---
1:34 Пока слушала аудиозаписи с сеансов, то заметила, какой же все-таки приятный голос был у мистера Фазбера. Низкий, протяжный, немного хриповатый, но такой мягкий. Его мелодический голос имел какой-то успокаивающий эффект с нотками меланхолии. При его профессии вокалиста неудивительно, что его так приятно слушать. Приятно и грустно. Запись XXX3 "Вы опять переборщили со снотворным?" "Спалось плохо. Решил принять чуть больше, чтобы наверняка." "Вы ведь понимаете, что при вашем состоянии вам категорически нельзя злоупотреблять такими препаратами? Особенно если учесть ваш прошлый опыт с ними?" "Я понимаю... Простите." "Мистер Фазбер, не стоит передо мной извиняться. В первую очередь это ради вашего же здоровья. Ментального и физического. Поэтому за такими вещами надо следить." Запись XXX7 "Я заметил, что в последнее время совершенно не о чем говорить со своими друзьями. Раньше я очень много говорил, а теперь не знаю, как подступиться. Просто не о чем с ними говорить. С тех пор я им даже не звоню." "Я все понимаю, но вы даже на их звонки не отвечаете, когда они вам звонят." "А, ну... Иногда я забываю об этом. Погружаюсь в свои мысли, и не слышу никаких звонков." "А если что-то срочное? Вдруг они подумают, что... с вами что-то случилось?" "Но со мной ведь еще ничего не случилось." Запись XXY1 "Вы выглядите истощенным, мистер Фазбер. Все хорошо?" "Да, просто... забыл перекусить." "А когда вы в последний раз ели?" "Позавчера... Наверное?" "Наверное? Мистер Фазбер, мы договаривались, что вы должны следить за своим состоянием!" "Извините. Просто... Что-то внутри не дает мне нормально есть. Так тяжело, что хочется сейчас лечь и заснуть... Крепко-крепко..." ... Нет, это все слишком грустно. Надо промотать чуть вперед. Были же у него какие-то проблески, я уверена в этом! Может это подойдет? Запись XXY8 "..." Почему-то эта запись начинается с длительной паузы. Я даже сначала подумала, что она не запустилась. "Мистер Фазбер, вы выглядите... Иначе." "В каком смысле?" "Я, конечно, извиняюсь за такие слова, но... Ваши глаза. Они выглядят немного более живыми. За весь курс лечения я впервые такое вижу у вас. Что-то случилось?" "Да ничего особенного, просто... У меня в жизни появился дорогой мне человек." "Правда? И что за человек?" "Это очень, очень славный мальчик. Он был совсем один, и очень нуждался в ком-то. Мы с ним успели немного сблизиться, и тогда я понял, что не могу просто оставить его. Я... Я хочу многое ему дать. Я хочу сделать его счастливым, но..." "Но?" "Но я не уверен, что справлюсь. Что у меня хватит сил на то, чтобы дать ему все, что ему нужно. У меня такой беспорядок в голове. Я не могу с собой разобраться, не говоря уже о детях. Я... я смогу сделать его счастливым? Дать ему любовь?" "..." "Мистер Фазбер, я верю, что у вас все получится. Мы с вами работаем над тем, чтобы вы пришли в норму. Уверена, что вы сильный человек, и справитесь со всеми сложностями. Даже с такой сложностью, как воспитание детей. Хотя... Я думаю, что вы как-то рановато взяли на себя ответственность за чью-то жизнь." "Я понимаю, да, но я не могу его бросить. И его появление в моей жизни... я чувствую, оно придает какой-то смысл." "Я поняла. И все же можете ли вы мне рассказать про этого мальчика?" Я прекрасно помнила этот момент. Я попросила мистера Фазбера рассказать про него, потому что заметила, что эта тема делала его чуточку живее. Даже по голосу это было слышно: в его ровном тоне появлялись хоть какие-то эмоциональные краски, хоть и еле различимые. Ему нравилось говорить про Грегори. Это было заметно и по отрывкам из следующих записей. "Представляете, Ванесса, Грегори впервые мне рассказал, как у него дела в школе. Рассказал, что какой-то одноклассник принес с собой карточную игру, и он в нее сыграл. Правда я не запомнил, про что это." "Грегори заметил, что у меня неживые глаза. Такое у меня уже долгое время, но я думаю, не пугаю ли его этим?" "Грегори удалось уговорить меня выйти прогуляться в парк. Погода была паршивая, но... слышали бы вы, как он смеялся. В этот момент мне самому захотелось хихикнуть. Странно, да?" Безусловно, мальчик привнес в его жизнь смысл, и отчасти благодаря этому состояние немного улучшилось. Но потом я наткнулась на очередную запись, где было это: "Думаю над тем, кто сможет присмотреть за Грегори, пока меня нет. Он, конечно, самостоятельный, но совсем одного оставлять не хочется. Может Чика? Она любит нянчиться с детьми. Или Бонни? Он очень занятой, но он всегда меня выручал. Родители... Они и так не были в восторге от того, что я усыновил Грегори..." "Подождите, мистер Фазбер. Вы и так нормально живете вместе, а в ваше отсутствие Грегори хорошо справляется сам. К чему вы это?" "Просто я думаю над тем, что будет, если мне придется... надолго отлучиться. Очень надолго. Я не хочу, чтобы он оставался совсем уж один." "Но вы же его не оставите просто так, верно?" "Я... Думаю, да." Это была одна из последних записей. Одна из его последних фраз, адресованная мне. Он уже тогда, когда был на грани, задумался над тем, что будет с Грегори и останется ли он один. Значит, мальчик ему не был безразличен до самого конца. Я оторвалась от экрана ноутбука и легла на спинку кресла. Я чувствовала себя полностью готовой. Осталось только решить, как преподнести все это своему маленькому пациенту. Будет ли целесообразно рассказать ему о наших беседах с мистером Фазбером? Не будет ли это нарушением врачебной тайны? Ладно Карен, она, несмотря на свою болтливость, хорошо умела хранить секреты, и в совсем уж личные подробности я ей не вдавалась. А Грегори? То, что я лечила его отца, он и так узнал, отчасти благодаря мне, плюс факт смерти пациента, если я правильно помню, должен позволить мне раскрыть факт того, что он обращался за помощью. Но я все равно не была до конца уверена. Появлялся вопрос: А хотел бы этого сам мистер Фазбер? Я начала массировать виски, думая, как выкрутиться. Сонливость только мешала мне сосредоточиться. Мне уже хотелось спать. Если бы мы просто могли поболтать, не как врач с пациентом, а как нормальные люди. Поболтать... Ну конечно! Я открыла глаза и выпрямилась в кресле. Ко мне пришла замечательная идея! Я тут же потянулась за телефоном, но мои глаза тут же были направлены на часы. 2:40?! Ох, ну и засиделась я! Звонить кому-то уже поздно. Значит, будем договариваться завтра. Я лениво потянулась в кресле и сладко зевнула. Сейчас я чувствовала себя как-никогда расслабленной и свободной от всех забот. Теперь у меня было все: и инструкции, как поступать, и доказательная база, и четкий план. Теперь можно спокойно заснуть. Сейчас чувствовала себя такой сонливой, что даже голос мистера Фазбера из записей казался колыбельной для моих ушей. Я встала, выключила ноутбук и погасила настольную лампу. Пора спать.---
Сегодня дома у меня было очень светло. Погода снаружи была очень солнечной, и лучи сквозь окна освещали мою небольшую гостиную. Настрой у меня был подобно погоде: светлый и бодрый. Я сидела на кресле, сложа руки в замок и поставив их на колени. Я старалась мягко улыбаться, чтобы не напугать своего гостя. Да, сегодня у меня был гость: мальчик лет десяти в синем полосатом свитере, с лохматыми темными волосами и крайне озадаченными глазами. Он неуверенно оглядывался по сторонам, оценивая обстановку, потом посмотрел на меня. Заговорить сразу он пока не решался. Терпение, Ванесса. Ему нужно время, чтобы адаптироваться. Не стоит спешить. — А почему мы у вас дома? — робко спросил мальчик. — Скажем так, у нас будет особый формат разговора. Я буду говорить с тобой не как специальный человек, не как врач. Я хочу с тобой поговорить, как человек, который.. хочет поделиться с тобой самым сокровенным. — Сокровенным? Грегори озадаченно смотрел на меня, немного наклонив голову. Он выглядел немного уставшим, что неудивительно: переживания очень быстро истощают детский организм. — Да, сокровенным. — ответила ему я, — Видишь, такие люди, как я, не должны много всего рассказывать, но порой так хочется. — А почему не должны? — Потому что иногда другие люди нам рассказывают те секреты, которые они бы не хотели рассказывать остальным. — Получается... у Фредди тоже были такие секреты? Я кивнула. — Были. У каждого человека они есть. Грегори немного поерзался в сидении, хмуро отводя взгляд. — Значит, вам он рассказывал, а мне — нет. — с некоторой обидой в голосе подметил он. — Справедливости ради, Грегори, он и мне не сразу решался открыться. Плюс это было необходимо, чтобы я ему смогла помочь. Парнишка так и не поднял на меня своего взгляда. Я продолжила: — И все же я понимаю, что ты хочешь знать о своем отце больше, поэтому поделюсь с тобой первым сокровенным. На самом деле... Я сделала небольшую улыбку на лице и наклонилась к мальчику поближе, словно пытаюсь ему сказать то, что никто другой не должен услышать. — На самом деле он много рассказывал о тебе. Я готова поклясться, что видела, как сквозь темные пряди взгляд мальчишки оживился на моей последней фразе. Он тут же поднял на меня свои глаза и я смогла увидеть в них то самое детское любопытство, которое горело слабым пламенем в его подавленном состоянии. — Правда? — кратко спросил он. Я кивнула ему. — Скажу тебе по секрету, на самом деле благодаря ему я многое узнала о тебе. Например... что ты очень-очень сообразительный мальчик. И если вспомнить то, как ты тогда добрался до моего кабинета, я в этом убедилась сама. Грегори повернул голову в сторону и начал чесать затылок. — На самом деле — робко начал он, — я просто нашел у Бонни визитку, где было ваше имя и адрес, и сам туда пошел. — Сам? По адресу? А тебе не страшно было одному ходить? — Я уже ходил по улицам один. Привык. Я тут же вспоминаю то, что слышала о нем от мистера Фазбера: до того, как попасть в приемную семью, Грегори был беспризорником. Это во многом объясняло его находчивость в подобном плане, так что это даже неудивительно. Вероятно, что и по улицам он научился так ориентироваться. — Скажите... Тихий мальчишеский голос отвлек меня от собственных мыслей. Я посмотрела на Грегори, который просверливал пустым, но внимательным взглядом. — А... А что он еще рассказывал обо мне вам? Я не сразу решилась ему ответить. Почему-то вдруг засомневалась в том, что делаю. Это все переросло в слишком личное. Хотел бы мистер Фазбер того, чтобы его любимый сынишка узнал о том, о чем мы говорили? Хотел бы он, чтобы я открывала все его карты? Я же врач, а врачи так не делают. ... Что я несу? Я же четко обозначила: Во-первых — Грегори, как его близкий человек, имеет право знать, особенно если это тесно связано с ним. Во-вторых — я не пытаюсь быть его врачом, я пытаюсь быть его другом. Я выпрямилась, положила руки на колени, кратко закрыла глаза и выдохнула. — Ну... Он рассказывал, что ты увлекался карточными играми в одно время, тебе нравятся роботы, ты очень хорош в математике, любишь мороженое, и что ты один раз катался на коньках. — Но про коньки Я вам рассказывал. — подметил Грегори. А у него хорошая память. — Верно, но я знаю также и то, что до этого ты никогда на коньках не катался. Такое ты мне не говорил, так ведь? Мальчик хотел уж было возразить, но у него не нашлось слов, и он неуверенно отвел свой взгляд. Значит, я была права. — Действительно... Много рассказывал... — тихо сказал он. С довольной улыбкой я посмотрела на мальчишку. Я была довольна тем, что смогла хоть что-то ему доказать. Но это еще не все. — А знаешь, что он еще рассказывал мне о тебе? — мягким полушепотом сказала я. Грегори медленно поднял свои глубокие кофейные глаза на меня. — Он переживал, что мог напугать тебя своими неживыми глазами, и что он недостаточно хорошо о тебе заботится. Особенно я помню, как он паниковал, когда ты болел. Так рассказывал... Я слегка посмеялась. Это тогда действительно было забавно наблюдать за мистером Фазбером, который, даже будучи спокойным, озадаченно спрашивал меня, как правильно детей лечить. При том, что у меня детей никогда и не было. Наверное подумал, что раз я врач, то могу лечить от всего? — Он вам и это рассказывал? — в голосе Грегори прослеживалось искреннее удивление. — Конечно! Я спрашивала, а он рассказывал. — Но почему вы его спрашивали обо мне? Я выпрямилась в кресле и мягко улыбнулась мальчишке. — Я говорила, что при его болезни он не мог испытывать счастья, потому что внутри его души были сбиты команды, отвечающие за эмоции. Даже не так: я бы даже сказала, что команды, отвечающие за счастье, были заблокированы, но... когда он говорил о тебе, Грегори, то одна небольшая команда была разблокирована. Он становился живее, когда рассказывал о тебе. Ему нравилось говорить о тебе. И говорил он много. Даже слишком. Последнюю фразу я сказала более саркастично, но я надеюсь, что парнишка этого не заметит. — Ты был той самой разблокированной командой, отвечающей за счастье. Ты был его тем самым единственным моментом, когда он мог хоть немного чувствовать себя счастливым. Но знаешь, что самое необычное? Этого хватило, чтобы он проявлял усилия для выздоровления. После этого он очень старался вылечиться, чтобы он мог снова испытывать счастье. И тебе даже не пришлось прилагать усилия. Невероятно, правда? После моей длинной речи Грегори выглядел очень ошарашенным. То ли от того, что не понял мой сложную аналогию про команды и эмоции, то ли от осознания того, как многое он сделал на самом деле для такого сломленного человека, как мистер Фазбер. Это и меня удивляло, ведь он даже ничего не сделал, в то время как мне понадобилось время и анализ, чтобы хотя бы с мертвой точки сдвинуть. Не думала, что скажу это, но Грегори очень здорово мне помог. Полагаю... Спасибо, Грегори? — То есть... — мальчик ошарашенно схватился за свою голову, — Я делал Фредди счастливым? — Да. — подтвердила ему я. — И я... Я был единственным, кто делал его счастливым? — По большей части, да. — И он хотел избавиться от этой болезни... ради меня? — Да, да! Все верно! К этому я и веду! Он очень старался ради тебя. Я наблюдала за ним долгое время, поэтому точно скажу тебе, что с появлением тебя он стал активнее лечиться. Возможно ты не замечал, но многие вещи, как, например, простые прогулки, он делал ради тебя. Он научился смеяться и улыбаться, чего он не делал, и это тоже ради тебя. Он любил тебя, Грегори, и ради этого он старался идти на поправку. Грегори несколько раз моргнул, будто ему в глаз что-то попало. Он начал прерывисто дышать, а свои ручки он сложил в кулачки и прижал к груди. В данный момент он выглядел так, будто ему открылась невообразимая истина, внеземная тайна, которая шокировала бы любого, но на самом деле тут все гораздо проще: Он узнал, что его никогда не хотели бросать. Что его все же любили, что он был любим. Всегда. Дыхание мальчика стало еще более прерывистым, словно он смеялся от счастья. Я сама уже начала улыбаться, будучи уверенной в своей победе. Мне удалось его убедить, что мистер Фазбер любил его. — Но... Грегори вот-вот начал улыбаться, однако его лицо постепенно расслабилось, и вновь приняло обреченный вид. — Но почему он тогда убил себя? Черт! Из-за своей самоуверенности я упустила одну важную вещь. Моя улыбка тут же спала, и я отвела взгляд от расстроенного ребенка. — Даже при то, что одна команда разблокирована, этого мало. — мрачно ответила я, — Его болезнь, подобно вирусу, захватывала и заражала его печалью и тоской, тяготила его. И этот вирус был очень большим. — Но вы сами сказали, что ради меня он многое сделал! — отчаянно воскликнул Грегори, — Что ради этой... "счастливой команды" или как это там называть, он старался вылечиться! И он чувствовал что-то счастливое! Неужели этого и правда мало? Я недостаточно старался? Он недостаточно старался? Или... Или... — Я? Ответ вышел из моих уст как-то случайно. Наверное, вылезло из моих собственных мыслей по всему этому. Мальчишка смотрел на меня таким болезненным взглядом, что мне хотелось сквозь землю провалиться. Он будто хотел меня в этом обвинить, но никак не решался, чтобы не обидеть меня. Знал бы он, что я на него за это не обижусь. — Или вы. — хмуро ответил Грегори, отвернувшись от меня. Наступила тишина. Каждый из нас был занят своими мыслями. Я не знаю, о чем думал мой маленький пациент, но сейчас я пыталась понять, куда дальше завести диалог. Все-таки на тот самый вопрос я ответа не дала, запрос не удовлетворила. Что же теперь ему сказать? — Наверное... У меня в голове появилась возможная теория насчет того, почему вообще это произошло, а не как иначе. И она вполне гармонировала с тем, что мистер Фазбер любил своего сына. Я даже хотела эту теорию озвучить. Хотела, но не решилась. — Наверное, нам стоит встретиться на следующих выходных. — выкрутилась я, — В то же самое время, на том же самом вместе. Мне казалось, что у меня недостаточно было доказательств к этой теории, из-за чего я не была уверена в ней. Мне нужно было еще немного времени, чтобы убедиться в ней. Плюс состояние ребенка меня не на шутку волновало. Сейчас он был в полном упадке, поэтому что-то ему вдалбливать я не хотела. На сегодня сеанс окончен.---
— Бонни тебя ждет внизу. Можешь выходить. — сказала я Грегори, который был полностью собран и ждал в прихожей. Он повернулся ко мне, смотря на меня стеклянным взглядом. Его шарф, который мальчик пытался завязать сам, почти волочился по полу и рисковал вот-вот упасть на пол. Печально, что его так и не научили завязывать такой элемент одежды. Видимо, придется сделать это мне. Я подошла к мальчику, встала перед ним на колени и взялась за концы шарфа. — Ты ведь не против? — спросила я. Грегори отрицательно помотал головой, тем самым дав разрешение привести в порядок его вязанный горчичного цвета шарф. Боже, что на меня находит? Я становлюсь слишком заботливой к чужому ребенку. То ли я смягчилась, то ли общая трагедия нас так сблизила. Удивительно, но пока я завязывала этот яркий шарф, я не чувствовала никакого отвращения. Я в этом даже находила... комфорт? — Вот. Самое то. — сказала я, закрепив последний узел. Я посмотрела на Грегори. Он же смотрел на меня особенно долго и внимательно, словно изучая меня. И это странно, потому что по большей части он либо избегал зрительного контакта со мной, либо смотрел пусто, расстроенно или яростно. — Что-то не так? — мягко поинтересовалась я. Мальчик все еще не отрывал взгляда от меня. — У вас глаза красивые. — тихо сказал он. Глаза? Ему понравились мои глаза? — Ах, да... Спасибо. — сказала я, издав маленький нервный смешок. Я встала на ноги и рукой неторопливо проводила Грегори к выходу. — Не забывай: то, что между нами было здесь, должно пока оставаться между нами, ладно? Дав такое напутствие, я аккуратно вывела мальчика за дверь. Тот напоследок снова повернулся ко мне, посмотрел прямо на меня еще пару секунду и убежал, даже не попрощавшись. Я заперла дверь и прислонилась к ней спиной, тяжело вздохнув. Боже, что за нервный период у меня пошел? И сон нездоровый, и работа ввалится, и на сладкое что-то тянет. Еще немного, и у меня начнется выгорание. Но я не должна сдаваться. Я обещала, что помогу мальчику, и я сделаю это. В этот раз я как никогда близка к тому, чтобы все исправить. Я провела ладонью по свои волосам и оторвалась от двери, чтобы взглянуть в зеркало, что висело в прихожей. А что там было? Да все то же самое: те же мешки под глазами, те же слегка растрепанные светлые волосы, собранные в хвост... И глаза. Мои зеленые глаза. "У вас глаза красивые." — эхом отдавался голос Грегори в моей голове. Он не первый, кого привлекали мои глаза: был Луис, который сравнивал мой оттенок с изумрудами; была Карен, которая говорила, что их очень легко читать; были даже некоторые пациенты, которых так или иначе привлекала эта деталь моей внешности. И был мистер Фазбер. "У вас очень добрые глаза, Ванесса." Почему-то вспомнилась эта фраза, которую услышала в одной из записей сеансов. Как и то, с какой удивительной теплотой он тогда ее произнес. Забавно, что в результате даже мысль о моих глазах привела к моему покойному пациенту. Я стала разглядывать свои глаза. Сейчас они выглядели скорее уставшими, чем добрыми, но, несмотря на это, они почему-то продолжали блестеть. Сверкать, как изумруды. Так ведь Луис говорил? Почему-то мое зрение стало расплываться настолько, что я не могла больше разглядеть свое отражение. Я протерла свои глаза и поняла, что они у меня наполнились влагой. Должно быть, что-то в глаз попало.