Доверие

Двое не спят, двое глотают колеса любви. Им хорошо, станем ли мы нарушать их покой? «Двое не спят», Сплин

Следующие дни до Рождества проходили в абсолютной гармонии. В самом начале Гермиона боялась, что Северус опять отступит и закроет от нее эмоции, как это бывало раньше. Все время, что они общались после войны, они делали шаг вперед в доверии и зарождавшихся чувствах, а потом отступали на два шага назад из-за того, что Северус пытался сохранить призрачную дистанцию, дававшую ему успокоение. Однако теперь, после их расставания на несколько месяцев, в нем действительно что-то поменялось и вскоре Гермиона успокоилась, растворяясь в общении и времени, которое они проводили вместе. За день до Рождества они снова встретились в доме Северуса. Сыворотка, которая едва не испортилась в результате падения стеллажа в лаборатории, была закончена, и они наслаждались спокойным вечером в гостиной. Комната освещалась теплым светом гирлянды, которую Гермиона притащила на следующий день после того, как увидела елку с парящими шарами. К ее радости, Северус особо не сопротивлялся такой самодеятельности: ему не нужна была вся эта мишура, но ему было приятно наблюдать за лицом Гермионы, которое светилось счастьем от столь простых вещей. Они ужинали бараниной, тушеной в красном вине, которую Тинки с радостью приготовила на кухне Снейпа, и вели непринужденный разговор ни о чем. Было довольно поздно, и Гермиона с грустью думала о том, что ей вскоре придется вернуться домой, когда Северус внезапно заговорил о подарке, который успел подготовить для нее к празднику, но Гермиона прервала его, не дав закончить. — У тебя есть какие-то планы на завтрашний вечер? — настороженно уточнила она. Зачем иначе ему было дарить ей подарок заранее? — Я полагаю, тебя будут ждать на Гриммо, — ответил ей Северус, пожав плечами. — Я ничего не имею против. Мы вполне можем встретиться в любой другой день. На лице Гермионы проскользнуло удивление, хоть сейчас он и не мог этого увидеть. — Северус, ты правда думаешь, что я не хочу встретить праздник с тобой? — осторожно спросила девушка. — Для меня он не так важен в любом случае, — спокойно произнес он. — Но для меня важен, — возразила Гермиона. Ей не верилось, что Северус мог подумать, что она не придет к нему в Рождество. — Я собираюсь заглянуть к друзьям вечером, но после этого хочу провести время вместе. — Как пожелаешь, — легко согласился мужчина. Его лицо почти не выражало эмоций, но за напускным равнодушием Гермиона уловила короткую полуулыбку, на доли секунды появившуюся на губах. И он говорил, что ему все равно? Несмотря на то, что Северус постепенно открывался ей, ей все равно было сложно понять его истинные мотивы. И Гермиона почему-то думала, что больше он открыться не сможет, по крайней мере в ближайшие несколько лет. Рождественский вечер на Гриммо прошел чудесно. За долгое время Гермиона впервые встретилась с семьей Уизли — каким-то чудом Гарри удалось собрать всех, кроме Чарли. Джинни тоже вернулась со своих выездов, и дом наполнился шумом и праздничной суматохой. Все дарили друг другу подарки, зачастую бесполезные, но оттого не менее приятные. Время уже приближалось к полуночи, когда Гермиона начала собираться к Северусу. Она уловила понимающий кивок Гарри, но Джинни, выпившая чуть больше пунша, чем обычно, была настроена вернуть ее за праздничный стол, не желая отпускать встречать рождественскую ночь в одиночестве, а Гермиона не хотела ей объяснять, что возвращалась она вовсе не в свой крохотный дом. Рассказывать о том, что она сбегала к Северусу, было еще слишком рано, да и объяснять что-либо пьяной подруге ей совсем не хотелось. Застряв на Гриммо еще на почаса, Гермиона уловила момент, когда все начали расходиться от праздничного стола, и незаметно ушла, стараясь не попасться на глаза Джинни. Дом Северуса встретил ее тишиной, почти оглушившей ее поначалу. За короткую аппарацию звон бокалов, хор нескольких голосов, одновременно с упоением рассказывающих свои истории, и звуки рождественской музыки сменились тиканьем часов и хрустом поленьев в камине, который разжигался в этом доме совсем нечасто. Северус был в гостиной в своем излюбленном кресле перед огнем и читал какую-то книгу. Со стороны это выглядело крайне необычно: его пальцы бегло летали по преобразованным строчкам, а невидящий взор был устремлен куда-то вперед. Видно книга была действительно интересной, потому что когда Гермиона подошла ближе и дотронулась до его предплечья, устраиваясь на подлокотнике, его пальцы вздрогнули и резко остановились, а голова рефлекторно повернулась в ее сторону. Северус был удивлен, что не услышал ни хлопка аппарации, ни ее шагов, даже когда она оказалась так близко. Куда же исчезала его предельная осторожность и внимание к мельчайшим деталям? Неужели рефлексы, приобретенные за время войны, постепенно его покидали? — Привет, — Северус услышал тихий шепот возле своего уха, а после ощутил короткий поцелуй на губах. Он углубил его, наслаждаясь сладостью ее губ. Он никогда не испытывал желания целоваться с кем-то прежде — это всегда казалось слишком личным и слишком интимным с теми особами, с которыми он порой разделял постель. Все, чего он хотел тогда, — удовлетворить свои потребности, и скорее относил это к очередной человеческой слабости, нежели к тому, чем мог наслаждаться в полной мере. С Гермионой все было по-другому. Он хотел ощутить ее нежные и мягкие губы, почувствовать ее податливые, но вместе с тем передающие всю силу желания, поцелуи, погрузить свой язык в ее рот, чтобы буквально ощутить ее на вкус и оказаться ближе, переплестись с ней. Такие ощущения были для Северуса новыми и даже пугали: он не ждал таких чувств от себя самого. К сорока годам его мир был вполне изученным и однообразным: если представлять его в цвете, то все вокруг можно было выкрасить в серый. Жить так было проще. Без эмоций Северус всегда чувствовал себя уверенно и непоколебимо. Эмоции были слабостью, на которой сам он не раз играл, будучи приспешником Лорда и исполняя свою роль. Когда все вокруг было покрыто серой дымкой, казалось, ничто не могло его сломать. Но жизнь посмеялась над его уверенностью, лишив зрения и поменяв цвет мира на черный. Видимо, ему нужно было оказаться во тьме для того, чтобы, наконец, понять, что не все принципы, которым он следовал годами, были верными. Конечно, чувства могли причинять боль и зачастую так и происходило, но они же делали человека живым. Северус невольно заметил, что дышать стало будто бы легче, когда он прекратил бороться с самим собой. Вечер в его доме проходил крайне уютно. Чуть позже, когда Гермиона устроилась на узком диване в гостиной, Северус пересел к ней, наслаждаясь теплом ее тела рядом с собой. Прислонившись к его плечу, Гермиона с радостью уплетала любимый пудинг, который приготовила Тинки по просьбе Снейпа, и рассказывала о том, как прошел вечер у Гарри. Озорно смеясь, Гермиона рассказала о попытках Джинни удержать ее на Гриммо, а Северус молча слушал ее, иногда уходя в свои мысли, и смаковал дорогое вино, купленное днем в Лондоне для этого вечера. Гермиона первая вспомнила о подарках. С застенчивой улыбкой, она призвала к себе сумку и выудила из нее небольшую книгу. Это был самый известный роман-антиутопия Джорджа Оруэлла «1984» в кожаном переплете с подписью автора. Еще поздним летом, когда они с Северусом только начали сближаться, Северус рассказал ей о своем интересе: он любил читать книги, написанные магглами, и коллекционировал редкие экземпляры. Волшебники, как известно, редко интересовались искусством и не имели к этому дара, что по мнению Северуса было крайне прискорбно. Редкую книгу, которую Гермиона решила подарить ему на Рождество, ей удалось найти без особого труда. Кингсли имел достаточно широкие связи в маггловском мире, которые только приумножились, когда он занял кресло министра. Откуда он знал букиниста, который продавал редкие экземпляры маггловских книг, оставалось загадкой, но Гермиона смогла приобрести книгу и даже не очень дорого (не без помощи небольшого конфундуса). Очевидно, Северусу подарок понравился. Он прогладил ладонью обложку, наслаждаясь ее мягкостью и ощущая тонкий узор, в который складывалась натуральная кожа. Пальцами он пролистал несколько страниц, которые были не менее приятны на ощупь, и осторожно отложил книгу на столик. — Спасибо, — тихо произнес он, и Гермиона ощутила, как Северус поцеловал ее в макушку, прижимая к себе чуть ближе. — Полагаю, теперь моя очередь, — он дважды щелкнул пальцами. В гостиной появилась Тинки, а на ее руках… Гермиона ахнула, едва завидев подарок. Эльфийка прижимала к себе маленького рыжего книззла. После аппарации, зверек был насторожен и опасливо разглядывал пространство вокруг. Так вот зачем Северус спрашивал о ее пропавшем полукниззле несколько дней назад. Гермиона тогда решила, что он просто поддерживал разговор ни о чем, пока они наблюдали за зельем. Ни в каком из сценариев она не предполагала, что он может подарить ей это маленькое существо. — Северус… — она не находила слов. — Я никак не ожидала… Это лучший подарок! Спасибо, — Гермиона порывисто обняла Северуса и потянулась к зверьку. Окрасом он очень напоминал ее Живоглота, и хотя книззлу было не больше пары месяцев, он уже был размером со взрослого кота. Когда Гермиона осторожно взяла его к себе на руки, шепотом поблагодарив и эльфийку, Тинки исчезла. Книззл вел себя тихо. Он внимательно обнюхал Гермиону, когда она пристроила его на своих коленях и даже позволил себе помурчать, прежде чем соскочить на пол и скрыться из виду, чтобы изучить комнаты в доме. — Ты в самом деле запомнил, — задумчиво произнесла Гермиона, проводив книззла взглядом, и повернулась к Северусу. На его губах играла едва заметная улыбка. — Насколько я мог понять, для тебя это было важно, — ответил он, слегка пожав плечами. Гермиона смотрела на него горящими от радости глазами. Она и подумать не могла, что за равнодушной холодной маской, которую Северус всегда демонстрировал миру, скрывался такой человек: внимательный, заботливый, понимающий. И с этой удивительной стороны она только начинала его узнавать. Поддавшись порыву чувств, Гермиона поцеловала его и ощутила, как он углубил поцелуй. Его язык плавно проник в ее рот и, очертив кончиком верхнее небо, сплелся с ее языком, задавая темп. Гермиона поддалась ему, позволяя себе раствориться в ярких ощущениях и полностью отдаться моменту. Ее руки хаотично блуждали по его плечам и груди, и, когда поцелуй, разгорячивший ее сильнее, ненадолго прервался, она потянулась к пуговицам темной рубашки, желая прикоснуться кожей к его коже, оказаться еще ближе. Когда она успела расстегнуть их наполовину, Северус взял ее за руки, прерывая. Она подняла взгляд на его лицо, но не смогла ничего прочитать: темные глаза, покрытые легкой дымкой, не выражали эмоций, а пустой взгляд был направлен чуть правее. Гермиона уже подумала, что он хочет все остановить и почти отстранилась, когда Северус, не говоря ни слова, поднялся с узкого дивана, удерживая ее руку в своей и вынуждая подняться следом. Вполне уверенным шагом он пересек гостиную и пропустил Гермиону вперед на лестнице. Гермиона молчала, боясь нарушить странную тишину, что образовалась между ними. Когда они оказались наверху, и ближайшая из дверей на втором этаже распахнулась по мановению его руки, Гермиона увидела спальню. Северус первым переступил порог, и она скользнула в комнату следом. Остановившись перед кроватью, она услышала, как с тихим щелчком закрылась дверь. Северус на время замер у входа, не решаясь сделать шаги вперед. Он вслушивался в абсолютную тишину дома, приводя свои мысли в равновесие, когда ощутил ладонь Гермионы в своей руке и последовал за ней, снова позволяя себе довериться. С каждым днем делать это было все проще. Вскоре его уже утянули на кровать, и Северус продолжил нежно целовать Гермиону, откинувшуюся на подушки. Несмотря на внешнюю решимость, Северус ощущал неуверенность и даже страх. Без зрения он словно опять стал подростком, впервые изучающим женское тело. Ему оставалось полагаться лишь на тактильные ощущения, оставаясь в кромешной темноте, и это было сложнее, чем могло показаться. К счастью, Гермиона не торопила события: она растворялась в поцелуях, оглаживая его торс и позволяя Северусу изучать свое тело так, как ему было удобнее. Огладив ладонями ее тело, Северус начал медленно расстегивать пуговицы на ее блузке. Их было с десяток, не меньше, и когда последняя оказалась расстегнута, Гермиона слегка приподнялась на кровати, позволяя Северусу сбросить блузку со своих плеч. Его пальцы, наконец, опустились на горячую кожу и исследовали каждый ее миллиметр. Он начал с ключиц и медленно скользил руками вниз, ощущая под пальцами кружево, а после мягкий и плоский живот, вздрогнувший под его ладонью, когда Гермиона шумно втянула воздух. Подняв руку обратно, Северус снова притронулся к тонкому кружеву, скрывавшему ее грудь, и нащупал между чашечек застежку. Легко отщелкнув ее, он неспешно развел чашки бюстгальтера в стороны и ощутил под своими руками гладкую и нежную кожу. Ее соски слегка затвердели от прохлады комнаты и ощущений, которые дарили его прикосновения. Повинуясь своим желаниям, Северус опустился к ее груди. Проведя языком по впадинке между молочными полушариями и ощутив солоноватый привкус кожи, он двинулся выше и, оставив дорожку влажных поцелуев, нашел губами ее ареолу и втянул в рот ее затвердевший сосок. Дыхание Гермионы с каждой минутой становилось все более тяжёлым и шумным. Северус услышал, как оно резко сбилось, когда он легонько прихватил зубами чувствительную кожу, прежде чем оторваться от ее груди. Его пальцы тем временем опустились ниже, расстегивая пуговицу и молнию на ее узких маггловских джинсах. Приподнявшись чуть выше над Гермионой, он потянул ее джинсы вниз вместе с трусиками, и она помогла ему снять их, ускоряя процесс. В комнате было довольно темно: спальню освещали лишь звезды, видневшиеся на чистом небе из большого окна, но тем не менее Гермиона хорошо видела силуэт Северуса. Она была полностью обнажена перед ним, в то время как он даже не снял до конца рубашку. В таком положении она чувствовала себя беззащитной, но это ее не пугало. Она понимала, что Северус ощущал себя схоже, полагаясь лишь на прикосновения в момент близости. Потому Гермиона не стала перехватывать инициативу и даже не продолжила раздевать его, давая возможность действовать исключительно так, как ему того хочется. Северус опустил руки на ее тонкие щиколотки и медленно, еще больше распаляя, почти мучая, повел ими вверх, продолжая изучать Гермиону своими длинными тонкими пальцами. По ее коже побежали мурашки, а внизу живота все сжалось. Она хотела его. Хотела ощутить его внутри себя, но все еще не торопила, пытаясь сдерживать вздохи. Северус наслаждался тем, какой бархатной была ее кожа под его руками. Он неспешно провел пальцами по ее бедрам, намеренно оставляя призрачные прикосновения на их внутренней стороне, невесомо скользнул выше и, огладив выступающие косточки, вернулся к животу. Затем переместился выше на кровати рядом с Гермионой, которая отзывчиво потянулась к нему и, огладив руками его торс, добралась до пуговиц рубашки. Его рука, наконец, опустилась к завиткам внизу ее живота. Чуть поиграв с ними и подразнив Гермиону еще немного, Северус провел ладонью по ее складочкам, которые уже успели намокнуть, ввел один палец внутрь и сразу ощутил, как ее рука на мгновение сжала рубашку, с которой она все никак не могла расправиться. Она была горячей и такой мокрой, что уже два его пальца с легкостью двигались внутри. Северус понял, что нашел нужную точку, когда Гермиона вдруг выгнулась, разрывая поцелуй, и с ее губ, разрезая тишину комнаты, сорвался полустон. Ему так хотелось увидеть ее в этот момент: обнаженную, распаленную, желающую именно его. Несомненно, она выглядела прекрасно. Северус и сам уже был до крайности возбужден. Не в силах мучить их обоих еще дольше, он оторвался от Гермионы и стянул брюки вместе с боксерами. Вновь склонившись над ней, он медленно вошел в нее. Мерлин, как это было хорошо! Он замер, позволяя им обоим привыкнуть к ощущению, и почувствовал, как Гермиона запустила одну ладонь в его волосы, притягивая к себе ближе и утягивая его в хаотичный поцелуй, а второй залезла под расстегнутую рубашку, хватаясь пальцами за его спину. Северус начал двигаться плавно, желая доставить удовольствие не только себе, но и ей. Он слегка изменил позу, приподнявшись чуть выше, и услышал громкий прерывистый вздох Гермионы. Ее пальцы судорожно сжались на его спине, и Северус ускорил темп, безошибочно задевая одну из эрогенных зон внутри. Им не понадобилось много времени, чтобы достичь кульминации. Движения Северуса вскоре стали резкими и хаотичными. Он усилием воли заставил себя притормозить, стараясь сблизить момент наивысшего наслаждения с Гермионой. Она уже не сдерживаясь стонала под ним, когда он задевал нужную точку. Северус ощутил, как головокружительная волна удовольствия начала накрывать его, и на вздохе совершил еще несколько неконтролируемых движений, прежде чем поддаться оргазму. Гермиона погрузилась в блаженство практически вслед за ним. Она вцепилась рукой в его лопатку и резко выгнула спину, не сдерживая громкий стон. На задворках сознания она с удивлением успела отметить, что Северус не издал почти ни единого звука. Спустя пару минут Северус откатился в сторону и, наконец, сбросил рубашку со своих плеч. Его дыхание уже выровнялось, и он лег на спину, позволяя себе расслабиться. Голова впервые за последние несколько месяцев была пустой и легкой. Ощущение было крайне приятным. Вскоре после того, как Северус отстранился, Гермиона ощутила прохладу комнаты. Одеяло было скомкано и отброшено в сторону, поэтому Гермиона не долго думая придвинулась ближе к Северусу и, забросив на него одну ногу, положила ему голову на плечо. Его тепло было в разы лучше какого-то одеяла. Положив руку ему на грудь, она ощущала, как та медленно поднимается и опускается в такт его равномерному дыханию. — Мне было хорошо, — прошептала Гермиона, оставляя смазанный поцелуй на щеке и на шее, после чего уткнулась в нее носом и прикрыла глаза. — Мне тоже, — помолчав, также тихо ответил Северус и положил свою руку поверх ее. Он понял, что она уже засыпает и, чуть приподнявшись, стараясь не сильно ее потревожить, дотянулся до одеяла и набросил его сверху. По ночам в доме всегда становилось прохладнее. Сам он уснул не сразу. Чувствуя тепло тела Гермионы рядом с собой, он думал о том, что, быть может, однажды сможет понять, что такое счастье: ощутить его, вдохнуть его полной грудью и никогда не отпускать.