Доверие

В твоих пальцах мое одиночество, Сгорая, обращается в дым. Ты вошла в мою грудь и сломала все ребра, Чтобы сделать моё сердце большим. «Большое сердце», Наутилус Помпилиус

Прошло чуть больше двух недель. Рождество стремительно приближалось, а вместе с ним пришли и выходные дни. Глава международного отдела освободил Гермиону за неделю до наступления праздника, отметив высокое качество ее работы, которого он никак не ожидал от новичка. Освободившиеся дни, как и вечера до этого, Гермиона проводила в лаборатории Северуса. Работа кипела: за первые несколько дней они успели провести половину экспериментов с первой страницы теоретических расчётов, и большая часть из них оказалась успешной. Правда Гермиона снова почувствовала себя работником Мунго, что, честно признаться, радовало ее не всегда. Северус не обманывал, когда говорил ей про ассистирование: иногда ей приходилось без остановки нарезать по десять ингредиентов подряд и следить за котлами, требовавшими постоянного помешивания. Успокаивало одно — работа действительно длилась не больше трех часов, но радости Гермионе это вовсе не прибавляло: ей было тяжело видеть, как Северус тратит все силы, работая до последнего. Поддержка зрительной связи отнимала очень много сил, но он продолжал работать с частью котлов и проводить расчеты до тех пор, пока головная боль не добивала его окончательно и не заставляла его подняться в гостиную, где он садился в кресло и поглаживал стучавшие виски. Северус старался скрывать накатывавшую слабость перед Гермионой, но она видела ее по возраставшей бледности и едва заметному тремору рук, который появлялся к концу второго часа работы. К счастью, не все дни были настолько напряженными. Несколько раз они занимались экспериментами, которые требовали в основном длительного наблюдения. В такие дни они привычно разговаривали о разных исследованиях и просто о жизни. Иногда Северус задавал ей вопросы о новой работе и о поездке в Америку. Каждый раз они возникали будто бы невзначай: Северус никогда не любил долгих расспросов, а Гермиона с радостью делилась с ним подробностями. Гермиона, наконец, чувствовала себя счастливой. Тот первый вечер, когда она вернулась в свой дом после короткой встречи, все еще оставался яркой картинкой в ее голове. Тогда она запрыгнула на свой любимый диван и лежала на спине с довольной улыбкой. Уходя из гостиной Северуса в тот вечер, она уже не надеялась услышать от него хоть каких-то искренних слов и внутренне примирилась с тем, что больше его не увидит. Все изменилось в последние мгновения. То, что сказал ей Северус, а главное то, как он это сказал, удивило Гермиону. Она не ощутила холодности и поднятых ментальных щитов, когда он почти выбежал за ней в темный коридор, и это было поразительно — словно за секунды его подменили. Гермиона успела ощутить едва различимые нотки волнения и неуверенности в его словах и на его лице. Он в самом деле извинился перед ней, постарался объяснить происходящее и сделал это искренне. А его слова о том, что его мысли в тот вечер были абсолютно иными… Гермиона знала, что была права в той ссоре, и получила косвенное подтверждение от него самого. Конечно, она решила вернуться еще раз, а после еще и еще. Но несмотря на всю ту радость, которую она испытывала в первый день, Гермиона понимала, что ей нужно соблюдать прежнюю осторожность, что ей нельзя бросаться в омут с головой и не стоит проявлять инициативу. Если Северус был готов сделать первый шаг, это еще не значило, что он готов идти дальше. Ей стоило понаблюдать некоторое время, и только потом делать шаги навстречу. И Гермиона не пожалела о своем решении. Северус медленно открывался, пусть и делал это крайне осторожно. Быть может, если бы она не была столь внимательной и не знала Северуса достаточно хорошо, она бы не заметила тех маленьких жестов, которые говорили о его симпатии. Однако именно эта тонкость, возможно, и делала их столь приятными и трогательными. Гермиона начала ловить на себе его взгляд. Пусть в физически на нее смотрели глаза филина, сидевшего на его плече, она знала правду. Гермиона буквально кожей ощущала пристальные долгие взгляды, когда они занимались нарезкой ингредиентов. Стоило ей посмотреть в ответ, филин уже разглядывал рабочие котлы. Каждый раз ей едва удавалось сдержать улыбку от этой незатейливой игры, но самым интересным было то, что Северус не прерывал свою работу. Нож под его рукой работал словно самостоятельно, а котлы помешивались ровно столько раз, сколько было необходимо. Прошло еще несколько встреч, прежде чем Гермиона начала замечать новую деталь, которая постепенно вернулась в их общение — маленькие прикосновения. В первый вечер, когда это произошло, она нарезала корень асфоделя уже в третий раз и уже начала раздражаться — каждая нарезка уничтожалась после строгой критики Северуса. — Гермиона, они снова разной длины, — прокомментировал ее работу Северус, хотя она даже не успела ее закончить. Рассердившись, Гермиона едва не смахнула всю доску на пол. Выдохнув несколько раз и сдержавшись от импульсивного порыва, она в очередной раз очистила доску от испорченного ингредиента и взяла новый корень. В банке их оставалось еще три. Однако не успела она взяться за нож снова, Северус оказался рядом с ней. — Здесь все гораздо проще, — произнес он. — Когда вы нарезаете корень под правильным углом, вы можете увидеть и даже почувствовать под рукой прожилки. Делайте разрезы под ними, так сок будет выделяться быстрее и нарезка будет ровнее, — говоря это, он стоял практически у нее за спиной. — Возьмите нож, — произнес Северус, и Гермиона неуверенно сделала это. В следующую минуту, она ощутила, как он придвинулся к ней гораздо ближе и положил свою руку поверх ее. Ее сердце ускорилось, и Гермиона усилием воли заставила себя сконцентрироваться на нарезке. Хотя ее мысли так и намеревались улететь в сторону, когда она ощущала тепло тела Северуса, слегка соприкасавшегося с ее спиной. Гермиона не заметила, как корень был нарезан наполовину. — Дальше справитесь? — спросил Северус, и в голосе его читался намек на улыбку. Гермиона машинально кивнула и, ощутив, как Северус слегка провел пальцами по ее предплечью, прежде чем отойти, постаралась дорезать корень так, чтобы все получилось правильно. Она не ожидала от себя такой реакции на безобидное прикосновение. Она уже держала его за руку раньше — несколько месяцев назад, успела посидеть на его коленях, и Северус даже прикасался к ее лицу однажды. Дорезав корень и помешивая зелье в котле по часовой стрелке, она надолго задумалась об этом, уставившись в пустоту. Только осознание пришло к ней гораздо позже, когда Гермиона уже добралась до своего дома. Кажется, все дело было в том, что в первый раз за все время прикосновение было инициативой с его стороны. Раньше он иногда отвечал на ее тактильность и старался не допускать особой физической близости: стоило вспомнить то, как он поднял голову, когда ощутил лицо Гермионы рядом, и как напрягся в тот вечер, когда она собиралась поцеловать его в гостиной. Свежее воспоминание вызывало легкие приятные мурашки. Когда она добралась до дивана и легкого ужина в тот вечер, ее взгляд остановился на новом письме из Америки. Последний раз послание она даже не открыла и на этот раз решила сделать также. Вспомнив Джона, Гермиона снова неосознанно сравнила двух мужчин: удивительно, но настолько трепетные ощущения, какие она испытала сегодня, ни разу не охватывали ее даже в те несколько ночей, что она провела с Джоном. Как хорошо, что она вовремя успела понять, с чем были связаны те короткие и странные чувства. С того дня случайные прикосновения и взгляды со стороны Северуса продолжались. Он как будто изучал ее реакцию каждый раз или оценивал что-то для самого себя. В любом случае, Гермиона не была против и только радовалась такому вниманию с его стороны. Когда они разговаривали о чем-то, наблюдая за кипящими котлами с разными компонентами, Северус всегда неожиданно оказывался рядом с ней, а филин то и дело уводил взгляд от экспериментальных смесей. Конечно, такие отвлечения от работы имели последствия. Некоторые простые компоненты главного зелья приходилось переделывать из-за маленьких упущений по времени или пары лишних помешиваний зелья в котлах. Каждый раз, когда портилось одно из ее зелий, Гермиона ожидала его раздражения или даже злости: в вопросах работы Северус всегда был слишком педантичен, не говоря уж о том, как он вел себя, будучи преподавателем в Хогвартсе. Однако он не переставал удивлять ее своим спокойствием. Пожалуй, если бы он вел так себя со всеми и раньше, молодых зельеваров в Британии было бы больше, и они не боялись бы делать ошибки. Впрочем, на этих мыслях Гермиона не задерживалась надолго. Еще одно чудо ожидало ее за несколько дней до Рождества. Шел третий день отпуска, и каждый вечер Гермиона посвящала работе с Северусом. Привычно пройдя через узкий коридор в гостиную, она никак не ожидала в углу большой комнаты увидеть маленькую елку с волшебными шарами, парившими на ветвях. С удивленным и радостным вздохом, она подбежала ближе к елке, чтобы рассмотреть знакомые украшения. И только потом заметила Северуса, со скрещенными руками прислонившегося к стене и с едва заметной улыбкой наблюдавшего за ней через филина, умостившегося на раме окна. — Это же… — на выдохе начала Гермиона. — Верно, — кивнул Северус, и его улыбка стала чуть более отчетливой. Гермиона ощутила, что в ее глазах выступили слезы от ярких эмоций. Это были те самые шары, которые висели в Хогвартсе каждое Рождество. Она до сих пор помнила, с каким восторгом и интересом в первые годы она наблюдала за тем, как левитировали эти украшения на огромную елку преподаватели Хогвартса. Еще ранней осенью, до ее отъезда в Америку, Гермиона рассказывала об этом воспоминании Северусу, и вот теперь эти же самые шары парят у нее перед ее глазами. Он в самом деле это запомнил. Ее горящий взгляд вновь вернулся к мужчине. — Благодарить нужно Тинки, — усмехнулся Северус, пытаясь скрыть за этим настоящее чувство. — Без нее этого зеленого безобразия здесь бы не оказалось. Гермиона засмеялась, все еще стараясь сдержать слезы. Неожиданно для Северуса она подбежала к нему, и приобняв его руками за шею, поцеловала в щеку. — Спасибо, — тихий шепот пронесся возле самого его уха. На мгновения Северус застыл от ее внезапного порыва, а потом приобнял ее в ответ, скрывая улыбку в ее волосах. Гермиона с радостью провела бы весь вечер, уютно устроившись на диване под рождественской елкой, но, к сожалению, тот компонент зелья, над которым они начали работать два дня назад, требовал к себе особого внимания еще несколько дней. Сыворотка должна была стать основой для будущего зелья, а ингредиенты, которые входили в нее были слишком редкими и дорогими для того, чтобы испортить их из-за нелепой случайности. Последний из них — кровь единорога, Северусу даже пришлось добывать самостоятельно. Поставщикам с этим ингредиентом он не доверял никогда — смерть существа в результате добычи крови могла спровоцировать проклятие, сокращавшее жизнь выпившему ее. Всего несколько раз Северус добывал ингредиент для своих целей, и всегда убеждался в том, что существо оставалось живым, перед тем как использовать кровь в любых зельях. Впервые узнав, о каком ингредиенте шла речь, Гермиона насторожилась — кровь использовать было небезопасно даже если убийства не совершалось. Она поделилась своими мыслями с Северусом, но он не изменил своего решения, объяснив это тем, что другого ингредиента с необходимыми свойствами попросту не существовало. Отдельной сложностью, тормозившей процесс разработок, было то, что сыворотку с кровью нельзя было подвергать никаким чарам, также как и любое колдовство рядом с ней было запрещено. Большая часть других компонентов при нагревании требовала магического вмешательства и потому им оставалось только наблюдать за кипением сыворотки, добавляя ингредиенты, и неспешно делать заготовки для остальных конденсатов. Гермиону это не напрягало, и вскоре между ней и Северусом завязался разговор о работе министерства, плавно перешедший в обсуждение встреч Ордена, которые с каждым разом все меньше напоминали собрания совета. Гермиона со смехом вспоминала, как заснула на одном из последних обсуждений, когда потянулась за банкой с адуляром, намереваясь растолочь камень в пудру. Едва она успела снять стеклянную емкость с полки и отвести взгляд, послышался тихий хруст, и шкаф за ее спиной начал крениться вперед. Все произошло за какие-то мгновения: не успела она среагировать на звук, как Северус, находившийся рядом, внезапно оттолкнул ее в сторону и в последний момент удержал от падения открытый стеллаж, находившийся в опасной близости от кипящего котла. На ее глазах часть ингредиентов посыпалась с верхних полок, а разбившиеся друг о друга сосуды из тонкого стекла полетели вниз. Оглушающая тишина накрыла лабораторию, когда последняя банка оказалась на каменном полу. Быстрый взгляд Гермионы метнулся к котлу, который все также мирно кипел на огне, и вернулся к Северусу: установив стеллаж обратно, Северус медленно от ступил от него на несколько шагов, стряхивая с себя осколки. Связь с фамильяром, упорхнувшим с его плеча в дальний угол лаборатории, разорвалась и, оказавшись дезориентированным, Северус нащупал рукой край стола за собой и оперся на него, выдыхая. Острая боль в нескольких местах охватывала его руку, еще не успевшую зажить после ожога — по всей видимости, когда он прикрыл лицо, часть осколков поранила кожу под тонким слоем бинта. К счастью, судя по тишине, котел не взорвался, иначе не только он, но и Гермиона, могли бы пострадать, и обернулось бы все гораздо хуже, чем пара порезов. — Северус, я… простите, — скомкано произнесла девушка. Она так и стояла на месте с банкой с лунным камнем в руке. — В этом нет вашей вины, — ответил он, стараясь не касаться пораненной рукой ничего вокруг. — Скорее должен извиняться я за состояние своей лаборатории. Вы в порядке? — Да, все хорошо, — Гермиона, наконец, выдохнула и, отставив банку в сторону, подошла к нему. — А у вас кровь на руке, позвольте… — Не здесь, — произнес Северус, ощутив мягкое прикосновение ее пальцев. — Давайте поднимемся наверх, иначе мы с вами рискуем добить это зелье. Гермиона кивнула и только в этот момент поняла, что птицы по близости не было и Северус снова ее не видит. — Хорошо, — тихо отозвалась Гермиона и ее взгляд опустился на стекло, хрустнувшее под ногами. — Но как же ингредиенты и… — Я разберусь с этим позже, — отмахнулся Северус, отрываясь от стола. — Все в порядке. — Я могу помочь, — предложила девушка, понимая, что, оставшись на время без помощи напуганного филина, Северус не сможет разобрать все своими руками. — Не стоит, — мягко ответил он, выпрямившись во всей свой рост. — Ничего здесь не угрожает качеству сыворотки, и вполне может подождать пару часов. Пойдемте, — Осторожно взяв Гермиону за руку, Северус вывел ее из-за рабочих столов и пропустил вперед себя. Снова оказавшись в гостиной, волшебница присела на диван и потянула Северуса за собой. Взяв его пострадавшую руку в свои, едва касаясь, она развернула бинты. Кожа под ними только начала заживать после ожога, и Гермиона заметила, как напряглось его лицо, когда тонкий бинт отходил от свежих порезов. Взяв свою палочку, заблаговременно оставленную на столе, Гермиона быстро залечила все, что было в ее силах. Северус призвал к себе из комода заживляющую мазь со свежими бинтами, и, когда Гермиона потянулась и за ними, позволил ей довести дело до конца, наслаждаясь теплом и нежностью ее пальцев. В лаборатории Северус испугался за Гермиону, когда стеклянные емкости с верхних полок накренившегося стеллажа едва не упали на ее голову и на стоявший перед ней котел. А сейчас он пребывал в расслабленной задумчивости, слушая ее рассказы, и удивлялся тому, что успел среагировать на тихий звук. Ему нужно было больше концентрироваться на работе, но, когда Гермиона оказывалась рядом, Северус непроизвольно переключал свое внимание на нее. В прошедшие недели он стал реже отгораживаться окклюментной стеной. Удивительно, но на этот раз, когда чувства вновь начали наполнять его, он не ощущал внутренней беспомощности и не пытался с ними бороться. Напротив, Северус чувствовал себя легко и, судя по тому, как вела себя Гермиона, она не собиралась его отталкивать. Не решаясь действовать сразу, Северус медленно оценивал ее реакцию: сначала он наблюдал, порой засматриваясь на ее сосредоточенное лицо и аккуратные движения рук, а позже начал подходить ближе, касаясь ее то невзначай, то более очевидно. Иногда ему было трудно сдержать ухмылку, когда он замечал ее застенчивую реакцию: Гермиона делала вид, что сосредоточена на работе, но ее взгляд становился задумчивым, а щеки слегка розовели. Погружаясь в новые эмоции, Северус, порой, не узнавал самого себя. Со всей своей практичностью, он не мог вспомнить, когда в последний раз он задумывался о том, чтобы порадовать кого-то другого. Но ему хотелось сделать это для нее, и только поэтому Северус отправил Тинки за волшебными шарами в Хогвартс и сам нашел небольшую пушистую елку, надеясь воссоздать приятное воспоминание: и, судя по реакции Гермионы, ему это удалось. Если бы кто-то сказал ему годом раньше, что он будет задумываться о таких вещах, Северус окинул бы этого человека холодным взглядом, и непременно мысленно окрестил идиотом. Но, по всей видимости, даже такие люди как он могут меняться. Вынырнув из собственных мыслей, Северус ощутил, как Гермиона закрепляет последний оборот бинта и, прежде чем она успела убрать свою руку, перехватил ее пальцы своими. Как и несколько месяцев назад, он мог только догадываться, что написано на ее лице, но теперь его это нисколько не напрягало. Пришло время разрушить ту тонкую грань, что оставалась от его внутренней стены, и Северус это сделал. Судя по тому, что он мог ощущать ее дыхание, лицо Гермионы было близко, и протянув вторую руку, он почувствовал под своими пальцами теплую кожу ее щеки. Нежно огладив ее, Северус опустил пальцы к подбородку и, слегка приподняв его к себе, провел большим пальцем по нижней губе, мысленно представляя ее лицо. Почувствовав, как под его пальцами Гермиона слегка подалась вперед, он склонился к ней и оставил легкий поцелуй на губах, а за ним еще один, прежде чем ощутил, как ее рука легла на его щеку и, приподнявшись выше, запуталась в волосах. Кто раньше углубил поцелуй сказать было бы сложно, но Гермиона отстранилась первой, чтобы успокоить сбившееся дыхание. Она представляла, как ее щеки раскраснелись от странного смущения и желания, и была рада, что Северус не может этого увидеть. Опустив взгляд на их соединенные руки, Гермиона уже знала, что хочет спросить, и когда Северус потянулся к ней снова, она слегка подалась назад. — Постой, — произнесла волшебница и увидела, как Северус замер, не зная, чего ожидать. — Прежде… чем мы продолжим, я очень хочу узнать… о чем были твои мысли тогда? Ты обещал рассказать мне, — тихо попросила Гермиона, стараясь не давить на него. — Ты почти всегда молчишь, и потому мне очень сложно понять хоть что-то. На губах Северуса заиграла призрачная улыбка, и он с легким вздохом приподнял голову. На какое-то время в гостиной повисла тишина: Северус собирался с мыслями, обдумывая, как он рассказать ей то, что было внутри него тогда, несколько месяцев назад. Он никогда не говорил никому о своих переживаниях или чувствах, и оттого выразить мысли было еще сложнее. — Если я требую слишком многого… — начала Гермиона, но Северус не дал ей договорить. — Нет, — твердо произнес он. — Ты имеешь право знать, — еще несколько секунд прошли в молчании и, наконец, Северус начал говорить. — Вернувшись из Мунго в этот дом, я… можно сказать, опустил руки. Я не видел смысла в существовании, — речь Северуса была очень медленной и вдумчивой. — Но Минерва не могла оставить меня в покое, и вскоре на порог явилась ты, — Гермиона могла видеть, как он подбирает слова. — Я знал, что ты винишь себя за произошедшее с Беллатрисой, хотя здравого смысла в этом не было… И, сказать честно, я ждал, когда встречи прекратятся. Вначале, — Северус вновь замолчал на некоторое время, тяжело вздохнув. — Со временем мои мысли изменились, и я… мне сложно это признать, — усмехнулся он. — Но я не знал, что делать, когда ты сказала, что знаешь о них, и твои слова… Я не мог этого понять. Что я мог дать тебе? Я едва выносил все происходящее, — он слегка отвернул голову в сторону и его кадык нервно дернулся. — И то, что произошло, моя реакция… так казалось проще. Хотя честным по отношению к тебе это не было. Северус замолчал и что-то подсказывало Гермионе, что он не готов продолжать говорить. На ее лице расцвела мягкая улыбка, и ей захотелось ощутить его поцелуй снова. Она была права: Северус хотел быть с ней еще тогда, но он сам себе придумал преграду, только укрепившую его стену, которой он уже давно отгородился ото всех людей. И, по всей видимости, теперь он медленно разрушал их, позволяя ей увидеть кусочек своего внутреннего мира. Это было по-особенному приятно. — Я рада, что теперь ты передумал, — голос Гермионы звучал очень тепло. — И мне ничего не было от тебя нужно… — она улыбнулась. — Разве что немного искренности и тепла. — Думаю, я все же смогу дать тебе больше, — на лице Северуса тоже появилась улыбка, и, прежде чем Гермиона успела надумать что-то еще, он утянул ее в очередной поцелуй.