…
Привет.
Я хотел изначально все написать в письме, но потом решил, что у меня не получится все хорошо объяснить на бумаге, поэтому решил записать это видео. Выглядит все не так красиво, но… как есть.
Ну и…
…
Черт.
Я думал, что мне будет что сказать, но теперь я просто теряюсь.
Я просто не уверен, что продержусь до ближайшей недели. Может даже до ближайшего дня. По ощущениям меня словно тянет куда-то вниз, и мне сложно из этого выкарабкаться.
Поэтому и записываю это видео. На случай, если произойдет что-то нехорошее. Если… не выкарабкаюсь.
Мой терапевт сказал, что какие-то продвижения у нас есть, и что-то скоро должно поменяться. Но, по правде говоря, я не чувствую, что что-то меняется. Все остается таким же. Тяжесть остается такой же. И так уже длится последний год. Ничего не меняется.
Хотя знаете… Нет, я не прав. Что-то меняется.
Я, кажется, начинаю чувствовать, что что-то хочет выйти наружу. Я хочу это выпустить, но из-за всей этой тяжести внутри я не могу, и от этого становится еще хуже, еще больнее.
Я ждал того момента, когда я мог избавиться от этой боли и все это выпустить. Когда мог сказать все то, что хотел. Дать все то, что хотел. Я правда хотел дождаться того момента, когда мог открыть свою душу и сказать тем, кого я люблю, что я их… люблю.
Но… Этого момента я ждал уже год. Уже год я не могу сказать любимому человеку о том, как он важен для меня, и что я не могу открыто смеяться вместе с ним, как делают это нормальные родители. Я просто… Я не знаю, наступит ли вообще этот день, когда все кончится?
…
Черт.
Я не справляюсь.
Скорее всего я сейчас выгляжу жалким. Хотя внутри меня все так же жалко, как и снаружи.
Простите, если я напрягаю вас этим, вызываю у вас отторжение, неприязнь, может даже ненависть. Мне правда жаль за то, что я такой, но… Я не знаю, что с этим делать.
Бонни, я тебя знаю очень давно. Знаю, ты очень занятой, поэтому прости, что отвлекаю тебя и надоедаю тебе со своими проблемами. И прости, что я так часто тебя подводил в последнее время.
И ты, Чика, прости меня, что в последнее время я был такой угрюмый и не смеялся вместе с тобой, как было раньше. Прости, что не отвечал на твои звонки и не приходил к тебе, когда ты в этом нуждалась.
Рокси и Монти, вы тоже простите. Вы потрясающие ребята, и с вами работать было одно удовольствие. Ладили мы не очень в начале, но я все-таки рад, что мы в конце концов смогли подружиться.
И… Ванесса.
Я знаю, что вы тоже посмотрите это видео, если это произойдет. Найдете сами или вам это покажут, неважно. Я знаю, вы тот человек, который докопается до всей правды и пытается помочь, поэтому хочу, чтобы и вы знали.
Что бы ни случилось, я не виню вас в том, что сейчас происходит. Вы очень хороший человек, и вы мне очень здорово помогли. В конце концов если бы не вы, то кто знает… Может я бы закончил гораздо раньше.
Так что… спасибо вам. За все.
А Грегори…
…
Нет.
Для него у меня будет другое, отдельное послание. Есть вещи, которые я должен сказать именно ему.
…
Ээ, кажется, все?
Я не уверен, правда, что это видео кто-то посмотрит, но я надеюсь, что этого не случится. Это еще не конец. Впереди еще вещи, которые надо сделать. Много вещей.
Так что… Думаю, я справлюсь.
Я надеюсь, что справлюсь.
…
… Боже мой… Не думала, что после окончания видеоролика я останусь в таких неопределенных чувствах. Эти слова. Эти интонации. Говорил все тем же низким приятным, но бесцветным голосом, хотя и пытался придавать ему оттенки. Создавалось впечатление, что он пытался вести себя экспрессивнее, но то ли из-за препаратов, то ли из-за подавленного состояния, у него это получалось не слишком хорошо. Но при этом я впервые услышала в его голосе такую высшую степь отчаяния. Я не знаю, как мне удалось это уловить своим слухом, но за всю работу с этим человеком я поняла, что это было его самой наивысшей точкой, его лимитом. И самое грустное, что и этот лимит он пересек четырьмя словами:Я не справляюсь.
Извини.
С полным опустошением в душе я оперлась на спинку стула, пусто таращась на монитор ноутбука. Я все еще не могла принять тот факт, что этот человек сдался. В конце видео у него были проблески надежды, был настрой на то, что он справится если не ради себя, то хотя бы ради… Грегори. Стоп. В одно мгновение ко мне пришло ужасающее осознание. Грегори же был тем, ради которого мистер Фазбер хотел исправить свое душевное состояние, ради которого он хватался за те крошечные отголоски счастья, что у него были. И эти самые отголоски он не мог выпустить наружу как раз из-за болезни и ее процесса лечения. Он из-за состояния попросту не мог показать своему сыну свою искреннюю любовь, что делало из него зверя, запертого в тесной клетке, из которой не было выхода. Иначе говоря… Грегори неосознанно улучшил состояние мистера Фазбера… и одновременно с этим также неосознанно сделал еще хуже. Боже, как же ужасно это прозвучало. Насколько это действительно было правдой мы уже все равно не узнаем, но от одного лишь предположения мне было очень тяжело. А если бы Грегори об этом узнал? Как мне ему это преподнести? Он ведь не виноват в том, что так сильно повлиял на человека с депрессией. Просто… так вышло. Я нашла в себе силы оторваться от спинки стула, чтобы выключить окно с видеопроигрывателем. И тут же мой взгляд упал на второй видеофайл, тот, который «Для Грегори». Я задумалась: стоит ли отдать его адресату, доверить третьим лицам, оставить до лучших времен или вообще посмотреть самой? Что-то мне подсказывало, что отдать адресату сразу было не самой лучшей идеей в данный момент. И одновременно с этим пришла другая мысль: мистер Фазбер ничего не говорил о том, чтобы это видео не мог смотреть кто-то другой. Он лишь сказал, что запишет отдельное послание. Плюс все же надо изучить содержимое перед тем, как доверить ее ребенку. Сделав глубокий вдох и протерев указательными пальцами переносицу, я нажала на второй видеофайл.---
В этот раз все было как-то иначе. Небо на улице покрылось унылыми серыми облаками, и еще снег вовсю валил. Эти падающие белые хлопья за окном приковали мое внимание, и я неосознанно отвлеклась на них. Падающий снег словно загипнотизировал меня, и я просто таращилась в окно, наблюдая за ним. — Все хорошо? Чей-то голос прервал гипноз и вернул мой разум в эту комнату. Я несколько раз моргнула и повернула голову, посмотрев на того, кто обратился ко мне. Это был Грегори, чей усталый и немного волнительный взгляд был направлен прямо на меня. Точно же. Из-за этого падающего снега я и почти забыла, что сейчас у нас идет беседа. — Да, я просто отвлеклась, извини. — как-то неважно сказала я, отмахнувшись. Я уселась в кресле поудобнее, положила обе свои ладони на одно колено и… Черт, я даже и не знаю, с чего начать. Я знаю, что этот диалог выдастся тяжелым для нас. Мне придется раскрывать некоторые неприятные подробности, но проблема в том, что я не знаю, как подступить к этому. Это прозвучит странно, но я переживаю за Грегори. Сама не верю, что говорю, но это действительно так. Сейчас же в выяснениях причин мы зашли так далеко, что пути назад просто не было. Мальчик уже настроен на то, чтобы узнать ответы, какими бы неприятными они не были. Знаю, он не впервые сталкивается с тяжелыми моментами в своей жизни, которые сделали его гораздо взрослее: жизнь без родителей, бродяжничество, лицезрение смерти приемного отца, новость о том, что это он убил себя… Но для него это слишком много. Я говорю с ним про слишком тяжелые вещи. Мне… просто его жаль. Сейчас он все еще смотрел на меня стеклянным взглядом. Что ж, раз он ждет меня, тогда не стоит его задерживать, как бы страшно сейчас не было. Начнем, как есть, а дальше посмотрим. — Итак, Грегори, — начала я уже более основательно, — пока прошла неделя, я успела узнать несколько новых вещей. Тебе интересно послушать? Мальчик нерешительно отвел взгляд, словно обдумывая это предложение. Наконец он мне кивнул. — Здорово. — сказала я. Приготовься, Ванесса. Сейчас пойдет самая сложная часть. — Итак… Пока я выясняла кое-что насчет твоего отца я поняла многое. Считай, что это еще одна сокровенная вещь, которой я хочу с тобой поделиться, но сперва… Я немного привстала и потянулась за листком, что лежал на столе, чтобы передать его Грегори. — Тебе знакомо это? — спросила я. Мальчик взял лист и глазами пробежался по нему. — Да. Это мы с Фредди решали. — ответил он в легком недоумении, — Это было сложно, и я попросил у него помощи. Откуда это у вас? — Не поверишь, но нашла у него в комнате. — Вы были у него в комнате? — Грегори начал смотреть на меня с подозрением. Не стоило мне так скоро ему отвечать. — Скажем так, мне доводилось у него бывать в гостях. — выкрутилась я. Надеюсь, что это прокатит, и мальчишка больше не задаст других вопросов. — Ты скажи мне, Грегори, как давно вы занимались этим заданием? Мальчик стал внимательно вглядываться в листок, будто пытается вспомнить, в какой промежуток времени это было написано. — Я не помню точно, но очень давно. — нерешительно ответил он, — Я это уже знаю, и мы занимаемся другими. Почему вы об этом вообще говорите? — Наверное потому, что этот листок лежал на столе мистера Фазбера. Он его никуда не выбрасывал, тебе не отдавал. Значит, он сохранил это, потому что считал тебя очень умным мальчиком и гордился тобой, и поэтому... сохранил это на память, чтобы помнить о тебе! Я старалась ободряюще улыбнуться Грегори, который смотрел на меня, как на ненормальную. Да, звучит так, что я притягиваю за уши, обращая внимание на довольно незначительную деталь. Вполне возможно, что мистер Фазбер просто забыл это прибрать или выбросить, что при его состоянии было неудивительно. Но на самом деле я допускала вероятность того, что этот лист он действительно сохранил как напоминание о чем-то приятном. Плюс такой вопрос был всего лишь разогревом для более трудной темы. — Ладно, — сказала я, усевшись поудобнее, — мы с этим разобрались, теперь позволь спросить кое-что... Я сделала небольшой вдох, потому что дальше пойдет очень неприятный вопрос. — Ты помнишь, как умер мистер Фазбер? Грегори немного поежился на диване. — Он выпил много таблеток. — подавленно ответил он. — Да, верно. Если быть точнее, то выпил он много снотворного, чтобы заснуть и больше не проснуться. И это, скажу я тебе, наименее травматичный способ уйти из жизни. — Наименее травматичный? — Ага, причем наименее травматичный для тебя. Грегори непонимающе наклонил голову на бок. Я продолжала: — Видишь, люди умирают по разным причинам разными способами, и некоторые из них довольно жуткие. Мистер Фазбер мог уйти из жизни иными методами, которые я не стану перечислять, дабы тебе кошмары не снились, но он решил... просто напросто навечно уснуть. И сделал это в том числе и для того, чтобы не напугать тебя, если ты его все же найдешь. Ведь согласись, ты даже сам думал, что он просто спал. Ошарашенный моим выводом, Грегори грустно опустил голову, пялясь в тетрадный лист, который я дала ему ранее. — А может он вообще не думал, как умереть? — хмуро сказал он, — Ему без разницы было, как. — Я не отрицаю этого, Грегори, но смотри еще кое-что... Я немного приподнялась, чтобы достать из заднего кармана своих брюк сложенный лист бумаги, и протянула его мальчику. — Тебе знакомо это? Грегори осторожно взял лист из моих рук и развернул перед собой. — "Я не справляюсь. Извини." — прочитал он вслух содержимое, — Да, я помню это. Я нашел это в тот день, когда за Фредди приехали врачи. Я тогда не понял, что она значит. Я утвердительно кивнула головой. — Эту записку написал мистер Фазбер. Как думаешь, для кого она предназначалась? Грегори снова глазами пробегать по содержимому письма. В его взгляде я могла уловить непонимание, которое потихоньку перерастало в тревогу. Я думала, что он не поймет, и мне придется ему подсказать, но... — Это... для меня? Боже, какой же он сообразительный. — Она была для человека, который скорее всего обнаружит его первым. То есть да, для тебя. — подтвердила я. Грегори опустил руки с листом на колени и голову, в очередной раз скрыв свои глаза от меня. Он ничего не говорил. Вообще ничего. Наступила мертвая тишина. Атмосфера в комнате стала какой-то тяжелой. ... — Знаешь, — тихо начала я, — мистер Фазбер не переставал говорить о тебе даже на самых последних сеансах. Он думал о том, кто может с тобой присмотреть, пока его не будет. И еще рассказывал о том, как вы пойдете кататься на коньках. И еще этот лист с уравнением, и снотворное, и эта записка, и... Я выдохнула, в то время как Грегори так и не поднял на меня своих глаз. — Я все веду к тому, что он не переставал думать о тебе до самого конца. Он очень любил тебя, но... он не мог правильно выразить свои чувства к тебе. Не мог, потому что его сломанное состояние, эти самые заблокированные команды эмоций не позволяли ему это сделать. И это... это приносило ему очень сильную боль, с которой ему было очень сложно справиться. Грегори все еще не поднимал своих глаз на меня. Я чувствовала, что каждое слово давалось мне все сложнее и сложнее. Но я продолжала: — На самом деле твой отец не хотел бросать тебя. Даже напротив, это он считал себя недостойным быть с тобой, потому что он не мог подарить тебе ту любовь, в которой ты нуждался. Он считал себя недостаточно хорошим для тебя. Он хотел поправиться, хотел быть лучше, чтобы он мог сделать тебя счастливее, и если бы он продержался еще чуть дольше, то наверняка бы у него все получилось, но... он сдался. Болезнь поглотила его окончательно, и он решил избавить себя от нее... таким вот образом. Я замолчала, грустно опустив свой взгляд. Внутри было у меня пусто, сухо. Мне до сих пор было совестно за то, что я не смогла спасти его, не заметила все его тревожные знаки. И это будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь. — Такое мое предположение. Мой окончательный вывод. — завершила я, — Верить в это или нет, решать только тебе, Грегори. Я осмелилась поднять свой взгляд на мальчишку, который до сих пор сидел с опущенной головой, держа в руках мятую записку. Мы снова сидели в тишине, не решаясь вставить хоть какое-то слово. Я и так сказала все, что хотела, а Грегори еще предстояло осмыслить все вышесказанное, и неважно, сколько времени у него это займет. Если ему понадобится на это весь оставшийся день, то пусть будет так. Я никуда не тороплюсь. ... — Неправда. Емкое слово вырвалось из уст мальчика, и я пригляделась к нему. Его плечи начали слегка дрожать. — Неправда. — повторил он сломленным голосом, — Я был счастлив с ним. Даже если он не мог смеяться. Даже если он не сразу вставал по утрам. Даже если он... он был таким! Он был рядом. Он не бросал меня, и этого мне хватало! Мне всегда этого хватало! Почему... Почему он этого не понял? Я могла видеть, как капли падали с его лица прямо на бумагу. Это побудило меня встать со своего кресла, обойти стол и медленно сесть рядом с мальчиком. Я не решилась сразу до него дотронуться, но смогла заметить, как предсмертное письмо мистера Фазбера немного намокло от соленых капель. — Просто... так вышло. — только и сумела выдавить из себя я. Плечи Грегори стали дрожать еще сильнее. Он прикрыл свое лицо ладошками, и я уже могла отчетливо слышать его приглушенные всхлипы, которые ему было все сложнее сдерживать. От этой картины даже у меня сердце стало разрываться на части. Боже, я довела ребенка до слез, и теперь его даже не утешу? Я подняла свою руку и аккуратно положила на его плечо, мягко поглаживая. Так я могла прочувствовать его дрожь, что пробегала по его телу с каждым всхлипом и прерывистым дыханием. Никаких ласковых слов я ему не говорила, потому что я просто не знала, что говорить. И я думала, что такого жеста будет вполне достаточно. Неожиданно Грегори упал ко мне, что обескуражило меня. Тут он дал волю своим чувствам и стал просто рыдать, не отрывая ладоней от своего лица. Я несколько растерялась: все-таки не каждый день чужие дети плачут на моих руках. Однако я смогла найти в себе смелость аккуратно и невесомо приобнять несчастного за его хрупкие плечи и поглаживать их. К тому моменту его плач немного стих, и он стал периодически кашлять из-за громких рыданий. — Все хорошо. — непривычно ласковым тоном сказала я, — Как я говорила, тебе не нужно бояться показывать свои чувства. Даже передо мной. Грегори немного оторвался от мне, чтобы посмотреть в мои глаза. Теперь я могла отчетливо видеть его лицо: красное, мокрое и опухшее, зато его темные глаза засверкали от слез, из-за чего они теперь не казались такими пустыми. Эти глаза были печальными, но живыми. Мальчик хотел мне было что-то сказать, но его лицо вдруг скривилось и он снова прижался ко мне, дрожа. Я опять его слегка приобняла и гладила по плечам, хотя моя внутренняя совесть говорила мне, что я слишком много себе позволяю по отношению к чужому ребенку. Я оправдывала себя тем, что мальчишке просто нужен тот, кто утешит его, и я была ближе всех, но со временем я поняла, что я сама пыталась найти в этом утешение для себя. Мы просто искали комфорт друг в друге. Вдруг мое зрение снова начало расплываться. Кажется, опять что-то в глаз попало. Хотя кого я обманываю?---
Открывая дверь дома, я почувствовала, как холодный зимний ветер продувает меня, заметая снежные хлопья прямо в помещение. На радость мне, он меня не снес, поэтому я аккуратно вывела Грегори вперед и вышла вслед за ним. Да, в этот раз я решила спуститься с ним: после такого эмоционального взрыва мне нужно было убедиться, что все с ним будет в порядке. Оказавшись на улице, мы взялись за руки и пошли вперед. Снега было особенно много, и сквозь него трудно было разглядеть дальнейшую дорогу. Несмотря на это, знакомую фигуру мы все же смогли увидеть, как и она смогла увидеть нас. — Бонни! — позвала я, подходя ближе вместе с Грегори. Заметив нас, мужчина приблизился. — Хэй, ну как вы? — сказал он, остановившись и засунув руки в карманы своей куртки. — Мы — нормально. — ответила я, — Много обговорили, пар выпустили. Было сложно, но мы справились. Да, Грегори? Мальчишка активно кивнул мне. Выглядел он измотанным, но более подвижным, чем он был в начале нашей встречи. И в его глазах заново начинал загораться этот детский огонек. Удивительно было еще то, что он до сих пор не отпустил мою руку. — Что ж, я рад. — довольно сказал Бонни, — Ну, мы тогда пойдем. Мы еще договоримся насчет встречи с вами. Я кивнула ему в знак подтверждения. Мужчина же протянул свою руку Грегори. — Ну что, малыш, пойдем? Мальчик посмотрел на меня своими блестящими темными глазами, почему-то ожидая от меня реакции. Я ему мягко улыбнулась. — Ну, иди давай. — беззлобно сказала я, отпуская его руку. После этого Грегори взял за руку мужчину, и вместе они пошли вперед, отдаляясь от меня. Но стоило им сделать всего пару шагов, как вдруг... — Эй, Бонни. — сказал вдруг Грегори. Бонни остановился и обменялся взглядом с мальчишкой. — Что такое? Мальчик немного помешкался, а потом неожиданно спросил: — А мы поедем навестить папу? Бонни немного пошатнулся от данного вопроса, и я вместе с ним. Надо же, он снова начал называть его папой. — Ну... Мы можем поехать на следующих выходных, как время будет. — неопределенно ответил мужчина. — Но я хочу сейчас! Мне столько всего ему нужно рассказать! Парнишка все никак не унимался. Даже со стороны я видела, как его нетерпение нарастало с каждым его движением. Бонни, немного подумав, наконец ответил: — Ну, если ты не устал, и ты действительно готов, то можем поехать сейчас. Но если что-то случится, то сразу говори мне, хорошо? Грегори кивнул Бонни а потом тут же повернул голову в мою сторону и... улыбнулся. Улыбка у него была слабая, усталая, я бы даже сказала, что еле заметная, но даже этого было бы достаточно, чтобы растопить целые сугробы, которые тут намели. Возможно я так думаю, потому что я впервые вижу, чтобы он улыбался, пусть даже и так. — До свидания, Ванесса! — воскликнул мне парнишка. Бонни помахал рукой на прощание, и вместе парочка ушла вперед, скрывшись за занавесом снегопада, в то время как я продолжала стоять одна, укутавшись в зимнее пальто поплотнее и не торопясь уходить домой. Нет, это не было нашей последней встречей с ним. Впереди было еще много, очень много работы, чтобы восстановить душевное равновесие. Впереди предстояло очень длительное путешествие к принятию всего произошедшего. Тем не менее, уже задан хороший старт, и от него можно оттолкнуться. У меня уже на этот счет появились хорошие прогнозы. Я посмотрела на небо, откуда падали снежные хлопья. И падали они красиво. Я почувствовала, как на моем лице появилась улыбка. Не беспокойтесь, мистер Фазбер. Ваш сын справится. Я позабочусь об этом. ... Ах да. Вам наверняка интересно, что же было во втором видео послании, да? Ну, его время еще придет.