Degré zéro

— Любовь требует жертв, да? — Чуя буквально материализуется из пустоты. Как он проскользнул в кабинет, не издав ни единого звука — новая загадка. — Я рад, что Вы идёте на поправку, Накахара-сан, — психотерапевт приветственно кивает. — Носить Вас на руках было немного затруднительно, хотя Ваш рост упростил задачу. В ответ незваный гость только злобно фыркает, внимательно осматривая кресла. Выбрав то, что на вид кажется мягче, он заваливается в него, запрокидывая голову, как в старые добрые времена, когда он ещё был пациентом Доппо: — И что дальше делать собираешься, умник? Сконцентрировавшись чуть сильнее, чем нужно, Куникида подмечает, что «умник» не такое уж и плохое слово. В этой рыжей голове около миллиона оскорблений, можно было выбрать и что-то более отвратное. Поправляя галстук, он четко проговаривает: — Изобрету машину времени, затолкаю туда Дазая и сделаю так, чтобы он не бросился под поезд, дабы… — Под какой из? — Чуя перебивает, да, это невежливо, но сам его вопрос просто загоняет психотерапевта в тупик. — Что Вы имеете в виду? — Ты ничего не знаешь? Вот прям объективное нихуя? На протяжении четырёх дней, пока Осаму находился под присмотром врачей в лечебном крыле, Доппо бесконечное количество раз брал вину на себя, подписывал любые вещи, даже не читая, был приглашён «на ковёр» шесть раз и в общем и целом врал напропалую. Сейчас почему-то расхотелось лгать: — Да, скорее всего. — Тогда давай подружимся? Хотя симпатии ты не вызываешь, и ведёшь себя, как урод, — кто бы говорил. Но тем не менее, удаётся подметить, что у Накахары и Дазая есть кое-что общее — такие взгляды. — Что ты хочешь? — Кофе, — твою мать. — Серьезно? — Да, кофе по-ирландски. — То есть, ты предлагаешь мне дать тебе выпить? Здесь? — ладно, этот экспонат наглее. В разы. Как-то уже позабылось. — А ты просто так будешь прятать все эти благодарственные бутылки, трезвенник? Психотерапевт не собирается даже спрашивать. Во всем всегда виноват Рампо. Или способность Чуи вскрывать замки. — Отказываюсь, — в нём должно остаться хоть что-то от Куникиды-врача, иначе Куникида-человек просто сожрет несчастного с потрохами. — Тогда я сам заберу, окей? — Чуя склоняет голову набок, и это… конец. Лёгкий кивок заставляет пациента изменить положение, и уже через минуту он аккуратно выуживает из шкафа бутылку бурбона. — Так вот, касаемо Дазая… — Нет! Здесь ты её не откроешь. — Хорошо, допустим, — Накахара повержено разводит руками. — тогда просто послушай охуительную историю. Дазай развлекается, кидаясь под поезда, затягивая у себя петли на шее и прочее вот это суицидальное дерьмо. Он мафиози. С малых лет. И все ещё жив. И дело не в том, чтобы он был невероятной машиной для убийств, я легко его уделаю, к слову, просто пули от него отводит, как от магнита с… — Обратной полярностью, — подсказывает Куникида. — Именно, — Чуя поднимается на носочки, снимая со шкафа вторую бутылку. — Но вот этой же полярностью к нему притянуло такую гниду, как ты. Ля фэн*. Теперь ты все знаешь и можешь сколько угодно его калечить, он не сдохнет. А если сдохнет, я тебе похлопаю. Может, даже спляшу. Совершенно случайно Доппо наезжает креслом на ногу Накахаре так, что того опрокидывает на пол. — Прошу прощения, — пространно бросает он, увлекаясь какой-то кипой бумажек. — Да ничего, — Чуя смеряет его оценивающим взглядом, обходит стол и, встав напротив, просто сметает все, что попадается под руку. Наконец, оставив только гладкую поверхность без единой пылинки, он лениво наклоняется, придвигаясь к лицу Куникиды, и поворачивая голову то вправо, то влево. — Так-то мне похуй, но если ты сейчас спиздел, я вспорю тебе живот, — либо он движется по воздуху, либо этому нет вообще никакого объяснения — уже через мгновение Накахара кричит, закрывая дверь: — Бывай, кретин.

***

— В тихом омуте, Доппо, — вместо приветствия. Это буквально какой-то проходной двор. Куникида недовольно морщится, голова раскалывается на части: — А тебе-то что нужно? — Увидеть своего друга в добром здравии, конечно же, — улыбается Эдогава. — Ну и ещё от моего кабинета осталось одно название. Стандартизированное действие — снять очки и опустить голову на стол. Глаза снова предательски зачесались. После осознания, насколько все было легко, он периодически рыдал, как девчонка, и эта непередаваемая сухость в глазах сейчас мешала даже просто держать их открытыми, не то что смотреть на светящегося ярче новогодней гирлянды Рампо. — Я говорил тебе это три дня подряд и повторю ещё раз: теперь ты скорее пациент этого места, ну, или просто заложник, — слова даются психиатру так легко, будто он заранее закупил их на распродаже и теперь благодушно раздаёт всем нуждающимся. — Моя результативность не упала, я не отклонился от планов, двое из пятерых пациентов готовятся к выписке, по остальным аналитика уже у тебя на столе, — Доппо наконец выпрямляется и возвращает очки на переносицу. — А делать-то что будем? — да, уже заранее ясно, зачем он притащился. — Может, хотя бы сходишь… — Нет, — отрезает Куникида. — Нет надобности. Эдогава смотрит на него, как на человека, слегка обделённого интеллектом, и в ход идёт решение для таких «особенных» — унизительная констатация фактов: — Цветы же передаёшь. И конфеты. Я все понимаю, период такой… Кстати, с выбором первых ошибаешься постоянно, со вторым все нормально. Почти ничто не способно вывести Куникиду на смущение такого уровня. Почти ничто. — И какие же нужны цветы? — аккуратно интересуется он. Ну так просто для справки. Справки о ментальной полноценности. — А он их вообще терпеть не может, постоянно отмахивается своим: «Вот когда я все-таки умру, тогда и приносите». — Я понял, — Доппо кивает. Он действительно запомнит это. — А откуда… — С Накахарой невозможно завести нормальную дружбу, но все гораздо хуже, если он тебе враг, так что мои знания базируются на сохранении нейтралитета, — этот лекторский тон мерзкий и скрипучий. От него почти тошнит. — Я и не планировал с ним дружить, — как-то это задевает. — В любом случае, на время, пока он сидит в лечебном с Осаму, Чуя-кун освобождён от приёма любых лекарств под условие, что никого и пальцем не тронет. Можешь ещё несколько дней спонсировать его алкоголизм. Это даже в твоих интересах. Я потом быстренько все поправлю. Доппо давится воздухом и долго кашляет под размерные похлопывания Рампо по спине. — Здесь все всё знают лучше меня, да? — Нет, другого такого психотерапевта не найти, — эта улыбка Эдогавы тёплая. От неё ошибки рассыпаются на части. — Я рад, что ты постепенно отвлекаешься. Просто… Сходи к нему. Это приказ. Наверное. В общем, не давай Дазаю лишних поводов думать, что он мёртв. Ты и так уже забросал его букетами. Если сломать из-за поведения психиатра ручку, ущерб будет несильный, зато на душе станет приятнее. — Да что мне ему сказать в конце концов? — Куникида почти кричит, тяжело выдыхая. — Не имею представления. Составь примерный список тем для обсуждения, как ты любишь, а дальше… У меня остался неразбитый шар-предсказатель, принести? Вопрос о том, зачем психиатру «шар-предсказатель» тонет в напряженности и хаотичности мыслей. — Хорошо, я приду. Честно. Прямо сегодня. Мы поболтаем о чём-нибудь, я извинюсь за цветы. Это было неверным шагом… — Да начни ты уже говорить нормально, — слегка хмурится Рампо. — Ты ведь подразумеваешь: «Я не выдержу, расплáчусь у него в ногах, подам заявление на увольнение, украду мафиози и пронесу на руках сквозь больничные двери, — здесь он делает паузу, чтобы вдохнуть, — потом мы купим тихое семейное поместье на окраине и заведём огромную собаку, приходи в гости, драгоценный Рампо Эдогава, мой старый друг». — Ты перечитал романов с красивым концом или подворовываешь что-то из аптеки? — с этого момента Доппо уверен: все приходят сюда, чтобы просто поиздеваться. Больше он дверь не откроет. Никому. Организация приёма «строго по записи» займёт где-то полчаса, но затраченные усилия окупят себя в тысячекратном размере. — Даже если и так, с чего ты взял, что у тебя самого все будет плохо? — логично. Ответа на этот вопрос психотерапевт дать не может. Он задумывается, но, заметив хитренькую до неприличия ухмылочку, бросает крайне едкое и неподходящее ему: — Сгинь.

***

В лечебном сильно пахнет спиртом и медикаментами. Уже из коридора слышно, как ворчит и матерится Накахара. Подслушивать — дело крайне неблагородное, но иногда стоит позволять себе мелкие шалости, хотя подобным Куникида не увлекался со времён школы. — Хватит строить из себя полудохлого, — лёгкий грохот. Видимо, Чуя пнул кровать или любой другой предмет в радиусе досягаемости. — Тебе хуево от того, что ты не спишь. «Он не спит?» — Я вообще-то действительно мог умереть, — в интонациях Дазая слышится бесконечный, но бесславный трагизм. — Да, конечно. И так весь изрезанный, подумаешь. Вот сейчас, пока ты без сраных бинтов, я вижу, что передо мной на всю голову отбитый персонаж. «Они развязали все бинты? Над этим надо было постараться. Когда перевязки потребуется вернуть на место, в больнице просто не хватит материала». — Отвали,— он закрывает глаза, когда выдыхает так? Да, наверное. По крайней мере, всегда закрывал. — Не-а. Я приглядываю за тобой. — Чтобы спокойно надраться, пока Рампо отменил нейролептики? — Чтобы ты отсюда не свалил, придурок. Да и потому что больше некому. «Это не совсем правда». — Это не совсем правда, — такие совпадения заставляют замереть. — Окей, конечно, — наверное, Накахара разводит руками или делает любой другой раздражающий жест. — Твой обожаемый психотерапевт — мудак редкостный. Даже Йосано ходит к тебе каждую сраную смену, я уже устал видеть её рожу. — Он придёт. Ему просто нужно время. — Ну, как раз-таки время на купить и отдать медсёстрам все эти сраные веники он нашёл. «Заткнись». — Заткнись, — снова. Уже ни капли не смешно. — Ты просто порезал руку, вообще, какого черта торчишь в лечебном… «Так…» — …надо. Юкичи-сан не дурак. Он знает, что все это демонстративно. Видимо, Мори просто не отступается. Никому не докладывали, чего он хочет от меня? «Юкичи-сан?» — Акутагава помешался на том карлике, от него мало толку, а я нихуя не знаю, — доносится звук плеска воды. Или не совсем. — Без льда совсем отстой. — Согласен, — это звучит так, будто подтверждается кивком. После непродолжительной паузы Накахара сдаётся первым: — Тебе нужно поспать, Дазай. — Нужно, но я ещё немного подожду. Совершенно внезапно они переходят на другой язык: — Depuis quand nous a-t-il espionné? ** — Putain, J’sais pas, — Чуя подбирает слова. Наверное, ему сложно даётся понимание и произношение, но он старается. — Quelques 5 minutes? — Parfait, — такой голос Осаму вполне имеет право стать новой религией. И дело не в акценте. И не просто имеет право. Может и должен. Так лучше. — Alors jette quelque chose contre le mur et commence à jurer comme un charretier. — T’es sérieux? — Certes. Куникида просто стоял завороженным, будто его прибили к полу. Вероятнее всего, это снова какая-то ловушка, иначе настолько сильного скрытничества бы не было, но… Разве подобное не доказывает, что Дазай в порядке? С ним же всегда было так: на недотонах, почти что движениях, фальшивой мимике и острых лезвиях. Никаких других вариантов. Даже сейчас приходится прятаться за полуприкрытой дверью. Тем временем в палате падает кресло, что-то разбивается о стену с оглушительным звоном, и Накахара буквально срывается с цепи: — Просто завязывай уже, мечтатель хуев, ну погеройствовал, и что, блять? Я твою жопу всегда спасал, но теперь — заебало. Все. Пиздец. Вот, давай, вперёд, бегай и стелись по полу перед ублюдком, который ни на грамм не оправдывает твоих… — …ожиданий? — Куникида как-то лениво опирается о стенку возле входа. — Ага, — выплевывает Чуя, сразу тушуясь и приземляясь обратно на стул. Доппо решает, что здороваться уже нет смысла, Дазай же будто игнорирует его появление и обращается к Накахаре со спокойным: — Захочу — буду и бегать, и стелиться. Это заставляет кончики ушей немного вспыхнуть. Самое лучшее решение, достойное психотерапевта — встретиться со стыдом без пререканий. Именно поэтому он закрывает лицо обеими руками. — Вообще, ты молодец, — в итоге отмирает Доппо. — Теперь «пациент из 306-й» здесь ещё надолго. — Договор в силе? — Конечно. — Тебя не уволили? — Нет. — Значит, я здесь с тобой? — Пока что с Накахарой, — Куникида, кажется, улыбается. Наверное. Вполне возможно. — А потом посмотрим. Вышеупомянутый именно в этот момент даёт всем знать, что его сейчас стошнит, издав совсем непередаваемый звук, после чего уточняет почти отстранённо: — Блять, если не уйду, меня голубым зальёт. Надеюсь хотя бы на сегодня я свободен? Неожиданно Доппо концентрируется на всем сказанном ранее, выбирая из потока наиболее подходящее слово, и оно заставляет Осаму как-то резко дернуться и слегка приоткрыть рот: — Certes.***