Стальные круглые вены

— Он придет. Он скоро придет. — Чего? Тебя опять кроет?       Джайро хватается за голову и мычит. Он трет глаза, а затем испуганно пялится на Джонни. Дождь бьется об подоконник. Медленно и мучительно сползает по стеклу. Он всегда приходил только в дождь. Джайро вздрагивает от стука в дверь и, поджав губы, напряженно стискивает простыни под своей жопой. Это он. Это точно он. Джонни замирает и только глазами провожает его от койки до двери. Он опять оказался прав. — Послушай, я все отдам… — Сразу же Джайро улыбается, отходя от двери.       Блэкмор резко вламывается в квартиру — и Джайро рефлекторно пятится назад, пропуская его все глубже внутрь. Он заранее выставляет ладони перед собой и тревожно скалит зубы, выпучивая шире глаза. Но Блэкмор, даже не дрогнув, пиздит его в живот. Он всегда приходит только в дождь. Одет он всегда в один и тот же черный плащ и серые узкие штаны. Самый главный его атрибут — белая маска с цветными полосками поперек глаз. После ливня тарабанящих ударов всегда наступает радуга кайфа. — Да я верну, блять! Сука… — Шипит Джайро, согнувшись. — У тебя неделя. Не вернешь — я вырву тебе почку. — И Блэкмор бьет его прямо по почке, от чего Джайро уже валится на пол. — И твоему другу тоже. Ты-то выдержишь, а вот он — не уверен. Но тогда вам денег хватит обколоться на всю жизнь. — Как ты заебал меня. — Хрипит Джайро и озлобленным взглядом из-под бровей пялится Блэкмору в спину. — Думаешь, можешь просто врываться к нам в дом, да? Пока течет водичка? — Кряхтит он, пытаясь подняться. — А если через неделю будет солнце и засуха. Что тогда? Дашь еще денек? — Он лыбится.       Улыбка тревожно тянется по лицу. Болезненный скрип срывается с зубов. Джайро отхаркивает кровью от очередного точного удара. Его колени дрожат, а сам он толком не успевает восстановить дыхание — Блэкмор пинает его ногой по ребрам. Тихий скулеж хватается за носок ботинка. Джайро чуть не плачет, но, стиснув зубы, мычит и старается свернуться — лишь бы Блэкмор не отбил ему все органы. — Покайся! — Перестань! — Джонни дрожащими руками наставляет пистолет. И ждет, когда Блэкмор отойдет от избитого Джайро. — Мы все вернем. Вовремя. Дай нам шанс… — Взглотнув, он направляет ствол в пол. — Только не бей его.       Блэкмор немногословен. Со своей задачей он прекрасно справлялся — напоминал о долгах так, что не забудешь о них и после того, как раздал. А так же наглядно демонстрировал, что случится в случае провала. Он не оставлял выбора, кроме как плакать у него в ногах и вымаливать еще немного времени. И надеяться, что Президент прописал в его собачий мозг такую функцию — без его приказа Блэкмор не пощадил бы никого. И наоборот. Он уходит, больше ничего не сказав. — Ну и ну…       Джонни тяжело выдыхает, с облегчением падая на подушку. — Почему все так хуево, Джонни? — Джайро сидит, прислонившись к стене, а обеими руками поглаживает больной живот. Он откидывает голову к потолку и уныло водит глазами по облезлым обоям. — Почему все опять стало так хуево? — Его лицо кривится в жалкой печальной пародии на привычного себя. Джайро всхлипывает. — У меня опять ничего не выходит. У нас опять не остается денег.       И это повторится снова и снова. Что бы он ни делал. Его снова унизят и изобьют. Снова схватят за волосы и плюнут в лицо, угрожая выдрать золотые зубы. И все ради того, чтобы снова забыться. Чтобы снова утонуть в кайфе сладкой победы, флегматично гнаться за первым местом в жизненной гонке. Он бы уснул по дороге. И снова проиграл. И бился бы в истерике от полного непонимания, как это произошло. Джонни молча смотрит на его кровавые слюни, перемешанные с соплями. И только вздыхает. Лучше бы это все был сон. Простое видение.       Шум, смешки и топот все больше бьют по ушам. Джайро лениво разлепает глаза, подняв голову над партой. Опять все проспал. Ну и похуй. Препод не заебывал, а весь материал он и сам выучит. Волнует Джайро совсем другое — Сендмен, выходящий из аудитории. Джайро наспех впихивает свои вещи в сумку и бежит за ним. Уже в коридоре, Джайро приобнимает Сендмена за плечо и тянется к нему: — Я слышал, ты умеешь интересные супчики варить… Угостишь? — Он улыбается.       Сендмен хмурит брови и дергает плечом. Он оглядывается на большое скопление людей вокруг и отходит в сторону, подальше от основного потока. Джайро встает рядом с ним и ждет, когда тот перестанет уже, нахуй, пялится по сторонам и посмотрит, наконец, на него. В очередной раз убедившись, что к ним уж точно никто не приебется и не подслушивает, Сендмен спрашивает: — Ты про отвар? — Он не особо понимает, что Джайро от него хочет. Потому говорит неуверенно, с хмурым ебалом. — Да-да. Тот самый. Отвар из листьев. — Лыбится он. Но ответа не получает: Сендмен так и стоит, пилит его своими суровыми острыми глазами, будто колонист Джайро только что трахнул его красножопую сестру. — Я заплачу. И листья у меня с собой имеются. — Настойчиво продолжает Джайро. — Ты будешь один? — Сендмен поднимает голову. — Нет, двое. — Я пришлю тебе адрес. — Выдохнув, Сендмен достает свой телефон. — Приходи завтра. Позовешь еще кого-то лишнего — я ничего делать не буду. — Вполне серьезно заявляет он, смотря из-под бровей. — Йо! Здорово! — Поколоко тянется пожать Сендмену руку. — А че эта снежинка от тебя хочет, а?       Джайро как раз находит нужный момент, чтобы съебаться. Он криво улыбается негретосу из другого потока и больше ничего не говорит — все нужное у него на руках. Задерживаться здесь более он не намерен — нужно успеть хоть что-то посмотреть на следующее занятие. А пока он читает сообщение в своем телефоне и не может понять: где, блять, живет этот ебаный Сендмен? Джайро даже такого места не знает. Хочется верить, что Джонни справится с этой задачей.       Сендмен действительно жил далеко. В какой-то пизде снимал квартиру. В такой, что им пришлось постараться, иначе добрались бы только на следующий день. Неудивительно, почему его порой месяцами не бывает — наверняка сидит, упарывается в своей комнате и называет это семейным советом. Даже внутри этого дома ноги заплетались, а дыхание становилось все более сбивчивым — весь запыханный, Джайро тащил на себе Джонни, а еще волочил его коляску по ступенькам. — Слушай, у вас че, не могут поставить ебаный лифт? Или хотя бы пандусы для ебаных инвалидов? Че за хуйня? — Выходит он на нужный этаж и шумно выдыхает. — Все дохуя здоровые и даже нет стариков? — Здесь не так уж и высоко. — Пропускает их Сендмен, отвечая все с такой же грузной рожей. — Ну ахуеть. — Бурчит Джайро, пересаживая Джонни на коляску. — А с таким не пробовал, блять, подниматься? Я бы посмотрел, как тебе было бы «невысоко».       На его драматичный пиздеж никто, в общем-то, не обращает внимание. Как только Сендмен закрывает дверь, Джонни сразу же достает из-под кофты прозрачный пакет с листьями и протягивает его Сендмену. От восхищения у Сендмена перехватило дыхание. С выпученными глазами он крутит пакет в руках, тщательно осматривает каждый листик, который виднеется из общей кучи. Щурится, приподнимает выше. К чему-то принюхивается, а потом с удивлением вертит головой. Это действительно оно. Джонни с Джайро без слов его понимали. — Белые люди умирали за эти листья в бассейне Амазонки. Только ради того, чтобы мои предки приготовили им этот отвар. — Наконец отрывается от он пакета. — Все повторяется, да? — Джайро болтает покусанной рукой и тупорыло улыбается.       Пока они снимали с себя верхнюю одежду и обувь — ну, только Джайро стащил с себя кроссовки — Сендмен умотал, кажется, на кухню. Джайро вместе с Джонни располагаются в большой комнате. На другом дверном проходе болтаются какие-то цветные висюльки, похожие на лианы. Промеж них виднеется Сендмен, все дрочащийся с этим пакетом. Он его щупает, присматривается к каждому листочку, раскрывает и нюхает. Будто что-то в них искал и пытался понять. В качестве итога своих наблюдений Сендмен хмурится и недовольно мотает головой — ему явно не понравилось. Однако он ставит кастрюлю на медленный огонь, помимо основных листьев накидывает еще какие-то травы и начинает варку. — Должно простоять около 12 часов. — Заходит он в комнату. — Чего?! — Джайро аж привстает с кресла от возмущения и в удивлении кривит ебало. — Да ты охуел что ли? Почему ты мне сразу не сказал об этом? — И что бы это изменило? Быстрее не выйдет в любом случае, это не минутное дело ради минутного кайфа. Сварить простой чай со слабым действием ты мог бы и сам. — Резко отвечает Сендмен и садится на диван. — Ну, блять, я бы хоть морально подготовился. — Джайро давит себе на бедра: от такого заявления он даже не может сесть на свою взбешенную жопу. Он размеренно выдыхает и переводит взгляд на Джонни. — Ладно, мы подождем. Подождем… — Подождем. — Уверенно подтверждает Джонни.       Квартира у Сендмена скромная: кроме его шаманских и индейских приблуд больше ничего толком и не было. Хотя хуй его знает еще, насколько он шаман и эти вещи рабочие, а не просто какие-то украшения, купленные на барахолке. Наверняка водит сюда белых телок и пиздит им, как сам вылечил себе геморрой, намазав очко мазью из ромашки. Неудивительно, что у него нет даже телека — от такой хуйни куча передач в твоей башке будут работать на постоянной основе. Но в трезвом состоянии можно было только тыркаться в телефон, чем Джайро с Джонни и занимались. — Слушай, — начинает Джайро, заебавшийся от тишины, — а че ты так странно пялился на пакет? С ним что-то не так? — Ну, у вас не совсем верные листья. — Че?.. — Джайро кривит бровь. — Когда происходит сбор листьев, рука шамана сама тянется к лиане, которая готова исполнить свой природный долг. Благодаря интуитивным ощущениям и достигается правильный эффект. Аяуаска растет на лиане жизни, но есть у нее и другое название — лиана смерти. И если следовать наобум, результат может выйти непредсказуемым. — Ну и что? Что ты хочешь сказать? Нам пиздец? — Я не знаю, говорю же: непредсказуемо. Я так же не обещаю полного эффекта, которого достигали мои предки. У меня нет столько опыта в ее приготовлении, мы не сможем полноценно совершить ритуал. — А что нужно для полного эффекта? — Спрашивает Джонни. — Ритуал проводится в очень отдаленных местах. В целом, моя комната подойдет. Нас никто не потревожит. — Сендмен откидывается на спинку дивана. — Еще важно соблюдать строгую диету. — И что туда входит? — Запрет жареной, острой, сладкой пищи, алкоголя. Еда должна быть безвкусной. Еще нельзя заниматься сексом как минимум две недели. В идеале следовать всем рекомендациям необходимо по полгода — перед сеансом и после. Но для простых любителей хватит и двух недель. — Да ладно! — Лыбится Джайро, выпрямив спину. Ничего из перечисленного он, конечно же, не соблюдал. — Ты знаешь, сколько я уже хуйни сожрал и выкурил? Что может случиться? — Я просто предупреждаю. Эффект непредсказуем. — Повторяет Сендмен, подняв взгляд на Джайро. — Все нормально будет. — Я еще не уверен, смогу ли, как мой дед, передать весь опыт общения с духами. У меня недостаточно навыков и, как я сказал, вы не придерживались диеты. — Слушай, мне похуй. — Джайро скалит зубы. — Мне похуй, понимаешь? Мне поебать на твоих духов, блять, на деда, на диету. Я просто хочу кайфануть. Могу я это сделать?       Сендмен презрительно хмурится на Джайро, но ничего не отвечает. Выгнать бы его нахуй отсюда — Сендмен не терпел такого неуважительного отношения к своей культуре. Но, наверное, уже стоило бы привыкнуть к такой многовековой традиции. Хули возьмешь с белых колонизаторских замашек, которые плотно засели в менталитет каждой европейской нации. Вот и Джайро, этот выебистый итальянец, так и считает, что все вокруг должны его обслуживать и потакать. Сендмен мог бы высказать ему это в лицо, но вместо этого уходит помешать отвар.       Джайро замолкает. Чем ближе подползал вечер, тем холод сильнее бегал по коже. Блять, неужели в это место даже отопления не провели? Или конкретно у Сендмена его нет? Джайро еще держался — жаркая южная кровь согревала его, а вот Джонни не спасала и толстовка. Он трясся и постукивал челюстью, пока Джайро не принес ему куртку. Ну да, бля, кто еще согреет его, если не герыч. Сендмен вновь возвращается. — Я тут песню придумал. Хотите послушать? — Джайро оглядывает них. — Неужели тебе настолько скучно? — Джонни уныло подпирает щеку кулаком. — Нет, мне просто ахуительно весело. Я уже всю жопу себе отсидел. — Он скрещивает руки на груди и трясет ногой. — Так хотите или нет? Второй раз предлагать я не буду! — Ладно, давай. — Выдыхает Джонни.       Сендмен поднимает голову и молча смотрит — выбора у него особо-то и не было. Завывания этого пиздабола он услышит в любом месте своей квартиры. — Так уж и быть! Я назвал ее «Сырная песня». — Он откашливается и встает со своего стула. — Начинаю. — Он еще ждет несколько секунд, привлекая к себе их внимание, и после начинает хрипеть: — Пицца-моцарелла! Пицца-моцарелла! Релла-релла-релла! Вот так. Ну как вам? А дальше идет… Горгонзолла-золла-золла-золла! А? Что скажете? — Он улыбается. — Отлично, Джайро! Мне нравится. — Задумчиво выдает Джонни. — Да ну?! — Да! Вот прям… в голове засело… Слушай, правда здорово. — Правда? Ты думаешь? — Он довольно виляет головой. — А ты? Тебе понравилось?       Сендмен только качает головой. — Ну и зануда. Сам-то что слушаешь? Песнопения свои, ай-на-нэ, да? — Садится он обратно, вытянув шею в сторону Сендмена. Но не получив от него никакого ответа, вновь продолжает: — А хотите анекдот расскажу? — Что, опять? — Сендмен поднимает на него заебавшиеся глаза. — В смысле опять?! — Это уже будет… — Джонни листает заметки в телефоне. — Шестой анекдот. — Ну и что? Разве их бывает мало? Так вот, слушайте… — Джайро прерывается, злобно шикнув на уходящего Сендмена. Джонни такой возможностью не располагает, так что ему ничего не остается, кроме как слушать его: — Два карабинера разговаривают по дороге домой. Один говорит: «Кто знает, как далеко Африка?». Второй ему отвечает: «Не думаю, что очень далеко… Ведь наш чернокожий коллега приезжает каждое утро на велосипеде!»       И как его разъебет. Он хлопает себя по бедру и начинает дико угарать, чуть ли не визжать от своей ахуительной шутки. Джайро аж хрюкает и давится, а на глазах выступают маленькие слезинки. Джонни, то ли от тупости шутки, то ли от тупости самого Джайро, но начинает хихикать вместе с ним. Настолько это убого, блять, что вряд ли хотя бы мышца лица дрогнула у Джонни, если бы эту шутку рассказывал кто-то другой. Но Джайро сам по себе был уже смешной — ему ничего не стоит даже провокационную стереотипную хуету подать смешно. Достаточно просто раскрыть ебало, и уже все вокруг залились бы хохотом его собственного идиотизма. Джонни не удержался и в очередной раз отредактировал запись в своих заметках. — Бля-я-я… меня накроет скоро и без этой сраной травы. — Джайро шмыгает носом и трет пальцами глаза, все еще посмеиваясь. — Ну долго там еще?! Я уже заебался, ей богу, бля! — Кричит он в сторону кухни. — Немного совсем. Еще пару часов. — А сколько эффект будет длиться? Нам станет хорошо, а? — Около 4-5х часов. Насчет «хорошо» — нельзя сказать точно. Каждое сознание уникально и пройдет по этому потоку по-своему. Однако, если правильно провести церемонию и варкой занимается опытный шаман, то шансы негативных последствий практически сведены к нулю. Сейчас мы это все делаем на наш страх и риск. — Да все, блять, хорош нудеть, заебал. Я понял, нахуй, все. Успокойся. Че ты как мамочка? Хочешь, чтоб мы съебались или че? — Джайро хмурится и выпячивает зубы. Сендмен никак особо не реагирует, только в ответ выставляет свой нос в форме клюва. И тогда Джайро продолжает: — Ты там чет пиздел, что никто мешать не должен. А сестра твоя где? — Уехала к семье. — А соседи? Тут че, не живет никто? Или, блять, это твой персональный дом? — Здесь никто не задерживается надолго. Сейчас живут приезжий, откуда-то из Евразии. Монголия, что ли. Он часто остается в городе. И еще старик, японец, со своей дочкой. Они тихие довольно.       Джайро сильно пожалел о том, что не брал каких-то колес с собой. Да и Джонни не в восторге: сидит, ахуевает в своем кресле, даже не слушая уже разговоры впереди себя. Ему нихуя неинтересно, ему уже все равно, хоть как и что с ним случится, даже если он умрет. Он думает только об этом — блять, вот бы ширнуться сейчас. Джайро успел бы уже приход целый словить, пока эта болотная жижа вываливалась из кастрюли. Сендмен расставляет пластиковые ведра по комнате. Одно — возле себя, другое ставит возле Джайро. А третье — к Джонни, на стул, сбоку от его коляски. — Сейчас все принесу. — Заебись! Наконец-то! А это для чего? — Джайро кивает в сторону ведер. — Для выхода негативной энергии. Душевные силы выплеснут ее из вас, и это нужно будет куда-то слить.       Черная, густая жидкость сползала по стенке кастрюли. Прилипала к кружкам. Глоток за глотком. Нефть для человеческого организма. — Эффект начнется в течение получаса. Пей, не думай.       Моторное масло, разбавленное водой. Джонни кривится от тошноты и кашляет. Челюсть подрагивает, а зубы скрипят от нежелания держать на себе это дерьмо. Как самая худшая и дешевая алкашка. Джайро за один заход выпивает свою порцию, и его заранее чуть не выворачивает. Он прикрывает рот рукой и вжимается в спинку дивана, сдерживая неприятные спазмы в горле. Какой ужас, блять, будто резину отодрал и запил ее оливковым маслом из гнилых маслин. Но эффект превзойдет все ожидания. Джайро хотел в это верить. — Пей, не думай.       Второй заход. Сендмен садится к стене, вытянув ноги впереди себя. Джайро скатывается на диване. Джонни дрожащей рукой ставит кружку на стул. — Готов ли ты познать свое я? Узнать, кем ты стал? Ты растворишься в потоке жизни. Ты увидишь звуки. Они пронзят твою голову.       Пространство стекается в водоворот, а тело растворяется в желтой спирали. Вода всасывает в себя кровь. Лужи слез волнами бултыхаются под коляской. Джонни шмыгает, в страхе дергаясь от уродливых зеленых выкриков, которые лезут прямо к нему. Треск огня плавит ему мозги, а стук за окном переламывает кости. Джонни стреляет в них — лишь бы его не трогали — и хватается за ногу Джайро. Отрезанную, всю истекшую кровью. Джонни кричит, а сморщенный круглый зеленый рев все быстрее приближался к нему. — Если я не вылечу свою ногу, я истеку кровью! — Этих тварей все больше.       От крика рвутся стены. И под потолком несется его плаксивый розовый вой. Летит прямо на него. Джонни дрожит, жмурясь от слез — вот бы они его защитили. Вот бы и дальше въедались ему в глаза и лезли обратно, поскребывая глазное яблоко, но только бы не видеть эти тошнотворные ужасающие образы. С выпученными, пустыми круглыми глазами. С вонючей, хищной пастью, хватающей с щек ноты скулежа. Джонни, не раздумывая, хватается за Джайро — побледневшего, умирающего Джайро. Держит его за холодные щеки, а сопли падают на его потухшее, пустое лицо. Его душа не представляла большего кошмара. — Прыгай! Прыгай! — А-а-а… а-а-а-а… — Спирали, Джонни. Ты видишь их? Они повсюду. Они откроют тебе все природные знания. Смотри, Джонни, смотри внимательнее. — А-а-а-а… Джайро-о-о… — Джонни судорожно хватается за его лицо. Так преданно цепляется за его криво побритую бороду. А слезы по спирали катятся с лица. — У спирали нет границ. Она бесконечна, Джонни, как бесконечна ее сила. Ты видишь их? Ты видишь эти спирали? Ищи их, Джонни. — Джайро, я не могу… Джайро! — Ты веришь в силу спирали, Джонни? Она благословила нас. Мы благословлены спиралью.       Джонни видел себя со стороны. Как будто он и экран, и зритель одновременно. Нет. Он видел себя со стороны Джайро. Вся его любовь перемешивала кишки внутри Джонни. Смешивала в спираль. Она драла его, поднимая внутренности вверх. Джонни блюет, и с языка срываются уродливые зеленые хрипы. Джайро любит его. И эта любовь впилась ему в грудь. Теперь сердце задыхается в тисках спирали. И так будет всегда. Джонни любит его. Окровавленного, убитого, мокрого. Как же он его любит. — Бесконечность родится в прямоугольнике. Они везде, Джонни. В любом искусстве. В каждом листочке. Весь наш мир состоит из спиралей. Почувствуй ее силу, Джонни. Силу спирали. Она бесконечна. Она в самом тебе. — Я не могу… Я не могу… — Джонни плачет, поглаживая Джайро.       Такое красивое и приятное у него лицо. Джайро еще никогда так не завораживал. Есть что-то очень мягкое и нежное в его чертах, которые он так упорно пытался исправить — вечно скалил зубы и хмурил брови. Как Джонни любил его в этот момент. В божественный момент истины. Джонни видит звуки со всех сторон. Его зеленый круглый шепот заползает в море слез. Желтые глаза полны боли. Лицо Джайро растекалось в его пальцах, сползая в воду. Отчаяние желтого цвета разрывает его тело. Вода угловато шелестит. Джонни хватается за остатки посеревшей кожи. Пытается прижать к себе. Так крепко и любовно, как еще никогда не дотрагивался. Он еще никогда не видел в Джайро столько любви. — Я не могу… Джайро, я люблю тебя! Ебаный мудак! — Джонни глотает сопли и жмурится. В голове все еще звучит его голос.       Ты веришь в силу спирали? — Меня зовут Саундмен. «Тот, кто создает звук».       Саундмен стоял где-то далеко, на берегу. В своей индейской шапке из перьев он что-то напевал. Так протянуто и ритмично. Кого-то зазывал, набивая ритм в барабан. И звуки, вылезающие из-под его рук, защищали Саундмена от выстрелов. Дух раскрывает пасть позади него. С его морды торчали такие же перья. Смогут ли астральные силы противиться спирали? Ведь однажды она достигнет Саундмена. Спираль будет ползти по его спине, к самому сердцу. Выдержит ли оно? Выдержит ли разум момент правды?       Весь вспотевший и заплаканный, Джонни валяется на полу. С его паха ядрено несет мочой, отчего он подрывается и пытается удержаться на выпрямленных руках. Он видит перед собой девушку: высокого роста, с каре, одета в розовый свитер и джинсы. Она рылась по вещам Саундмена, а заметив, что за ней наблюдают, обернулась. — Что ты тут делаешь? — Джонни вытирает рукой рвоту со рта. — Забираю должок. — Она что-то вытащила, какой-то сверток, из книжки или шкатулки и сразу же сунула в карман. Джонни не успел разглядеть, что именно. Она уже собиралась уходить, как снова повернулась к Джонни: — А, и еще… Я откачала твоего друга. — Она кивает головой в сторону Джайро. — Он чуть не захлебнулся собственной рвотой.       Джонни медленно переводит взгляд на Джайро. Тот лежал на боку, весь заблеванный, трясся, а его конечности периодически подрагивали. Волосы Джайро пропитались рвотой, медленно стекающей из повалившегося ведра. Похоже, Джайро задел его рукой — пальцы терлись об измазанный край ведра. На расслабленном, довольном лице высыхали дорожки слез. — Он в порядке. — Девушка успокаивает Джонни и уходит.       Это не та любовь, которую Джонни испытывал к женщинам. Не та любовь, с которой обнимал своего брата. Что-то другое. Что-то столь теплое, тянущее. Вид его вздымающейся груди успокоил Джонни. Живой. Джайро никогда не был к нему близок так, как сейчас. Измазанный рвотой, дрожащий от сквозняка, со стекающими на пол слюнями. Он еще никогда не был так красив, как в этот момент. И Джонни так и сидит, уставившись на Джайро. Пока из открытой двери не заходит злой, раздраженный старик. Он сразу же повышает голос, как только входит в комнату: — Вы вообще знаете сколько времени?! Думаете, раз соседей немного, значит можно так кричать?       Саундмен лениво разлепает глаза, пытаясь понять, что вообще, нахуй, происходит. И удивленно поднимает голову на старика. Отходит он куда быстрее — в отличие от Джонни, который уныло всматривался что на девушку, что теперь на этого деда. — Прошу прощения, мистер Хигашиката. — Саундмен поднимается с пола. — Такого больше не повторится. — Слышно здесь все! У меня дочка спит!       На шум поднимается и Джайро. Голова трещит, как при похмелье. Он и сообразить толком не успевает — сразу же тащит к себе ведро и блюет в него. Громко харкает, хрипит и кашляет. Сгустки рвоты неприятно щекочут горло — Джайро давит язык пальцами, чтобы остатки негатива его души вылетели и разбились о дно. Он хрипит, рычит и усаживается на жопу, криво улыбнувшись Джонни. — Блять, так срать хочу… — Хихикает он. — Ну иди, хули тут расселся? — Джонни цокает. — Забыл, где у него параша?       Джонни все так же упирается руками в пол и смотрит, как Джайро, почесав жопу, поднимается и плетется в туалет. Теперь только ждать его. За стенкой, куда Саундмен увел старика, они там стоят и выясняют отношения. Джонни слышит обрывки слов, но оправдания Саундмена его мало волнуют. Все это время он пытался вытереть руки, рот и отряхнуть толстовку. С обоссанными штанами уже ничего не поделаешь до дома. Джайро возвращается. — Пойдем?       Не то, что бы Джайро действительно интересовал ответ. Причин оставаться не было. Он пересаживает Джонни на коляску, и тот катится в сторону подъезда — Саундмена никак об этом не оповещает. Джайро остался где-то позади, видимо, оттирает волосы от сблева. На лестничкой клетке Джонни встречает ту самую дочку, выглядывающую из проема соседней квартиры. Низкая азиатка в розовом халате. Она посмотрела на Джонни. И Джонни посмотрел на нее.       Они уже знакомы? Джонни видит ее в первый раз, но теплое ностальгическое чувство тянуло его к ней. Будто они уже встречались в прошлой жизни. Он и правда был с ней. Где-то там, далеко. В своих снах. Джонни представлял ее именно такой. И именно эта любовная легкость гладила его по груди, пока он валялся под героином. Джонни ничего ей не сказал. Она толком не обращала на него внимания, высматривая отца в соседней квартире. Но Джонни это никак не смущало — он так и смотрел на нее, пока не подошел Джайро. — На че уставился-то? Пошли.       Мог ли Джонни сказать ему: «Я здесь в первый раз, но я знаю эту девушку всю жизнь»? Он не хотел отсюда уходить, но прекрасно понимал — больше они никогда не встретятся. Она так и останется в его снах. И только во сне они будут кататься на лошадях, есть клубнику и воспитывать сына. Пусть будет так. Джайро несет Джонни на спине и тащит его коляску, пока спускается по лестнице. А Джонни все смотрел на эту девушку, выглядывающую из дверного проема. Пока следующий этаж не разлучил их.