Degré zéro

— Тот парень, которого ты научил лезть людям в душу и дёргать за нервы — немного настораживает. Кроме того, я и сам много думал. Правда, — стоило хотя бы поздороваться для начала. Как-то неловко вышло. Эдогава дергается, слишком агрессивно перемешивая внутренности ящика рабочего стола. Ему экстренно надо найти хлопушку, иначе эффект праздника будет потерян. — И к какому выводу пришел? — приходится затягивать диалог. Черт бы побрал эту проклятую атрибутику вечеринок. — Если честно, почти точно решил, что меня… — взрыв. Разноцветные конфети кружатся в воздухе и медленно оседают на любой доступной поверхности. Лицо Куникиды остаётся прежним. Ни единый мускул не дрогнул. Голова психиатра повержено встретилась со столом: — Тебя что? — Должны посадить в тюрьму, — Доппо довольно бесстрашно встречается с прелестями судьбы. Но Рампо чуть ли не икает от этого: — Нет, — действительно бредовое предположение. — Хотя бы отстранить от работы. — Нет, — да сколько можно… — …мать твою, — ни разу с момента знакомства Эдогава не замечал над Накахарой этой неоновой вывески «лучший человек Земли», но сейчас он разглядел её и больше не мог оторвать глаз. Ещё пара минут и врач облегченно расплачется, — сам не устал пиздострадать? Мы же здесь все типа «очень» рады твоему возвращению. Вон даже салют заебашили. Слегка потеснив Куникиду в дверях, Чуя стряхивает с его плеча пару цветных кусочков бумаги. Это будто отрезвляет психотерапевта и даёт тому шанс на новый виток эволюции. Он в два шага преодолевает расстояние до кресел напротив стола Рампо, буквально утягивая Накахару за собой, толкает его, садится сам, закидывает ногу на ногу и складывает руки на груди. После короткого выдоха серьезно выдаёт: — Я человек науки. Ещё немного не отошедший от шока Чуя забывает вставить матерное слово в фразу: — Да мы, вроде, поняли. — Соответственно я вообще не в курсе, что делать, говорить и далее по списку. При этом чувствую себя потерянно и систематизировано неадекватно, — буквально каждое слово все ещё пропитано безнадёгой. Бывает. — А систематизировано — это когда? — поза Рампо сменилась на максимально рабочую, и он полностью сосредоточился на получаемой информации. — Стандартно — по ночам, — Куникида зачем-то бросил беглый взгляд на часы. Среагировав на многозначительный поворот рыжей головы, психиатр автоматически выдал угрозу: — Если сейчас начнутся подколы, я вырву тебе глаза и прикреплю их как материал для борьбы с любителями подглядывать. Чуя почти поперхнулся воздухом, но вовремя схватился за перчатки, молниеносно натянув одну. Правую. «Чуть ранее он просил их передать. Если сам забрал, значит, у них все наладилось». Доппо вдохнул отрывистее, чем хотелось бы. Эдогава же резко сменил настрой на «точка отсчета»: — И вообще, с каких это пор в мои дела решил влезть сам Чуя Накахара? Как у Вас дела, Чуя Накахара? Вам скучно, Чуя Накахара? — Ага, решаю проблемы одного твоего голубого дружка. А какие друзья такие и… — левая перчатка также была надета. Дело принимает нешуточный оборот. — Может, хватит? — Куникиде неудобно вмешиваться в, возможно, судьбоносный конфликт. На секунду повисает тишина, но вдруг Рампо резко подрывается, открывает шкаф и достает оттуда что-то относительно огромное. Протягивает Доппо. Улыбается тепло и невинно. — Радужная книжка, — ехидно кивает «Чуя Накахара». — Забирай её и вали. — Нет, сиди, — перебивает Рампо. — Нам надо поговорить. — Не слушай этого уебка, — продолжает давление странная шляпа с лентой. Из общего стиля она не выбивается, но оказывает влияние просто своим существованием. — Нет, я сказал… — Заткнитесь, — максимально взрослое и взвешенное поведение, — оба. Книгу положи туда, — Доппо как-то неоднозначно указывает на стол своего коллеги, где, как обычно, яблоку негде упасть. Уборка — не его сильная сторона. — И ты ее даже не откроешь? — Эдогава расстроен. Или просто растерян. Наверняка на данный сюрприз он имел буквально Наполеоновские планы. — Позже открою, обещаю, — это звучит честно, как признание во всех содеянных грехах. — Сейчас мне просто надо разобраться, как поступить. Каким образом я могу теперь уже не навредить и… Заливистый хохот прерывает излияния души, и две пары глаз прожигают в Накахаре огромный метеоритный кратер, но ему в прямом смысле слова — похер. — Слушай, — смех у Чуи не зловещий, а скорее какой-то до остроты ломанный и детский, — с Дазаем нельзя делать ничего, что может «не навредить». Такое просто неинтересно этому отбитому. Поступай, как знаешь — мой совет. Но ты нихуя не знаешь. И звучишь, как сраный девственник. Поэтому вот тебе учебник по пидорским наукам, раз уж ты к науке склонен, — указывает прямым пальцем на старательно и нелепо украшенный прямоугольник на столе. — Читай, обогащайся и… — Что ты хочешь сделать? — Рампо встревает как всегда вовремя и невпопад. — Что ты чувствуешь? Зачем пришёл? Чтобы полчаса стоять в парке? — Я, наверное, соскучился? — это действительно вопрос. Не констатация факта. — С первым разобрались, дальше, — жуткое давление. — Я, наверное, хотел бы с ним поговорить? Или его уже надо обнять? Или пора перейти на что-то более ин… — Ой, бляяяя… — Накахара откидывается в кресле, роняет шляпу на пол и прикрывает лицо руками. — Дальше нихера не говори. Разберём по пунктам: ты педик. Ты влюбился. Ты в итоге все равно его не вылечишь, — он загибает безымянный, и скрип кожи перчаток наполняет помещение. — Сейчас ты пойдёшь в палату, будешь типа делать вид, что такой тупорылый и вообще ничего не осознаёшь. Но ты уже все решил. Просто признаваться стыдно. Все твои «или» — это не вопросы, нахуй, это план. Ты педик. Смирись. Рампо зачем-то пару раз хлопает в ладоши. Куникида чувствует гнев в той же мере что и… — …спокойствие. От хера в заднице ещё никто не умер, ты не «навредишь». Вперёд, дерзай, — Накахара высказывает это даже как-то устало, сопровождая слова пластичным размахиванием рукой. Доппо покраснел? Покраснел же, да? Или нет. Боже, хоть бы нет. Черт. Вспоминать сейчас, что изучение подобной тематики было проведено дополнительно, вполне сравнимо с засовыванием пальцев в мышеловки. — Сбавь обороты, — предупреждает Эдогава по-врачебному строго. — Куникида, просто иди. Хватит все анализировать. Ты надоел сам себе. И обязательно открой книгу. О-бя-за-тель-но. Психотерапевт молчит, почти не моргает и почти не шевелится. — Может, ему воды дать? — Чуя не беспокоится. Скорее ставит эксперименты вежливости. — Мне надо поговорить с Накаджимой, — такого никто не ожидал, но все проглатывают удивление. Доппо медленно поднимается, забирает подарок, игнорирует конфети в волосах и выходит, закрывая дверь нарочито неспешно. Тишина не нарушается даже ветром, который до этого все же так или иначе, но пытался протиснуться в открытое окно. Нарушать ее самостоятельно — как-то страшно. — Он вот прям серьезно боится навредить Дазаю? — ладно, Накахара всегда шёл напролом. Ничего нового. — Ага, — Рампо перевёл взгляд с наградной полки на своего пациента, и зафиксировал просто непередаваемое словами выражение лица. — И боль у нас делится на физическую и эмоциональную. Просто к слову. — Как же это все… — Чуя завис, его буквально потряхивало от злости на то, что он собирается выдать. — …жутко? — простое предположение, кажущееся вполне рациональным. — Мило, блять, — Накахара обречённо вскидывает руки. — Эй, кретин, я от них заразился, да? Я теперь тоже педик? Есть какие-то статейки ебучие про подобное? Психиатр отвечает улыбкой старого и матёрого хитрого лиса из детских сказочек. — Да мать твою, серьезно мне скажи. — «Статеек» нет, — Эдогава упирается в кулак подбородком. — Тогда напиши, — серьезное требование. — Специально для тебя? — Да, — это должно было выбить из колеи, но уже давно стало привычным, поэтому… — Хорошо. Заметка: оба участника диалога отлично понимают, что в данном «научном» труде не будет и слова правды. Но на этот случай у Накахары ещё остались сигареты. — Смотри, — Рампо потягивается, опустившись в кресло, после чего складывает локти на столе, придавая себе максимальной официозности. — Куникида читает со скоростью около трёх сотен слов в минуту, правильно? Чуя не знает, почему он резко мотает головой. — В книге шесть сотен страниц, и на каждой примерно около девяти сотен слов, правильно? Чуя повторяет прошлое действие. — Соответственно, как только он дочитает ее, а это произойдёт довольно быстро, я могу попросить Доппо оставить книгу в палате, чтобы ты сам… — …засунул это ебучее творение искусства тебе в жопу, — Накахара щёлкает пальцами, но звук получается смазанным и неверным. Он немного тревожно вскакивает, выдвигая абсолютно невозможную, хоть и до крайности правдивую догадку: — И что же за хуйню ты начеркал в письме, которое так «потрясающе» и «абсолютно неочевидно», как сраный Джеймс Бонд, заныкал в книжке для гомиков? Несколько секунд Эдогава бессмысленно и беспощадно пытается отойти от шока, но в итоге сдаётся: — Кто знает, — он принимает более уверенную позу полностью осознавая, что за грани кабинета разговор не выйдет. — Вообще, как обычно: тщательно расписал то, что должно толкнуть к моему варианту решения всех проблем. Отрицательному, конечно. — И ты вот прям блять надеешься, что он, как щеночек… — Не-а, — наглость — второе счастье. Крутиться в кресле — жутко дурацкая привычка. Эдогава Рампо — невероятный стратег. — Я должен быть уверен в том, что Куникида сделает все абсолютно наоборот. — Реанимационную подготовь для этого дебила, — ёрничает Накахара, почему-то не зная, куда себя деть. — Если хочешь проследить за ним, то иди, конечно, — ещё раз: Эдогава Рампо… — …охуел в край.

***

— Здравствуй, Ацуши, — Доппо неловко мнётся на пороге палаты, хотя зайти в неё имеет полное право. — Куникида-сан? Вы уже вернулись? Что-то случилось? — парнишка подскакивает и как-то резко опускает свой смартфон в карман пижамных брюк. Непонятные звуки лязга металла сменяются унылым пищанием уведомления о приостановке битвы, но психотерапевту плевать, ведь он пришёл (абсолютно точно и бесповоротно) поговорить о ситуации, в которой Ацуши явно один из победителей. — Да, я вернулся и мне бы хотелось серьезно поговорить с тобой. Точнее, обсудить кое-что личное. Накаджима смотрит с злобным недоверием. Возможно, неделя на попечении Рампо воспитала в нем этот взгляд. Пиздец. Точнее, кошмарно. — А разве вам можно? — правильный вопрос. — А ты видишь на мне халат? — и этот тоже правильный. Парень буквально за секунды складывает нехитрую комбинацию в голове и перемещается на диванчик у стола, приглашая сесть рядом. Он предупреждает как-то слишком осторожно, садясь в позу лотоса и занимая добрую половину сидения: — Только если мне не понравится тема… — Наверняка так и будет, но я запутался сам в себе и надеюсь на твою помощь. Конечно же, не в отместку за то, что я помогал тебе с лечением. Даже не смей думать об этом, — Куникида серьёзен и настроен идти до конца. — Если вы наконец-то решили поговорить об Осаму Дазае, то я… — весь лексикон Чуи резко всплывает в голове Доппо. Если сейчас он получит насмешливый отказ, то просто не узнает того мягкого и пугливого мальчика, что объявился здесь год назад, но такой ход событий вероятен. Это заставляет протяжно выдохнуть и кое-как удержать себя от того, чтобы зажмуриться. — Боже, конечно я расскажу все, что вы захотите услышать! В конце концов, я в курсе всей ситуации и знаю, что сами вы себе никак не поможете. А ещё и эмоции не самая ваша сильная сторона. Это уже тупик какой-то, да? — Да, — хорошо. Все хорошо. Просто квалификацию и навыки психотерапевта в очередной раз поставили под вопрос его же пациенты. — Спрашивайте, не тяните, мы так до ночи просидим, — солнце, уже какого-то черта заходящее, слепит глаза сквозь неприкрытые занавески. Улыбка Накаджимы слепит сильнее. — Я не понимаю, кто мы друг другу теперь. Если взять очевидный расклад, то представления не имею, как к этому относиться. Поделись, как ты нашёл… подход к Акутагаве, — наиболее завуалированное, наименее опасное. Отличный выбор. — Почему мы теперь…эм…вместе? — прямое попадание. — Да, именно. — Никогда не думал, что буду это рассказывать, — парень медленно заливается краской, пунцовые разводы у него на щеках похожи на лихорадочные. — А насколько подробно? — Максимально, — за такое хочется извиниться около сотни раз. Ацуши бегает взглядом по палате, постоянно теребит край пижамной рубашки, медленно сливается по цвету со свеклой и долго молчит. Видимо, вся кровь отлила от мозга. Через тягучую минуту отмирает: — Вы сохраните это в тайне? — Абсолютно. — Даже Рампо-сан не узнает? — Гарантирую. — После того, как выслушаете меня, наконец-то встретитесь с Дазаем? Ответ на подобное не должен быть таким же коротким и уверенным. Просто не должен быть. Поэтому Куникида позволяет себе сказать: — Да. — Это радует, — удивления Доппо Накаджима не замечает, отвернувшись куда-то влево. — Только не смейтесь, хорошо? Куникида весь внимание. Он максимально и по всем фронтам готов услышать подростковые откровения, щедро облитые розовой мастикой и украшенные сахарной пудрой в избытке, поэтому он теряет связь с вселенной после слов: — На самом деле, Акутагава до сих пор бесит меня. Я его терпеть не могу! Психотерапевт открывает было рот, но Ацуши выставляет вперёд руку: — Не перебивайте, я уже почти теряю сознание от стыда. Доппо понимает это ощущение, не опираясь на сухую теорию и психологические тактики. Понимает просто так. Задаром. Не лучшее, но начало. Быстрый старт в глубину переживаний для тупиц. — Меня раздражает его поведение, вся эта напускная серьезность, неспособность контролировать гнев и грубое обращение. И все это потому, что я провёл рядом с ним достаточно времени, чтобы понять, что это все защита. Фальшивка. На самом деле, даже несмотря на то, что он здесь из-за преступлений, он хороший парень. Точнее, нужный мне человек. Меня раздражает он. По факту — целиком и полностью. Но отобрать его я уже никому не дам. Мне комфортно с ним один на один. Когда совсем тихо. Даже вспышки гнева уже сошли на нет. Он корчит такое смешное лицо, когда надо куда-то выйти. Даже в столовую. Вы знаете это его выражение: «Не подходи ближе, чем на метр». Для вас он убийца и просто продолжает им быть. Куникида не успевает анализировать информацию, но также и осознаёт, что от постоянных подтверждающих кивков у него уже затекает шея. Он вынужденно цепляется за последнюю фразу: — И зачем же? Накаджима смотрит даже недоуменно, но смягчается, закрывает глаза и горделиво вскидывает нос: — Потому что вы меня не выписываете. А без меня он отсюда уходить не хочет. — И если ты этому поспособствуешь, я тебе вырву руки. Будешь зубами подписывать сраные бумажки. Подумай дважды, — этот предупреждающий и не по годам ожесточенный голос обрубает хвастовство Ацуши на лету. Он пару раз моргает, снова краснеет, открывает и закрывает рот, как рыба. Ситуацию надо если не спасти, то хотя бы оправдать: — Я сегодня здесь не врач, а посетитель, — Доппо тянет себя за рукав обыкновенной офисной белой рубашки. — Соответственно, решений никаких не принимаю. Несколько секунд Акутагава сверлит его рентгеновским взглядом, крутя головой, как сова. Он проходит в палату, ложится на кровать, вставляет в уши наушники и несколько секунд ждёт их подключения, после чего машет рукой, давая знать, что ничего не слышит. — Так вот, да, — Накаджима выглядит спокойным, а вот сердце Куникиды замыкает где-то на 150ти ударах. — В принципе, это все, что я чувствую. Предпочитаю называть подобное любовью, а не влюбленностью, мы же знакомы уже очень давно. — Но вы дрались вначале и… — просто бред какой-то. — Это моя вина. Его просто разместили в этой палате и не предупредили, что я хожу по ночам. Он испугался, разбудил, я проснулся, среагировал и устроил драку. Все началось с того момента. А извиняться потом было как-то чересчур неудобно, да и первое, что он сделал наутро, это разбил мне нос, — сейчас парень вспоминает все с подавляющей радостной усмешкой. Наверное, настало время для чего-то решающего, так как в карте-характеристике Рюноске Акутагавы есть пометка: он не любит и не умеет ждать. Провоцировать пациентов запрещено при любых обстоятельствах, кем бы ты в этих стенах ни был. — Ацуши-кун, а как все же… — Во время одной потасовки я оказался совсем беспомощен и обездвижен, не подумал головой, решил укусить его за лицо. Кривовато…вышло. В щеку я сразу не попал, и как-то зубы сжал только в первую попытку…и… — навязчивые звуки кипения доносятся явно из черепной коробки Накаджимы. Какое, все же, удивительное совпадение. Тем не менее… Жалеть его нет никакого смысла. Эти мысли не отвратительны ему. Он просто… — …не может сказать, что испытывает. Конечно, через игры и загадки ему проще. Это его тактика, какой бы мерзкой она не была. Я не защищаю. Никогда бы не стал, но… Вы только в себе пытаетесь разобраться. Спросите прямо. В прошлый раз вы так здорово все проигнорировали, что Акутагава почти отдал приказ пристрелить вас. Неожиданно приятная новость. Если бы приказ был приведён в исполнение, Доппо бы умер честным человеком с устоявшимися мотивами и рамками. Тем не менее, умирать теперь — вообще не с руки. В эпитафии кто-то типа Эдогавы написал бы: «Дорогой друг, не вынесший тяжести душевных стенаний, наконец-то попрощался с нашим миром и своим состоянием ментального киселя». — Ты же о Дазае, верно? Кивок. — Я не замечаю его чувств? Кивок. — Давно? Кивок. — Я должен винить себя? — Да или нет. Ваше право. Вы никому не доверяете. Сначала мы были в этом похожи, — трепетное разрушение порядка не вызывает отторжения. Пусть будет так. Акутагава как-то нервно осмотрел комнату, снова зацепился за Куникиду, раскатал его взглядом, будто катком, и уткнулся обратно в экран. — Последний вопрос, — вынужденная мера. Доппо откладывал это и готов был отложить и сейчас, но другого шанса уже не будет. — Как ты принял… — Что он парень? Да какая к черту разница? — Ацуши выплевывает эту фразу с неким презрением, но у него горят глаза. — Я, конечно, сумасшедший. Лунатик с травмами. Окей. Но это в свою очередь означает, что пока я не сплю, то действую вполне адекватно. Адекватно оцениваю свои эмоции, Куникида-сан. Разделяю их и все такое. Я, конечно, раньше дергал девочек приюта за косички… Но за этим не крылось ничего. Я не ненавидел их настолько, что хотел бы оставаться с ними всю жизнь. Конечно, надо что-то «принимать», сравнивать правильно или неправильно, вы всегда были таким, но… Вы уже не просто запутались, вы уже устали от этой чуши. Да, люди, держащиеся от психологии подальше, скажут: «такое нездорóво». Но я знаю вас, как отличного врача. Вопрос к профессионалу: где вообще заканчивается здоровье? «Подростки в наше время пугают». Рампо был прав: время становиться здесь пациентом. Невозможно ощущать себя умным рядом с людьми, которые постоянно и доступно объясняют тебе элементарные вещи. Чувствовать себя пятилетним ребёнком в сравнении с ними — значительно удобнее. Куникида поднимается, намереваясь сначала дойти до кабинета, переварить все сказанное, записать это и прочитать около десяти раз. После следует выспаться на диване в кабинете Рампо. Утром, всклокоченным и злым, конечно, расплакаться на коленях у Йосано. После чего позвонить в университет и заявить о прекращении научной деятельности. Отличный распорядок дня, придуманный за время девяти шагов до выхода. — Куникида-сан, — Накаджима, до этого уткнувшийся было в телефон, останавливает его веселым окриком, — Накахара-сан просил передать вам: «Собираешься бежать, мудила? Я стою у стойки регистрации». — И это все? — Доппо тревожно сутулится, будто его прижгли самой толстой частью кубинской сигары. — Ага. — Тогда… до встречи, Ацуши? Спасибо. Ты серьезно мне помог. Я ценю это. — Да не за что, — отсылается уже закрытой двери. Акутагава наконец оживает, подскакивает с кровати и с ногами залезает на диван напротив Накаджимы. Поворачивается спиной. Укладывается к нему на колени, уперев голову возле правого плеча: — И сколько теперь ты должен Дазаю? — Пятнадцать тысяч, — от озвучивания этой суммы у Ацуши сводит зубы. — Было же двадцать пять, нет? — Это при условии, что я хотя бы раз солгу. — А ты…? — Не-а, — Накаджима оставляет какой-то слегка потерянный поцелуй на макушке Рюноске. — Не пришлось.