Стальные круглые вены

— Мне нужно зайти.       Джайро останавливается возле храма. До этого он всю дорогу молчал. Джонни ожидал хоть какой-то шутки от него или доеба, какого-то очередного агрессивного высера, выплюнутого на беднягу-прохожего из его злой рожи. Но ничего не было. Джайро вообще в последнее время ходит какой-то грустный, печальный, почти не разговаривает. Джонни не лез к нему — раз хочет переносить все в себе, пусть носит. Это его дело. Джонни забирает пакет из рук Джайро, ставит его себе на колени и смотрит, как тот заходит в храм.       Ему нечего делать внутри, поэтому Джонни достает телефон и листает всякую поебень в ожидании Джайро. Пока не услышал вопль изнутри. Эхо боли разрывало ему уши даже снаружи. Это точно Джайро. Джонни пихает телефон в карман и закатывается по подъемнику в храм. Джайро валялся возле первых скамей, недалеко от распятия, и плакал. Рядом с ним сидела монахиня и так нежно его утешала, лепеча слова про Бога. Он очищается. Но Джайро все не унимался — он рыдал, поднимая глаза кверху и все приговаривал, из чего Джонни мог разобрать только: «Прости, прости меня. Господи, прости». Одни прихожане подходили поближе, не зная, как реагировать. Другие оставались на своих местах, раздраженно выдыхая, и упорно пытались скрыть свой негатив.       Джонни замечает ту самую девушку с розовыми волосами. Она замирает на пару секунд при виде Джонни, но затем подходит к Джайро и помогает ему сесть на скамью. Он все продолжал трястись и заливаться соплями, но уже тише, всячески извиняясь перед всеми. Девушка кланяется перед распятием, а затем выходит из храма вместе с Джонни. На улице Джонни молча ее разглядывал, полагая, что сейчас она просто уйдет, как и тогда. Но она осталась с ним. — Ты знаешь, из-за чего это он так? — Она вздыхает, смотря в сторону храма. — Не знаю, он мне ничего не говорил. — Речь Джонни звучит довольно похуистично, но на самом деле он все же волновался за Джайро. Да тот же сам не хотел ни чем делиться. Виноват ли в этом Джонни? Конечно, нет. — Как тебя зовут? — Зови меня Хот Панц. — Забавно. — Он легко улыбнулся уголками губ. — Я Джонни. — Она зачем-то скрывается, еще и выглядит какой-то встревоженной и напряженной. Ладно, Джонни вмешиваться в это не будет. — Не хочешь зайти к нам? — А как же твой друг? Мы не будем его ждать? — Я думаю, ему нужно побыть одному.       Хуй его знает, чего Джайро на самом деле нужно. Но Джонни ищет все поводы, чтобы побыть с женщиной наедине — чего не было уже так давно. А Джайро его порядком заебал за последнее время: Джонни самому нужно от него отдохнуть. Он доберется сам. Важнее, что Хот Панц согласна с его предложением. Они заходят в засранную, типично холостяцкую квартиру. Хот Панц помогла Джонни донести пакеты, а на кухне разбирает покупки вместе с ним. Осмотрев полки, набитые одними консервами, она даже предлагает Джонни что-то им приготовить, раз уж она здесь. — А что вы вообще едите? — Раньше Джайро постоянно готовил, у него хорошо получалось. По всяким итальянским рецептам. Но потом он заебался, да и денег стало меньше. Так что теперь мы едим все это дерьмо из банок. Да и мне теперь все равно. Были периоды, когда мы ничего не ели совсем. Или, наоборот, нападал сильный жор. Сейчас он неплохо заработал и снова захотел что-то сделать.       Джонни смотрел, как Хот Панц набрасывает овощи в кастрюлю. Наверное, сварит какой-то суп. И он все продолжал рассказывать ахуительные истории из их жизни на тему еды, большинство из которых связаны с употреблением той или иной наркоты. О чем Джонни, конечно же, умалчивает. Он не вмазывался уже пару месяцев, только курил. Чтобы восстановились вены и обновились торчковые клетки. И как говорил Джайро — вся апатия сменилась абсолютно противоположным эффектом. Джонни хотел есть. И с жадностью пялился, как Хот Панц помешивает бульон. — Что ты делала, когда мы были у Саундмена? — А, просто забрала должок. Ничего такого. Он обещал мне подогнать травку по дешевке, но все время только и бегал от меня, не давая внятного ответа. Еще и не позвал на «церемонию», которая у вас там была. — Она усмехнулась. — Я думаю, все вышло по справедливости.       Во время готовки они затронули множество разных тем. Джонни и забыл, насколько же это охуенно — просто разговаривать с девушкой. Он отмечает про себя, что Хот Панц нравится ему не только как приятный собеседник, но и как женщина. Но о чем бы разговор ни шел, с самого начала было очевидно — в один момент они перейдут эту красную черту, вопреки всем предупреждающим знакам и табличкам, кричащим в голове Джонни. Джайро. Джонни успокаивает одно — Хот Панц видела Джайро только в самом хуевом позорном виде. Он валялся перед ней то в блевотине, то в слезах. И вряд ли после таких представлений она бы захотела ему отдаться. — Почему же вы до сих пор живете вместе, если ты так устал от него? — Спрашивает она, ставя тарелку супа перед Джонни. — В том-то и дело, что я пытался с ним разойтись. Несколько раз. Я говорил ему: «Все, съебись, мы больше не можем терпеть друг друга». Да, по началу с ним было клево и очень весело. Но теперь он становится все более и более невыносимым. Я уже не могу с ним находится в одном помещении. Вот, знаешь… — Джонни отрывается от супа, чтобы глубоко вздохнуть и оглядеться по сторонам. — Я думал, у нас просто грязно и пыльно, поэтому я дышать не могу. Но когда зашла ты, без Джайро рядом — мне стало гораздо просторнее и легче. Он очень тяжелый человек… — Его голос начинает подрагивать. — И с ним очень тяжело тесно общаться. И я говорил ему об этом тоже, в лицо. — И как он реагировал на твои слова? — Ну а что он мог сделать? Он обижался. Начинал орать, истерить, спорить со мной. Или просто молчал и выбегал из дома. Если бы я мог ходить — я бы сбегал первый и оставлял его тут одного, однозначно… Потому что в такие моменты я боюсь, что он уебет мне. В гневе или в сильной обиде он уже вообще, блять, ничего не соображает. Вот, видишь? — Джонни кивает головой в сторону вмятины на стене. — Это так я в очередной раз сказал ему, что нам следует разойтись. — Боже… — Хот Панц разглядывает этот след от удара, представляя в голове все возможные потасовки на этой кухне. — А что обычно происходит потом? — Потом он начинает меня заебывать по телефону. Каждый раз пишет, что он не прав и что ему стыдно. Я ему больше не отвечаю, даже не смотрю, что он там строчит. Он приходит на следующий день, как ни в чем ни бывало. Как будто ничего не было. Улыбается, смеется. И так и живем, пока опять или меня, или его что-нибудь не взбесит. — И ты каждый раз принимаешь его. — Утвердительно говорит она. — Ну да, а что мне делать? Это он красивый, сильный, здоровый. Это я должен умолять его остаться со мной. — Джонни откидывается на спинку кресла. — Да, это эгоистично, но как бы Джайро ни раздражал меня — я потом понимаю, что не хочу, чтобы он уходил. Потому что тогда я останусь один. Кроме него, у меня никого нет. И даже когда я был здоров, никто так долго не держался со мной, сколько он. Пусть он и мудак неуравновешенный, но я ни от кого не встречал столько преданности, как от него.       Хот Панц отодвигает от себя пустую тарелку и подпирает щеку ладонью. Она выслушает его. Дружба с Джайро так сильно драла душу Джонни изнутри, а потом бережно зализывала раны. Когда Джонни оказался в храме — Хот Панц запомнила его взгляд. Полный стыда за Джайро. Сожаления, печали. Джонни бы не кинулся помочь ему. Теперь она понимает, почему Джонни так торопился домой. — Я уже думаю, что он судьбой был послан мне. Мы встретились в самое тяжелое и отчаянное для меня время: я лежал в больнице после травмы, где он проходил практику. Там и познакомились. Наверное, если бы его там не было — я бы сейчас здесь не сидел. — Джонни шумно выдыхает. — Меня бы в живых уже не было. — Ты не боишься, что однажды он действительно уйдет после очередной ссоры? — Нет, он точно не уйдет. Я его хорошо знаю, он никуда не уйдет. По крайней мере, сам. — Джонни уверенно выдавливает усмешку. — Когда я прошу его съебаться, я делаю это даже не ради себя. А ради него. Я вижу, как он мучается. Ему было бы намного лучше, если бы меня рядом не было. Блять, он умнее меня. Красивее меня. Образованнее. Он без труда мог бы завести семью. У него есть все данные, чтобы выучиться и стать ахуенным врачом во всей Америке, Италии, блять, где угодно. Я завидую ему каждый раз, когда у него получается на лету то, что у меня не выходило годами. — Он хмурится, опустив голову вниз. — Он мог бы победить везде, где только пожелал бы. Победить в гонке этой жизни. Но он выбрал валяться пьяным в этой комнате, набитой мусором.       Джонни замолкает на некоторое время, а Хот Панц поднимается с места, чтобы отнести тарелки в раковину и сразу же их вымыть. Слабо улыбнувшись, Джонни с благодарностью смотрит на нее — слишком много она сделала для него за столь маленький промежуток их знакомства. Он хотел бы сказать ей что-то другое, но мысли о Джайро все еще не отпускали Джонни. Он дергался в мрачных представлениях о том, что если Джайро никогда больше не будет. Или что его никогда не было в принципе. — Порой мне кажется, что лучше бы он вообще не приезжал в Америку, а остался бы дома. Бил бы ненавистную жену, которую ему выбрала семья, выращивал виноград и варил из него вино, ходил в церковь каждое воскресенье и исповедовался на тему, как он орет на своих многочисленных детей или даже бьет их. Или чем там еще итальянцы занимаются, я не знаю. Но только не приезжал бы сюда. Так было бы лучше для него.       Он понимает, что, наверное, сказал уже лишнее. И даже не из-за того, что Хот Панц неудобно это слушать — Джонни неудобно перед самим собой. Он сидит, сцепив руки на животе, и только представляет ебало Джайро, если бы он все это услышал. Как блестят его дрожащие глаза, как он судорожно раскрывает рот, но не может выдавить из себя и слова — это бы убило его. Вырвало бы всю душу из тела, оставив только загнивающий кусок мяса. Он бы не выдержал. Может, даже попытался бы себя убить. Слова Джонни слишком много значат для него. — Прости, что нагрузил тебя этим всем. Не стоило. — Джонни поднимает голову на Хот Панц, которая уже успела немного здесь прибраться. — Ничего, все в порядке. — Может, пойдем в комнату?       Нужно отвлечься. Джайро все еще нет. Пусть и не приходит. Погуляет один, развеется. Да, ему это пойдет на пользу. А у Джонни здесь свои неотложные дела и планы, которые появление Джайро может полностью разрушить. Он проводит Хот Панц в комнату и пересаживается на свою койку. Джонни и не заметил, как взял ее за руку. Они молча смотрят друг на друга, пока Джонни не решается на большее — погладить ее по коленям и талии. Голод давил не только на желудок, но и на половинчатую похоть. С первой преградой Хот Панц справилась. Поможет ли она ему снова? В душной комнате, пропитанной потом и спермой Джайро, этот женский запах был освежающим спасением для Джонни. Глядя ей в глаза, он наложил свою ладонь на ее грудь и прошептал: — Ты когда-нибудь влюблялась?       Она ничего не ответила, только ближе потянулась к Джонни. Он массирует ее груди, а после они целуется в губы. Сосалась она очень вкусно — хотя женской ласки Джонни уже долго время не ощущал, ему бы все зашло. Отлипнув от нее, Джонни вдруг вспоминает: полноценно трахаться он уже не может. Гниющая на дне похоть ныла в груди и под ребрами. Хот Панц тоже этого хочет — Джонни по-настоящему разбирается в женщинах, знает, в какой момент к ним можно подступиться. В отличие от Джайро, который затаскивает всех подряд. — У меня уже никогда не встанет. — Выдыхает Джонни с отчаянной улыбкой. — Настоящий ли мужчина тот, кто может удовлетворить женщину только членом?       Хот Панц это ни чуть не смутило — она только сильнее тянулась к нему целоваться. Джонни покажет ей гораздо больше, чем средний мужик с рабочим членом в ее жизни. Он уверенно стягивает с нее розовый свитер, а она ловко расстегивает лифчик, открывая вид на мелкие, но упругие сиськи. Джонни ложится на спину, а Хот Панц взбирается на него сверху. Нежный женский запах размягчает ему мозги. Вставило не хуже дозы. Джонни целует ее шею, ключицы, груди. А руками мнет ее подтянутую жопу. Он тянется стянуть с нее штаны и трусики, в чем Хот Панц ему помогает. На ней лишь белые носочки и крестик на груди.       Вся мокрая, она отстраняется от губ Джонни и трется пиздой об его ногу. Хот Панц ерзает на ней и тяжело дышит, опираясь рукой на тощее бедро Джонни. Второй она массировала свою сиську, откинув назад голову. Джонни пялился снизу вверх на ее придавленные аккуратные сиськи, потянувшись погладить гладкую нежную кожу на бедрах. Он прикрывает глаза и отдается женским тихим стонам, что гладят его по ушам, успокаивая от хриплых вздохов Джайро, пока тот дрочил. Джонни тяжело выдыхал вместе с ней, будто и правда трахал ее. Он и сам в это поверил.       Кончив, она протяжно выдохнула и опустилась обратно к Джонни. Пока ее тело готовилось к новому заходу кайфа, Джонни гладил ее по спине и они снова сосались, не стесняясь вылизывать десна друг друга и посасывать языки. Лизаться и глотать чужие слюни. Хот Панц отстраняется, оставив между ними только полоски из слюней. Она садится ему на лицо. И Джонни, изголодавшийся, всасывает и вылизывает ее соки, как молоко Святой Девы. Он хотел задохнуться в ее лобковых волосах, пропитанных чистым женским запахом. Хот Панц выгибала спину, зарывшись пальцами в макушку Джонни, а он крепко прижимал ее бедра к своему лицу. Лаская свою грудь, она с визгами каталась у него на лице. И кончила с нежным блаженным стоном.       Лучший вид, который только Джонни мог себе представить — смотреть снизу вверх на довольную женщину сквозь ее сиськи. Он будто кончил сам, но его трусы остались сухими. Душа тяжело выдохнула в оргазме, который последний раз испытывала только с героиновой ложкой. Ему стало легче. Хот Панц легла у стенки, положив руку на его потную грудь. Джонни держал ее за руку и смотрел ей в глаза — неужели у него появился шанс?       Джонни дергается от звонкого стука ключом о дверной замок. Затем отчаянно скрипит ручка. Кто-то пинает ногой дверь, и только тогда щелкает замок. Джайро. Пока он упорно пытался разъебать дверь, Хот Панц вскочила с кровати и успела натянуть на себя трусы, лифчик и свитер. Она уже потянулась к своим штанам, как Джайро вошел в комнату. Ужратый настолько, он еле стоял на ногах — что-то промычав, он пошатнулся и уперся плечом в стену. Выглядел он помято, весь растрепанный, с покрасневшим ебалом. Джайро пялился на них из-под бровей своими пустыми мутными глазами. — Вот так, да?.. Вот так… Бросил меня? Ради этой телки? Сбежал за первой же пиздой, которая к тебе подошла?       Джайро скалил зубы, злобно прорычав между словами, как бешенная собака. Речь его была смазанной и ленивой, но говорил он вполне внятно. Джонни с Хот Панц молчали, только переглядываясь друг на друга. Они оба понимали — пускай Джайро выговорится и заткнется нахуй, завалившись на свою койку. Никто не хотел с ним разговаривать. Хот Панц натянула свои джинсы и опустила голову: ее воротило не только от резкого запаха перегара, но и от самой рожи Джайро. — Хули ты расселась? Что ты думаешь? Что он полюбит тебя? Что ты ему нужна? Да он никого не любит! И нихуя у него внутри нет! Он ничего не чувствует! — Вопит Джайро, выпучив пьяные глаза. — Писечку полизать захотел, да… потыкать пальчиками… и все… — Он медленно сползал по стене, будто сейчас упадет. — Больше ты не нужна ему. Он найдет себе другую, как только вкус твоей пизды ему приестся.       Хот Панц напряженно поджимает губы. Даже она, терпимая по своей вере, не могла скрыть свое раздражение на эти провокации. С каждой фразой, которую Джайро выплевывал из себя, он становился все более и более ей противным. Джайро начало потряхивать, и он выронил ключи из рук. Голос дрожал, будто он сейчас разрыдается. Он так и не разделся, даже обувь не снял. — Джайро… — Вмешивается Джонни. — Что «Джайро», блять? Что «Джайро», нахуй? Что за бабу ты сюда притащил?! Какого хуя, Джонни? Я спрашиваю: какого хуя? — Джайро резко отрывается от стены, а затем шарахается от головокружения. Уняв тошноту, он все продолжает пиздеть: — Думаешь, как бы меня бросить, да… Как бы съебаться… Вот сегодня ты тоже ушел… А я искал тебя, знаешь? Писал. Но ты не отвечал. Ты ничего, блять, мне не ответил. Ебаный урод! — Перестань истерить. — А хули она тут делает? Расселась тут, на кровати. Скажи ей, чтобы шла отсюда! Давай, блять, съебывай! — Джайро скалит зубы, вытянув шею к Хот Панц.       Джонни ничего не отвечает на этот треп, только опускает голову и пытается взять Хот Панц за руку. Но она вырвалась и поднялась с кровати. — Я, пожалуй, пойду… — Шепчет она Джонни. — Поешь говна, шлюха. — Выплевывает ей в лицо Джайро сквозь стиснутые зубы, когда она прошла мимо него. — И с лестницы разъебись.       Хот Панц на мгновение задержалась, уставившись на Джайро в ебаном шоке. Она даже собраться не могла, чтобы что-то ему ответить — да и просто сдвинуться с места. Залепить бы его мерзкую опухшую рожу. Так и надирает, блять, чтобы она ему врезала. Но Хот Панц только шумно выдыхает и резко выходит из квартиры. Джонни в унынии хватается за голову и прячет от Джайро глаза. Он снова, блять, все испортил. Зачем он вообще пришел. — Ты же не бросишь меня? — Заметив печаль Джонни, Джайро начинает хныкать. — Почему ты не отвечал мне?.. Блять, просто напиши: «Я ебусь с розовой шлюхой, не до тебя». Что, я бы не понял тебя? Я бы, может, еще бы погулял, если тебе так угодно.       Джонни прикрывает глаза и массирует виски. Его кайф резко сменился жгучей болью, разбирающим по кускам его мозги. Что с наркотой, что без — все одно и то же. Гнев Джайро резко сменяется на тревогу и печаль. Но какой смысл хоть что-то ему объяснять, если он даже трезвый не может понять те же слова? Джонни тяжело вздыхает, подперев щеку кулаком. По-прежнему не смотрит на Джайро. Пусть он несет, что хочет, лишь бы угомонился. — Да блять, поговори со мной! Или только со своими пездами можешь разговаривать?! Только им можешь что-то шептать на ухо, да? — Джайро уже сидел на полу и шмыгал носом, сдерживая слезы в размазанных глазах. — Ложись спать. Потом поговорим. — Отвечает Джонни на его мольбу. — Вот что ты в этой нашел, а? Ебаная кобыла. Ты вообще смотрел на нее выше пизды? Рожу ее видел? Похожа на мужика, блять, с розовой башкой. Если бы не титьки, я бы и подумал, что это мужик.       Джонни устало поднимает на него раздраженный взгляд, но ничего не отвечает. Только слушает, как Джайро все плаксиво ныл и харкался своими соплями. Отлипнув от стены, он подполз к Джонни и сел ему в ноги. — Скажи, что ты не бросишь меняя… Что не уйдешь от меня… Мы же останемся здесь, да? — Да куда я уйду? — Все же решает Джонни с ним поговорить, если так Джайро от него отстанет. — Откуда ты вообще это взял? — Но сегодня… ушел… вместе с ней… Я так испугался! Ты слышишь? Да, я испугался. Я, весь заплаканный, вышел. А тебя нет. И шлюхи этой нет. Ты не отвечал. Ну я и подумал, что ты с ней. Даже без рабочего члена, блять, девки на тебе скачут. Я не хотел идти домой, пошел выпить… Я напился, Джонни. Я пьяный. Потому что ты ебаный подонок! Ты урод. Ты думаешь, мной можно так воспользоваться? — Джайро прилипает к свисающему мертвому колену Джонни и смотрит на него блестящими от слез глазами. — Все вы американцы такие. Всех продадите ради того, что вам нужно в конкретный момент. Ты такой же. И эта шлюха такая же. — Она даже не родилась здесь, Джайро. Она тоже приезжая. — Да мне похуй. Все, все, блять, здесь ебаный уроды. — Он обнимает Джонни за бедро и всхлипывает. — Почему так стало, Джонни?.. Почему? Мне кажется, что-то изменилось… что-то стало по-другому… А тебе? Уже все не так, как было раньше…       Многое изменилось. И они оба заметили это еще раньше. Джайро был в чем-то прав в своем нытье: Джонни действительно хотел бы уйти от него. Он устал от Джайро. Тот был пригоден лишь для того, чтобы таскать в дом дурь. Во всем остальным он с каждой секундой выбешивал Джонни все сильнее, что уже хотелось прострелить либо его томные глазенки, либо свою башку. Но даже если бы Джонни мог ходить, он бы ушел на время. Во всех обидах, усталости и злобе он возвращался к своим видениям. Он ведь связан с Джайро как-то по-особому, что невозможно разорвать простыми словами.       Джайро все ныл и плакался о злых американцах, которые его до такого довели. На ебаную Америку, на Молодую шлюху, которая его доводит и угнетает одним своим существованием. И все это потоком льется на Джонни, как основная причина его слез. Джонни еще никогда не видел, чтобы Джайро так долго жаловался и страдал. Обычно Джайро что-то спизданет злое и почти сразу же успокоится, но сегодня его напополам разорвало и все страдания, которые он копил в своей душе, в истерике вытекали наружу. — Успокойся, Джайро. Ложись спать. — Джонни, я люблю тебя. Ты знаешь? Я тебя люблю. — Иди спать. — Джонни поджимает треснутые губы, напрягшись от очередного напоминания о пидорстве его друга. Джайро просто пьяный. — Но я тебя люблю… люблю… И что? И что ты сделаешь? Убьешь меня? — Он криво ухмыляется. — Давай, давай. Убей меня. — Ложись. — Прям сюда! — Джайро приставил два пальца к своему горлу, откинув голову назад. — Прострели мне глотку. Ты же сделаешь это? Ты убьешь меня? Убьешь за то, что я тебя люблю. — Убью, только ложись спать. — Устало выдыхает Джонни и гладит его по голове. — Вот так… спасибо… — он всхлипывает, — потому что скоро и так это случится. Я чувствую, Джонни, я чувствую смерть… Она вокруг меня, понимаешь? Она уже близко, ходит где-то здесь. Хочет забрать меня… — Его голос срывается на писк, а стеклянные глаза трескаются от страха. — Чего?.. Хватит тебе уже хуйню нести. — Джонни аккуратно вытирает сопли с его губ. — Когда я вошел в храм, я хотел упасть в ноги Христу. Омыть слезами его ноги… и оттереть их волосами… как та шлюха из Евангелие. — Джайро постепенно успокаивался. Он все еще плакал, но уже не так заметно. — Я просто шлюха, Джонни. Я хотел, чтобы Он меня простил… чтобы смерть испугалась божьего слова… и отстала от меня… Я шлюха! — Выкрикивает он, прижавшись щекой к ноге Джонни.       Да, Джайро далеко не был праведным в этом деле. Он много с кем трахался, ему это нравилось. И он никогда не испытывал стыда по этому поводу. Наоборот, Джайро постоянно делился с Джонни, какую девчонку ему удалось выцепить. Да и парни у него, наверняка были — Джонни уверен, что у Джайро были и другие мужчины, чем их дрочка в полном угаре. Почему сейчас его это так заволновало? Или он какой-то другой смысл вкладывал в эти слова? — Я такой жалкий, Джонни… Я такой маленький и слабый… Блять, я полное ничтожество. Я никто, блять…       Джонни в удивлении пучит глаза. Если Джайро считает себя слабым, то какой тогда Джонни? Джайро, чьей силе и физической, и моральной, Джонни завидовал каждый день. Как он видел его голым после душа и только мечтал о том, чтобы иметь тело, как у него. Быть таким же уверенным и волевым, чтобы по одной только походке все видели его любовь и уважение к себе. Джайро не лишался ног. Вся его любящая семья здорова и звонит ему каждую неделю. Он всегда был заметным и обращал все внимание на себя. Но сейчас он плакал в ногах у Джонни и хватался за края его толстовки, как будто Джонни — единственное, что у него есть.       А Джонни, оставленный и брошенный всеми. Отвергнутый семьей. С изломанным телом и похеренным здоровьем. С лишенным вниманием и сплошным только отвращением к самому себе. Он крепко обнимал Джайро, прижимая его к себе, с чувством теплой заполненности в душе. И вспоминал запах пизды Хот Панц. — Все, малыш, перестань плакать. Успокойся.       Он знал, что это подействует. Джайро поднимает на него счастливый, полный благодарности взгляд. Джонни потянулся за салфетками на столике и, взяв Джайро за подбородок, поднес салфетку к его носу, чтобы тот высморкался. Он заботливо вытер с Джайро все сопли, слюни и слезы. Сейчас высокий и сильный Джайро действительно казался таким маленьким и слабым. Будто не Джайро должен постоянно принимать на себя удар своей живучей тушей, а его самого нужно оберегать и носить на руках. Сейчас, весь заплаканный, опухший и раскрасневший, он и правда походил на маленького побитого жеребенка. Джонни держит его лицо в ладонях и легко улыбается. Это именно те чувства, которые он испытывал во время отвара. Джонни не может от него уйти.       От одной его улыбки Джонни уже не хотел на него злиться, обижаться и припоминать, что Джайро наезжал вообще на всех, с кем Джонни пытался быть ближе, чем с ним. От одной его улыбки легкость вытолкнула все сожаления из тела. Ну и хуй с ними всеми. Когда Джонни смотрел в его мокрые глаза и гладил пальцем по опухшей щеке, он чувствовал, что ему никто из тех людей не был нужен на самом деле. И он рад остаться с Джайро в этой затхлой душной комнате. Глядя в его мягкое лицо, Джонни даже захотел его поцеловать. Он дергается от собственных мыслей и сразу же уводит взгляд куда-то в сторону. Даже если Джайро не вспомнит. Даже если не поймет, что с ним произошло. Нет. Нет, блять, никогда. Джонни кривит рот от этих мыслей, противясь своему вечно всплывающему влечению к другу. Уже хватит. — Тише, маленький. Все хорошо. — Тихо приговаривает Джонни. — Все будет хорошо.       Слезы высыхают, а глотка больше не давится в удушье. Надо бы сходить, умыться и вновь прочистить нос. Но Джайро слишком пьяный, чтобы даже думать об этом. Он облегченно выдыхает и медленно поднимается с колен. Сняв куртку, он складывает ее на край кровати, себе в ноги, и садится. — И ботинки сними. — Ага…       Джайро кивает и пытается стащить с себя обувь. Он просто бросает ее себе под кровать, а затем валится на подушку. Засыпает он довольно быстро, что Джонни наконец может быть в тишине и наедине с собой. Он достает свой телефон и видит на экране кучу уведомлений от Джайро.