Доверие

Ночь Ожиданий холод Боль Словно я расколот Я ничего не вижу Сам себя я ненавижу «Ночь», Андрей Губин

Утро следующего дня у Северуса не задалось. Полночи он обдумывал неожиданный ход Минервы и причины, по которым на эту странную аферу согласилась Грейнджер. Конечно, он понимал, что история с его исследованиями была притянута за уши, ведь он готов был отдать старой кошке все имевшиеся бумаги. В Мунго работали не идиоты и, с учетом, что разработки были практически завершены, целители могли бы самостоятельно разобраться в бумагах и завершить проекты. Очевидно, Минерва действительно волновалась за него и переживала настолько, что даже вовлекла Грейнджер. Но он не мог понять ее действий. Конечно, две гриффиндорки были практически единственными людьми, кто во время последних месяцев войны знал о нем правду и доверял, но они не были с ним столь близки. Даже Альбус, в работе с которым он провел добрую половину своей жизни и с которым в некотором роде сдружился, по правде, не был заинтересован в его благополучии и, пожалуй, даже не видел в нем человека. Единственными разумными причинами вмешательства в его жизнь Северус находил чувства вины или долга. Причем, как у МакГонагалл, так и у Грейнджер. Старая кошка, наверняка, корила себя за то, что возненавидела его в свое время и, даже не попытавшись задуматься, поддерживала нестабильность в Хогвартсе, усложняя его работу, а Грейнджер, должно быть, просто чувствовала себя обязанной, потому что он помогал им тогда, в особенно тяжелое для них время. К тому же, Грейнджер всегда страдала синдромом спасателя, что не было для него новостью. За время своей жизни Северус давно уже понял, что к нему люди никогда не относились искренне. Либо они искали материальные выгоды, либо удовлетворения потребностей, никто не интересовался им самим, и он смирился с этим. В конце концов, мир никогда не был честным и идеальным, но жить как-то приходилось. Снейп посчитал, что проще дать обеим женщинам разобраться с гложущим их чувством вины, чем продолжать отпираться. К тому же, было бы хорошо, чтобы его исследования не пропали даром и принесли пользу, с учетом, сколько времени он посвятил сбору данных. Потому он решил воспринимать Грейнджер как временное, пусть и раздражающее, обстоятельство. Еще немного, и он сможет спокойно закрыться в собственном доме, доживая свои дни в темноте. На этой невероятно радужной ноте, Снейп провалился в сон, который однако не смог принести ему столь необходимого спокойствия. Почти каждую ночь ему снились кошмары, и эта не была исключением. Северус уже начал задумываться, а не было ли это частью проклятия Лорда. Поначалу кошмары Северуса больше походили на быстро сменявшие друг друга картинки, чаще всего со сценами битв, пыток и ужасных проклятий, но позже образы начали размываться, пока не исчезли совсем. Северус предполагал, что это было связано с тем, что его мозг, не получавший изображений в реальности, начал стирать их и в подсознании. Но несмотря на то, что он больше не мог видеть абсолютно ничего, его сны стали еще ужасней, чем были раньше. Теперь он слышал режущие слух душераздирающие крики жертв, ощущал кровь на своих руках, чувствовал ее ужасный металлический запах. Позже к этому добавились эпизоды, когда его буквально скручивало от фантомной боли, такой, какая появляется от долгого изнурения круциатусом, излюбленным наказанием Лорда. В такие моменты он не всегда мог сразу понять, проснулся он уже или нет. Крупная дрожь от боли продолжалась в реальности, и тьма продолжала окружать все пространство вокруг. Порой, когда он находился один в своем доме, ему казалось, что он и не просыпался вовсе. Дни сливались в один сплошной и тягучий кошмар. Эта ночь была ничем не лучше предыдущих, поэтому, когда Северус услышал стук в дверь, который немедленно отдался тупой болью в голове, он громко выругался, поднимаясь с кровати и надевая футболку в дополнение к спальным брюкам. Грейнджер появилась совершенно не к месту, но он не мог и дальше игнорировать этот монотонный стук и, махнув рукой в сторону двери, тем самым открывая ее, начал осторожно спускаться по ступеням на первый этаж. К тому времени Гермиона уже успела заволноваться. Снейп не открывал дверь в течение нескольких минут, и за это время она успела перебрать в голове десятки сценариев: начиная с тех, в которых с ним произошло нечто ужасное, заканчивая теми, в которых он передумал насчет их соглашения. Но когда она увидела его, спускающимся со второго этажа, то сразу все поняла — он чувствовал себя плохо. Мужчина медленно спускался вниз, одной рукой касаясь стены, другой держась за собственную голову. Наблюдая за ним, не облаченным в извечно закрытую одежду, Гермиона с тревогой заметила, как сильно он похудел — скорее даже осунулся, а с его бледного лица успели сойти последние краски. — Мисс Грейнджер, — негромко произнес он, тут же хмурясь. Голова и правда раскалывалась. — Сегодня не лучшее время для разбора исследований. Гермиона кивнула, но быстро опомнившись, согласилась с ним вслух. — Возьмите себе часть бумаг из гостиной. Они лежат во втором ящике комода, — продолжил говорить он, остановившись перед ней в узком коридоре с протянутой вперед рукой. — Завтра сможем обсудить то, что вы успеете изучить. — Хорошо, — ответила Гермиона шепотом, вторя ему. Ей не хотелось причинять Снейпу дополнительной боли громким звуком своего голоса. Когда Гермиона направилась к комоду в гостиной, он уже скрылся на кухне, где заваривал себе чай. Открыв нужный ящик, Гермиона обнаружила в нем небольшую стопку бумаг, около двадцати листов. Просмотрев их, Гермиона хотела закрыть ящик, но, дотронувшись до его нижней части, неожиданно почувствовала, как отодвинулось дно. «Скрытый отсек?» — подметила про себя Гермиона и воровато обернулась на Снейпа. Он все еще возился с чайником. Вернув взгляд к ящику, Гермиона приоткрыла отсек сильнее и увидела в нем еще несколько бумаг. Когда она прочитала заголовок, ее брови в удивлении взлетели вверх. Это был его анамнез случившегося, причем составлял он его, судя по всему, сам, анализируя свое состояние. Строчки были записаны самопишущим пером. Глядя на бумаги, Гермиона ясно понимала, что если влезет сюда и заберет их, рискует подорвать то хрупкое подобие доверия, что все еще оставалось между ними после войны. С другой стороны, записанные им рассуждения могли стать ключом к разрешению проблемы, из-за которой Гермиона здесь и была. Эти бумаги были тем самым отправным пунктом, с которого можно было начать работу. Волшебница оглянулась еще раз. Снейп не проявлял к гостиной ни малейшего интереса, и тогда она сделала выбор. Вытянув из отсека оставшиеся бумаги, Гермиона добавила их к общей стопке и, вернув конструкцию на место, закрыла ящик. Она понимала, что вряд ли ее поступок можно назвать хорошим, но сейчас ей казалось, что она поступила правильно. Завершив свою небольшую аферу, Гермиона прошла на кухню. Снейп сидел за барной стойкой, потягивая чай, и обхватил голову рукой, зарываясь пальцами в волосы. Все же было что-то ужасно неправильное в том, что видела Гермиона — Снейп всегда представлялся ей сильным, почти что железным человеком. Сначала его темный образ пугал ее, но со временем начал вселять уверенность и даже вызывать восхищение — что бы не случалось, он всегда появлялся в своей летящей черной мантии и размашистым шагом шел навстречу опасности. Извечно приподнятый подбородок, идеально ровная спина и сосредоточенный взгляд, не пропускавший ни одной лишней эмоции — таким был его образ. Но Гермиона напомнила себе, что это и был лишь образ. Мужчина, сидевший сейчас на кухне, потерявший зрение и надломленный болью, был самым прямым доказательством этого факта. Никто раньше не видел его таким — он не позволял этого. Казалось, Снейпу было важнее и проще всегда держать лицо перед другими людьми, нежели позволить себе поделиться хоть с кем-то тем, что в самом деле было у него на душе. Но Гермионе искренне захотелось изменить это. После их последней встречи она решила попытаться сблизиться с ним, и тогда, даже если у нее не получится вернуть ему зрение, она хотя бы сможет показать ему, что доверие не всегда приносит боль. Но Гермиона не была уверена, что ей по силам эта задача, учитывая, как он отчаянно сопротивлялся. Когда она видела Снейпа таким, она сама теряла свою решительность, и даже простой вопрос, вертевшийся у нее в голове с начала встречи, задать никак не получалось. — Вы хотели что-то еще, мисс Грейнджер? — внезапно спросил сам мужчина, отчего Гермиона слегка вздрогнула. Как давно он понял, что она была здесь? Она шла очень тихо, да и Снейп никак не отреагировал, когда она вошла. — Я чувствую вашу магию, не стоит притворяться, что вас здесь нет, — сказал он, словно читая ее мысли. В удивлении Гермиона подняла брови. — Но как? Разве это возможно? Я никогда о подобном не слышала, — в замешательстве произнесла она. Снейп устало вздохнул. — Вы в своем репертуаре, мисс Грейнджер, — ответил мужчина без энтузиазма. — Я смогу рассказать вам в другой раз, если вы захотите. А сейчас, если у вас нет вопросов к работе, не топчитесь здесь, — он махнул головой в сторону коридора. — Дверь открыта. «Гостеприимно, ничего не скажешь» — подумала Гермиона. Но его прямой ответ, спровоцировал ее на столь же прямой вопрос, который она боялась задать. — Вам нужна помощь? — спросила она, стараясь вложить в голос всю ту уверенность, что у нее оставалась. Снейп скептически приподнял бровь, но не повернул в ее сторону свою голову. — О чем вы, мисс Грейнджер? — его пальцы чуть сильнее сжали горячую кружку. «И к чему он задал этот вопрос? Неужели не ясно?», — недоумевая, подумала Гермиона. Что же, если он хотел вывести ее на прямой разговор, она была готова ответить ему. — Вы понимаете, о чем я, — произнесла она, но Снейп промолчал и Гермиона продолжила. — Вы явно чувствуете себя не прекрасно. — А вы явно суете свой нос в чужое дело, — парировал он. — Возможно, — согласилась Гермиона. — Но отчасти поэтому я и здесь. Северус не нашелся, что ответить, а потому ограничился вопросом, вложив в голос как можно больше яда. — И что вы хотите сказать, мисс Грейнджер? — Лишь то, что у меня есть с собой немного зелья от головной боли. — Вы думаете, я не способен изготовить его самостоятельно? — ответил ей Снейп, надменно задирая подбородок. На деле он знал, что не мог сделать зелье, но признать это при Грейнджер было выше его сил. Лишившись зрения, он потерял дело всей своей жизни и, признаться честно, чувствовал себя от этого до крайности бесполезным. Просто сломанной игрушкой. — Я ни о чем подобном не думаю, — произнесла Гермиона, начиная терять свой запал. Объясняться с ним дальше было равносильно бросанию мяча в стену — что бы она ни произносила, нормального разговора не получалось. Тогда Гермиона просто призвала пузырек из своей сумки, зачарованной заклятьем незримого расширения, и подошла к барной стойке. Снейп тут же напрягся, едва заметно подаваясь назад. Гермионе так и хотелось сказать ему, что она не собиралась к нему прикасаться, но сдержала комментарии при себе. Оставив флакон на столе перед ним, она отошла обратно. — Можете сделать с ним, все, что вам будет угодно, — произнесла она. В ее голосе сквозили усталость и недовольство. Снейп продолжил молчать. Он не притрагивался к флакону и застыл, напоминая мраморное изваяние. Похоже, монолог стоило заканчивать. — Увидимся завтра, — сказала Гермиона и, не дожидаясь его ответа, повернулась в сторону коридора. Через минуту звук ее шагов стих, а дверь закрылась с характерным щелчком. Некоторое время Северус просидел совершенно не двигаясь. Он чувствовал, как в нем закипал гнев: от подачки Грейнджер, от ее слов, от того, что она вообще была здесь сегодня, а главное, от ощущения собственной беспомощности. В злости он схватил кружку и с размаху бросил ее перед собой. Послышался звон битого стекла. Поднявшись со стула, Снейп нащупал на столе одиноко стоявший флакон. Ему хотелось поступить с этой вещью точно также, как с кружкой, но боль, с новой силой вспыхнувшая в его голове, не дала ему этого сделать. Охваченный ненавистью к себе и своей беспомощности, Снейп выпил зелье и медленно прошагал на второй этаж.