***
Мачи, прослушав краткую историю Хигучи и об её наблюдениях и выводах, нахмурилась. Ситуация складывалась не лучшим образом, заставляя чувствовать её виноватой. Когда она узнала, что в клетку парня засадил Мори, то сильно удивилась, но вскоре поняла, что это скорее всего кто-то доложил о том инциденте боссу. Конечно, узнать, кто это, было возможно с её способностями, но Мачи решила освободить Акутагаву, чтобы не бередить свою душу воспоминаниями о том, как сама сидела в подобной клетке. — Странно, что ты переживаешь, Тавара-кун, — ласково говорит ей Огая, отпивая чай. Девушка, уже съевшая на таких фальшивых ласковых речах лимон, стоит с непроницаемой маской, — Акутагава нарушил правила, за что и получил наказание. Через пару часов, он будет уже свободен, — тот бросает острый взгляд на девушку и Мачи напрягается, чувствуя, как режут по вене следующие слова — но ты так реагируешь… неужели думаешь, что с ним обращаются так же, как и с тобой раньше? Извини, но я не старый босс. Та плотно сжимает зубы, ногтями впиваясь в тонкую ткань перчаток, и отрицательно качает головой. Сердце тогда так защемило, что Мачи едва не упала в коридоре вновь и лишь сила воли позволяет ей дойти до кабинета, выпив нужные таблетки, делая вид, что всё хорошо. А сейчас она узнает, что парень в тренировочной и ему очень плохо. Хотя ей казалось, что он будет находиться у себя, отходя после пережитой новости. Ведь Мори сказал, что пока не будет давать парню миссий, чтобы тот пришел в себя. Но Акутагава, видимо, так не считает, тренируясь несмотря на усталость, описанную Хигучи. Пусть Ичиё и умела преувеличивать от волнения некоторые факты, но сейчас говорила сухо и по делу. И Мачи совсем не понимала Рюноске. Для неё он был непостижим. Во многих моментах в парне та видела себя, но осознавала, что в чем-то они отличаются. Она смотрела на Акутагаву, пытаясь понять, что прячется за диким огнем в глазах, почему он так привязан к Дазаю и чем он вообще занимается. Девушка пыталась представить логическую цепочку событий их взаимоотношений, не понимая, что парень мог себе надумать после её ухода. Вот чтобы подумала она, узнав, что наставник предал организацию, сбежав и оставив её? Ничего. А если бы это был близкий человек? В груди становилось неприятно и что-то начинало подщипывать, неприятно покалывая. А если бы это были родители? Мачи ощутила острую боль. Желание рвать и метать, крушить, ломать. Бросить всё на свете лишь бы найти их и доказать, как они были не правы. Тавара раздраженно качает головой, надеясь, что ошибается в своих выводах насчет Акутагавы. Возможно, что так парень выражает свою злость и печаль, а она лишь надумывает себе лишние выводы. В этом следует разобраться. Теперь, смотря глубоко в прошлое, девушка понимает, что поспешила рассказать парню про предательства Дазая. Надо было отнестись к этому более деликатней, но откуда ей было знать? Она, как типичная мафиози, обесценила чужие чувства и сейчас кто-то другой пожинает плоды её слов. Мачи почему-то впервые за всё время захотела узнать кого-то, кроме извечных сестер Хигучи. Даже к Накахаре та не питала близких чувств и не хотела его узнавать. А странное чувство дежавю, которое овладевало ей при виде Рюноске, позволяло цепляться за то, чтобы узнать парня получше. Понять его боль. Стремления. Но Акутагава её презирает. Ведь для него учитель явно Дазай, а не она. Акутагава всегда будет уверен только в его словах. Ей же никогда не стать его учителем. А она и не хочет. Та смотрит в окно. Уже совсем стемнело. Мачи отпустила Хигучи пару часов назад и ей тоже нужно уже идти, но перед этим, стоит проверить еще одного человека на наличие на территории Мафии. Возможно, ему это всё же надоело, и он ушел. Это было бы лучшим исходом, и все опасения были бы напрасны. Та подходит к шкафчику, вытаскивая уже запылившийся на полочке старый нож. Нож Нориёси. Первое оружие, которым он обучил её пользоваться. И она стала единственной, кому он доверял его. Конечно, ведь по сути это был её подарок ему. Самый первый и необычайно причудливый. Девушка чувствовала себя такой счастливой, что даже сейчас не решалась вручать нож в наследство Хигучи, считая, что это её собственность. Но это как бы так и было. Она прячет нож, как надо, чуть оглядывая себя в зеркале. С отражения на неё больше не смотрел тот измученный, голодный ребенок, вечно жмущийся по углам и пытающийся получить признание родителей. Там была молодая, полная сил, но к сожалению, не здоровья, девушка, чей взгляд аметистовых глаз пронзает насквозь, а в расслабленных плечах сквозит уверенность. Она больше не была той Таварой Мачи, которая только-только пришла в Портовую Мафию и всё равно словно чувствовала за стеклом, как старая она смотрит на неё, отчего даже мороз бежит по коже. Тавара отворачивается, подумав, что последние пару лет внешностью уж сильно стала походить на своего отца. Даже взгляд такой же, как в её детстве. Но мысли о родителях, как и всегда, были пусты. Поэтому, покачав головой, та направилась к тренировочному залу, надеясь, что преувеличивает над собственными переживаниями и Акутагава не хочет сделать то, что хотела когда-то сделать она. И что всё это, лишь её глупые надумки, сформированные из собственного опыта. А на деле, она и вправду слишком сильно приравняла себя и ребенка, лишившегося единственного покровителя. …что с ним обращаются так же, как и с тобой раньше? Возле тренировочной раздался резкий грохот, заставивший девушку непроизвольно схватится за сердце. Та удержалась от нервного смешка, глубоко вздохнув. Да уж, с таким отношением к себе никаких старых боссов не надо.***
Рюноске занимался тренировками с того момента, как его отпустили. Наказание закончилось и пока его решили не допускать до работы, он сам себе её нашел. Тренируясь, он надеялся, что сможет раскачаться и достигнет, как можно скорее тех нужных высот, чтобы обратить внимание сбежавшего предателя, заставив его пожалеть о своём побеге. И показать, что он не был плохим учеником. Акутагава возненавидел Дазая. Он ненавидел, презирал, как мелкое ничтожества, но без признания его, ощущал себя, словно рыбой, выброшенной на берег. Странные, противоречивые эмоции окутали его. Он не знал, почему Дазай сбежал, куда и увидит ли он его. Не напрасны ли труды Рюноске, которые он хочет бросить сейчас ради его признания? Такие мысли окружали парня, пока он едва справлялся с тренировкой, которую проводил уже который день подряд. Даже обеспокоенная Гин, приходившая в зал, не смогла заставить его отвлечься и отправить на отдых. Ему не нужен был отдых, не нужно было ничего. Он хотел стать сильнее. Но пока что получалось хорошо валяться на песке. Услышав чужое покашливание за спиной, тот резко повернулся, собираясь напасть, но увидев, кого судьба привела в тренировочную, растерялся и разозлился. Он до сих пор не понимал, каким чудом, Тавара Мачи умудрялась оказываться рядом с ним так близко, так ещё и практически бесшумно, несмотря на каблуки, пока сама не проявляла знаки внимание. Особый навык, полученный от кого-то? Или она сама ему научилась? Дазай пытался показать ему похожий приём, но вскоре после нескольких тренировок, отказался от затеи, решив, что он не справится. Но Рюноске справился, пусть пока и не совсем хорошо, в отличие, от всё того же Дазая или Тавары. А ещё его злило, что Тавара снова пришла к нему, в особенности сейчас. Она видела его слабую сторону в тюрьме. И он надеялся, что за пару дней в тренировочной, возьмет себе немного сил, чтобы когда-нибудь всё же ответить девушке. — Ты вообще сколько тут тренируешься? — поинтересовалась она, заправив руки в карманы, — не говорит только, что с того момента, как тебя освободили, — её полунасмешливый тон раздражал, пусть в глазах и царил холод. — Проваливайте, — бесцеремонно отвечает ей парень, отворачиваясь. Беседовать с ней и портить себе нервы, он не желал, — тут тренировочная, а не место для разговоров. — А. — послышалось протяжное, из-за чего он почувствовал раздражение, зудящее по коже. Хотелось напасть, но он понимал, что сейчас, после своего освобождения, это будет глупостью. Пусть она и изводит его уже столько времени своим повышенным к нему интересом. Нельзя проявлять агрессию, это будет наказуемо. Нападение на члена Мафии выше рангом, при желании, вполне можно засчитать за предательство. Особенно если он будет выступать в этой истории агрессором. Но следующие слова, заставили напрячься, ощутив, как что-то холодное впивается ему в спину, — ты боя хочешь? Будет тебе бой. Тот обернулся, видя, как медленно снимает перчатки девушка, не понимая, что происходит. Она всё-таки не выдержала и хочет с ним подраться? Он почувствовал, как азарт начинает расползаться по венам и Акутагава удовлетворенно усмехнулся. Зверь внутри плаща зашевелился, встрепенулся, показывая свою готовность. Он был готов драться, даже несмотря на то, что сил у него осталось мало. Беловолосая подняла на него взгляд аметистовых глаз, в которых сквозили похожие нотки. — Чего стоишь? Нападай, — прозвучало тоном похожим на приказ и, приготовившийся к атаке Рюноске, тут же выпустил темного зверя, рванув вместе с ним на девушку. Мачи не обладала антиспособностью, поэтому ей будет тяжело увернуться, так и отбить атаку. Если только… Расстояние между ними пронзила яркая вспышка молнии и Расемон был обожжен этой вспышкой, отстранившись. Рюноске почувствовал, как слепит глаза, отскакивая назад, чтобы не попасть под удар. Значит, Тавара обладала способностью, связанную с молниями. Она ему не сказала, осознал юноша, непроизвольно выругавшись. Дело — кошмар. Он выпустил еще темных лент, чтобы заставить Тавару отскочить или увернуться, но почувствовал, как по лентам ударил разряд, заставив их сжаться. Парень снова отскочил в сторону, пытаясь зацепить девушку взглядом в полутьме тренировочной, видя лишь шлейф от серого плаща. Дазай никогда не бегал. Он стоял на месте, как скала, только и умудрялся, что отбрасывать его в очередную кучу коробок. А другие враги убегали от него, а не сражались. Единственный, кто вёл бой с ним в похожей манере, это незнакомец по имени Жид, который искал себе достойного противника, чтобы тот его умертвил. Как же Акутагава сожалел, что не стал тем самым противником, что убьёт его, осознавая свою ничтожность и правдивость слов Дазая. И сейчас у него появилась возможность отыграться. Рюноске хотел подняться вверх на коробки, чтобы оценить ситуацию, оттого и выпустил ленты, чтобы сделать защитную клетку. Но по Расемону снова ударили и помещение пронзила очередная вспышка энергии. Рюноске не успел сориентироваться, как раздался какой-то звук и что-то холодное прижалось к горлу, его руку держали цепкие пальцы Тавары. — Попался, — прошептал ему насмешливо под ухо нежный голос девушки, заставивший его непроизвольно вздрогнуть, пытаясь вырваться из хватки девушки. Он… проиграл? Только не это. Значит, Дазай был точно прав. Он не способен одолеть ни жалкую шестерку, ни мафиози, о которой знает только то, что она давно здесь работает. Это очень жалко. Это отвратительно. — Тогда убейте… поражение означает смерть, — прохрипел Акутагава, чувствуя, как комок собирается в горле, не давая дышать. Чувство разочарования над собой превысило допустимые границы. Надежда надломилась, как тонкий фитилек свечи. Ему хотелось бороться, хотелось двигаться дальше и даже это поражение разжигало огонь борьбы. Он не привык сдаваться. Но по словам Дазая, поражение означает смерть и Рюноске и вправду не знает, будет ли он жить завтра. А сейчас смерть так очевидна близка, наступая ему на горло клинком. И он всегда смиренно к ней готов. Вот только… — Ты дурачок что-ли? — как-то чересчур ласково поинтересовался у него голос девушки, резво отрывая нож от горла, из-за чего поступивший кислород в легкие, сдавил грудную клетку. Акутагава непроизвольно закашлялся, не замечая, как девушка обходит его с другой стороны, вставая перед ним. Одним движением руки девушка убрал нож обратно, с легким прищуром оглядывая парня. Рюноске, если честно, не особо понимал, что чувствует к нему Тавара по взгляду, лишь ощущая её общее настроение по жестам и манере речи. Аметистовые глаза, которые до этого отражали азарт боя, сейчас больше напоминали безразличие ко всему. Хотя ему казалось, что та раздражена, хотя бы потому что, беловолосая периодически поджимала губы. — Те, кто не борются за свою жизнь, не достойны того, чтобы её жить, — проговорила та, грустно улыбнувшись, — ты не похож на таких людей. Почему говоришь такие глупые вещи? — тот исподлобья смотрит на неё, не понимая, к чему эти нравоучения, — поражение — это не смерть. Из каждого можно извлечь уроки, — Тавара подняла руку, показывая пальцы и начиная сгибать, — например, смотри, если бы ты не был таким уставшим, то победил, — она согнула один палец, — если не можешь ориентироваться во время боя в пространстве, то просто найди способ абстрагироваться от неё, — согнула второй палец, — к тому же, ты не знал о моей способности ровным счетом ничего, поэтому этот бой можно изначально считать нечестным для тебя. Для меня, это был выигрышный ход, — согнула третий, — ещё я воспользовалась вторым оружием, что очень перспективно в борьбе с врагом. Ты же слишком сильно полагаешься на свою способность, но как показывает опыт, она не всегда помогает, — согнула последний, показывая ему большой палец, глядя на него, — вот видишь, четыре мелочи, а исход битвы мог быть совсем другим. Но ты и без этого хорошо держался и твой ход боя был вполне оптимальным, просто ты кое-что не учел. Это и стало твоей ошибкой. Рюноске удивленно смотрел на неё, понимая, что только что Тавара объяснила ему всю суть их боя и даже подсказала варианты развития. Дазай же пытался заставить его думать самому над всем и всегда и часто Акутагаве было не угнаться за мыслями наставника, который продумывал порой слишком хитрые ходы. И чаще всего, он получал именно за это, чувствуя себя ущербным. Дазай указывал только на недостатки способности, техники боя и всего того, что касалось владельца Расемона. Но никогда не предлагал варианты для совершенствования, заставляя думать его самого. И, возможно, это и было правильно. Но иногда так хотелось какого-то совета, каких-то одобрительных слов о том, хорош ли его бой хоть немного… ну вот как сейчас, например. Он едва не поперхнулся воздухом от таких мыслей. Ну уж нет! Ему подсказки не нужны. Его учитель Дазай. Тавара своим поведением ничего не изменит. — Обойдусь без вашей помощи, — прошипел он, смотря на неё, и та усмехнулась, рукой прикрывая рот. Неужели смеяться вздумала?! Желание выпустить Расемон снова проснулось, — чего стоите? Победили, порадовались? Проваливайте! — Радоваться чему? Что победила юнца, который в Мафии всего от силы два года? — насмешливо покачала она головой, — в твои годы, я убивала людей пачками и сражалась со многими опасными врагами. Мой бой с тобой вообще не показатель силы. Он пустой для меня, — та вздохнула, сложив руки в карманы, склонив голову вбок, — но полезный, между прочим, для тебя. Возможно, если ты учтешь свои ошибки, в следующем сражении, мне будет труднее с тобой справиться, — Рюноске бросил на неё взгляд полного удивления. Она хочет дать ему ещё шанс?.. — Но сейчас уже слишком поздно. Пойдем уже. Тот раздраженно нахмурился, снова отвернувшись. Хоть слова девушки и засели каким-то мягким слоем в душе, он всё равно не собирался слушаться или как-то подчиняться ей. Что она хочет? Жалеет его? Пусть подавится своей жалостью. Ему это ничего не нужно. Ни забота, ни жалость. Они не помогут ему стать сильнее. Только он сам, своими силами. И больше никто не нужен. Поэтому, Акутагава выплевывает раздраженное: — Идите сами, раз вам так хочется. — А ты останешься? Не боишься грохнуться в обморок от перенапряжения? — слегка удивленно и немного насмешливо поинтересовалась Тавара. — Полежу и встану. В этом нет ничего страшного. Уходите, — холодно отчеканил Акутагава, распрямляя плащ, из-за которого показалась его пугающая способность. Он старался быть максимально вежливым. Парень осознал, что мафиози на его грубость совсем не реагировала и надеялся, что мнимая вежливость ему поможет. Рюноске услышал за спиной шум, слегка обернувшись, надеясь, что девушка ушла, но удивленно развернулся, увидев совсем другую картину вместо ожидаемой. Тавара присела на песочный пол, в форме лотоса, посматривая на Рюноске снизу-вверх. Тот почувствовал, как начинает задыхаться от возмущения. — Вы… что?! Что вы делаете? — воскликнул он необычайно громко, удивляясь упертости Мачи, которая с невинным выражением лица произнесла: — Ну я подумала, что хоть когда ты упадешь в обморок, я смогу тебя отсюда вытащить, — та оглядела его задумчивым взором аметистов, добавив, — думаю, это будет не сложно с твоей весовой категории. Акутагаве снова захотелось выпустить Расемон в её сторону, но та лишь насмешливо улыбалась ему, смотря, как он пытается подобраться и успокоиться. Взгляд Рюноске выражала полыхающую ярость, готовую горящим огнем выйти наружу, как у истинного дракона. В то время, как девушка была холоднее льда и даже эта насмешка не прибавляла ей какой-то задорности или веселья. Она шутила, но была серьёзна. — Издеваетесь?! — раздраженно воскликнул он. — Видимо ты надо мной, раз заставляешь сидеть здесь, — парировала Мачи в ответ. — Я не терплю чужих на тренировке! Особенно, когда они смотрят! — Ну а я не терплю, когда меня не слушаются. В особенности, когда я прошу по-хорошему, — та вздохнула, видимо, пытаясь и сама успокоиться. Она бросила на него взгляд, полный усталости. Сейчас девушка явно казалось старше своих лет, — ты взрослый, да, пусть тебе и всего шестнадцать. Ты рано вырос. Но ты в погоне за чем-то или кем-то, — владелец Расемона вздрогнул и это не укрылось от взора Тавары, — забываешь о себе. Особенно о своем отдыхе. Но это не правильно. Так ты ничего не достигнешь и ничего не добьёшься. Но если ты хочешь этого, то лучше я посижу тут. Если тебе станет плохо, будет кому позвать доктора или оказать первую помощь. Он непонимающе смотрел на Мачи. Ему хотелось раскричаться на девушку, сказать, что ему не нужна эта забота, теплота и внимание, что он хорошо жил и будет жить без этого всего и чтобы та убиралась. Парень хотел отвернуться, снова начать тренироваться, но взгляд мафиози прожигал. Да и забыть о её существовании сильно мешали громкие зевки издаваемые самой Таварой. Рюноске недовольно рыкнул, резко направившись в сторону выхода из тренировочной, понимая, что сегодня ничего сделать явно не получится. Акутагава увидел полубоком, как довольная поднимается Мачи, но почему-то слегка покачиваясь. Он даже мельком подумал: не упадет ли она сама в тот обморок, который обещала ему? Но ничего подобного не произошло и та спокойно пошла вслед за ним. Перед входом в тренировочную юноша замялся, понимая, что не может найти ключи. Наверное, стоило поискать их в помещении. Но тут перед его глазами появились те самые потерянные ключи и он расширенными глазами смотрел, как девушка закрывает дверь тренировочной. Акутагава смутно вспомнил, что рука Тавары скользнула ему в карманы, видимо, украв вещь. Она улыбнулась, насмешливо проговорив: — Знаешь, воровство — одна из тех вещей, которая всегда спасала меня в жизни и всегда выручала, — та взмахнула рукой, подкидывая ключи и ловя их, — ты бы ведь вернулся, после того, как мы разошлись? Тот противно сцепил зубы, чувствуя раздражение. Почему его все насквозь видят?! Он ведь и вправду хотел вернуться, но видимо не получится, раз она ключи украла. — А что насчет других? Вы их положите обратно на вахту? — недовольно процедил юноша, глядя на Тавару, которая невинно пожала плечами. — Может, дня через два-три и положу, ведь вряд ли ты найдешь другое место для тренировок, — увидев, как взгляд того мрачнеет, та продолжила, — за других не беспокойся, сердобольный ты наш, судя по всему, этой тренировочной только ты пользовался в последнее время. Ничего страшного, если она постоит немного взаперти. — Зачем.? — неожиданно прошептал Акутагава, заставив Тавару нахмуриться, — почему вы ко мне цепляетесь? Что вам нужно? Он, действительно, хотел узнать, почему Мачи не оставляет его? Почему готова сидеть с ним до конца? Почему так печется, что заставила охранника принести в его камеру еды? Почему спрашивает? Зачем интересуется? Для чего? Из-за Дазая? Потому что он предатель? А ведь по слухам девушка вроде ими занимается. Выслеживает, смотрит. А потом из-за угла может и убить. Неужели она считает его предателем и хочет от него избавиться? Он не такой, как Дазай. Он не предатель и прежде чем парень хочет сказать девушке всё, что думает, та произносит: — Ничего. От тебя мне не нужно ничего, — она грустно улыбается, — лишь только, чтобы ты не вляпывался в неприятности или в проблемы, которые сам не в силу разрешить. Если не будешь создавать шуму, который привлекает к тебе внимание, то больше мы и не пересечемся. — С превеликим удовольствием, — прошипел Рюноске, чувствуя сильное раздражение. Он не знал, на что злиться точно: на то, что девушка дала понять, что он создает проблемы для Мафии или что он надумал себе её интерес. Было непонятно и от этого странного чувства хотелось избавиться, как можно скорее, просто перестав общаться с Таварой. — Посмотрим, — усмехнулась она, и развернувшись, медленно пошла на выход из территории Мафии, — доброго вечера, Акутагава-кун! — крикнула она ему со спины, махнув рукой, но он на это промолчал, продолжаясь хмуриться. И лишь когда она ушла, тот отправился обратно к себе на штаб-квартиру, кутаясь поплотнее в плащ. Почему эта мафиози ведет себя так? Как её воспитывали? Наверное, ей не ведомы страдания, раз она ведет себя так. Вот и всё. Такие сотрудники у них есть, и она входит в их число, видимо. Проще перестать думать уже об этом.***
Двенадцать лет назад
Холодно. Темно. Темнота окружает, суживает мир до маленького луча света, что пробивается сквозь одну щель, но не позволяет получше разглядеть помещение, в котором, она находится. Но Мачи и без этого знает, что сидит в камере, без света и воды. Уже вторые… или всё же третьи сутки? Она сбилась со счету, но уже едва может хоть куда-нибудь сдвинутся, надеясь, что жалкая смерть не застигнет её здесь. Иначе она умрет, а родители… родители так и не узнают, чего девушка достигла за эти два года в Мафии. Тавара лежит, прислонившись к стене, чтобы неприятный холод отвлекал от мыслей об еде. Она пока не на свободе так что об этом рано думать. Тело непроизвольно дрожи и та прикрывает глаза, не особо понимая, как её так угораздило. В последний момент, на заданий, её способность вышла из-под контроля и всё испортила, превратив из заключенных обгоревшие трупы. И теперь в качестве наказания, она вынуждена находится здесь, как будто заточение усмирит её способность. Мафия приняла Тавару с распростертыми руками, так как уже давно нуждалась в молодых и боевых эсперах. Для босса она оказалась лакомым куском и почти день через день бывала у него в кабинете, учась и получая от него задания. Девушка чувствовала себя окрыленной таким фактором и тому, что имеет благосклонность самого босса, отчего даже не боялась, проходивших мимо неё старых мафиози, гордо держа голову. Она понимала, что такими темпами, сможет показать родителям, чего стоит. Но радость и эйфория быстро прошла. На смену ей пришло разочарование, гнев и разгорающаяся ненависть к пожилому боссу, который не гнушался никакими методами, чтобы обучить её использовать способность, из-за чего девушка часто возвращалась в штаб-квартиру полностью подавленная и с внеочередной порцией побоев. Озэму не разрешил ей жить с родителями и это были отдельные страдания и страхи девушки. Мачи не питала к боссу теплых чувств, оттого не стремилась заслужить его одобрение лишний раз. Хотя с каждой новой похвалой, что на шаг ближе к тому, чтобы родители сказали ей что-то подобное. Но заслужить похвалу Сато при желании можно было легко, главное, всегда соглашаться с ним и не косячить. Но в силу неопытности, девушка как раз за это и получала всегда. Иногда, похрамывая, она шла обратно к себе, игнорируя тяжелый взгляд Хигучи Нориёси, с которым она за последние два года, с того случая больше и не говорила. Как считал Сато, это было ей не по рангу, общаться с шестерками. Интересно, а как брошенной собаке валяться за решеткой, это по рангу? Послышался шум тяжелых шагов и девушка приоткрыла глаза, понимая, кто же идет с таким шагом. Находясь в полной темноте, без возможности поесть или на любой другой досуг она уже начала различать разницу между шагами людей. И даже стала определять, кто же безразлично проходит мимо её камеры, туда и обратно. И сейчас, с уверенностью, могла заявить, что к ней приближался босс. Сато Озэму. Та дрожащими руками стала подниматься, принимая удобную позу для сиденья, чтобы не выглядеть ещё более жалко в его глазах. Она знала, что Сато любил доминировать над людьми, заставлять их чувствовать слабыми и порой Мачи наперекор своим страхам не подчинялась ему, получая ещё больше, чем всегда. Сжимала зубы, когда он отбрасывал её за волосы за угол, но терпела. Ибо сражаться с ним не вариант. Она пробовала и едва не умерла, сделав вид, что просто увлеклась в ходе тренировочного сражения. За что получила в три раза сильнее, чем сама попробовала ударить. Он считал, что девушка должна четко следовать исключительно его указаниям и не желал даже думать, чтобы та сделала, как удобнее ей. Шаги стали ближе. Девушка сквозь полутьму увидела очертания тяжелого темного плаща, который носил босс и его темные сапоги. Он остановился на пару секунд перед клеткой и Мачи непроизвольно вжалась в стену. Она знала, что будет дальше, особенно, когда заслышала шум открываемой решетки. Но, к сожалению, это пока ещё не свобода. Озэму же, прежде чем, отпустить её, приходил временами и продолжал нравоучения, наполненные ударами. И если вначале нахождения за решеткой, девушка могла хоть как-то сопротивляться, то в последние разы, просто лежала ничком и слушала. Слушала и всё больше погружалась в эти бессмысленные слова, начиная соглашаться с мужчиной. После таких посиделок в клетке, Мачи с каждым разом выходила всё более злющая, готовая порвать любого врага на кусочки. Наверное, в этом заключался план Сато, когда он бросал её за решетку. Он воспитывал в ней жестокость. Кровожадность. И у него это получалось хорошо, потому что Тавара уже давно была обижена на мир, чтобы не любить его. Клетка открылась и Мачи даже не успела открыть рта, как чужая нога с силой врезалась в её плечо, впечатывая в стену. Боль смешанная с холодом, разлилась по телу с моментальной скоростью и девушка издала слабый полустон, поднимая в темные, почти безумные глаза Озэму, взгляд. Она смотрела на него с уже привычным холодом, сдерживая в себе весь гнев, который только и ждет, чтобы вырваться наружу. — Что, маленькая мышка, так и не поняла своей ошибки? — тот оторвал ногу от плеча, чтобы молниеносно впечатать обратно, вырвав из девушки короткий вскрик, — неужели ты оказывается долго думаешь? Ответь же мне. — Нет… — раздалось слабое и тот хищно ухмыльнулся, убирая ногу и присаживаясь рядом с Таварой, наматывая на кулак её волосы. — Отлично, значит, ты поняла, в чём твоя ошибка? Используй способность лучше, даже если работаешь с ней постоянно без отдыха. Мафии плевать на чужую усталость. Будешь так себя вести… — он посмотрел в пустые глаза Тавары, которые не выражали ровным счетом ничего. Горевший в них два года назад огонек надежды давно потух и только одна вещь могла его разжечь, — отправлю с позором к твоим горе-родителям. Вот они уж обрадуются своему ничего не достигшему ничтожеству. Ты ведь их уже два года не видела, да? Но Мачи в этот раз молчит, пока глаза опасно полыхают огнем. Упоминание про родителей делало ей гораздо больнее, чем все раны, нанесенные Сато, потому что било по сердцу. И босс это прекрасно знал и продолжал пользоваться данным методом в укрощении девушки, резко дернув её за волосы и оттаскивая подальше от стены, пока она пыталась вырваться. Но это бесполезно. Мачи понимала, что сама виновата. Она сама выбрала такую жизнь, чтобы достичь каких-то вершин на пути, построенным из чужой крови, и с этим ничего не попишешь. Только терпеть ей и остается. Терпеть и ждать.