Плачь, я не откликнусь, В этой квартире холодно слишком, В эти минуты падает небо, Так и оставим. Боль тем и полезна, Что заставляет двигаться дальше. «Так и оставим», Земфира
Северус пил. С того момента, как Гермиона покинула его дом, прошло уже больше половины недели, и в каждый из этих дней он заливал себя огневиски, погружаясь в еще большую пучину отчаяния. Он самолично прогнал единственного человека, который попытался вернуть его к жизни: Гермиону, которая стала значить для него куда больше, чем все, кто его когда-либо окружал. Он снова остался один, и ненависть к самому себе съедала его изнутри, уничтожая все проблески светлых эмоций, которые появились у него за последние месяцы. Северус винил в произошедшем все вокруг: Гермиону, за то, что она начала этот непростой разговор; обстоятельства, за то, что они не позволили ему ответить иначе; но, главным образом, Северус винил самого себя. Именно он своими словами в одночасье разрушил все то, что Гермиона строила не один месяц. Однако прокручивая воспоминание раз за разом, Северус убеждался в том, что не смог бы поступить по-другому. Он не мог принять ее слова, не мог позволить себе поддаться чувствам и дать Гермионе провалиться вслед за ним в пустоту. Его хватил гнев. Северус знал, что ему нужно взять себя в руки, отставить огневиски подальше и прекратить раз за разом прокручивать произошедшее в своей голове. Его всегда спасала работа: исследования и постоянная деятельность, которая не давала ему погружаться в темные пучины собственного сознания. Именно бездействие начало медленно разрушать его после войны: без зрения он не мог заниматься зельями, а вечная гонка между жизнью и смертью, между Орденом и службой Темному Лорду завершилась в последней битве. Северус просто не знал, что ему делать дальше, зачем ему жить. Гермиона помогла ему даже здесь. Ее исследования, научные труды в Мунго, работа над зельями — все это возвращало его к жизни. И все это он также уничтожил своими словами. Кое-что у него оставалось — их эксперименты с ментальной магией. Последние попытки увенчались успехом: Северус понял, как выстраивать долгосрочную связь и управлять ей. Ему оставалось лишь найти существо, подходящее для того, чтобы подчинить его своей воле в качестве фамильяра, и установить особую ментальную связь. Однако Северус никак не мог заставить себя собраться. Эксперименты и расчеты по сложнейшему в его жизни темномагическому зелью, начатому за несколько дней до разрыва отношений с Грейнджер, вновь казались ему пустыми и ничего не значащими. Алкогольная дымка, утягивавшая его разум в блаженное освобождение, казалась куда более реальной и необходимой. Северус знал, что отчасти причина этого в ужасных генах. Его отец и его дед, которого он толком не знал, — оба страдали от крайних форм алкоголизма. Тобиас закончил свою жизнь в белой горячке. Зависимость была у Снейпов в крови, что, к удивлению, ни разу не озаботило его мать, выбравшую самого отвратительного маггла. Зная о своей наследственности, Северус старался не притрагиваться лишний раз к алкоголю. Он занимался окклюментными практиками, работал до изнеможения, но не позволял себе пить, с отвращением вспоминая своего отца. Северус скривил губы в ухмылке, задумавшись об этом. Вот в кого он превращался: в такое же чудовище, как человек, все его детство терроризировавший его мать, Эйлин Принц. Пожалуй, стоило бы отставить бутылку, но Северус только сделал очередной глоток, упиваясь ощущением ненависти к самому себе. Ненависти, которую он заслуживал. Это могло бы продолжиться бесконечно. Сумбурные и тревожные сны, полные вернувшихся кошмаров, и такая же отвратительная реальность, утопленная в алкоголе. Северус не чувствовал в себе ни сил, ни желания что-то менять. Он катился по наклонной и даже не пытался остановиться. Вполне возможно, он позволил бы себе пропасть в белой горячке, как и его отец. Если бы не одно маленькое обстоятельство, заставившее его встряхнуться. Северус продолжал накачивать свой организм алкоголем уже больше недели. Единственным существом, появлявшимся в его доме, была Тинки, но за все это время она ни разу не произнесла ни слова. Эльфийка появлялась в его гостиной с очередным обедом или ужином или бутылкой огневиски, и так же стремительно исчезала, боясь вызвать гнев бывшего директора Хогвартса. Северус не знал точно, какой сейчас день, когда услышал очередной хлопок аппарации. У него не было никакого желания есть, в бутылке еще было достаточно алкоголя, и он уже думал отослать эльфа прочь, как вдруг уловил еще один странный и тихий звук, очень похожий на резкое хлопанье крыльев. Северус нахмурился, от чего голову пронзила резкая боль. — Тинки? — окликнул эльфийку Северус. Его голос был хриплым от продолжительного молчания. — Какого черта здесь происходит? Эльфийка тут же прижала свои несоразмерно большие уши к голове. — Господин директор, мне велели передать это вам, — клетка проплыла по воздуху и опустилась на стол. — Здесь филин и еще… письмо, — пропищала эльфийка, вновь хватаясь за свои уши. «Значит, филин? Интересно…» — Северус отставил свой бокал в сторону. — Кто его передал? — устало произнес Северус, массируя ноющие виски пальцами. — Директор МакГонагалл, — тут же ответила Тинки. «МакГонагалл? Неужели Минерва опять решила мучить меня своей опекой? — весь его энтузиазм тут же схлынул. — Откуда она вообще узнала про филина? Что Грейнджер успела ей рассказать?» — в голове Северуса возникали вопросы один за другим, но ничего сказать он не успел. — Но письмо не от директора, — пролепетала Тинки тихим голосом. — Обязательно вытягивать из себя информацию по одному грамму? — раздраженно уточнил Северус, не услышав продолжения. — Простите, господин директор, — стушевалась эльфийка, нервничая еще сильнее. — Письмо от мисс Гермионы Грейнджер. Она не могла вызвать меня к себе и попросила директора МакГонагалл передать все вам, — Тинки в страхе опустила взгляд в пол. — Я могу прочитать его, если вы… — Оставь меня, — прервал ее Северус, желая остаться в одиночестве. Эльфийка в ту же секунду отпустила свои уши и, щелкнув пальцами, растворилась в воздухе. Как только Северус оказался в одиночестве, он бросился к столу и, нашарив письмо, прикоснулся пальцами к печати. Гермиона написала ему… несмотря на произошедшее. Она нашла для него птицу, как и обещала, хоть и не вернулась сама. Северус не мог в это поверить. Он не смел и надеяться. Чем он вообще заслужил ее появление в своей жизни после войны? Вернувшись в кресло с письмом, он долго держал его в руках, не решаясь открыть. Что она могла написать ему? Все это не укладывалось в голове. В стороне стола вновь послышалось хлопанье крыльев и, отбросив сомнения, Северус решился прочитать текст. Развернув бумагу, он провел по ее поверхности пальцами и прошептал заклинание, которое сам разработал еще в первые месяцы в полной темноте. Текст преобразовывался в… шрифт Брайля, кажется, так его называли магглы. Минерва принесла ему несколько таких книг еще в Мунго и, разобравшись с чтением, Северус сочинил заклинание для перевода. Так он хотя бы мог перечитывать собственные теоретические исследования. Когда письмо Гермионы также преобразовалось под его пальцами, он начал читать. «Северус, В нашу последнюю встречу я обещала вам, что найду подходящее существо для продолжения эксперимента. Признаюсь, это было непросто, однако магозоолог из Франции заверил меня, что этот экземпляр должен вам подойти. В клетке вы найдете птицу, выращенную путем скрещивания филина и авгурея. Существо обладает ночным зрением и магическими особенностями, не присущими посыльным совам. Надеюсь, что вы найдете птицу полезной. Несмотря на все наши разногласия, я готова довести эксперимент до конца. Если вам потребуется мое ассистирование, сообщите мне об этом обратным письмом. В ближайший месяц я буду за пределами Британии, однако по возвращении, рассмотрю возможность совместной работы.Гермиона Грейнджер.»
Оторвав пальцы от текста, Северус позволил себе ненадолго задуматься. Конечно, письмо было абсолютно сухим, другого ожидать и не приходилось. Гермиона ни одним словом не выдала свои мысли и чувства по поводу произошедшего, хотя Северус был более чем уверен, что серьезно ее задел. На краткий миг Северус позволил себе восхититься ее выдержкой: несмотря ни на что, она была готова сдержать свое обещание, данное еще при первых встречах — она была готова сделать все возможное, чтобы помочь ему вернуть зрение. Только если самому ему это было необходимо. Стоило признать, что Гермиона оказалась куда сильнее духом, чем он мог предполагать. Пожалуй, она была сильнее его самого. Он продолжал держать в руке короткое письмо, невзначай пробегая по нему пальцами. Шорох со стороны клетки вывел Северуса из размышлений. Она была прямо перед ним — последняя возможность вырваться из мрака, который настойчиво затягивал его в свои объятия, и он оказался бы полным идиотом, если бы ее упустил. Поднявшись с кресла, Северус отложил на столик письмо и подошел ближе к небольшой клетке. Осторожно протянув руку, он нашел щеколду, приоткрыл дверцу, стараясь не пугать птицу, и вскоре ощутил под своей ладонью мягкое оперение существа. Северус полагал, что птица начнет метаться после аппарации в незнакомое место, но она вела себя абсолютно спокойно. Похоже, Гермиона подошла к поиску со всей ответственностью… в прочем, она подходила так ко всему. Щелкнув пальцами, Северус призвал в гостиную маленькую эльфийку и поручил ей накормить нового обитателя своего мрачного дома. Тинки бросилась исполнять поручение, и когда она вернулась, Северус, пораздумав немного, коротко извинился перед ней за то, что был груб в последние дни. Он действительно не должен был срываться на беззащитное существо. Округлив глаза, Тинки заверила господина директора, что все в порядке. И почему она продолжала к нему обращаться именно так? Поднимаясь на второй этаж в спальню, Северус ощутил маленькую искру надежды. Быть может, не все еще потеряно. Быть может, он еще может вернуть себе нормальную жизнь, а главное, вернуть самого себя. И только тогда, быть может, он решился бы вернуть в свою жизнь Гермиону Грейнджер и объясниться с ней. Если она того захочет. Крохотный шанс, предоставленный ему судьбой, был последним, и Северус не имел никакого права его упускать. Дойдя до спальни и опустившись на жесткий матрас, Северус твердо решил выспаться, протрезветь и заняться делом.***
Гермиона Грейнджер чувствовала себя ужасно плохо. Когда она вернулась домой в ночь после своего дня рождения, ей очень хотелось выплакаться, а может быть, и напиться. Но Гермиона очень скоро поняла, что единственная бутылка алкоголя, которая у нее была, осталась в доме Снейпа. Зайдя в свою маленькую гостиную, Гермиона свернулась клубочком на диване, даже не позаботившись о том, чтобы снять плащ. Слезы, которые так настойчиво собирались в ее глазах в доме Северуса, теперь не шли, а мысли беспокойно метались в голове. Как он мог ответить ей так после всего, что она сказала ему? После того, как она фактически призналась в ответных чувствах? Порой его слова и действия не укладывались в ее голове. Гермиона не хотела верить, что он на самом деле так ей ответил. Если бы Гермиона знала его несколько хуже, она безоговорочно окрестила бы Северуса мерзавцем или, как минимум, трусом: в течении последних двух месяцев он осознанно пользовался ее помощью и расположением, при этом высказывал неудовольствие от некоторых ее решений или просто находясь в плохом расположении духа. После всего этого времени, после их работы, пространных разговоров и нескольких откровений, он оттолкнул ее от себя худшим способом из возможных, специально надавив на самое больное. Гермиона могла бы назвать это подлостью, если бы не была убеждена в его искренних чувствах к ней. Она хотела назвать это трусостью, но работая и общаясь с ним на протяжении военных лет и последних месяцев, Гермиона ни за что не смогла бы употребить в отношении него это слово. В итоге, она осознавала, что Северус был серьезно надломлен. Он думал не только о себе, прогоняя ее из своего дома, но и о ней — Гермиона могла это понять. Он также не мог довериться ей полноценно, так как не был готов остаться с собственными демонами наедине. Слишком много боли и падений ему пришлось пережить, и перестать думать о них было, пожалуй, практически невозможно. Ему нужно было в первую очередь примириться с самим собой. Гермиона могла понять все это, потому что также видела слишком много. Она никак не была готова столкнуться с реальной войной в свои семнадцать лет: она не была готова к пыткам, не была готова скрываться в лесу на протяжении целого года и никак не была готова видеть, как умирали ее друзья, а родители навсегда исчезали из ее жизни. Всего этого было слишком много для одной девушки, и произошедшее также надломило ее, пусть не так серьезно, как кого-то из остальных. Именно поэтому Гермиона решилась, наконец, опустить руки и покинуть дом Северуса, не пытаясь объясниться с ним дальше: у нее не нашлось бы достаточного количества сил, чтобы тянуть все на собственных плечах. Ей нужно было отдохнуть и переключиться. Кроме того, Северус и правда ее обидел: своими словами он обесценил весь ее труд за последние месяцы их общения, и, что еще хуже, обесценил ее чувства, и у него даже не хватило сил извиниться за это, до того как она ушла. Все эти мысли продолжали крутиться в голове Гермионы еще очень долго. Только когда первые предрассветные лучи осветили ее гостиную, она, наконец, так и уснула на диване по-прежнему одетая в плащ. Проснулась Гермиона уже ближе к вечеру. Дневные краски успели исчезнуть, а монотонный стук клюва в ее окно, казалось, раздавался у нее голове. Сделав усилие, Гермиона приподнялась с дивана, и тут же ахнула, разглядев время: рабочий день в Мунго уже подошел к концу. Издалека разглядев окрас птицы, Гермиона уже знала, какое послание ее будет ожидать. Приоткрыв окно, волшебница впустила сову, и отвязала кусок пергамента от ее лапки: наверняка там был очередной выговор от Хопкинса, ее непосредственного начальника. Гермиона чувствовала себя полностью опустошенной после прошедшего дня и поэтому письмо не вызвало у нее никаких эмоций. Развернув листок, она обнаружила, что письмо оказалось куда короче обычного: «Мисс Гермиона Грейнджер, Вынужден сообщить, что за последний рабочий месяц вами был превышен лимит всех возможных проступков. Сегодняшняя неявка на рабочее место была последней каплей. Несмотря на все ваши заслуги в годы войны, а также несколько удачных экспериментов в ходе работы, мы будем вынуждены попрощаться с вами. Уверен, вы найдете место, подходящее вашим знаниям и обязательности. Надеюсь увидеть вас в ближайшую неделю в лаборатории, для подписания бумаг.С уважением, Эдвард Хопкинс.»
На несколько долгих минут Гермиона тупо смотрела на пергамент, перечитывая слова. Ну вот это и свершилось: ее уволили. Она никогда не воспринимала угрозы своего глуповатого начальника всерьез, и, по всей видимости, зря. Наверное, ей полагалось расстроиться и, быть может, поплакать немного, но Гермиона оставалась настолько же отстраненной, как и когда только прочитала письмо. Работа в Мунго никогда не приносила ей огромного удовольствия, и она часто с трудом поднималась в лабораторию по утрам, особенно в последнее время. Но, стоило признать, что ее увольнение случилось совершенно не вовремя. Стараясь отвлечься, Гермиона отложила письмо подальше, прогнала птицу наружу и прошла на кухню, чтобы заварить себе чай. Вдруг на глаза ей попалась небольшая белая миска. Из нее ел Живоглот, пока не пропал месяц назад. Гермиона вспомнила, как расстроилась тогда из-за этого и зачем-то рассказала обо всем Северусу. Он заверил ее, что кот вернется — полукниззлы любили побродить вдалеке от людей и часто возвращались спустя несколько дней. Только Живоглот не вернулся. Гермиона почувствовала, как в глазах снова начали скапливаться слезы. Чертов Снейп. Наврал ей про кота, а потом еще прогнал с позором из своего дома. Унизил ее и потоптался на ее чувствах. Все из-за него. Первая слезинка скатилась по ее щеке, за ней вторая, и вот уже их нельзя было остановить. Сдерживаемые эмоции прорвались через плотину. Все доводы, что она приводила самой себе прошлым вечером, разрушались под этой волной. Она проклинала Снейпа, проклинала своего начальника и глупого кота, и еще злилась на саму себя, за то, что попала во все эти обстоятельства. Чай был позабыт, а Гермиона снова добрела до диванчика и свернулась на нем калачиком, не сдерживая рыдания и обхватив себя руками. В таком состоянии она провела еще несколько дней. Гермиона не хотела никуда выходить, и единственным занятием, приносящим ей удовольствие, было лежание на диване с коробкой пиццы, каждый день новой. Похоже, у нее депрессия, отмечала про себя Гермиона, но этот факт ее особенно не волновал. Быть может, она просидела бы дома еще не одну неделю, если бы в дверь не постучали. Лениво махнув рукой, Гермиона сняла защитный барьер и вскоре увидела перед собой взволнованного Гарри, который пришел спросить, почему пропустила собрание Ордена. Покопавшись в памяти, она признала, что совсем забыла о нем — ей было не до посиделок в привычном кругу на Гриммо. Потребовался не один вопрос и пара бокалов вина, прежде чем Гарри смог вытянуть из нее правду. Конечно, он разозлился и на Снейпа, и на ее начальника. Конечно, он вновь порывался защитить ее, но Гермиона опять остановила. Она уже усвоила, что импульсивность — не лучший помощник. Успокоившись, Гарри остался с ней еще на какое-то время, и выслушал все, что скопилось у нее на душе. Выговорившись, Гермиона почувствовала, что ей стало легче, и даже злость на Северуса немного поутихла. Кроме того, Гарри смог приятно ее удивить. Оказалось, Кингсли искал себе помощников: несмотря на то, что самый тяжелый послевоенный год уже прошел, работы было еще очень много. Министр собирался предложить одну из должностей Гермионе, если она решит покинуть Мунго, но так и не дождался ее на собрании. К большому облегчению Гермионы, он был готов подождать ее ответа несколько дней. Получив поддержку Гарри и проводив его, Гермиона, наконец, нашла в себе силы подняться с дивана. Насладившись теплой ванной и приведя себя в порядок, Гермиона почувствовала себя еще немножечко лучше. С депрессией нужно было заканчивать — предложение Кингсли было в каком-то смысле уникальным и, если Гермиона упустит его сейчас, в будущем такой перспективы может не появиться. Именно поэтому ранним утром следующего дня Гермиона направилась в Мунго, где подписала все необходимые бумаги, а после сразу помчалась в Министерство. Кингсли и правда ждал ее, а работа, которую он ей предложил, оказалась невероятно интересной — ей предложили взять на себя обязанности налаживать контакты с Магическим Конгрессом США, и министр хотел отправить в поездку с международным отделом именно ее. Конечно, Гермиона согласилась почти не задумываясь. Кабинет министра она покидала полная энтузиазма и, задумавшись о предстоящей поездке, случайно столкнулась с кем-то из сотрудников, спешивших в свой отдел. Обернувшись с извинениями, волшебница удивленно застыла — перед ней оказалась Луна Лавгуд. Едва завидев Гермиону, Луна улыбнулась своей странноватой улыбкой и завела разговор, заметив что-то о мозгошмыгах. Как оказалось, Полумна работала в отделе по контролю за магическими существами, и едва услышав это, Гермиона снова вспомнила о Северусе и задумалась. Несмотря на их ссору и даже его последние слова, Гермиона не могла не обратиться к Полумне, вполне представляя, как непросто для него в его состоянии будет найти нужное существо и грамотного разводчика. Ну и что, что в это самое время, зудящий голос в ее голове с ехидством называл ее «навязчивой гриффиндоркой». Она могла бы не думать о Северусе и его трудностях — он сам разрушил общение, и теперь свои проблемы он тоже должен был решать сам. Так было бы справедливо. Но Гермиона помнила о своем обещании, которое повторяла ему не один раз. Да и ее сердце, ноющее каждый раз при воспоминании о темноволосом волшебнике, не дало бы ей поступить иначе. Услышав ее вопрос, Лавгуд, как и всегда, ни капли не удивилась. Как оказалось, у нее было несколько контактов разводчиков из Европы, которыми она сразу же поделилась с Гермионой. Вернувшись домой в тот же вечер, Гермиона снова подумала оставить дурацкую затею. Так она бы доказала и себе, и Снейпу, что может быть равнодушной. Не выдержав противоречивых мыслей, Гермиона отправилась на Гриммо к своему главному советчику, уверенная, что Гарри отговорит ее от поисков фамильяра, но он удивил ее, поддержав весь план и даже предложив свою помощь. В самом деле, ее друг иногда казался ей загадкой. Через неделю разъездов и десяток посыльных сов, Гермиона нашла хорошего заводчика из Франции. Все его экземпляры существ были уникальными и обладали лучшим набором способностей из возможных. Как оказалось, к нему уже не раз обращались британцы в поиске фамильяров, и Гермионе оставалось только надеяться, что Нагайну Темный Лорд нашел где-нибудь в другом месте. Птица, которую ей вручил разводчик, была необычайно красива и, ко всему прочему, очень спокойна. Она легко перенесла аппарацию через портключ и последующее перемещение в дом Гермионы. Пожалуй, при других обстоятельствах, Гермиона бы даже оставила существо себе. Теперь, когда поиски были завершены, волшебнице оставалось только написать письмо, но именно это оказалось самым сложным. Каждый раз, когда она переносила мысли на бумагу, текст получался то слишком официальным, то в нем слишком проступали эмоции. Гермиона не знала, сколько раз переписывала одно и то же послание, но потратив два часа и изведя кучу пергамента, наконец написала два абзаца и внимательно перечитала их несколько раз, оценивая каждое слово. Стоит ли напомнить ему о том, что она могла бы помочь довести эксперимент до конца? Гермиона точно не знала. Она даже не знала, готова ли участвовать в этом снова. Как они смогут делать вид, что ничего друг для друга не значат? Гермиона больше не хотела подвергать себя риску. Она бы никогда больше не сделала первый шаг в его сторону и была уверена, что Северус тоже так не поступит. Он мог молчать десятилетиями, когда хотел, а свою позицию в этот раз он обозначил предельно ясно. Гермиона крепко задумалась, уже намереваясь зачеркнуть последние строки, но все же отложила перо. Быть может, после поездки в Штаты ее чувства немного утихнут. Быть может, она даже встретит кого-то другого, кого-то открытого и забавного, с кем она ощутит себя легко. А если этого не случится, то в конце концов, она всегда сможет отказать Северусу или не отправить никакого письма в ответ. Гермиона не стала ничего вычеркивать и, свернув письмо и просунув его в клетку, ушла в спальню. Завтра она передаст клетку с птицей и записку МакГонагалл и через несколько дней уедет в Америку.