Проблема в вышибающем из-под ног «переборщил тогда».
И здесь стоит разбирать уже по пунктам. «Переборщил»? Серьезно? Что он вообще делал не так? А что делал правильно? Был ли во всем произошедшем хоть какой-то смысл? Люди без здорового целеполагания бросаются с крыш. Куникида живет на последнем этаже. Рампо — посланник небесный, бескорыстно хлопочущий о сирых и убогих. Какая же это все… — …хуета, — и снова спасибо за подсказку, слуховая галлюцинация. Действительно значимо только одно — некая пустяковая деталь, с которой началось это утро — финальное осознание навязчивого «тогда». Краткий вывод по теоретической части: Тогда — Доппо держался, сжимая кулаки, за светло-бежевый кардиган Дазая, периодически хаотично перемещая руки на бёдра, талию, шею, лицо и обратно по новой. Сейчас Доппо держится только на Божьем слове. — Стоишь тут уже минут 10, в стену пялишь. Крипово, — вместо приветствия. Такое из уст Накахары звучит почти одобрительно. — Ещё и выглядишь отвратно. Куникида сам не заметил, как поравнялся с перилами у входа, этой нелепой шляпой, темной одеждой и скопищем сигаретных бычков на земле. Все до фильтра. Без исключений. «Он курит, когда срывается окончательно», — данный негативный механизм контроля числился за авторством самого Эдогавы. С одной стороны — непрофессионально, с другой — если Накахара периодически медленно убивает себя, это не так уж и страшно. Других он наверняка убивал бы быстро. — Даже если постараюсь, за пару дней я уродом не стану. Что не так? — нужно держать марку и казаться «подходящим». Эта неожиданная встреча для психотерапевта сейчас могла закончиться его же собственными похоронами, учитывая состояние собеседника. — Ты хмуришься чаще, чем говоришь, весь такой непроницаемый, «типа спокойный», смотришь всегда оценивающе. Да от тебя периодически сбежать охота, вот что, блять, не так, — восхитительные заключения. Подобного психотерапевт точно не ожидал, но ответ всеоблемлющ и отчасти рационален. Благодарить за такое нужно чистой, как родниковая вода, правдой: — Немного устал, — Доппо пожимает плечами и неясно с какой целью добавляет: — Много думал. — Издеваешься? Ты же, вроде как, на неделю съебался «отдыхать», и сам из себя весь такой классный психотерапевт. Результативный кандидат-всего-блять-на-свете. По-любому должен был понять и разложить унылую херню по полкам за один день. Или нахуя тебе мозги? Чтобы тупить? — Психика как раз не тот случай. Сам себе не поможешь, — да, манера речи Чуи оставляет желать лучшего, но его удивительно легко понимать правильно. Тем не менее, почему-то бетонные ступени больничного крыльца резко сменяются на эшафот. Неприятно. — Тогда сходи к врачу, — дельное предложение. — Рампо как раз теперь свободен. Охуенный психиатр, всем советую, — если бы иронией можно было стрелять, после этого диалога Куникида превратился бы в решето. — У вас что-то случилось? — У нас? Ты вот сейчас, блять, серьезно? — Накахара почти опрокидывается с перил, но вовремя подхватывает равновесие: — Он просто задрал меня. С тех пор как ты исчез, беглец хуев, этот придурок только и делает, что таскается за мной. Травит свои блядские шутки, выводит из себя, ссылаясь на «бихевиористику»* и прочую вашу научную поеботу… — Вообще, Рампо впадает в крайности только в безвыходных ситуациях, — Куникида знает его со старшей школы. Сказанное — неопровержимый факт. Чувствуя какую-то мутную вину за то, что после случая с перекрестным допросом Чую не причислили к лику великомучеников, психотерапевт выбирает приоткрыть завесу тайны: — То есть, в экстренных случаях. Когда он потерян. — И это вот моя проблема, что психиатр-кретин не ебет, что делать? — Накахара действительно зол. Он закуривает, кажется, шестую. — Не твоя, конечно, но все же не стоит… — Заткнись, — неясный жест рукой в воздухе, видимо, означает добавочное: «Заебал» или более цензурное: «Хватит». Хотя это уже вряд ли. Доппо примирительно кивает и облокачивается на перила возле. Сопротивления не последовало. Отличное начало. Первый пункт свода правил проведения консультации: установка контакта. — Я ебейше зол и ничего не понимаю. Но с другой стороны… Интеллект возбуждает и вся херня, — это настолько неоднозначно, что Куникида замирает на месте в попытке осознать: переводит ли он тему? — Мы все ещё говорим про Рампо? — вопрос адекватный, правильный и притянутый«Врач сам себя не лечит.»
Он как-то отчужденно оглядывается по сторонам, пока из «состояния без состояния» его не выводит громкий хохот. — Ладно, расслабься. Донесу тебе суть происходящего: не повезло. Бывает. Я даже сочувствую, — Чуя склоняет голову к плечу. — Это ещё почему? — Дазай никогда раньше серьезно не влюблялся, — эта фраза ощущается ледяным душем с перепоя. — Было всякое, по типу наивных девочек, готовых с ним вместе с моста сигануть. Ты же оказался «не по зубам». Он с тобой теперь до гроба, хуй отцепишь. Ещё и мужик. Короче, пизда тебе. Вот он — итог. Такой долгожданный, навязчивый и грязный, как бездомный пёс. Буквально омерзительный. Куникида не мог перестать улыбаться. Ни единого шанса контролировать себя. — Лицевой нерв защемило? — участливо осведомляется Чуя. Психотерапевт кивает. А что ещё оставалось делать? Признаться? Бред. И все же, что-то здесь все равно не так. Слишком уж разочарованным выглядит Накахара. Слишком уж поспешным становится согласие Куникиды. — Переживаешь, да? — Ясен хуй, — Чуя как-то резко переключается с диалога на обшаривание своих карманов и тревожно вскидывается, не найдя ничего. — Заберёшь у Эдогавы мои перчатки. Приказ. Подумать только. — И еще кое-что. Рассказываю в первый и последний раз, можешь конспектировать. Вы, ученые долбоебы, любите все записывать, — он как-то презрительно морщится, но продолжает уже спокойно: — Все за ним таскались, будто он в прошлой жизни, блять, страну спас в соло, но Дазай на них не реагировал. Никак. Он же из себя такой изящный неприступный клоун, один из управляющих, загадочный до охуения, красивый, как… — Ангел? — первое, что пришло Доппо в голову. — Как черт, — Чуя неприятно кривится, услышав предыдущее предположение. — Без обид, конечно, но твоих пидорских замашек я не понимаю. — Так я тоже, — звучит просто на-и-ту-пей-ше (именно по слогам), но правда есть правда. — Ничего, Рампо со своей радужной книжкой тебе все в подробностях распишет. — Радужной книжкой? Накахара будто резко что-то вспоминает и слегка нервно одёргивает шляпу на лицо: — Я тебе ничего не говорил, сделай вид, что рад и все такое. — Рад чему? — Подарку, — снова начинает злиться, сильно прикусывает фильтр сигареты, вцепляется руками в перила, но всё-таки выдавливает более-менее уравновешенное: — Эдогава где-то четыре дня носился с упаковкой и всякой праздничной херней. Я даже банты ебучие клеил. Разноцветные. А вот твоя принцесса кстати, на неделю затонула в книжках и самоизоляции. Пиздуй вытаскивать из башни и прочее. Удачи. Он замолкает, на секунду поднимает взгляд к бетонному козырьку и добавляет уже более отстранённо: — Ты такой странный. Просто до жути, блять. Стоишь, лыбишься на хуйню о Дазаевых интрижках, а по факту уверяешь всех, и себя тоже, что тупо лечишь его и «пациент идёт на поправку». Куникида хотел бы что-то сказать. Честно. Что-то обязательно значимое и весомое, но… Трезво оценил свои шансы на выживание, после стычки с действующим членом портовой мафии и, мягко склонив голову, прошёл мимо, к стеклянным дверям. — Увидишь этого еблана в халате — позови, — тихая просьба существенно что-то поменяла. Но у Доппо нет времени разбираться, что именно. Все изложенные мелкие подробности реальной жизни Осаму впивались в голову непередаваемой тревогой и повышали пульс до 140 в минуту.***
Доппо слишком громко хлопает дверью отделения, чем заставляет вздрогнуть рыжего парня и его расстройство влечений в придачу. Сидящий рядом с ним депрессивный мужчина с челкой до глаз незаинтересованно переводит на него голову, а высокий блондин, зависимый от трат, заталкивает подальше свой комплекс Бога, но улыбается все ещё по-королевски снисходительно. Куникида уже забыл про это не совсем заманчивое ощущение утреннего приветствия пациентов. Также слегка расстраивает и настораживает факт, что ни на одном из этих диванчиков он не находит предводителя сумасшедшей братии — Эдогаву. Сейчас десять утра: время, когда Рампо перехватывает горячий шоколад из автомата и залипает в свои логические головоломки где-то возле ординаторской. Какого черта… — …он буквально испарился, — Йосано одаривает психотерапевта сонным прищуром и снова утыкается в журнал, рассматривая набор кухонных ножей, которому посвятили целый разворот, — ударил себя по щекам, прыгнул на месте и сбежал сразу, как увидел через окно возле входа тебя рядом с этим… шляпником. Акико нарисовала какой-то бессмысленно-огромный цилиндр над своей аккуратной и безупречной укладкой. Либо она действительно не помнит Накахару, либо он раздражает её настолько, что его имя заблокировано на подсознательном уровне. — И куда…? — Доппо машет перед собой рукой, определяя направление. — Налево, — медсестра повторяет его жест, устало ухмыляясь. — Благодарю, — Куникида коротко кивает и отправляется в противоположную сторону, краем уха зацепив тихий смешок. Ничего удивительного, она всегда была такой. По крайней мере, это никому не наносит вреда. Пока что. — Да стой ты, — Йосано окликает его, но с места не двигается. — Он там что-то готовит. Сюрприз. Радость, счастье, шарики, понимаешь? Посиди тут. И не выделывайся, ничего «суперважного», как обычно, у тебя сейчас нет. Сам в свой выходной приперся, — тон меняется на слегка угрожающий, и Доппо не замечает, как пятится и присаживается на один из диванчиков, слегка потеснив парня в синем комбинезоне. Окинув его каким-то чересчур уж добрым и ликующим взглядом, мальчишка придвигает собираемый им на небольшом журнальном столике пазл прямо врачу под нос и протягивает одну из частей. Почему-то вопроса: «Взять или нет?» — не возникает. Куникида перехватывает деталь и автоматически сравнивает с картинкой на коробке. — Представления не имею, откуда она, — делится ярко-желтая макушка. Спешно смерив совершéнный хаос, Доппо выдаёт разрушительное: — У тебя нет никакой организации… — Миядзава Кенджи, — хоть какая-то ясность в этом тягучем болоте. — Кенджи-кун, —кивает Куникида и продолжает свои нравоучения: — Надо разбить картинку на части и только потом подбирать относительно подходящие детали к каждой из них. Дальше просто решаешь, какую ты хочешь собрать первой. И естественно, переворачиваешь каждый кусочек лицом кверху. Парень подносит палец к подбородку, задумчиво обводит столик взглядом, после чего спокойно и решительно выдаёт: — Небо. Первым будет небо. — Это нелогично, — психотерапевт чуть ли не начинает размахивать руками. — Небо — самая сложная часть, начинать нужно с… — А почему, если сложно, то сразу прям нельзя? Кусок неба у меня уже есть, вот, — Миядзава несколько раз стучит указательным пальцем по крошечному фрагменту буквально из четырёх деталек, — и я хочу его дособрать. А вы чего упрямитесь? Сложившаяся ситуация запускает ряд неожиданных переоценок существования. Элементарные вопросы. Элементарные выводы. Почему если сложно, то… — …надо сразу отказываться? Это вот как раз ваше «нелогично», — кажется, мальчишка обиженно надулся. — Если нет желания помогать, я сам сделаю. Хотел просто развеселить вас как-то. — А зачем? — У нас, — неизвестно где, да и не важно. Это место явно представляет высшую ценность, перебивать не стоит, — такое правило есть: если тоскуешь, не оставайся один. — Да я и… — Возьмитесь за центр, он попроще, раз вы небо не любите, — Кенджи протягивает коробку с перемешанными кусочками будущей величественной пагоды, мостика и ручейка. Куникида перенимает картонку, и она кажется тяжёлой, как смертный грех. — Нет, допустим, мы сошлись на том, что собираем, — надо бы откашляться, чтобы вести диалог дальше. Как-то неудобно. — Не-а, — мальчишка разводит руками, — это я так решил. Вы же сказали, что это глупо. Ничего мы не сошлись. Доппо тщательно отбирает голубые фрагменты, выкладывает пару на стол и старательно оценивает, куда бы они подошли. Празднуя свою маленькую победу, Кенджи слишком уж демонстративно примеряет каждый к предыдущим четырём: — Спасибо тебе, — он показывает жест одобрения, подняв большой палец вверх. — А мы уже на ты? — не стоило того, может разрушиться странный баланс, но… — А почему нет? — Кенджи вскидывает голову, цепляясь своими янтарно-желтыми за глаза Куникиды. — Или это тоже «нелогично»? Если вы врач, я не могу с вами дружить? Меня вы не лечите. Да и так подумать, все мы здесь изначально друзья. — Почему? — Потому что мы все — люди, — он смотрит на Доппо, как на умственно отсталого. — Нам, вроде как, положена дружба и прочее. Неважно, кто ты или кто я. Мы на одном диване сейчас сидим, картинку собираем. Картинку… Да, сейчас точно складывается определенная. — А если есть человек, с которым мы, наверное, не друзья? — То это все ваши отговорки, — Кенджи поправляет волосы и снова принимается за переворачивание разноцветных кусочков. — А если мы, наверное, больше чем просто… — Больше — не меньше, — перебивает парень, бросив какой-то уж слишком суровый взгляд. — Ты очень упрямый и строгий к себе, доктор-сан, — заключение, достойное подписи министра здравоохранения. Это вызывает добрую улыбку, полную какого-то подозрительного ощущения комфорта. — Да, возможно, так и есть. Почему ты тут? — Проблемы с адаптацией, агрессивное и асоциальное поведение, — серьезно и как-то даже гордо провозглашает Миядзава. Интересно, что руководило тем, кто ставил диагноз? Здесь явная ошибка. Эта солнечная голова, возможно, нуждается в исправлении, но не… — …таким вот путём, — Кенджи недовольно хмурится. — Возможно, я тут ещё несколько часов просижу. — Ты не хочешь ли перевестись ко мне и… — Хочу, — привычку перебивать точно надо сгладить. — А с чего вдруг повышенный энтузиазм? Парень как-то неоднозначно жмёт плечами в ответ: — Детали подошли, — он указывает на кусочек неба, разросшийся уже до шести фрагментов. — Ты умеешь справляться с проблемами, даже когда не хочешь. И знаешь все наперёд. Только упираешься долго. Сам себе противоречишь… Ещё немного и Кенджи, кажется, начнёт загибать пальцы, чтобы случайно не пропустить ни одного удара по самооценке. Доппо вовремя обрывает монолог: — Спасибо, — он слегка кивает, действительно благодаря. — Сам дальше сможешь? — Да, конечно. И не за что, — Миядзава выглядит слегка ошеломлённым. Куникида поправляет рубашку, и уже в совершенно другом расположении духа покидает холл. — Эдогава-сан сказал, что один его друг не умеет решения принимать, — слышит он крик себе вслед. — Я так не считаю. Запомни. Короткая пауза заставляет Доппо затормозить и обернуться. Кенджи счастливо машет ему рукой, подскочив с дивана: — Не убегай совсем! Ты ещё не все собрал! Ещё одно «спасибо» будет выглядеть жалко и неуместно. Улыбаться просто так — для дураков. Куникида не умеет принимать решения, следовательно, Куникида — дурак.