Война империй

В то время, пока пленник так бесстыдно разглядывал довольно-таки аппетитное тело, Тит проснулся и боялся пошевелиться, чтобы не напугать и не разозлить его. Ведь никто не знает, чем это может обернуться. Вдруг через много лет кто-нибудь найдет эту пещеру с кучкой пепла на полу. И этим пеплом Тит совершенно точно быть не хотел. Поэтому он, затаив дыхание, наблюдал за незнакомцем. По правде говоря, увидев Тита, Каллист в душе испытал облегчение. Этот парень столько раз, так или иначе, его спасал. «Это из-за цветка духовного лотоса?» Судя по окружающей их обстановке можно предположить, что Тит вызволил его из темницы. Но «как» и «почему»? Вопросов в голове Каллиста с каждой секундой становилось всё больше. Будучи сыном Небожителей он хорошо чувствовал эмоциональное состояние человека. Молодой жрец понимал, что в случает атаки он сотрёт в пыль этого монстра — все-таки полноценный, спокойный, глубокий сон и питательный бульон сделали своё дело — он восстановил силы, хоть и не полностью. От Тита не исходило ни агрессии, ни угрозы. Более того, Тит боялся Каллиста больше, чем Каллист его. Это обстоятельство позабавило парня, от чего его аметистовые глаза хитро прищурились. Но мысли Тита сейчас были заняты оценкой непростой ситуации и это шаловливое выражение лица пленника осталось незамеченным. И самое важное, что отметил для себя Каллист, это то, что Тит целиком и полностью соответствовал его вкусу. Красивое лицо, выразительные голубые глаза, широкие плечи и узкая талия, крепкие, совершенной формы ягодицы, длинные ноги и сильные, с выступающими венами, руки. Остальное, самое пикантное, и от этого самое заманчивое, было скрыто от глаз толстым одеялом. Поэтому Каллист, изобразив дикий испуг, попятился назад, прижавшись спиной к стене, стыдливо прикрываясь одеялом стащил последнее с обескураженного Тита. Таким образом взору предстала желаемая картина: от пупка тянулась линия жестких темных волос, постепенно утолщаясь и густея она приводила к внушительных размеров члену, который сейчас тихо «спал» не подозревая, что некто направил на него свой похотливый взгляд. Резкое движение Каллиста и его испуганный вид напугало Тита. Он быстро поднял руки, показывая открытые ладони, торопливо забормотал: — Стоп! Послушай, я не причиню тебе вреда! У меня нет оружия и тебе ничего не угрожает. Тит старался говорить спокойно, но внутри бушевали противоречивые чувства. Одно неверное слово или движение могло привести к мучительной смерти. Его мучительной смерти. Первобытный страх перед смертельной опасностью сковал ледяным холодом его мыщцы. Испытывая и восторженный трепет, и стыд за свои недавние действия, и нарастающую панику, он успокаивал белого демона перед собой. Какой абсурд!!! Успокаивать надо было его самого! Каллист всё также сидел возле стены в позе загнанного в угол мышонка. И Тит, чтобы прикрыть свою наготу, взялся было за край одеяла, как Каллист сгрёб одеяло вокруг себя, превратив его в большой комок. Смуглый монстр не мог отвернуться за своей одеждой, рискуя быть атакованным со спины, поэтому был вынужден оставаться обнаженным. Каким бы ты уверенным в себе не был, каким бы не был сильным, а будучи абсолютно без одежды становишься слишком уязвимым. Каллист же рассматривая красивое тело с упругими мыщцами совершенно потерял контроль над своим лицом. Его пылающие глаза скользили по телу, сидящего напротив Тита, и жадно осматривали каждый сантиметр этой смуглой кожи, этих темных, струящихся по спине и плечам волос. С каждой секундой атмосфера в пещере становилась всё страннее и страннее. Непрошенная дрожь пробежала по Титу, когда Каллист, видимо пребывая в своих мечтах, медленно облизнул свои пухлые губы. Мысли Каллиста и правда были очень далеко. Он невольно сравнивал монстра с сыном слуги, и слуга явно терпел катастрофическое поражение. И спина у него была не такая широкая, и глаза не такие голубые, а волосы и того наполовину короче. Не стоит даже упоминать его мужскую гордость, которая в сравнении с монстром была всего-навсего явно завышенным самомнением. Каллист много раз ругал себя за эту свою слабость. Да, он мог соблюдать посты во время предпраздничных недель, и во время праздников тоже, не обойдем вниманием и длительные медитации в одиночестве несколько недель в году. Но сейчас не пост, и не медитация. Нет причин, чтобы отказывать себе в удовольствии. Но монстр похоже думал совсем иначе. Почувствовав себя блюдом на ужин, на которое смотрят с диким голодом, он нахмурил брови. Ему были непонятны эти двусмысленные взгляды. Ошибочно предполагая, что пленник таким образом хочет подорвать весь его боевой дух, предпринял ещё одну попытку наладить общение, а заодно и разрядить эту странную обстановку. — Ты хочешь есть? Сознание Каллиста вырвали из плена его иллюзий и он уставился на Тита с глупым выражением лица. Не успев ничего ответив, снова услышал этот низкий бархатистый голос, который в тишине пещеры звучал особенно глубоко. — Остался ещё бульон. Только он уже остыл. И я… — Тит запнулся. Он не хотел казаться несостоятельным. — Я не смогу его разогреть. — Нельзя разводить огонь. Наверняка, за нами отправили погоню. — Тут же добавил он. — Хорошо. Давай бульон. — Невинно хлопая глазами пролепетал Каллист. Монстр в душе облегченно вздохнув решительно встал, явив себя во всей красе. Каллист невольно ахнул. Тит быстро натянул на себя нижнее белье и штаны, и направился к котелку. Там действительно ещё оставался бульон, который тут же перекочевал в кружку и Тит поднес его к Каллисту. Юный жрец протянул к кружке свои изящные руки и как бы невзначай одеяло упало вниз, открывая красивые плечи, чётко очерченные ключицы. Щёки Тита вспыхнули и он отвёл взгляд. Забавляясь этой невинной реакцией монстра, уголки губ Каллиста поползли вверх. «Это будет легко,» - подумал про себя Каллист. Даже за сыном слуги Каллисту пришлось побегать. Этот рослый красивый юноша держал оборону, справедливо опасаясь гнева Первосвященника Хрисанфа и чётко знал своё место. Но разве можно устоять перед очарованием этого прекрасного белого парня? И он сдался, вручив себя на милость богов и будущего тогда жреца. Слуга глубоко погряз в этом омуте до болезненной зависимости, ни наказания отца, ни запертые двери не могли его остановить. Как одержимый он сбегал из дома, перелазил через высокий забор, взбирался на третий этаж лишь для того, чтобы урвать сладкий поцелуй этих мягких пухлых розовых губ. Окружающим казалось, что сердцами молодых людей движет пылкая любовь, но на деле это было лишь безудержной страстью. Со стороны Каллиста, по крайней мере, точно. И, если его тело уже вкусило наслаждение близостью, то его душа была закрытой шкатулкой, ключ от которой находился неизвестно где и неизвестно у кого. Каллист мог отдаваться со всей страстью, стонать всю ночь до рассвета срывая до хрипоты свой голос, но этот яростный жар не мог проникнуть через корку льда, оберегающую всегда ровно бьющееся сердце. Вот и сейчас Каллисту выпала редкая возможность попробовать на вкус обитателя Нижнего мира и его глаза вспыхнули в темноте азартным огоньком. Кружка с бульоном была холодной, на поверхности плавали частички застывшего кроличьего жира. Пить «это» в таком виде категорически не хотелось, а огонь разводить нельзя, поэтому не придумав ничего лучше Каллист усилием духовного лотоса зажёг огонь в своих ладонях и очень быстро над кружкой стал подниматься пар. — Ты что творишь?!! — Брови Тита сдвинулись к переносице, и весь его вид был весьма недовольным. — Ты понимаешь, что в темноте огонь видно издалека, и мы как маяк для преследователей. Тебе что, жить надоело? Хочешь вернуться? Справедливо отчитывая Каллиста Тит совершенно позабыл, что совсем недавно настороженно относился к белому монстру. Плюнув на пол Тит раздраженно вышел из пещеры. Надо проверить периметр. Недоумённо посмотрев вслед уходящему Титу Каллист немного расстроился. Это не та реакция, которую он ожидал. А где удивление и восхищение? Где горящие, как у ребенка, увидевшего волшебство, глаза? Выпив горячий бульон, он скрестил руки на груди и обиженно надул губы. В таком детском недовольстве он просидел двадцать минут. Обида постепенно таяла и взгляд то и дело падал на выход. «Когда же он вернётся? Он же не бросил меня здесь? А если я и правда навлёк на нас беду?» Накручивая навязчивые мысли на клубок Каллист разнервничался и уже готов был подорваться и в чем мать родила отправиться на поиски. Как тут шурша отодвинулись густые ветки и высокая статная знакомая фигура шагнула внутрь. — Нам повезло. В близжайших пяти километрах нет ни одного монстра или демона. Тит бросил на Каллиста острый взгляд — он был всё ещё недоволен, проронил: — Если ты поел, то ложись спать. До рассвета еще несколько часов. Всё это время Тит проверял местность на наличие врагов. По его, Каллиста, вине. И внезапно юный жрец испытал чувство вины. Ему было совестно за свою необдуманную выходку и за детскую обиду после. И он тихо спросил: — Как тебя зовут? Монстр посмотрел на него чуть блеснувшим голубым светом взглядом, ответил: — Тит. — Тит… — Прошептал Каллист. — Извини. — Что? — Крылатая, разрезанная надвое бровь, удивленно изогнулась вверх. Наверно, за всю жизнь, Тит ни разу не слышал подобного слова. — Извини. Из-за меня тебе пришлось идти в разведку. И из-за меня нас могли обнаружить. Каллист виновато опустил голову. Тит шумно выдохнул и прикрыв глаза произнес: — Ладно. Ложись спать. Каллист осмотрелся. «Кровать» была всего одна. Спать? Вдвоем? Тесно прижавшись? Ох! Каллист быстро похлопал себя по щекам, чем вызвал недоумённый взгляд Тита. — Хм… вместе? — Осторожно, прощупывая почву, с надеждой спросил Каллист. — Нет. «Конечно же — нет! Я и так не сдержался, когда ты был без сознания, что может произойти сейчас боюсь даже представлять!» Но пленник не сдавался, хватаясь за последнюю надежду, вкрадчиво пробормотал: — Но здесь так холодно… Тит поднялся, принес высохшие вещи и бросил их на постель. — Оденься. — А как же ты? — Я не боюсь холода. И словно в подтверждении своих слов Тит сел у противоположной стены пещеры, вытянул ноги, скрестил руки и закрыл глаза. Тем самым дал понять, что дальнейшие уговоры бесполезны. В полнейшем разочаровании Каллист натянул на себя холодную одежду и забрался под тяжелое одеяло, которое хранило остатки тепла и демонстративно отвернулся. «Ну и ладно! Всё равно ты падёшь перед моим очарованием!»