Я был влюблён в Вас, Вы казались мне Моих иллюзий перевоплощением Корабль мой покоится на дне Я в лодке, мне не справиться с течением Я был влюблён в Вас и влюблён сейчас Когда в цветах и яблоня, и вишни Моя внезапно вспыхнувшая страсть Которая дороже целой жизни. «Я был влюблён в Вас», Сплин
— Как я уже говорила — идея заключается в использовании ментальной магии для погружения в ту часть сознания, которая воспринимает зрительные изображения, — сказала Гермиона. Они встретились на следующий день после примирения для того, чтобы обсудить тактику легиллименции, разработанную Гермионой при участии Гарри. Северус сидел рядом с ней на качелях в небольшом саду. Его и так невидящие глаза были прикрыты. Он пытался вслушиваться в слова Гермионы, но его мысли блуждали далеко от заданной темы. Северус размышлял о событиях последних недель, а скорее даже — последнего месяца. Северус признался себе, что был искренне рад возвращению Гермионы после их глупой ссоры, которую сам же и спровоцировал. И, конечно, дело было не только в том, что Грейнджер привлекла к эксперименту по ментальной магии Поттера. Проблема лежала куда глубже, и она была в нем самом. Примерно месяц назад, через несколько дней после того, как Гермиона сблизила их общение, прикоснувшись к нему, Северус впервые поймал себя на странной мысли — она вызывала в нем интерес. Раньше он не думал о ней, как о девушке, он ценил ее гибкий ум, упорство, изящество в создании новых зелий. Несмотря на то, что Гермионе не хватало опыта, и зелья не были ее настоящей страстью, она отдавалась делу, когда ставила перед собой конкретную цель. Он ухмыльнулся, отметив, что отчаянное упорство было одной из черт львиного факультета, к которым он всегда относился с пренебрежением, но в этом конкретном случае оценил. Северус ясно осознал, что сначала был заинтересован в ней, как в перспективном специалисте, но после того дня в саду все изменилось. Северус стал думать о ней — о ее прикосновениях, мягком голосе и вьющихся волосах, которые, к своему разочарованию, мог лишь ощутить, и внезапно понял, что теперь думает о ней, как девушке, молодой женщине. И испугался своих мыслей. Он одновременно ждал Гермиону и ненавидел себя за это. Как и всегда, Северус пытался обосновать все логически — она была единственным человеком из внешнего мира, с кем он контактировал последние месяцы — отсюда и возникшая привязанность. Каждый раз после их встреч он убеждал себя в том, что его мысли и чувства — не больше, чем временное наваждение, что скоро наваждение рассеется и он осознает, что ничего особенного в ней нет. Но каждый раз, когда она возвращалась, его сердце против его воли ускоряло бег. Вскоре к мыслям прибавились сны. Северус все также не мог ничего в них увидеть, но он чувствовал, и этого было более чем достаточно. Он ощущал ее тонкие и нежные пальцы сначала на своих руках, на лице, а после и на всем теле. В этих снах она дарила ему почти невесомые поцелуи, медленно, будто мучая, снимала с него вечно закрытую одежду и шептала на ухо что-то, чего он не мог разобрать. После таких ночей Северус просыпался возбужденным и со смесью отчаянного стыда и желания удовлетворял себя собственными руками. Он пытался бороться с внезапно взыгравшими чувствами, но они продолжали наполнять его разум, не позволяя сохранять рациональность. Северус размышлял о том, как жалко выглядел бы, узнай о его душевных метаниях сама Гермиона. Он — бывший Пожиратель, ослепший и покалеченный войной человек — был совсем не тем, кто подошел бы молодой перспективной женщине. Он представлял, как Гермиона, узнав о его мыслях, отдернет в смущении или даже отвращении руку и никогда больше не вернется. Но даже если бы она приняла его чувства, она сделала бы это из жалости. В этом Северус был уверен, и это было хуже всего. Более того, он не хотел втягивать Гермиону в такое бесперспективное существование. Потеряв зрение, он утратил интерес к самой жизни, которая стала окончательно серой. Именно поэтому Северусу было тяжело находиться рядом с Гермионой. Чувства, прежде давно остывшие, теперь разрывали его: от потребности ощутить ее прикосновения и услышать ее ласковый голос, до желания отстраниться и выгнать ее из своего личного пространства, чтобы не чувствовать то странное тепло, до боли разгоравшееся внутри. Ухудшало положение то, что Гермиона была расположена к нему и своими простыми невинными действиями ломала его самоконтроль. Северус не мог и предположить, что у нее внутри бушевали чувства схожие с теми, что испытывал он сам. Когда Северус оттолкнул ее в последней ссоре, на первые мгновения ему стало легче. Она сказала, что больше не собирается возвращаться, и это было к лучшему. Но дни шли, и Северус чувствовал себя все хуже. В конце концов, он проиграл битву с самим собой. Когда спустя неделю он понял, что Гермиона действительно не вернется, он осознал, что ощущение болезненного пожара внутри, когда она рядом, лучше пустоты, занимавшей душу без нее. Северус ужасно злился на себя за то, что так и не смог выучить жестокий урок, принесенный ему давней влюбленностью в Лили, и это осознание лишило его всяких сил для борьбы. Северус сдался своим же чувствам и поступил так, как никогда бы не поступил в трезвом рассудке — он решил все исправить. К его облегчению, Тинки никогда не задавала лишних вопросов и вскоре вернулась, с гордостью объявив, что «госпожа Гермиона сегодня вернется». От этих слов его сердце ускорило бег. Это значило, Гермиона тоже не хочет разрывать их общение. Это было хорошо. Проходя медленными неуверенными шагами по саду к старым, но уже не поскрипывавшим благодаря Гермионе качелям, Северус твердо решил, что не позволит ей узнать о своих мыслях. Его чувства — только его, он справится с ними, но Гермиона не должна ничего узнать.***
— Северус? Голос, прозвучавший словно издалека, казался немного взволнованным. Ощутив прикосновение к своему предплечью, Северус, наконец, вынырнул из своих мыслей. — Да? Он вдруг понял, что уже давно потерял нить разговора, погрузившись в себя. — Так вы готовы? — Гермиона убрала руку с его предплечья, отчего Северус мгновенно ощутил укол разочарования. — К чему именно? Северус понял, что прослушал больше, чем предполагал. Раньше он не позволял себе настолько отвлекаться от разговора. Надо было собраться. — Вы меня не слушали? — произнесла Гермиона, спустя пару секунд молчания. В ее голосе не было обиды или раздражения. Он звучал, как и прежде, мягко, и Северус позволил себе отвлечься еще на секунду, чтобы представить мягкую улыбку, озаряющую ее лицо. — Признаться честно, я пропустил ваши последние слова, — ответил он, улыбнувшись в извинении. — Ненадолго задумался. — И о чем, не расскажете? — Гермиона смотрела на него с любопытством. — Боюсь, что на этот раз нет, — мягко ответил Северус. — Ну хорошо, — Гермиона пожала плечами и улыбнулась. — Я предлагала вам попробовать ментальную тактику. Конечно, мы с Гарри экспериментировали в условиях, когда… оба человека имеют зрение. Но я думаю, что у нас с вами получится адаптировать тактику. И если все получится, мы попробуем воспроизвести такую связь с фамильяром. Северус помолчал, обдумывая предложение Гермионы. Позволить ей влезть в его голову было достаточно опасно. Конечно, его ментальные щиты выдерживали и Темного Лорда, но последнее время в его голове творилось нечто непостижимое. Гермиона восприняла молчание Северуса по-своему. — Вы, наверняка, думаете, что я не смогу удержать связь или, еще хуже, нарушу ее, вызвав необратимые последствия, — голос Гермионы звучал немного расстроено. Должно быть от того, что она решила, что Северус не верил в ее способности. — Я много практиковалась… И с Гарри, и без него. Я понимаю ваши сомнения, но уверена, что все получится. Тем более с вами. «Знала бы ты, о чем я действительно думаю», — промелькнуло в голове у Северуса, чему он безрадостно усмехнулся. — Я верю в ваши способности, Гермиона, — произнес он, ненароком уловив ее сомнения. — Мне нужно некоторое время, чтобы подумать, решить и подготовиться. Гермиона кивнула головой, снова забыв, что он не может этого увидеть, но Северус, привыкший к этой маленькой особенности, продолжил говорить. — А пока, быть может, я могу вам с чем-то помочь? — в его голосе промелькнула едва слышная надежда. Когда Гермиона обращалась к нему с вопросами по своим проектам, Северус мог чувствовать себя действительно нужным и не таким уж никчемным, как обычно. Гермиона, услышав его предложение, внезапно оживилась. — Думаю, можете, — дотянувшись до своей сумочки, она зашуршала бумагами. — Мы с отделом работаем над улучшенным волчьелычным зельем, после которого оборотни в полнолуние смогут не превращаться. Я сделала расчеты по сочетаемости ингредиентов, но в паре моментов не могу разобраться. Найдя нужную страницу, Гермиона начала читать Северусу спорные выдержки из исследования. Они быстро погрузились в работу, разбирая теорию и споря о том, насколько безопасно соединять состав из плюща с мелко нарубленным панцирем огненного краба, и о многом другом. Никто из них не заметил, как быстро прошли следующие пять часов.***
Так, в работе прошло несколько дней. Теплых деньков становилось все меньше, а солнце уходило за горизонт все быстрее, поэтому большую часть времени они вновь проводили в гостиной. Северус был несколько этим разочарован: пространство гостиной было слишком мало, и мир, ненадолго расширившийся за пределы дома, вновь сузился до одной комнаты, продуваемой периодическими сквозняками. Ему до того осточертело это узковатое пространство, что он всерьез начал задумываться над маггловскими способами передвижения для незрячих, о которых Гермиона говорила после провалившихся зелий. К слову, Северус все также упоминал темномагическое зелье, которое с большей долей вероятности могло помочь ему, но Гермиона по-прежнему отказывалась от него, ссылаясь на собственную неопытность и страх ухудшить положение вещей. В последний день исследований волчьелычьего зелья погода соблаговолила улучшиться, и они снова перебрались в сад. Северус был особенно задумчив: их работа подходила к концу, а это значило, что он больше не может оттягивать решение по ментальной практике Гермионы. Снейп знал, что готов попробовать, но если Гермиона увидит хоть что-то из его мыслей, это может стать катастрофой. Словно прочитав его мысли, Гермиона перестала писать в ежедневнике и, убрав его в сумку, коснулась его руки. — Спасибо, что помогли мне, Северус, — произнесла Гермиона с улыбкой. — Думаю, теперь исследования сдвинутся с мертвой точки. Северус, не догадываясь, отзеркалил ее улыбку. — Я был рад поучаствовать, — он невесомо погладил пальцем ее ладонь. — Держите меня в курсе ваших экспериментов. — Конечно, — Гермиона кивнула. На какое-то время повисла пауза. Оба они думали об одном и том же. — Вы готовы… — Гермиона заговорила первой. — Попробовать… ментальную тактику? — Думаю, да, — Северус старался, чтобы его голос прозвучал уверенно, но для сомнения не ускользнула из его интонации. — Давайте попробуем. — Вы ведь помните теорию? — Да, конечно, — его ответ прозвучал резче, чем он рассчитывал. Северус действительно нервничал. — Быстрее начнем… — Конечно, — Гермиона уловила его настрой, согласившись не оттягивать неизбежное. Она поднялась с качелей и, потянув его за собой, остановилась в нескольких шагах от них. Встав ровно и выпрямив плечи, Гермиона вздохнула поглубже, унимая собственную нервозность. «Все получится», — твердила она в своей голове. Самым сложным было погружение в сознание. Проще всего это было сделать через зрительный контакт, однако с Северусом это было невозможно. Несмотря на противоречивые мысли, Гермиона протянула руку к его лицу и наклонила его за подбородок, почувствовав, как Северус слегка вздрогнул при этом. Теперь его лицо было четко направлено на нее. — Вы ведь понимаете, что подобие зрительного контакта здесь не поможет? — скептически произнес он, скрывая волнение. — Понимаю, — согласилась Гермиона, опуская руку. — Но мне так будет проще. Северус лишь слегка пожал плечами, оставив голову в выбранном ею положении. Заглядывая в его подернутые легкой дымкой глаза, Гермиона достала свободной рукой свою палочку. Нужно было только произнести короткое заклинание, которое придумали они с Гарри, и сделать короткий взмах — после этого сознания соединятся и ей останется сконцентрироваться на своем зрении. Конечно, сказать было проще, чем сделать: при легиллименции волшебника неумолимо затягивало в чужое сознание, и для того, чтобы выбраться из этого ментального плена, нужна была значительная доля концентрации и воли. Опыта у нее было не так уж много, но Гермиона надеялась, что окклюментные щиты Снейпа удержат ее на поверхности и позволят осуществить задуманное. Сам Северус, похоже, волновался не меньше ее. Он не проявлял эмоций открыто, но Гермиона легко читала их по его сжатым в тонкую линию губам и прямой напряженной спине. Она могла бы рассуждать об этом и дальше, но тянуть было некуда, нужно было собраться и, наконец, попробовать. Закрыв глаза, Гермиона глубоко вдохнула, очищая разум и раскладывая по дальним полочкам мысли о Мунго, об эксперименте с зельем, о собраниях Ордена и, наконец, о самом Северусе. Когда разум показался ей опустевшим, Гермиона открыла глаза и, взмахнув палочкой, на выдохе прошептала заклинание. Закончив говорить, она ощутила вторжение в свой разум, и ее резко втянуло в сознание Северуса. Первые несколько секунд перед ее мысленным взором пролетали смазанные картинки чужих воспоминаний, но едва она попыталась всмотреться в них, ее окружила темнота. Северус закрыл свой разум плотным щитом. В сознании Гарри Гермиона не видела такой пустоты. Его эмоции и мимолетные мысли периодически пролетали в их объединенном сознании и мешали концентрации. По истине Северус был мастером ментальных практик. Вскоре окружавшая темнота начала дезориентировать Гермиону, и она попыталась сомкнуть плотнее собственные щиты, чтобы оттолкнуться от объединенного сознания и включить зрительный нерв. Это оказалось не слишком просто, но после нескольких усердных попыток, она смогла вырваться из темного плена. Гермиона продолжала ощущать в своем разуме присутствие чужого сознания, но управляла ситуацией только она одна. Позволив себе легкую улыбку, волшебница снова глубоко вдохнула и открыла глаза. Первым, что увидела Гермиона, было то, как в удивлении распахнулись невидящие глаза Северуса, а потом она услышала его судорожный выдох, словно кто-то выбил весь воздух из его легких. — Я… Я вижу, — мысли пораженного Северуса пронеслись в ее голове, не прикрытые ментальными щитами. — Мерлин, я вижу себя! Гермиона стояла очень близко и смотрела точно в его глаза. Видя собственные черты с такого короткого расстояния, Северус даже смог разглядеть смутные очертания ее лица в отражении своих глаз. В силуэте он не мог понять, изменилось ли ее лицо с того времени, как он видел ее в последний раз, но Северус заметил густые кудри, волнами спускавшиеся по ее плечам. Это заставило его несдержанно улыбнуться. Северус ужасно хотел разглядеть ее получше, но с этим он, пожалуй, мог повременить. Свое собственное лицо не вызывало у него ничего, кроме привычного равнодушия: красоты в нем совершенно точно не прибавилось, пусть он и выглядел более здоровым и отдохнувшим, чем в последний военный год. Гермиона перевела взгляд на сад. Солнце светило неярко, но приятно освещало задний дворик и видимую часть Паучьего Тупика. Пожалуй, здесь было так же угрюмо, как и годы назад, но даже эта сероватая картинка вызвала у Северуса едва ли не детский восторг. К тому же, теперь все вокруг было ухожено: поздние цветы еще радовали глаз, газон был красивый и ровный, а покосившийся за годы забор выглядел как новый. Все это сделала Гермиона. Мерлин, он точно не заслуживал ее — ни в качестве друга, ни, тем более, любовницы. Нахлынувшие эмоции охватили Северуса так, что он едва удержал ментальные щиты. Наконец-то! Наконец-то он увидел хоть что-то, спустя год полной темноты! Раньше он и не догадывался, как это прекрасно — всего лишь уметь видеть. Северус почувствовал, как в глазах начали скапливаться слезы, но заставил себя сдержать их, не желая показывать слабость Гермионе. Но она и так все поняла. Вернув взгляд к Северусу, она взяла обе его руки в свои маленькие ладошки и с нежностью улыбнулась. Северус видел ее улыбку в ее отражении в собственных глазах. Она была прекрасна. Он хотел рассматривать все вокруг бесконечно, но картинка вдруг дрогнула и в следующее мгновение темнота снова затянула его в свои объятия. Их сознания разомкнулись, а Северусу захотелось буквально взвыть от того, как быстро все вернулось обратно. Он уже не видел, как Гермиона уставилась на него в немом удивлении, страшась поверить самой себе. Она чувствовала, что могла продержать связь дольше, но мысль Северуса, промелькнувшая на задворках ее сознания, сбила всю ее концентрацию. «Прекрасна». Короткий обрывок мысли, значивший так много. Значит, ей не казалось? Все те странности, проявлявшиеся в последние недели до их ссоры и несколько дней после: его рука, задержавшаяся в волосах на мгновение дольше, его задумчивость, его внимание ко всем ее словам и мыслям. Все начало обретать смысл. Неужели это и правда была его мысль, так неосторожно проскользнувшая сквозь щиты разума? В голове Гермионы тут же вспыхнуло воспоминание о не случившемся поцелуе: Северус тогда отстранился от нее в самый последний момент. Получается, причина была не в том, что ему это было неприятно. Возможно, он опасался сближаться с ней или… считал все происходящее наваждением? Это было в его духе. Отстранившись от собственных мыслей, Гермиона взглянула на него снова. Она могла бы поцеловать его сейчас, но, вероятно, только заставила его отстраниться. Он не желал, чтобы кто-то копался в его голове, и заподозрил бы ее в этом, если бы она поступила так необдуманно. Эмоции переполняли сейчас их обоих. Ей надо было успокоиться и на холодную голову решить, что делать дальше. Северус все еще казался ошеломленным, что не удивительно — он прожил год в кромешной темноте и почти не надеялся увидеть хотя бы толику солнечного света. Произошедшее выбило его из колеи на столько же, на сколько обрадовало. — Вынужден признать, что Поттер не так безнадежен, — произнес он, когда, наконец, справился с эмоциями. Гермиона засмеялась и подумала о том, на сколько в его духе — скрывать чувства за едким сарказмом. А Северус подумал о том, какой у нее восхитительный смех. — Я рада, что все получилось, — искренне сказала Гермиона, продолжая улыбаться. — Должна признаться, я очень нервничала, — задержав его руку в своей, она вернулась к качелям, они оба снова сели. — Как вы думаете из этого… может что-то получиться? Северус неспешно кивнул. — Думаю, может, — произнес он и начал легко поглаживать ее ладонь большим пальцем. — Но здесь понадобится другая техника. Мне нужно будет подумать и… практиковаться. Как долго вы можете удерживать связь? — С Гарри получалось до двух минут, — прикинула Гермиона. Северус негромко хмыкнул, как будто делал в голове пометки. — У меня есть идеи, но мне нужно подумать. В этот раз почему связь оборвалась? Гермиона почувствовала, как на щеках вспыхнул румянец. Прекрасна. Он не должен был знать об этом. Не сейчас. — Я… отвлеклась, — только и ответила девушка. — Что вас отвлекло? — Я услышала… услышала, как птица защебетала. Я отвлеклась на звук и нарушила концентрацию, — ей казалось, что ее слова звучат совершенно неубедительно. Вероятно, так и было, судя по тому, что Северус приподнял бровь. Но он не стал больше спрашивать, чему Гермиона обрадовалась. Взглянув на его сосредоточенное лицо, она поняла, что он уже обдумывал произошедшее — теперь из него не получится вытянуть и полслова. Солнце уходило за горизонт, и Гермионе пора было возвращаться домой. Следующий день в Мунго обещал быть насыщенным — они обсудили волчьелычье зелье и работа должна была сдвинуться с места. Когда Гермиона аппарировала к себе в гостиную, за окном уже окончательно стемнело. Она подогрела пиццу, наспех засунутую в холодильник утром, легким взмахом палочки. Ужин был совсем скудным, но несмотря на это, настроение Гермионы было потрясающим… Пожалуй, впервые за последний унылый год. День был великолепным и, засыпая, Гермиона слышала у себя в голове легкий отголосок мужского баритона.