***
Капельница медленно доставляла анестетик в неподвижное тело омеги, лежащее на операционном столе. Не смея смотреть на ужасное зрелище, разворачивающееся прямо перед ней, госпожа Сангпотират прикрыла рот рукой и беззвучно рыдая, отвернулась. Неужели она снова потеряет ребёнка? Неужели Бог снова отнимет у неё сына?***
Тем временем, Сингто только что сошел с самолёта. Весть о преждевременных родах мужа дошла до него на собрании акционеров филиала компании. Сразу после этого сообщения, ручка в пальцах Прачаи задрожала, и немедленно отложив собрание, он со сверхзвуковой скоростью помчался в аэропорт. Всё время пути до аэропорта и в самолёте Сингто корил себя. Он должен был вернуться, нет, он вовсе не должен был оставлять Криста одного. Прачая знал, что омеге трудно рожать без своего альфы, но даже представить себе не мог, насколько сложно придётся Перавату. Крист был очень слаб: последние два месяца он набирал вес с большим трудом и к тому же страшно боялся боли, так что, роды для него были подобны путешествию в адские врата. За всё время путешествия Сингто не смог получить никакой информации о муже, поэтому каждый нерв альфы был напряжен до предела, пока он летел домой и молился, чтобы его омега и малыш были в порядке. Через четыре часа самолёт приземлился в аэропорту Бангкока и Прачая тут же включил свой мобильный телефон. На него разом обрушился шквал новостей. Кроме уведомления о прекращении встречи и других мелких новостей, было лишь одно сообщение от его тёщи, которое гласило: «Ребёнок родился здоровым. Это альфочка». И эти два предложения стали для Сингто успокоительной пилюлей, от которой его сердце вернулось к обычному ритму. Мыслями уже давно находясь в больнице и жалея о том, что люди не могут летать, Прачая крепко сжимая руль, с тревогой постукивал по нему пальцами, преодолевая километр за километром. Радовало хотя бы то, что он знал: ребёнок родился благополучно. Ещё до бракосочетания, глядя на хрупкое тело Перавата, альфа беспокоился, что в процессе зачатия возникнет много сложностей. Как странно… его не было в стране менее двух недель, а ребёнок уже родился… «Бедный Крист, как же тяжело ему было рожать в одиночестве», — подумал Сингто, помня о спокойном характере мужа, который, несмотря на все трудности беременности, никогда никому не жаловался и покорно сносил всё, что выпало на его долю. Как же омега, оставшись в одиночестве, переживал эту душераздирающую боль, давая их малышу шанс прийти в этот мир? Чувствуя, что в мозгу образовалась какая-то мысленная каша, Прачая решил подумать обо всём этом позже и, прибавив газу, продолжил путь в центральную больницу.***
В то самое время, когда терзаемый виной и беспокойством альфа добирался до больницы, Перават без сознания лежал на операционном столе. Феромон в его теле безжалостно душился испарениями анестетиков, которые оседали в теле омеги, ослабляя его естественный аромат. Ещё одним последствием применения анестезии стала неотвратимая сердечная недостаточность и сильнейшее нервное потрясение, из-за чего дыхание Криста затруднялось даже с кислородной маской. И в тот самый момент, когда Сингто мчался к мужу, команда самых квалифицированных специалистов в области медицины делала всё возможное, чтобы вытащить своего пациента из лап Бога смерти.***
Когда альфа примчался в больницу, в поле его зрения попали тесть и отец, выражение лица которого ещё никогда не было таким пустым и мрачным. А затем Прачая увидел госпожу Сангпотират, которая спала в объятиях мужа. На щеках женщины всё ещё виднелись дорожки от слёз, так как её истерика прекратилась лишь тогда, когда врачи вкололи успокоительное. Видя в каком состоянии находится его теща, сердце альфы наполнилось самыми страшными и зловещими предчувствиями. Его губы задрожали и Сингто спросил: — Папа, где Крист? — стараясь побороть внутреннюю тревогу. Взгляд Прачаи был полон надежды и мольбы — альфа желал, чтобы отец унял охватившее его беспокойство, сообщив, что с мужем ничего не случилось. Господин Руангрой не ответил. Мужчина, который всегда был максимально сдержанным и буквально излучал мощную ауру уверенности и спокойствия, в этот раз просто опустил взгляд, покачав головой. Протянув испещренную морщинами руку, он осторожно похлопал сына по плечу и тихо проговорил: — Он… Он в очень плохом состоянии. Врачи сделали всё возможное, но сказать, что Крист находится вне опасности, нельзя. — Нет. Я не верю в это! Ты лжешь! — взволнованно прокричал Сингто, оттолкнув руку отца, после чего забормотал: — Ребёнок благополучно родился и находится вне опасности… Значит и Крист будет в порядке. Да, по-другому и быть не может… Прачае казалось, что у него украли душу — его тело ослабело, кулаки сжались так, что костяшки пальцев побелели, а когда альфа тряхнул головой, волосы упали на лоб, скрывая его потухший взгляд. После долгого молчания Сингто прохрипел: — Где мой муж? — и каждый звук его голоса можно было сравнить с перекатывающимися камешками гравия.***
Перават так и не пришел в сознание. И теперь лежал на кровати, весь опутанный проводами различного медицинского оборудования, которое поддерживало в нём жизнь. Стоя возле широкой больничной кровати, Прачая с тревогой смотрел на лежащего мужа, не смея даже протянуть руку, чтобы коснуться его, из страха, что таким образом окончательно разрушит хрупкое тело омеги. В этот момент альфа сожалел, очень сожалел о том, что натворил. Сердце Сингто целиком и полностью поглотила печаль, обращая его мелкую и дрянную душонку в пепел. На губах спящего играла нежная полуулыбка, а сам Перават имел настолько умиротворенный вид, что создавалось впечатление: он просто попал в ловушку прекрасного сна. И от этого зрелища одна из сверкающих горячих капель в глазах Прачаи нашла свой путь наружу, скатившись по его щеке.***
После того, как Сингто покинул палату своего омеги, врач сообщил ему, что организм Криста слабеет и больше не в состоянии поддерживать пациента в сознании. Словом, трудно было сказать, когда минует кризис и Перават очнётся. Странное дело: Крист потратил год, чтобы сыграть в азартную игру под названием: «Завоюй любовь Сингто». Потом ещё десять месяцев, чтобы зачать и выносить ребёнка, который был плотью и кровью его любимого альфы. А затем отказался просыпаться, жестоко бросив всё, что ему было дорого и людей, которым был дорог он.***
У малыша оказалось отменное здоровье и уже через несколько дней он смог покинуть инкубатор. Цвет глаз он унаследовал от Прачаи, но в отличие от отца, пара обсидиановых омутов искрилась солнечным теплом. Когда маленький альфочка чуть подрос — его волосы стали нежного светло-коричневого цвета, и временами, Сингто, гладя сына по голове, чувствовал себя так, словно находится рядом с Кристом. Днем альфа целиком и полностью отдавал себя работе, надевая маску отстраненной вежливости. Он общался с персоналом, ходил на важные встречи, проводил совещания, словом, успешно играл роль счастливого и успешного человека, каким был ранее. А вечером Прачая буквально цепенел. Каждый раз, возвращаясь домой, он вспоминал, как Перават встречал его улыбкой и накрытым столом, а пространство гостиной заливал теплый оранжевый свет лампы. Днём Сингто удавалось бежать от прошлого и от себя, скрываясь за надёжной стеной работы. Но вечером альфа возвращался домой и, ложась в холодную постель, вновь вспоминал, что он остался один. Теперь каждую ночь он слышал лишь собственное дыхание, которому не вторило тихое дыхание мужа. А и без того слабый аромат жасмина, которым были пропитаны подушки и одежда, понемногу исчезал.***
В этот вечер, Прачая, как обычно переступил порог теперь уже холодной и пустой супружеской спальни, бросив взгляд на прикроватную тумбочку. Там лежала старая и толстая книга. Темно-коричневая кожаная обложка износилась и потеряла цвет, но уголки были чистыми и аккуратными — судя по всему, Перават очень любил эту вещь. Открыв книгу, Сингто понял, что был прав в своём предположении, ведь сейчас он держал в руках дневник Криста — тетрадь, в которой осталось всего несколько чистых листов. Прачая нашёл её, когда после слов тёщи полез в книжный шкаф и обнаружил там подписанное соглашение о разводе, на котором в конце последней страницы стояла изящная подпись Перавата. А на другом конце листа стояло пустое место для ещё одного росчерка. Словно в документах, которые он подписывал на работе. Вот только, ставя подпись на этом документе, альфа признавал то, что все отношения и связи между ним и Кристом разорваны. И если Прачая чувствовал себя паршиво, только смотря на это соглашение, то каково было его омеге ставить подпись на документе, он даже представить не мог. Дневник Перавата, содержащий все сокровенные мысли его мужа, обнаружился в самом низу стопки книг. Альфа до сих пор помнил свои чувства, в тот момент, когда он впервые открыл дневник. Его дрожащие руки медленно перелистывали тетрадь, и с каждой страницей прошлое омеги и чувства, которые он когда-либо испытывал, кусочек за кусочком складывались в подробную картину его жизни. Крист вёл дневник в стиле коротких записей, и его почерк с того времени, когда он впервые научился писать, разительно изменился: от корявых больших букв до изящной красивой прописи. Первая запись в тетради появилась, когда Перавату было четыре года, поэтому предложения были короткими, а в словах — много ошибок.***
«Было грустно и страшно, но я счастлив, что вернулся и успел спрятать младшего брата в шкафу, так что они не забрали его. И это хорошо».***
Прочитав этот текст, Прачая был озадачен: интуиция подсказывала ему, что омега писал о чём-то серьёзном, но поскольку запись была короткой и неинформативной — альфа так и не смог ничего понять. Сингто перелистнул страницу, потом ещё одну и по мере прочтения стал чувствовать, как его сердце сжимается от боли. Следующие записи тоже были короткими и состоящими всего из нескольких предложений, но каждое слово в них было наполнено теплом и любовью к ним с Китом и радостью, что у омеги есть такой чудесный друг.***
«Сегодня Пи`Сингто снова пришел к нам домой, Кит рад этому, и я тоже очень рад. Во время трапезы он рассказал много интересных историй о своём пребывании во Франции. Атмосфера за столом была очень теплой, а ещё Пи привёз всем подарки. Киту он подарил кольцо. Все за столом были тронуты, и я тоже. Настолько, что даже прослезился. Кит, Пи`Синг, вы прекрасная пара и очень хорошо подходите друг другу».***
«И почему мой младший брат должен страдать от этой ужасной болезни? Боже, почему ты решил разлучить нас с таким прекрасным человеком? Не хочу! Не хочу видеть своих близких такими грустными. Господи, если это возможно — пусть лучше пострадаю я».***
«Пришли результаты анализов. Слава Богу, врач подтвердил совпадение и сказал, что жизнь моего младшего брата может спасти пересадка почки. Ура! Значит, Кит скоро поправится, а Пи`Сингто больше не будет расстраиваться. И это хорошо, ведь мне очень больно видеть его таким».***
«Я никогда ещё так не ненавидел своё бренное тело. Аллергия на анестетик? Если его применить — моя жизнь будет в опасности? Что же делать? Да, я трус, который боится смерти и ужасно хочет жить, но мой брат не может ждать, и Пи`Сингто тоже не может ждать. Он так сильно его любит, и я даже представить себе не могу, каково ему будет потерять Кита».***
«Я всегда знал, что вы предпочитаете Кита, а не меня, и ни в чем вас не виню. Но если так, тогда почему бы вам не дать своё согласие на операцию и пересадить Киту мою почку? Разве нельзя выгодно использовать мою жизнь, чтобы спасти жизнь любимого ребёнка? Почему вы все не можете быть менее участливыми? Нет необходимости заботиться обо мне и моих чувствах. Я всегда желал и желаю только одного: чтобы люди, которых я люблю, получили то, что они хотят и были счастливы, даже ценой всего, того, что у меня есть».***
В дневнике оставалось еще несколько страниц, но Прачая не решался их перевернуть. Откровения Перавата, казалось, выбили из груди весь воздух, так что, теперь каждый его вдох сопровождался жгучей и колющей болью. Изо всех сил стараясь держать разбушевавшиеся эмоции и чувства под контролем, Сингто скользил пальцами по гладкой бумаге, пока мучительная душевная боль буквально скручивала его тело. Крист так безумно его любил. Он прошёл путь от молчаливого следования до дружеского общения, в попытках отыскать хотя бы немного счастья, но в ответ получал лишь холодное и безжалостное безразличие, отчего на его сердце одна за другой появлялись раны. Вот и сейчас, за всё время их брака… муж никогда не пользовался ни его доверием, ни его уважением. И лишь теперь альфа понял, что пока он находился в плену своих фантазий, где они с Китом вместе и счастливы, то чуть не потерял прекрасного и безупречного, а главное, живого человека — своего омегу. Глаза Прачаи защипало от слёз, и вскоре он с тихими рыданиями крепко сжал тонкий лист бумаги. Как же сильно он сейчас сожалел… Сбросив непроницаемую маску безжалостности и ледяной панцирь, в который он заковал себя, Сингто впервые после смерти Кита, беспомощно и громко заплакал, как ребёнок. И боль, которую он испытывал сейчас, была намного сильнее, чем в прошлый раз.