Стальные круглые вены

— Ну как тебе? — Джайро садится на лавку и поднимает взгляд на Джонни. — Уже отошел? Теперь-то можешь рассказать?       В горле все еще что-то давило, а внутри приятный трепет смешивался с тяжестью непонимания. Холодная ночь освежала и немного успокаивала — никто не мешался из посторонних. Хорошо, что Джайро вытащил его обсудить на улице этот опыт. А не в их загаженной, тесной, душной комнате, которая загоняет весь простор сознания в такие же серые тиски, как мутные стены, покрытые пятнами. Мозг Джонни не осилил бы прокручивать высокие потоки души в месте, пригодном лишь для приземленной ширки. — Скажи, это было намного лучше, что мы обычно жрем? — Джайро улыбается.       Джонни так и не находил, что сказать. Сознание немного выпрямилось с того раза, но мысли по-прежнему спутаны. Как мыши, сплетенные хвостами в единое тело. В таком состоянии мыши не живут. Мысли в его голове отчаянно пытались разлепить хоть какие-то фразы, распутать бессознательный поток и сформировать из этого комка внятные слова. В голове мозги разъедала пустота. Но из этой пустоты рождалась целая вселенная. Джонни молчит еще некоторое время, смотрит на свои застывшие кеды. А потом, вздохнув, отвечает: — Не знаю… Не могу сказать. Но что-то изменилось во мне. Точно. — Он нарочно игнорирует второй вопрос Джайро, концентрируясь только на первом. — Я не могу понять. Вроде во мне все, а вроде я чего-то лишился. Что-то потерял в своей душе. Я все еще не могу понять, как именно я изменился. Но одно я знаю точно — я уже никогда не стану таким, каким был прежде.       Он поднимает взгляд на Джайро. Отношение к нему точно изменилось. Оно уж точно не будет таким, как прежде. Все раздражение, порой ненависть и даже отвращение — лишь мимолетный обман. Все это время Джонни только и обдумывал, что теперь он чувствует к Джайро — этот вопрос волновал его больше всего. Неужели он сам педик, всю жизнь мечтавший о подкаченном парне с томным, похожим на бабское, лицом? И именно отвар открыл его сознанию потаенное желание? Джонни думал — он же никогда не пробовал с мужчинами. Он даже не знает, каково это. Раз уж теперь никакая женщина на него не посмотрит, то… хотя бы из интереса… нет. Джонни отнекивался от всех мыслей в этом направлении и вертел головой, стараясь выкинуть всю эту пидорскую хуйню через уши. — А мне понравилось. — Более бодро говорит Джайро. — Это было… блять… — Он хватается за голову и выпучивает глаза. — Я даже не могу это описать! Я увидел себя наизнанку… всего себя… Я чувствовал, будто… Будто все сущее бога поместили мне в мозг. И он там растворился. Бля-я-ять… Знаешь, я много читал про предсмертный опыт. И мне пару раз рассказывали в больнице пациенты, пережившие клиническую смерть, за которыми я ухаживал. И вот, когда я ощутил это все… Я думаю, я в полной мере попробовал смерть. Мне показалось, что я умер в тот момент. Это было настолько реально.       Джонни нервно закусывает губу. Сказать ему? Нет, не стоит. Пусть и дальше думает, что это сам бог коснулся его полторы извилины, а не он откинулся из-за хуево собранных листьев. Джонни больше испугало другое — насколько спокойно, с привычной тупорылой улыбкой Джайро во всех красках описывает собственную смерть. Да, тема смерти связана с ним с самого детства — вся его семья врачи. Наверное, у Джайро совсем иное представление о человеческой жизни. Он еще и верующий. Ждет, что бог примет его дальше. Куда он понесет их, если они умрут от передоза? — …если бы мы только могли выйти за рамки тела. Бог создал нас, чтобы мы превзошли себя и стали подобны ему. Чтобы мы превзошли плоть. — Он сцеплевает руки на затылке и закидывает ногу на ногу. — Ты читал Тибетскую книгу мертвых? — Нет. — Сухо отвечает Джонни, даже не смотря на него. — А я тебе говорил, блять, прочитай. Что, даже после этого не будешь? — Да прочитаю, заебал. — Там просто описаны многие вещи, которые мы испытали. И это могло бы помочь тебе лучше понять свои ощущения, разобраться в своем сознании, сечешь? А еще осознать, что нас ждет потом. Вот, бля, те, кто нихуя не знают о концепции рая и ада — думают, что «вечная жизнь» это сидеть, блять, с умершими монашками на облачках. Но это нихуя не так. — Джайро наклоняется вперед, опершись локтями о бедра. — Вечная жизнь — это вечное знание. Это значит раствориться в потоке жизни, достичь просветления, подаренного богом, стать подобным ангелам. Лишившись плоти, человек все еще не станет ангелом — привязанности и отношения все еще могут тревожить душу, когда мы будем смотреть на людей внизу. Мы можем стать лишь подобием. Но теперь позволено вкусить и осознать больше божественного слова. «Дух бодр, плоть же немощна», как описано в Евангелии. — Важно заявляет он, развернув руку к небу. — Все религии пересекаются, общие мысли одни и те же. В Книге мертвых описан этот процесс наиболее точно.       Джонни трет виски, упорно пытаясь разобрать хоть что-то из того потока сознания, который наваливает на него Джайро. Он и раньше-то любил поговорить обо всей эзотерической поебени, книжки из-под которой разбросаны просто, блять, везде по комнате. Но после отвара его понесло еще дальше. Он только больше убедился в собственном бредовом озарении. Стал еще активнее заливать Джонни про святых, пророках, об ангелах. О каких-то артефактах и частей тел святых, способных на чудо. Считал, что теперь он прозрел и понял эту жизнь, раз уж единожды смог выйти за рамки плоти.       Если раньше Джонни даже не хотел его слушать — просто вмазывался и валялся, а объебанный словесный понос Джайро приятно гладил его по ушам в этот момент. То теперь мозги Джонни пухли от обилия откровений, которые пытались в себя впитать. Джонни даже начало это завлекать — он и правда хотел бы услышать больше. И правда хотел бы поверить. Может, наконец-то он осилит Библию. Как же Джайро любит что-то спиздануть из нее, выебнуться своей ахуительной эрудицией. Как он там еще повторял? Кто уши имеет слышать, тот слышит, да? — А вообще, ты хотел бы повторить? — Спрашивает Джайро, закончив свой монолог. Он видел, что Джонни не особо заинтересован в этой беседе — да ему и нахуй не нужна была поддержка в разговоре. Он вкинул ему мысли, а тот пускай сам их переваривает. Возможно, Джайро и этого было не нужно и он хотел просто отхаркаться по этому поводу. — Нет… Точно нет. — Джонни выдыхает. — Я думаю, это не для меня. — Ну конечно, все героинщики высокомерные уебки. И считают, что остальная наркота и в подметки не годится, чтобы их кровь это впитывала. — Ну да. — Джонни даже не отрицает. — Потому что это так и есть. Героин — самый честный наркотик. Он не искривляет и не спутывает сознание. Он не дает ни ложных надежд, ни пустых обещаний. Он показывает жизнь такой, какая она есть.       Унылый и апатичный разум Джонни не был готов к таким сильным душевным потрясениям. Да, для познания собственного Я это того стоило. Но Джонни по итогу ничего, кроме ужаса и кошмара, не испытал за этот сеанс. И эти образы периодически всплывают в его голове — сознание откатывается в тот самый день. Когда он искал спираль и водил отверстием по телу. Но слишком силен страх в его душе, чтобы спускаться в глубь нее при помощи отваров. Его душа отвратительная, мерзкая и уродливая изнутри. Джонни не хочет больше ее видеть. — А я бы еще раз выпил… — Джайро вздыхает, подняв взгляд к небу. — Я бы даже на химию согласился. Только, бля, я ваще не ебу, где теперь достать. — В любом случае, в следующий раз без меня будешь этим заниматься. — Ладно, предлагать больше не буду. Пошли. — Он встает.       Чем ближе они подходили к дому, тем активнее задвигалась ночь. Тишину прерывают машины, шаги и какие-то выкрики за углами. А фонари и вывески своим светом загораживали звезды. Джайро осматривал пешеходов, которых они встречали — проституток, бродяг, спящих бездомных. Всех тех, у кого нет своего места, куда можно было бы прийти на ночь. Проходили и приличные люди — загулявшие офисные работники с красными лицами, простые рабочие с вечерней смены, такие же любители дохуя одухотворенных диалогов, вышедшие на прогулку. — Хорошо вертится молодая шлюха. Отрабатывает дневной долг.       Так Джайро называл Америку. Молодая шлюха. Отдается всем юристам, адвокатам, секретарям, бегущим домой. Они спускают ей на лицо. Джайро ненавидел Америку. И каждая улица, каждый переулок вызывал злобу и отторжение в его высококультурной европейской душе. Все его представления об американцах сложилось по фашистским плакатам, где чернокожие американские солдаты воруют памятники итальянского искусства. И то же самое он думает сейчас. Шлюха украла бумажник, полный адвокатских денег. Почему же он не возвращает его? Почему все еще ходит к ней? — Ладно. — Джонни цокает. — А старая шлюха тогда кто? — В смысле «кто»? — Джайро удивленно кривит брови. — Франция, конечно же. — С легкостью он заявляет, как общее человеческое знание. — Страна престарелых шалав, пудрящих потресканную жопу, всю в растяжках. В надежде снова стать красивой.       Больше, чем на Америку, Джайро говнился только на Францию. Джонни даже не пытался влезать во все эти европейские национальные распри. Он слишком далек от них — их разделяет целый океан. В разговоре об Америке он более осведомлен, и снова этот ебучий ублюдок выводит его на срачи культур и менталитетов. Джонни до сих пор с трудом себя осознавал, но очередные резкие высеры Джайро так его выводили, что он не мог удержаться и не заткнуть ему ебало. Они могли до самого утра, пока плетутся домой, обсуждать будний день Американской шлюхи.       Первый снег падает на те же ненавистные улицы. Джайро стискивает зубы, оглядываясь по сторонам. Он останавливается в переулке, больше не в силах переставлять ногами. Ночь не могла прервать его кайф, и Джайро отлично выспался. Но в трезвости он морально все больше истощался, уже не желая пребывать в таком состоянии. Каждая секунда мучила его, скребла полосами ответственности под кожей. Он выдыхает, набирая номер матери. — Привет, мама. — Он замолкает, стараясь привести себя в чувства. Дрожащий потерянный голос мог вызвать подозрения. — Я не приеду на это Рождество. — Почему? Что-то случилось? — Ничего. Просто хочу остаться с друзьями в этот раз. А еще накопилось много дел. — И снова он почти не соврал. — Жаль… Неужели совсем не выйдет решить все до праздников? — Нет. Да и какая разница? Мы все равно толком не празднуем, только в церковь вместе ходим. А отца даже на застолье нет, и это еще повезет, если вы оба будете дома. — Я просто… — Она тяжело вздыхает. — Хорошо. Спасибо, что заранее предупредил. Мы уже ложимся спать.       Она уже тянулась сказать, что ждет. Что соскучилась с последнего визита и как она его любит. Как и младшие братья хотят, чтобы он приехал. Да даже отец в своей манере показал бы заботу о сыне. Пусть и никогда не выскажет об этом. Но не выйдет. Братья не кинутся пожать ему руку, а мама не поцелует кротко в лоб. Отец не кивнет в знак приветствия. Наверное, он сейчас с ней, поэтому мать сдержанно ему отвечает — отец даже на расстоянии лишал его эмоций и чувств своим воспитанием. Джайро взглатывает и убирает телефон в карман.       А смог бы он смотреть им в глаза? Похудевшая унылая рожа выдала бы все его стыд и печаль, объяснить которые без лжи Джайро был бы не в состоянии. Ему не хватает денег даже на самый дешевый билет на самолет. Ему не хватает денег ни на что. Забытье и угар тратили слишком много средств, чтобы еще позволять встречу с родственниками. Джайро снова обосрался. Снова проебался. Он снова здесь, не сдержав собственное же обещание — больше никогда не появляться в этом месте. Стиснув зубы, он прислоняется спиной к столбу и чуть съезжает вниз.       Все такие же потерянные, печальные выблядки терлись возле обшарпанных стен. Ждут, чтобы повеситься кому-нибудь на шею за возможность отсосать. Джайро с отвращением морщиться, обернувшись в сторону плаксивого визга где-то за углом. Его передергивает от каждой пылинки, лежащей на тротуаре. Может, стоило еще раз попросить денег — как подарок на Рождество? Нет, это унизительно. Но что же более позорно — плакаться матери по телефону или на коленях чужого мужчины? Джайро не может определить для себя. Но успокаивало одно: хотя бы того мужчину или женщину — боже, пусть это будет женщина — Джайро больше никогда не увидит. А отцу он будет смотреть в глаза постоянно. И каждый раз вспоминать, как он слезно умолял о подачках. Отвратительно. Свои проблемы он должен решать сам, как любой истинный мужчина.       Пока он давился от своих мыслей, то не заметил, как его коснулась маленькая нежная ручка. Он поворачивается и видит перед собой девушку с темным каре, в сиреневом платке и с пристегнутой на плащ брошь в виде винограда. Она кротко улыбнулась и потянула Джайро за руку, а он покорно последовал за ней. Когда он встал рядом, то девушка обвила его руку и повела. — Ты очень красивый. — Она улыбается. — Я бы хотела, что бы мой парень был похож на тебя.       Джайро даже не смотрит на нее — от стыда прячет глаза. Своя внешность его интересовала лишь в вопросе ебабельной рожи, которая бы заходила и девчонкам, и взрослым мужикам. И раз уж его выбрали из толпы облезлых шлюх — это уже большой ему комплимент. Но ради приличия он ей слегка улыбается, а затем вновь смотрит себе под ноги. Он и слова сказать не решался в своем положении — смирился с тем, что все должен выполнять по команде. Смирение. То, чему Джайро учили с самых ранних лет. Девушка уложила голову ему на плечо и все тихо пищала, пока вела к себе домой: — У меня никогда не было мужчины. Не понимаю, почему я никому не нравлюсь… — Пусть у нее уже и сформировались взрослые черты, но выглядела она все равно по-детски. Поэтому с трудом можно было угадать ее возраст. Она вполне симпатичная — странно, что за такой никто не ухаживал. — Я постоянно одна. Будто на мне какое-то проклятие. Я одна, а вокруг только холод и лес… — Она вздыхает. — Я просто хочу провести хоть один вечер с мужчиной… Почувствовать мужское тепло.       Повезло, что она девственница. Значит, будет неуверенной и робкой в постели. Значит, до издевательств и насилия не дойдет. Хотя кто, блять, знает: может, она на улице так мягко к нему жмется, а у себя дома отрежет ему член. Тот мужик, Ринго — Джайро даже запомнил, как его зовут — тоже по началу казался безобидным. Все тихушники ебучие психопаты, блять. Джайро, весь в своих мыслях, плелся, не слушая бабское нытье на тему мужиков, и изредка поднимал голову на прохожих. И пока они выходили из квартала проституток, то Джайро замечал очевидные и насмешки во взглядах. Но вот потом ей уже завидовали — как с такой мышью может встречаться такой яркий и красивый парень? И так всегда. Особенно дома. Девки свистели Джайро и визжали ему с окон: все только и говорили, как хотели бы такого парня, как он. Только почему-то у него ни разу не было полноценных отношений. Каждая находила кучу отговорок, чтобы ему отказать. Судьба у него — быть парнем на одну ночь.       Одноэтажный домик этой девчонки и сам походил чем-то на детскую комнату: обои с детскими рисунками, милые изображения каких-то человечков, лошадей, звезд, всюду разбросанные игрушки. Может, у нее есть младшая сестра? Не должно — она же говорила, что совсем одна. Разувшись, Джайро идет за ней в спальню. Она уже снимала фиолетовые колготки и юбку. Перед тем, как снять штаны, Джайро прощупал карманы — где ебаный кошелек. Он напряженно водит глазами по комнате, судорожно проверяя все карманы. Ничего. Вариант мог быть лишь один. — Ты стащила мой бумажник?       Деньги точно были в кармане. Джайро постоянно прощупывал силуэт, проверяя, на месте ли кошелек. В какой момент она его стащила? И ради чего, блять? Были бы у него там приличные деньги — Джайро бы ни за что в том переулке не оказался бы. Девчонка хихикает — точно спиздила. Малолетняя дура. — Я спрашиваю, ты спиздила?! — Джайро резко поворачивает ее к себе и злобно скалит зубы. — Я не посмотрю, что ты девчонка. Блять, верни мне мой кошелек.       Она снова посмеивается и, показав на свою грудь, отходит в сторону. Оставшись в одном лифчике и трусиках, она падает на кровать и виляет грудью. Даже лифчик у нее был какой-то детский — как топик, с закрытым пространством между сисек. Она что-то наложила себе в обе чашечки, но определить, где что лежит, получится довольно просто. — Угадай, в какой из твой кошелек — и я верну. — Она улыбнулась.       Он поиграет в эти блядские игры. Вдруг она ему еще чаевые накинет, если в его случае это применимо. Скинув с себя штаны и кофту, Джайро подползает к изголовью кровати и смотрит на ее сиськи. Он показушно кривит морду в раздумьях, и только потом отвечает: — Хорошо. Он здесь. — Он показывает пальцем на левую сиську. Девчонка радостно смеется и вытаскивает из левой чашечки его кошелек. А пока Джайро запихивал его в карманы штанов, она достала из второй чашечки свою куклу. — Это Кенди! Она тебе нравится? Я бы хотела, чтобы она осталась с нами.       Конечно. Все будет так, как она захочет. Джайро уже все равно. Теперь он точно убедился, что все эти игрушки принадлежат ей. Он молча оглядывает эту потрепанную маленькую куклу и переводит взгляд на девушку. Она его в куклы позвала поиграть или что? Что ему делать? — Теперь покажи мне тепло. Ну, которое обычно мужчины дарят женщинам…       Он знает, как дарить женщинам тепло. Джайро гладит ее бедра, прижимаясь поближе. С мужиками быстрый трах давался ему лучше — сейчас же он только и думает о том, что она совершенно не в его вкусе. Обычно Джайро всегда трахался с худыми, угловатыми телками. У этой он мог выделить лишь худобу, но ее костлявость прибавляла ей хрупкость и легкость, а не огрубевшие черты, которые так нравились Джайро. Едва ли такое возбуждает его. Но он старается: жарко дышит в ее бледные плечи и мягко целует шею. Она поддается ему, откинув голову в сторону, и шумно выдыхает. Она тихо пищит и повизгивает, когда Джайро только щупал ее промежность. У нее и правда никого не было.       Неужели она хочет потерять невинность с уличным незнакомцем? Отдать всю себя ради тепла, которое ей даст похолодевший торчок. Джайро гладит ее пизденку сквозь трусы, а она, зажав бедрами его руку, выгибает грудь. Резкий женский запах уже начал бросаться в ноздри. Почему-то теперь ему вовсе невыносимо нюхать пизду, хотя раньше он еще мог забить на это и самозабвенно поебаться. Он приспускает ее обмокшие трусики, и каждая клетка в ее организме возбужденно требовала от него продолжения. Затвердевшие соски просвечивали сквозь тряпичный лифчик. — Это совсем не так, как когда я ласкала себя сама… — Признается она на выдохе. — Все по-другому.       Она достает свои мелкие сиськи и выставляет их вперед. Джайро сосет ее грудь, пока неторопливо вводит в нее палец. Она гладит его по голове и болезненно повизгивает — Джайро усирается сделать так, чтобы ей стало приятно и тепло. Он уже забыл хоть о каком-то шансе получить удовольствие самому, лишь бы она была довольна. Действительно, блять, как на работе. Ни сплюнуть, ни пернуть. Только мазюкать пальцами по клитору, пока эта пизда не кончит с приглушенным стоном. — А ты можешь… ну… с языком?.. — Отдышавшись, она просит так тихо и смущенно закусывает палец.       И все сильнее течет. Джайро воротил нос и изо всех сил старался не сморщиться от неприязни. Его член по-прежнему не вставал от вида голой девушки — хорошо, что он все еще не снял трусы. Вид пизды его вовсе отвращал — записываться в пиздолизы он не хотел ни при каком условии. Но деньги оказались серьезным обстоятельством, при котором ему придется окунуться во все эти выделения. Ладно, это хотя бы не отсос члена. Хотя Джайро не может не признаться себе — сосать член у него вышло бы лучше. Он устраивается между ног девчонки и тычется носом в ее темные лобковые волосы. Он жмурит глаза и водит языком по течной пизде. Его движения неуверенные, скомканные и вряд ли хоть одна опытная девушка получила бы от этого удовольствие. Но ему повезло нарваться на целку, для которой сойдет и это.       Джайро подхватывает ее под бедра, подтаскивая поближе к себе. Он более менее привык и носом зарывался в запах пота, так что теперь увереннее работает языком. Она громче визжит под хлюпающие звуки между своих ног, зарывается пальцами ему в макушку и чешет волосы. Сжав свою сиську, она двигает тазом навстречу и прижимает голову Джайро крепче к своей пизде. Джайро жмурится от подступающей тошноты, но продолжает вылизывать ее пизду и стискивать ее бедра до писка. Пока она не кончает с мягким блаженным стоном. Ее ноги дергаются и потеют, она в удовольствии выгибается, а Джайро уныло вытирает рот, пока сидит к ней спиной.       Он взволнованно скреб ногтями пальцы — вдруг она захочет большего. Захочет полностью ему отдаться. А у него до сих пор вялый член. Будто девка и не раскидывала перед ним свои сиськи. Хотя ему все равно. И он бы клюнул на это только пьяный или под кислотой. Джайро упорно пялится на свой пах, как будто сила мысли заставит его хуй подняться. Но ничего не менялось. — Спасибо… Это то, чего я так хотела. — Она приподнимается и натягивает на себя трусики. — Дальше я уже боюсь… Лучше сделать это с тем, кого я люблю, правда?       Правда. Конечно. Джайро кивает ей, натягивая штаны. На улице он пересчитывает деньги. Сумма больше той, которую он называл. Не намного, но не обратить внимание он не мог. Как же ахуительно ему сегодня везет. Он даже улыбается, держа в руках дополнительную купюру. И снег все падал ему на плечи.