***
Акутагава снова закашлялся, проклиная разгоревшуюся болезнь. Хигучи бросила внимательный взгляд, но промолчала, а Тавара так и не оторвалась от бумаг, словно Рюноске и не кашлял на протяжении двух часов. Оказавшись в женском коллективе, юноша ожидал, что настанет внеочередная волна ненужной ему заботы, которую он и так получал от сестры. Но, на удивление, этого особого не было. Единственный, кто действительно лез к нему с беспокойством в глазах, была Хигучи. И он Хигучи терпел, хорошо помня слова Тавары, предпочитая отмалчиваться на все её слова, надеясь, что когда-нибудь и она отстанет от него уже. Правда, от болезни это особо не спасало. Почему-то, последняя время, Рюноске всё чаще страдал от заразы, полученной ещё во времена трущоб, и совершенно не знал, что ему делать. Избавлятья от неё было уже бесполезно, хотя раньше, она давила на него не столь сильно. А сейчас, Рюноске чувствовал себя столь отвратительно, что даже тренировки не помогали растряхивать путы заразы, как раньше. Но при этом всём Акутагава был не намерен жаловаться. Он был одним из сильнейших эсперов Мафии и не собирался сдаваться так просто. И, конечно, юноша совсем не знал, что о его проблемной ситуации уже давно и крепко задумалась та, что никогда за весь период их совместной работы, ни разу будто не обратила внимание на его хриплый, болезненный кашель. Тавара же, на самом деле, внимательно следила за Рюноске с самого первого дня, когда его наконец приставили к ней, как её ученика. Она отмечала излишнюю дерганность парня, видела, как непривычна ему вся атмосфера, и старалась более спокойно реагировать на все выходки Акутагавы. Она даже стойко выдержала всю ситуацию между ним и Хигучи, сорвавшись лишь на долю секунду. Мачи не ждала, когда Рюноске свыкнется с обстановкой, зная, что это процесс слишком долгий, если вообще выполнимый. Зато теперь все слухи про обладателя Расемона, стали менее громогласны. Все осознавали, что объединение Тавары и Акутагавы не сулило ничего хорошего. На одну проблему меньше. Ведь, у неё ещё была проблема с поиском Дазая. Тавара злилась на неуловимого парня. Казалось, будто он совсем растворился. Словно никогда и не было по жизни Дазая Осаму. Разобрав то дело, на котором он исчез, Мачи поняла, что оно совсем тут не при чём. Но всё равно чувствовалось, что что-то здесь не так. Мачи понимала, что, кажется, кто-то мог помочь Осаму скрыться, раствориться даже в информационных каналах. Поэтому девушка решила прибегнуть к самому ужасному в её жизни и посплетничать: — Неужели никто не знает, с кем мог общаться Дазай вне Мафии или внутри неё? — ненавязчиво проговорила девушка, идя рядом с Хироцу поздно вечером после выполненной работы. — Жизнь Дазая Осаму-сан была полнейшей загадкой. Я, как и вы, не знаю, как он появился в Мафии, что уж говорить о его знакомых, — проговорил мужчина, оглядывая фигуру Тавары, которая больше не смотрелась угловато и худо, как в старые времена. Девушка выросла и наконец-то разрослась, выглядя здоровее, чем раньше. Девушка грустно вздохнула, догадываясь примерно о таком ответе. Когда та вечером интересовалась у Чуи в баре о том, мог ли он знать каких-нибудь знакомых предателя Дазая, то юноша ответил отрицательно. Но его долгий, пристальный взгляд ещё долго намекал девушке о том, что ей следует быть осторожнее. А в конце вечера, Накахара так и произнес: — Теперь понятно, почему ты стала его наставником. Мачи тогда лишь улыбнулась. Все же для всей Мафии эта новость стала шоком И самой центровой сплетней. Ведь, помимо замолкших сплетен, разрослись теперь уже и другие. Зачем же незаинтересованной ни в ком Таваре такой вспыльчивый и проблемный мальчишка, как Акутагава? Но и эти слухи превратились в тоненькие шепотки, наперебой твердящие одно: Что она пытается использовать Рюноске в своих целях. Правда, Тавара жалела, что все эти люди не узнают, о том, как ей плевать на то, что они говорят. Ведь дела обстоят совсем не так. И уж лучше бы она пыталась использовать, чем занималась тем, за что ей точно не заплатят. — Хироцу-сан, зачем вы меня обманываете? — решилась слегка надавить девушка на мафиози, остановившись, а вслед за ней остановился и Рюро, чуть напряженно смотря на неё, — вы ведь всё равно что-то знаете о Дазае. Больше меня. Вы были приближены к нему. — Тавара-сан, я… — пытался сказать он, но замолчал, видя как та мрачно взглянула на него. Он помнил этот взгляд. Так Мачи смотрела на тех, кого должна была казнить. И Рюро точно знал, что не имеет никакого отношения к предательству, пока не услышал: — Вы знали, что Нориёси-сан умирает, но молчали до последнего. Хотите и здесь так же? — этот резкий вопрос, острый взгляд. Это сбило его с мысли. Хироцу растерялся. Он знал, что для Тавары — смерть Нориёси — очень сильная травма, ответственность за которую она несет вдвойне. Возможно ли, что девушка может обвинять его в этом? И, задумавшись, мужчина негромко проговорил: — Из каких-либо знакомых Дазай-сана, я знал только об Оде Сакуноске. И для Мачи было достаточно хотя бы этой информации. Хотя бы, потому что неизвестный Сакуноске, не был Дазаем и найти его должно было быть гораздо проще. Но почему-то это оказалось не так. И Ода Сакуноске, несмотря статус «шестерки» оказался так же неуловим, как и Дазай. Вот только Осаму исчез, а Сакуноске был, словно приведение в стенах Мафии, о котором кто-то слышал, но уже давно никто не видел. Сомнения шевелились в груди девушки, загоняя её в тупик. Она не знала, что ей предпринять дальше. А теперь её ещё тревожил кашель Рюноске, что уж очень часто в последнее время раздавался в их кабинете, несмотря на все старания парня его скрыть. Он нервировал, заставлял хмуриться и Тавара сидела спокойно, только благодаря опыту лет не дергаться на разные звуки. То, что Акутагава болел, было известно каждой пылинке в Мафии, и сама Тавара уже давно думала о том, что этому парню не помешал бы какой-нибудь хороший, лечебный санаторий. И тот факт, что сама она подобного избегала, не мешало ей думать в подобном ключе в сторону Рюноске. По крайней мере, ему ещё было не поздно. Но девушка так же понимала, что Акутагава ни за что на это не согласится. Поэтому ей пришлось смириться с подобным фактором, ведь она и так прилагала слишком много усилий, чтобы Акутагава сделал то или иное действие. Давить на него — было не в её планах. Всё же он уже взрослый, поэтому пусть сам принимает решение. Правда, от этого Рюноске лучше не становилось. Как и от того, что последняя время, парень не участвовал ни в каких миссиях или заданиях. Здоровье парня всё равной являлось серьёзной проблемой, которую надо было решать. И если уж избавиться от неё полностью у девушки точно не получится, то надо сделать так, чтобы болезнь не тревожила его столь сильно. Правда, Таваре не пришлось особо задумываться, какие именно лекарства нужно купить Акутагаве, ведь, как по мановению палочки, на следующий день их принесла Ичиё, аккуратно разложив на столе у девушки рано утром. — Я знаю, что вы скажете, — часто заговорила она, не давая Мачи и слова вставить. Хотя её насмешливый, сварливый взгляд прекрасно говорил об этом без слов, — но вы ведь тоже задумались о проблеме его здоровья. Я же вижу. Разве можно спокойно смотреть, как человек задыхается в своём кашле? — трепетно отстаивала Ичиë своё мнение, заставляя Тавару усмехнуться. — Молодец, что купила, в этом я тебя не виню. Я уже давно поняла, что ты вся в отца, — насмешливо ответила она, видя, как хмурится Ичиё. И всё же, вздохнув, поинтересовалась, — но ты уверена, что ему станет легче именно от этих лекарств? Откуда ты знаешь, что Акутагаве-куну нужно? — Я… — Ичиё смущенно отвела взгляд в сторону под заинтересованный взгляд начальницы, — я залезла в его историю болезни. От этой новости Тавара едва сдержала судорожный смех. Кажется, методы Дазая по поиску информации, не такие уж им и универсальные. Но Мачи не стала смущать девушку сильнее, ведь в конце концов, данной работой должна была заниматься именно она. Но Хигучи, как и всегда, предприняла всё гораздо быстрее. За столько лет, Тавара сильно привыкла к её помощи, которая стала чересчур своевременной порой. — Тогда отдай ему эти таблетки, — проговорила девушка, смотря, как Ичиё замялась, пытаясь ей что-то сказать, — что? Не хочешь? Не можешь? — Мачи-семпай, — недовольно буркнула на неё помощница, хмурясь, — вы же знаете, как он ко мне относится. Он ничего от меня не примет. Так ещё и накричит. — Будет тебе уроком не проявлять лишний раз инициативу, — безэмоциально произнесла Тавара, открывая очередной отчет Рюноске, чтобы проверить его. Теперь она занималась этим каждое утро, проверяя его на всевозможные ошибки и отдавая парню обратно. Убийственное выражение лица Акутагавы в такие моменты нужно было видеть. — Семпай! Тавара вздохнула. Она прекрасно понимала Хигучи, которая хоть и была настырным, своенравным созданием, всегда стремящийся помочь ей во всем, но при этом имела полное право не терпеть Акутагаву. Даже не так. Ичиё была в праве не стараться ради парня так сильно, как она это сейчас делает. И да, Мачи уж точно знала, что лекарства из рук Хигучи, парень точно не примет. Рюноске и так терпел её помощницу, только потому что у них был уговор, вряд ли, от того, что она даст ему лекарства в их взаимоотношениях что-то изменится. По крайней мере, сейчас Мачи ни на что не могла повлиять. Именно поэтому вечером перед лицом Рюноске появился пакет с лекарствами, отчего кашлявший юноша удивленно вздернул едва видимую бровь наверх. — Что это? — поинтересовался он. Мачи повертела пакет в руках, разглядывая его наружность, как будто впервые видит. — Как видишь, пакет с лекарствами для тебя, — та открыла его, разглядывая содержимое, — всё, что тебе нужно. Таблетки рассасывающие, таблетки для внутреннего приема, спреи, ингаляторы… ух, ну и наборчик, — пробормотала девушка только сейчас, рассмотрев полный состав того, что Ичиё купила. Она что, раскупила всю аптеку? — Нет, — послышался резкий ответ Акутагавы, заставив Тавару оторваться от созерцания содержимого, и посмотреть на юношу. — Почему нет? Рюноске нахмурился, презренно взглянув на мешок. Он отвернул взгляд в сторону, сложив руки на груди. Упорство Акутагавы в такие моменты сильно раздражало, почти так же, как и забавляло Тавару, и она никак не могла определиться, какие эмоции она испытывает больше: злость или же смех? В особенности, когда смотрит на насупившегося Рюноске, который ещё немного и зафырчит, как кот. Забавно. — Странно видеть вашу, так сказать, заботу о моём здоровье, когда совсем недавно вы намеревались меня убить или покалечить, — проговорил он, все же искоса бросив взгляд на стоящую наставницу. Та не удержалась от смешка, заставив парня начать злиться ещё больше, ибо следом раздалось злобное, — что смешного? — Ничего, Акутагава-кун. Просто ты ещё не знаешь, какой я бываю, когда всё же намереваюсь кого-то убить, чтобы говорить такие вещи, — Мачи положила пакет на стол, поправив растрепавшуюся челку, — тогда это было наказанием, которого ты хотел. К тому же, кнут и пряник, всегда идут рука об руку. Я тебя наказала, но это не говорит о моём желании помочь тебе с кашлем. — Как будто вы можете его вылечить, — раздраженно выплюнул Акутагава, который если честно уже хотел просто встать и уйти от этого диалога, но лишь оставшееся уважение мешало ему сделать это. — Не могу и прекрасно об этом знаю. Зато могу дать тебе лекарства, которые хоть немного, но облегчат твои муки, — спокойно проговорила девушка, — к тому же, не переживай за мою черствость, она со мной. Лекарства купила тебе Ичиё-кун и не криви лицо, — тут же резко произнесла Тавара, заметив пробежавшуюся по непроницаемую лицу Рюноске, гримасу отвращения, — она сделала это из лучших побуждении и до того, как я сама попросила её об этом. Рюноске недовольно смотрел на неё, и Тавара прекрасно понимала его. Человека, которому было непривычно, чтобы кто-то покупал лекарство, заботился о нём. В Портовой Мафии, это было удивительным чудом, казавшееся каким-то миражем. Тавара знала, что в Мафии, каждый сам за себя и за Порт. И редко можно встретить человека, питающего к тебе заботу. Это казалось неправильно в подобной картине мира. Мачи не верила в чужую заботу и ласку, пока не сдружилась с Нориёси. Игнорировала приносимые им сладости и раздражалась от любых его действий. Не верила. Так же, как и Акутагава. Но как оказалось без чужой заботы, человек всё равно засыхает и черствеет. И очень тяжело потом осознавать себя под другим углом. Девушка знает об этом, понимает Рюноске. Но оставить всё на своих местах больше не может. Ведь теперь Акутагава её ученик. — Ты ведь помнишь, что у нас уговор? — отдаленным тоном поинтересовалась Мачи, заставив Акутагаву нахмуриться. В тоне наставницы чудилось что-то странно-знакомое. Как тогда, когда она в итоге заставила его подметать тренировочную. — Помню. Никаких проблем от меня вам. А вы ищете Дазай-сана, — от последнего юноша не удержался, чтобы добавить, ведь в конце-концов у них двухсторонний уговор. А то, пока что получается, что он один выполняет свои обязанности. — Да, и я занимаюсь поисками. Пока, конечно, не особо результативно, — Тавара вздохнула, сложив руки в карманы. Она была в теплой кофте, отчего Рюноске было даже немного жарко. Как он понял, его наставница была единственной, кто одевался так, будто в Йокагаме круглый год ледяная зима стоит, — но ты вот, можешь не дождаться и окончания поисков. Эти слова заставили Рюноске отвлечься от его внеочередных мимолетных мыслях, связанных со странностями наставницы. — Это ещё почему? — буркнул он, совершенно не заметив легкую тень улыбки, мелькнувшую у Тавары. — Потому что твоё здоровье навевает меня на эти мысли, — проговорила девушка, вздохнув, — а это проблема. Потому что частый кашель мешает тебе жить. На тренировке тоже будет отвлекать. Пробелы в тренировках могу привести проблемам к бою и в дальнейшем к смерти. А это уже ведет к тому, что у меня будут проблемы, что я не смогла достойно позаботиться о врученном мне ученика и какая же я бездарность. Ты своей смертью опять создашь мне проблем, — завершающе проговорила Мачи, сверкнув аметистами. Тавара снова взяла пакет в руки, подтолкнув его ближе к Акутагаве, который непонимающе хмурился, продолжив говорить: — Я не хочу никаких проблем. Поэтому уход за своим здоровьем, Акутагава-кун, полностью твоя забота, — мафиози сложила руки на груди, — и это тоже входит в наш уговор. Пить лекарства — твоя обязанность, чтобы чувствовать себя лучше и не привлекать к себе ненужного внимания. Не хочешь, чтобы о тебе заботились — заботься о себе сам. Акутагава удивленно посмотрел на наставницу. Кажется, он не совсем понял, как его кашель стал в итоге причиной смерти парня в бою, приводящей к тому, что у Тавары будут проблемы. Но, кажется, после этих слов, его рука невольно потянулась к мешку с лекарствами. Даже несмотря на то, что он был против, ослушаться приказа Рюноске не мог. Ему просто было нечего возразить ей в ответ. А он чувстовал её хитрость. Что она пыталась его обмануть, но кроме жесткого «нет», больше сказать юноша и не мог. А Тавара с легкостью выкрутит и этот отказ. И хоть Рюноске не любил проигрывать. Но сейчас проще сдаться. Не отстанет же. Ведь от того, что он будет делать, зависит то, как скоро Тавара найдет Дазая. Меньше проблем ей — больше выгоды ему. Главное, найти его. Узнать почему он так поступил с ним. Неужели из-за его бездарности? — Вы странная, — выдавил он из себя, беря мешок в руки. Тавара улыбнулась. Ей хотелось пошутить про то, что это, видимо, вместо спасибо, но смолчала. Рюноске плохо понимал шутки и проще было согласиться с его странным комментарием, чем шутить в ответ. Десять лет разницы. Акутагава вполне мог посчитаться ею, как за младшего брата, но… Тавара не хотела никого за него считать. Ведь все они были несчастными детьми когда-то. Пытаться сгладить это ложно-родственными отношениями — ошибка. Тавара не пыталась никому стать матерью или сестрой. Ей вполне хватает быть опекуном сестер Хигучи. Из неё не выйдет матери. Из неё даже сестра не получилась. — Странная… — проговорила девушка, когда осталась одна на улице, — вполне, может быть. Хотя, кто вообще нормальный в этом мире? Вот именно. Никто. Через пару дней Тавара отметит, что Рюноске стал меньше кашлять, но ничего не ждет от него в ответ. Она видит, что тот и сам всё понимает, и всё же не ожидает от него даже благодарностей. Давным-давно близкие ей люди отучили её ждать чего-либо.***
Десять лет назад
Тавара глубоко вздохнула. Она переступила с ноги на ногу, снова сделала глубокий вздох, едва не закашлявшись. Руки нервно дрожали, та снова надела перчатки, сняв их, как пять минут назад. Волнение. Терпкое чувство, которое охватывало всё её тело, овладевая даже разумом, не позволяя мыслить логично. Мачи дрожала даже не столь от холода, сколько от возбуждения, пронзавшего её тонкими иголочками. Всё это волнение было так ей несвойственно, отчего девушка сильно сжимала пальцы, чувствуя, что ещё немного и она изойдется в радостном крике. Такого с ней давно уже не было. Если было хоть когда-нибудь. И на это всё это, был один большой повод. Она идет домой. Ведь пошло четыре года с того дня, когда босс Портовой Мафии, Озэму Сато, взял её в Мафию, сделав убийцей. Тогда, маленькая Тавара не особо осознавала, куда она идет. Но даже сейчас, прекрасно осознавая, что девушка строит свой путь на крови, она не откажется от этой работы. Её способность решила за неё: кем ей быть и в чем достигать успеха. Родители не сделали ничего, чтобы отговорить девушку от этой участи. Они даже не искали дочь. Не пытались найти. И игнорировали все письма, написанные для них. И всё же, несмотря на внутреннюю озлобленность, Тавара хотела увидеть родителей. Страх того, что они считают её монстором стих, когда она поняла, что для неё это прогресс. Ведь раньше, Тавара считала именно своих родителей монстрами. Она их боялась и страшилась. А теперь, всё наоборот. Разве это не карма? А сейчас, после очередной удачной зачистки территории, Тавара наконец поняла, что уже имеет право и с родителями увидеться. Она стала более взрослой и независимой мафиози, и могла показать им, что зря… Зря они её променяли на наркоту. Мачи нервничала. Всё же четыре года не маленький срок. Последний раз маму она видела где-то год назад или чуть больше. Это была короткая, резкая встреча, в которой Тавара ничего, кроме страха так и не увидела. Теперь же Тавара шла не только, чтобы увидеть мать, но и взглянуть в безразличные глаза отца. Может, за четыре года они, наконец, посмотрят на неё иначе? Мачи шумно выдохнула, открывая дверь в дом и заходя в него. Резкий запах сразу ударил в нос и девушка непроизвольно поморщилась. Как странно, но особо ничего и не изменилось. Возможно, даже хуже стало. Деловито вышагивая на каблуках, Тавара шла по дому. Да, с недавних пор девушка стала ходить на шпильках, чтобы хоть немного быть наравне с коллегами. Она даже услышала один раз шутку Сато, сказанную Нориёси о ней, что «маленькая мышка хочет быть длинной крыской». Тавара тогда раздраженно фыркнула, слыша это от босса Мафии. Она ничего не могла поделать с тем, что на фоне плечистых и коренастых мафиози, сама она была, словно клопик. Так ещё и едва видимой из-за своей худобы, что в какой-то степени немного, но облегчало ей работу, когда нужно было уворачиваться от пуль. Но дурацких шуток Сато о том, что она «мышка» никак не уменьшало. — Отец, мать, — негромко, но достаточно твердо позвала она, слыша скрип мебели. Они дома. И девушка знала об этом ещё задолго до того, как подойти к ним, — я пришла. Девушка зашла в комнату и вовремя смогла уйти назад, как проскочила тень отца с замахнувшимся ножем. Сердце Тавары дрогнуло, предательски сжавшись. Конечно, вполне ожидаемо, что такая сцена будет. Но… — Отец, я — Мачи, — повторила она, снова заходя в комнату, видя, как в углу стоит мать, пряча что-то взади. Подозрение невольно шевельнулось у неё в груди. — Ух ты ж… — прошипел уже давно позабытый ею грубый голос с нотками холода, — и что же. здесь забыл член Портовой Мафии? Мачи удивленно приподняла бровь. Вот как, значит, они всё же знают, где она работает, даже несмотря на то, что прошел целый год, как мама могла об этом узнать. Это немного согрело ей душу. — Я не только член Мафии, но и ваша дочь, — та вздохнула, видя, как поднялся отец. Он так сильно состарился за это время, что Мачи на секунду даже засомневалась — отец ли это? — Дочь на словах? Та вздохнула. Да, что-то подобное она и ожидала от отца. Он никогда не мог сказать ей и доброго слова. Надежда, что его взгляд будет смотреть на неё хоть как-нибудь по-другому, сильно обломалась об: — Ты давно работаешь в такой организации и так и не отправила того, что нужно нам, — и от этих слов девушке стало больно. Она снова посмотрела на мнущуюся мать. Наученная в Мафии агрессии, та быстрым шагом подошла к женщине, резкими движениями, выдергивая у неё злочастный пакет. Пакет с тем содержимым, от которого девушку уже тошнило. — Я пришла к вам… А вы прячете это?! — взревела Тавара и прежде чем мужчина хотел налететь на неё с кулаками, та предупреждающе сняла перчатку, — только подойди, теперь я смогу тебе ответить. — она перевела дух, ощущая, как непроизвольно начинает щипать глаза от обиды, — то есть, вы… только и ждете, когда я отправлю вам эту дрянь?! — она тряхнула пакет, стараясь не смотреть в сторону плачущей матери. Сердце сжималось, — больше вам ничего не нужно?! Вы ведь даже ни на одно письмо моё не ответили, хотя я оставляла адрес, куда вы могли его положить! Вы не искали меня! — Да ты эспер, что с тобой будет! Такие, как ты, всегда выживают, — выплюнул мужчина, тяжело дыша и слегка закашлявшись, — ты-то хорошо устроилась… просто прекрасно, а мы… — Я прекрасно устроилась?! — взревела Тавара в ответ, совсем упустив слова, что отец отметил, как она хорошо живет, — я стала убийцей! И то, потому что, тогда полезла на территорию Мафии, чтобы своровать наркотики для вас! Я влезла в такую неприятность, за которую расхлебываюсь столько лет! И я ждала, что вы хоть как-нибудь оцените мою жертву! Я одна из сильнейших эсперов Мафии. Я ценный сотрудник! И только для вас я пустое место! Тавара перевела дух, стараясь, чтобы голос не дрожал от обиды и боли. Все её ожидания посыпались прахом. Возможно ли, что Сато был прав, говоря ей не гоняться… — Наркотики… наркотики. вы только о них и думаете! — продолжала злиться девушка, выплескивая накопленную за столько лет злость на родителей, — а как же я? Вы меня не любите? Почему вы так со мной? За что? Мачи вытерла рукой глаза, чувствуя жжение. Непрошенные слёзы лились наружу непрекрающимся градом, напоминая девушке то время, когда она была маленькой семилетней девочкой, только что получившей свою способность. — Я так старалась! Я так всегда старалась, чтобы вы мной гордились! Чтобы вы меня любили! И я пыталась любить вас из-за всех сил, даже несмотря на всю ту боль, что вы причиняли мне своим равнодушием! — надрывно кричала на них Тавара, уже не слыша, как позади рыдает мать. Поздно уже плакать, — я делала всё, чтобы вы жили! Чтобы у вас всё было! В трущобах можно стать вором или убийцей и я ими стала! Я поставила всё на кон ради ваших жизней! И где элементарное родительское «спасибо»?! Я уже больше не хочу ничего от вас слышать… — на последнем девушка уже сорвала голос, с трудом говоря что-либо, лишь слегка хрипя. Горло жгло огнём, в частностииз-за недавней миссии, где враг прижимал её горлом к стене, а ещё от побоев босса Мафии. Как её достала такая жизнь. Она больше ничего в этом свете не хотела так сильно, как увидеть родителей и услышать их теплые слова. Но как же сильно девушка ошиблась в своих желаниях. — За что можно благодарить убийцу…? — неожиданно тихо проговорил отец, смотря на Тавару такими же пустыми аметистами, что и у неё самой, — нам плевать, сколько жизней ты положила ради нас. Ведь ты не сумела спасти самую главную. Своего брата. На этом моменте, у Мачи будто сердце оборвалось. Она с широко-раскрытыми глазами смотрела на отца, мотая головой. Нет-нет, какой брат? Тавара отлично помнила, что четыре года назад у неё не было никакого брата. Девушка медленно повернулась в сторону застывшей матери, оглядывая её. И вправду, она выглядела чуть полнее, чем в тот раз. Как будто была беременна. Или… Нет. Только не это. — Что с моим братом? — тихо, аккуратно и впервые достаточно нежно, она спрашивала мать о чем-то. Голос нервно дрожал. Но мама молчала, лишь сложив руки на груди, сдерживая очередные рыдания. И тоненькое терпение Мачи дало сбой, — что с моим братом?! — Не кричи на мать! — вопит отец. — Заткнись! — не сдерживается, уже позабывшая о приличиях, девушка. Злость так и рвалась наружу, отчего у Тавары непроизвольно рука начала дергаться, готовая выпустить на свет парочку молнии. Которые вполне себе могут избрать своей целью теперь родителей, из-за чего девушка сдерживалась из последних сил. И, видимо, отец это понял, неожиданно примолкнув, больше не восклицая. Он понял, что перед ним убийца. — Где мой брат? Что с ним? — ещё раз твердо спросила Тавара, ощущая, как едва может стоять на ногах. Каблуки хотелось скинуть. И желательно в стену, чтобы удар громким звуком разносился по полупустой квартире, отрезвляя их всех. — Мачи… — со всхлипами начала говорить женщина, упав на колени. В ней девушка уже с трудом признавала мать, отчего поморщилась, сделав пару шагов назад. Впервые в жизни её тошнило от того факта, что она скучала по этим людям и ждала их похвалы, — прости меня, моя девочка… я хотела тебе сказать… ну тогда, что я… Мачи удивленно округлила глаза. Неужели её мама уже тогда… — Прости, я пыталась… завязать… я пыталась, — продолжала рыдать она, — но ты не понимаешь, оно. не получается. — Где мой брат? — Мачи было уже наплевать на слова матери. Они были произнесены уже слишком поздно. — Его нет. Он умер, — судорожно говорила она, — ещё там… внутри. — женщина прикрыла руками лицо, — прости… У Тавары непроизвольно задергалась нижняя губа в истереке стоило ей услышать эти слова. Как же это ужасно… Не этого она ждала от родителей. Не этого. Женщина попыталась подойти к ней, в попытке обнять, но Мачи отшатнулась. Она предупреждающе махнула рукой, чтобы к ней никто не приближался. Таваре больше не нужна была родительская ласка. Ей было уже ничего не нужно от них. Кроме брата, что умер, даже не познал свет. Она настолько погрязла в этой боли, что вышла, вернее, выбежала из дома быстрее, чем входила. Игнорировала крики родителей, из-за всех сил держась от своей нарастающей истерики. Сейчас для неё не время. Она должна быть сильной. Ради брата. Ну почему она не пришла к родителям раньше? Почему не смогла узнать о беременности матери? Если она только знала… она была бы с ней, не позволив ей потерять брата, забрала малыша к себе после его рождения. Воспитывала, как могла, чтобы он никогда не переживал то, что пришлось пережить девушке. Чтобы никогда не смог узнать горестей печали. И было совершенно наплевать, что это глупые, максималистичские мысли, не совпадающие с реальностью, ведь Мафия могла и не позволить дать ему шанс пожить нормальной жизнью. Но по итогу ор всё равно и не узнает. Теперь уже никогда. Ведь родители лишили его права на это. А ведь если она узнала о нем раньше, она придумала бы ему имя. Такое красивое, нежное и статное. Она назвала бы его Нобу. Но нет смысла давать имя мертвому ребенку. От этой мысли девушка останавливается, готовая упасть на колени и разрыдаться. Но слезы итак непрошенно текут по её лицу. Вот тебе и сильная мафиози, которая не может и не имеет права на слезы. Вот если бы она была рядом… может её братик остался жив? — Тавара-сан? — слышит она словно вдалеке, приподнимая голову. Над ней, словно гора, даже несмотря на каблуки возвышается Хигучи Нориёси. Он смотрит на неё обеспокоенно, как и всегда. В карих глаз разливается волнение, но девушка впервые не злится из-за этого факта. Ей так все равно и плохо одновременно, что она просто не знает, что ей делать. Мачи осознает, что осталась одна в этом несчастном мире. Что у неё больше никого нет. Что она даже брата лишилась. И даже не к кому пойти… Кроме впереди стоящего мужчины. И даже гордость отмалчивается где-то в уголке. Сегодня ей совершенно не до выяснения отношений. — Хигучи-с-сан, — дрожаще протягивает она, сделав пару шагов вперёд и чувствуя, как дрожат ноги, — Хигучи-с-сан… Тот, достаточно, быстро оказывается возле неё, обхватывая за плечи и притягивая ближе к себе. Он игнорирует её заплаканный вид, стараясь ни о чем не думать, пока не слышит: — Он погиб… мой братик... он умер, — та уткнулась носом ему в жилет, закрыв глаза и позволяя себе, наконец, разреветься в полную силу. Присутствие взрослого ощущается теплыми ладонями на плечах, — я не смогла… ему помочь… — Тише, Тавара-сан, тише. Нориёси безумно жалко девушку. Он чувствует острую печаль за неё. Бедная. Она, наконец-то, позволила себе разреветься и доверить кому-то ещё свою боль. Показала истинные чувства. Что она не жестокая, хладнокровная мафиози, а подросток. Ранимый, слабый подросток, которому очень и очень больно. Который только что узнал, что лишился близкого ей человечка. И оттого у него едва не замирает сердце, когда он слышит негромкое, надрывное, но такое искреннее: — Помогите… пожалуйста, помогите мне… я вас прошу, — она дрожит всем телом и хрипит. Истерика накатывает на неё волнами, — помогите… И, сжимая худые плечи девушки, мужчина наклоняется ниже, задевая подбородком маленькую макушку, тихо шепча ей на ухо: — Хорошо, я помогу. Только не плачь. Вскоре этот разговор смоет ливнем приближающегося сезона дождей, но двум мафиози будет всё равно, сколько они простоят под этим проливным душем. Ведь какой бы дождь не был сильный, печаль с сердца он никогда не сможет смыть.