занимаюсь такими юными пациентами, но, в виду сложившихся обстоятельств, я решила сделать исключение. Так что…       Я, как обычно, сидела на кресле, сложив ладони на одно колено и внимательно разглядывая своего пациента. Сам же пациент сидел напротив, на краю другого кресла, свесив ноги. С того момента, как он впервые зашел в этот кабинет, он лишь один раз поднял на меня взгляд. Далее он продолжал смотреть в пол, будто стеснялся смотреть мне в глаза. Или не хотел.       Признаться честно, это было слишком странно для меня.       Я никогда серьезно не работала с детьми, я их даже не особо любила. Мне было легче, когда передо мной сидели взрослые. Тогда у меня была уверенность в том, что я знаю, что делать. А тут мальчишка десяти лет, да еще и сирота, который только недавно нашел своего близкого человека без признаков жизни. Даже взрослым тяжело с этим жить, а если говорить о детях…       Но я сама завела себя туда, став врачом мистера Фазбера и проболтавшись его сыну об этом. Теперь мне надо это разгребать.       — Итак, Грегори, — начала я, усевшись поудобнее, — то, что произошло с тобой, это действительно очень тяжело. И наверняка ты очень сильно волнуешься сейчас и не знаешь, что сказать, поэтому… не торопись.       Я выпрямилась и молчаливо стала оценивать взглядом маленькую фигурку, что сидела напротив. Сидел он на удивление ровно и неподвижно, даже ногами не дрыгал, как другие дети любят делать, когда им скучно. Его волосы были взъерошенными после шапки, а щеки еще оставались немного красными. Но его глаз я так и не могла увидеть, так как он продолжал прятать их от меня.       Я только сейчас стала замечать то, как отличалось его поведение ДО и ПОСЛЕ того, как он узнал ту новость о своем отце. Во время нашей первой встречи он был тревожным, но еще живым и подвижным мальчиком: он мог находить себе занятие, он задавал вопросы, проявлял любопытство… Иначе говоря, вел себя, как ведет себя здоровый ребенок.       Сейчас он замкнулся окончательно. Любопытство и подвижность испарились в миг, закрылись на замок. Я могу ошибаться, но скорее всего этот мальчишка оказался в той ситуации, когда он не знает, куда и кому проявить свои чувства. Ведь единственный человек, которому он мог безвозмездно доверять, ушел из жизни. Это куда хуже.       Это, кстати, мне напомнил один случай. На одном из приемов мистер Фазбер мне признавался, что в первые дни, когда они начали жить вместе, Грегори был слишком тихим и замкнутым. Тогда пациент переживал, что он что-то делал не так, и не был уверен в том, что дает мальчику все то, что ему нужно. Я тогда сказала, что просто нужно время, чтобы ко всему привыкнуть, и что мистеру Фазберу стоит продолжать быть внимательным и чутким к тому, за кого он в ответе. На другом сеансе мистер Фазбер потом рассказывал, что мальчик потихоньку начал рассказывать ему, что происходит вокруг него, и что благодаря этому он наконец понял, что делает все правильно.       Ну что же, мистер Фазбер, похоже, ваши старания ушли в никуда.       Я продолжала смотреть на Грегори, пока тот разглядывал сложенные на своих коленях ладошки. Ни единого слова он так мне и не сказал. Я тяжело вздохнула, по инерции поглаживая свое колено.       — Скорее всего ты испытываешь… много всего внутри. — осторожно начала я, — Сейчас в тебе столько чувств, что ты не знаешь, что с ними делать. Это нормально, Грегори. Тебе не нужно бояться высказываться. Тебе не нужно бояться показывать эти чувства, даже если ты…       — Почему он меня бросил?       Один сухой вопрос вырвался из уст ребенка. Он даже не поднял на меня свои глаза, когда задавал его. От такой внезапности я даже не сразу поняла, что он имел в виду, поэтому я спросила:       — Прости, но… что ты только что сказал?       Я могла заметить, как маленькие ладони на коленях мальчика сжались в кулачки. Это уже хорошо, что он смог со мной наконец заговорить, однако я же вижу, что слова даются ему нелегко, поэтому и отвечал он не сразу. Нужно было еще немного времени, чтобы он повторил свой вопрос.       — Почему… он бросил меня? — тихо выдавил из себя Грегори, — Я думал… что он не оставит меня... И мы будем вместе жить очень-очень долго.       У меня не сразу нашлись слова на такое высказывание. Казалось бы, это всего лишь ребенок, но как же мне было тяжело находиться с ним здесь и сейчас. При всей моей нелюбви к детям, ТАКОЕ они не должны испытывать в столь юном возрасте.       Я вздохнула и немного наклонилась вперед, чтобы приблизиться к Грегори.       — Я не думаю, что он бросил тебя. — спокойно объяснила я, — Просто случается, что люди… уходят. У каждого человека есть время, когда ему пора уйти, и оно разное. Мы не можем точно сказать, когда оно приходит. Я думаю, что твой папа тоже хотел быть с тобой очень-очень долго, но… ему пришлось уйти. Таков круговорот жизни.       Это была первая аналогия, которая мне сейчас пришла в голову. На лучшее у меня не хватило времени, так что я надеялась, что это сработает, и мальчик примерно поймет, как работает жизнь.       Я внимательно смотрела на Грегори. Тот все еще молчал, вызывая у меня неслабое беспокойство внутри. Наконец, он поднял свои глаза на меня, и я могла отчетливо их видеть. В них больше не было озорного детского блеска, как при нашей первой встрече. Они были пустыми.       Почти как у мистера Фазбера. И это меня напугало.       А потом он сухо и тихо спросил:       — Тогда почему он убил себя?       Я онемела во всех смыслах. Как? Откуда? ПОЧЕМУ он это знает? Я подозревала, конечно, что он не так прост, но чтобы настолько! И что теперь? Объяснять ребенку лет десяти, что люди могут кончать с собой?       Ладно, мне нужно из этого как-то выкрутиться.       — А с чего ты это взял? — спросила я, нервно посмеявшись.       Грегори заметно нахмурился. Ему явно не понравилось то, как несерьезно я отнеслась к его вопросу. Моя ошибка.       — Я все знаю. — серьезно ответил он, — Я слышал, как Бонни с кем-то говорил по телефону. Он сказал, что Фредди выпил слишком много таблеток. Специально.       Боже мой. Он что, подслушивает чужие разговоры? Ладно-ладно, всякое бывает, но почему мистер Бонни не удосужился уйти куда-то далеко? Хотя держу пари, что этот парнишка и так бы догадался, при его-то сообразительности.       Ладно, придется и из этого выкручиваться.       — Послушай… — аккуратно начала я, — Я понимаю, что все выглядит для тебя именно так, но я знаю твоего папу, и я не думаю, что он бы тебя бросил…       — ВРЕТЕ!       Внезапный крик заставил меня вздрогнуть. Теперь Грегори смотрел на меня взглядом, наполненным яростью.       — Если бы он не хотел бросать меня, то он бы не убивал себя! Значит я ему не нужен!       Глаза мальчишки были направлены прямо на меня. Я могла заметить, как они заблестели от подступающих слез. Но Грегори тут же наклонил голову прежде, чем они стали скатываться по его щекам, словно он не хотел, чтобы я это видела.       — Я никому не нужен. — тихо произнес мальчик.       Я опустила голову и тяжело вздохнула. Ситуация выходила из-под контроля, и я чувствовала, что любое мое неосторожное слово может лишь все усугубить. Так что мне нужно было еще немного времени, прежде чем ему что-то сказать.       — Я… более, чем уверена, что ты кому-то небезразличен, Грегори. — осторожно начала я, — Есть же друг твоего отца, Бонни. Он же присматривает за тобой, верно? Он очень волнуется за тебя.       Грегори молчал. Он скрестил руки на груди и отвел взгляд куда-то в сторону. Похоже, что не сработало.       Так, что же еще? Думай, Ванесса! Думай!       — О! А другие друзья мистера Фазбера?       В голове у меня тут же всплывает случай с похорон. Точно!       — Ээ, какая-то у него подруга есть. Как там ее… Ах да! Чика! Я знаю, что за тебя она особенно волнуется.       Очередное молчание и хмурый взгляд в никуда. Не работает.       — А… дедушка с бабушкой?       Все то же молчание.       Что же со мной происходит? Все произошло так внезапно, что я не успеваю обдумать свои дальнейшие действия, и все валится из-под рук. Профессионалы адаптируются ко всему быстро, действуют оперативно, а я? Я даже не могу нормально утешить ребенка.       Может быть его трагедия и на меня как-то сказывается? Может это мои собственные эмоции не дают мне работать?       “Кажется, я сама с этим не справляюсь.” — пронеслось в моих мыслях.       Поставив свои локти на колени, я в поражении свесила свою голову вниз. У меня больше не было слов, которые я могла бы сказать этому мальчику. Уверена, он сам не был удовлетворен нашей встречей. Сейчас он сидит в полном отчаянии, испытывая разочарование к человеку, которого когда-то считал отцовской фигурой, а теперь даже папой прямо не называет. Потому что убежден, что этот человек попросту бросил его, не понимая, что у него были… ньюнсы…       Ньюансы…       Постойте…       Я медленно оторвала голову от колен и направила свой внимательный взгляд на Грегори. У меня появилась идея.       — Я тебе говорила, что у мистера Фазбера были… проблемы со здоровьем?       Мальчик и взгляда не поднял на меня, но я продолжала.       — Я говорила, что его болезнь не похожа на ветрянку или простуду. Она… другая.       Он так ничего и не сказал, но это меня не останавливало.       — Видишь, Грегори, существуют разные болезни, от которых у нас так или иначе что-то болит. У кого-то болит голова, у кого-то — живот, а у кого-то на теле вырастает паразит. Да, такое бывает, и это жуть, как противно!       Я сделала небольшой вдох, ненадолго прикрыв глаза.       — Но есть другая болезнь, от которой болит ни живот, ни нога, ни печень. Знаешь, мы, как люди, можем испытывать радость, смеяться, веселиться. Мы можем чувствовать счастливые эмоции. Это и делает из нас людей. Но есть что-то, что мешает нам чувствовать счастливые эмоции. Да, мы можем чувствовать себя грустно, мы можем плакать, и это тоже нормально. И все же бывает такое, когда людям бывает грустно всегда. Они не могут радоваться, как мы, и они не могут это контролировать. И им очень тяжело с этим жить, без способности испытывать сильную радость. И знаешь, Грегори? Что, если я тебе скажу тебе, что… Неспособность чувствовать счастье — это тоже болезнь?       На последней фразе Грегори медленно поднял на меня глаза. Они выглядели такими же пустыми, однако в них я все же смогла разглядеть какой-никакой интерес.       — Неужели? — спросил он с долей скепсиса.       — Не поверишь, но да. Внутри нас даются команды, когда мы должны испытывать те или иные эмоции, но порой эти команды сбиваются, и все работает не так, как надо. Из-за этого люди всегда чувствуют себя грустно и уныло. А в особых случаях им настолько плохо, что они… теряют волю к жизни. Они думают: “Если в этом мире мне ничего не доставляет радость, то может мне вообще нечего делать в этом мире?” Так что да, это болезнь, и если эту болезнь не устранить, то человек не сможет испытывать счастье, а если он не сможет испытывать счастье, то… он потеряет волю к жизни. Как-то так.       Я замолчала, давая уже над этим поразмыслить самому Грегори.       Да, все верно, я пояснила ему про такое явление, как депрессия. Ведь надолго от него это не скроешь. С ее последствиями он уже столкнулся. Знаю, возможно, я слишком рано начала говорить с ним об этом, но он, как взрослеющий человек, имеет право знать и понимать подобные вещи.       Если у меня не получается говорить с ним, как с ребенком, то буду говорить с ним, как со взрослым, хоть и такими простыми аналогиями.       Грегори, похоже, все еще думал над сказанными вещами. Выглядел он очень и очень озадаченным, что понять было можно. Он снова опустил свою голову и смотрел на свои руки, перебирая пальцами.       — Но… он же мог радоваться. — еле слышно сказал он, — Мы недавно на коньках катались, и он тогда был счастлив. Мы были счастливы.       — Возможно, он что-то мог испытывать, — ответила я, — но ты помнишь, чтобы он искренне смеялся? Радовался? Вот прямо от всей души?       Грегори долго молчал, явно пытаясь вспомнить такие моменты.       — Он смеялся… кажется… — неуверенно произнес он, — Но я не помню, чтобы он громко смеялся, и… Я не помню, когда в последний раз он смеялся.       Мальчик совсем уж стих и опустил свою лохматую голову еще ниже.       — Я недостаточно старался, чтобы сделать его счастливым?       О, нет. Теперь из одной крайности в другую. Я думала, что смогу прояснить парнишке причину того, почему его приемный отец пошел на такое, а вместо этого вызвала у него чувство вины. Боже, что же я делаю?       — Нет же, Грегори, — спокойно начала я, — дело не в тебе. Это болезнь не позволяла ему быть счастливым. Я говорила тебе, что внутри него сбились команды, отвечающие за эмоции, и их нужно было…       Я не успела завершить свою мысль, так как последовал стук в дверь. Я недовольно вздохнула. Такую мысль прервали.       — Войдите! — воскликнула я.       Дверь открылась, и я увидела знакомое лицо. Конечно же, это была Карен.       — Извини, что прерываю твой сеанс, Несси, но это очень-очень срочно! — возбужденно сказала она.       Я направила на нее слегка раздраженный взгляд.       — Что на этот раз? Я уже сказала пациенту, что время его сеанса переносится по непредвиденным…       — Да про другое! — тут же перебила коллега, — Тут это… за твоим нынешним пациентом пришли.

---

      Быстрым шагом я шла по холлу, держа за руку мальчишку, которого еще в своем кабинете успела одеть в верхнюю одежду, зная, что за ним пришли. Несмотря на мой ускоренный ход, он за мной успевал и не спотыкался, но и я старалась за собой сильно не волочь, чтобы он уловил мой темп.       Вместе мы спустились в холл, где было достаточно людей. Мы остановились, и я своим взглядом начала шустро искать знакомую фигуру. Много времени у меня это не заняло: знакомая бело-синяя куртка с яркими фиолетовыми деталями сильно выделялась на фоне приглушенных серо-зеленых оттенков.       — Пойдем. — сказала я Грегори, слегка дернув его за руку, и вместе мы подошли к тому человеку, который стоял рядом с кем-то в розовой куртке.       Пока мы шли, пара успела нас заметить. Оба человека почти одновременно повернулись к нам, и я могла увидеть их лица. Первым был, естественно, Бонни, а вторым была знакомая еще с похорон платиновая блондинка. Она-то особенно эмоционально отреагировала при виде мальчика.       — Грегори! — воскликнула она, подбегая в нашу сторону.       Я отпустила руку Грегори, и он самостоятельно сделал несколько шагов вперед. Девушка в розовой куртке тут же приблизилась к нему и встала перед ним на колени, бережно взяв его за плечи.       — Ох, Грегори! Мы так волновались за тебя! — сказала она с такой приторностью, будто она его родная мать, — Везде, где только можно, тебя обыскались.       — Ты зачем сбежал, малыш? — присоединился Бонни, который встал сзади девушки, — Ты понимаешь, что нельзя просто так сбегать? А если что-нибудь с тобой случится?       Грегори никак не ответил человеку, который даже голос на него не повышал, пока причитал. Да и в принципе он пассивно реагировал и на жесты Чики, которая, словно мать-наседка, поглаживала его по плечам и беспокойно на него смотрела. Я стояла и наблюдала со стороны, ожидая, пока они со всем разберутся и уйдут. Одновременно с этим я думала над тем, правильно ли я вообще поступаю, не травмирую ли я ребенка еще больше?       Бонни поднял взгляд на меня. Он выглядел очень серьезным, из-за чего я подумала, что теперь он будет причитать меня за то, что я сделала с Грегори, пусть даже это и прозвучало несколько абсурдно. А когда он приблизился ко мне, то мое сердце и вовсе начало стучать быстрее, чем обычно.       — Так он, получается, к вам пришел? — ненавязчиво спросил мужчина.       — Да… — смогла выдавить из себя я, — Вот честно не знаю, как он нашел меня. Может визитку мою где-то нашел, или еще что? Это все так странно выходит…       Я слегка посмеялась, но скорее от того, как абсурдно все это вышло.       — Да уж… — тихо ответил Бонни, ладонью протерев сзади шеи.       Мы замолчали. Темы для разговора как-то слишком быстро исчерпались.       — Спасибо, что присмотрели за ним. — сказал мой собеседник, — Извините, что без звонка. У вас работы ведь много, беспокоить не хотели. Да и сами не думали, что Грег здесь может быть. Лишь в последний момент ко мне пришла мысль, что он каким-то образом мог тут оказаться.       — Да ничего. — отмахнулась я, — Полагаю… у вас интуиция сработала.       Бонни слегка улыбнулся мне, а я сама себе удивилась, что такое сказала.       — Ладно, ребят, пошли.       Бонни повернулся к Чике и Грегори и повел их к выходу, а я осталась смотреть на то, как их фигуры становились все дальше и дальше от меня. И вместе с этим что-то меня беспокоило. Какое-то странное ощущение, будто я не успела что-то сделать.       Будто… у меня появилось острое желание что-то завершить, потому что если я не сделаю это, то будет слишком поздно.       Как с мистером Фазбером…       …       — Стойте!       Я стрелой рванулась к уходящей группе, не обращая внимания на людей, которые стояли у меня на пути. Все трое повернулись в мою сторону и странно смотрели на меня, когда я остановилась перед ними, словно я какая-то дикарка. Но это — наименьшее, что меня волновало сейчас.       — Бонни, можно вас на пару слов? — обратилась я к мужчине.       Он с недоумением посмотрел на меня, потом вообще начал смотреть в разные стороны, но сразу мне не ответил. Тогда мне пришлось его упрашивать:       — Пожалуйста?       Немного подумав, он повернулся к подруге.       — Идите с Грегом. Я скоро подойду. — сказал он.       Девушка кивнула ему и, взяв мальчика за руку, что-то ему сказала, и они пошли в сторону выхода. Бонни повернулся ко мне.       — Что такое?       Я взяла глубокий вдох, приложив сложенные ладони к лицу, и начала:       — У меня есть предложение: почему бы не направить Грегори ко мне… скажем так, на специальный курс лечения?       Бонни посмотрел на меня с еще более недоуменным взглядом.       — Я думал, вы не работаете с детьми?       — Понимаю, это звучит очень спонтанно, но, проведя с ним незапланированный сеанс, я поняла, что мальчику нужны еще профилактические беседы. Он сейчас переживает очень непростой период в своей жизни, и я могу помочь ему справиться с этим. Сделать так, чтобы ему стало легче.       — Про Фредди вы то же самое говорили, и чем все кончилось?       Резкий вопрос со стороны Бонни болезненно прошелся по мне, словно мне только что дали по лицу. Если ровно до этого момента я была абсолютно уверена в своих силах, то после него ко мне вернулись страх и неуверенность.       Как опрометчиво это было с моей стороны говорить такие вещи. Действительно, справлюсь ли я с этим?       Напряженное лицо Бонни постепенно расслабилось, и он прикрыл его рукой.       — Простите. Вырвалось. — тихо сказал он.       Я не могла злиться на него. Все же потеря дорогого человека и на нем сильно отразилось. Если ему нужно дать волю эмоциям — пусть дает. А я все же профессионал, я и не такое выслушиваю.       — Мне жаль, что это произошло, — начала я, — и мне правда, правда жаль, что я не смогла помочь мистеру Фазберу. И все же я хочу помочь Грегори справиться с потерей. Мальчику нужно понять, в чем дело, чтобы он не чувствовал себя преданным и виноватым. Если он поймет, ему будет гораздо легче жить. И я думаю, что мой опыт работы с его отцом сильно поможет в этом.       Бонни провел ладонью по своему лицу, открывая свои глаза на меня. Выглядел он довольно вымученным от всего этого, но я никак не отставала от него.       — Прошу вас, — умоляла я, — позвольте мне ему помочь.       Мужчина глубоко вздохнул и тяжелым взглядом посмотрел вниз, держа руки на пояснице. Я выжидающе смотрела от него. Мое сердце долбилось так сильно, что могла это чувствовать в груди. Волновалась, словно на экзамене, когда вопросы задавали.       Боже, боже, боже, боже…       — Я свяжусь с вами, — вяло сказал Бонни, — мы договоримся насчет графика, когда он может к вам приходить.       С этими словами напряжение как рукой сняло, а дышать мне стало намного легче.       — Спасибо. — тихо и с благодарностью сказала я.       — Не стоит. — Бонни отмахнулся рукой, — Я лишь хочу, чтобы парнишка в себя пришел. Да и кто-то с ним должен поговорить, пока другие заняты.       Он замолчал. Я была искренне благодарна Бонни за то, что он согласился дать мне еще один шанс исправить ситуацию. Это вновь придало мне новых сил, и я почувствовала, что могу сделать все.       Однако, судя по реакции моего собеседника, меня явно не покидало ощущение, что он частично жалеет о своем решении.       — Ладно, до скорого.       Бонни кратко попрощался и тут же скрылся за дверью, оставив меня в смешанных чувствах.       Да, мне дали шанс исправиться. Да, у меня есть возможность помочь человеку. И все-таки я нервничала. Если у нас будут сеансы, то мне стоит хорошо подготовиться: вспомнить ход лечения мистера Фазбера, проанализировать его, изучить детскую психологию в конце концов…       — Ух ты!       Знакомый голос прозвучал сзади меня. Я тут же обернулась и увидела Карен, которая выглядела весьма удивленной. Похоже, она видела всю нашу сцену.       — Это было… нечто. — произнесла она.       Я отвернулась и продолжила смотреть в сторону выхода, сама не понимая, зачем. Пока смотрела, я слышала шаги, которые становились все громче. Как я поняла, это Карен подошла ко мне ближе. Краем глаза я могла заметить, что она встала рядом со мной.       — Значит, ты решила помочь этому мальчишке? — спросила она.       Я грустно усмехнулась.       — Ну а что мне еще делать? Мне же надо как-то искупить свою вину.       Боковым зрением я увидела, как Карен посмотрела на меня.       — Перед кем?       Я задумалась. А перед кем я действительно должна искупить вину? Перед Грегори? Перед мистером Фазбером? Перед Бонни? Ну вообще я виновата перед всеми ними по всяким причинам, и в идеале мне стоит перед всеми извиниться. Но я думаю, что ответ находится где-то еще глубже.       Обхватив себя за плечи и выдохнув, я тихо ответила:       — Перед собой.