Хрустальные башни

Сюда, под безлюдные сейчас, разрушенные цеха и опустевшие цистерны для готовой продукции, не проникает ни естественного, ни искусственного света — солнце так глубоко не заглядывает, а все химические лампы разнесло взрывом во время атаки ноксианцев. Густой мрак разгоняет лишь пурпурное свечение «мерцания» в шлемах заводской охраны. Тяжёлые бронированные скафандры с заключёнными в них существами — людьми их язык назвать не поворачивается — призраками бродят в развалинах, расчищая безопасный путь к подъёмнику. Ненужный, как только что выяснилось. — Сорок две тонны третьей фазы... залить в «грязный», негерметичный танк, это же надо было додуматься! Стоило убить эту дуру Ренни сразу, — вздыхает Силко, мрачно глядя себе под ноги, в тёмную глубину провала, нарушаемую лишь редкими розовыми искрами, поднимающимися со дна с током тёплого воздуха. Ни следа полуготового «мерцания», слитого в скальное хранилище всего неделю назад, лишь дыра в неизвестность. Предположительно — в Сточные ямы, если не ниже. Что ж, надо признать, что надежда найти под разрушенной фабрикой целое хранилище изначально была нелепой. — Третья фаза — мутаген? — Виктор держится в двух шагах позади, не подходит к краю стальной пластины-крышки, только тянет шею, пытаясь заглянуть вниз. Лепестки хекс-когтя (Джейс, тебя всегда тянуло на претенциозные названия!), ещё тёплые от жара лазерного луча, качаются над его плечом, слабо потрескивая остаточной энергией самоцвета и работая импровизированным фонариком. — Он самый, — Силко поднимает голову, глядя на ломаные перекрестья несущих балок высоко вверху, там, где чернота становится серостью, — и что полезет с нижних уровней недели через три-четыре, я даже представлять не хочу... Впрочем, мастер Виктор, вас это не затронет. Охрану я вам дам, а в остальном вы и сами за себя можете... постоять. Виктор удивлённо приподнимает бровь на это несколько архаичное и подчёркнуто уважительное обращение, привычно пропускает мимо ушей сарказм — Бездна, а он, оказывается, скучал по язвительным собеседникам! — но тут же хмурится, сообразив, что охраной будут «химтанки». Разумеется, он одним движением пальцев способен располосовать лазером не только железную балку, но и любую тварь из плоти и крови, взращённую «мерцанием», но вот убежать... убежать он от неё действительно не сможет. Даже с изменёнными хекс-ядром конечностями он все ещё зависим и от инъекций, и от хорошего настроения самого ядра. Вынужден ходить пусть не с костылём, но с тростью. — Ценю вашу заботу, — сухо замечает Виктор. — Я понимаю, что терять активы неприятно, но... — Людей, — обрывает его Силко, разворачиваясь лицом — пурпурные радужки горят в темноте своим собственным, не отражённым светом, — мне неприятно терять людей, мастер Виктор. Я больше не могу себе этого позволить. Над этим утверждением Виктор думает долго. Рассматривает со всех сторон, подвергает анализу. Всестороннему и тщательному. Оценивает риски и перспективы работы с созданием, буквально наполненным «мерцанием» вместо крови, но всё ещё смертельно логичным и опасным. Хищным, как тварь из Бездны. Впрочем, если брать за точку отсчёта его собственное состояние, то тварей этих, искажённых «мерцанием», хекстеком или двумя веществами сразу, но сохранивших определённый здравый смысл и чёткость суждений, уже целых трое. С половиной, если считать Джинкс, но там здравый смысл и логика явно... претерпели дополнительные, выходящие за рамки эксперимента, изменения задолго до его начала. Поэтому Джинкс Виктор пока выносит за границы исследуемой области. «Эволюция? Великая, можно сказать, эволюция отчаянно цепляющихся за жизнь мутаций...» С константами разобрались, пока переходить к препарированию собственных принципов. Хотя какие могли сохраниться принципы у человека, молча принявшего в жертву за спасение своей жизни три, а то и четыре десятка жизней чужих? Отданных не всегда добровольно. «Твёрдые, но гибкие», — решает для себя Виктор. В конце концов, он учёный, он может и имеет если не право, то понятийный аппарат, позволяющий ему подняться над плоскостью проблемы и оценить её со стороны. Здраво. Безэмоционально. На попытки уложить новую картину мира в голове уходит весь обратный путь до лаборатории — о том, как он сам выглядит прогуливающимся по улице в компании Силко и четвёрки тяжёлых «химтанков» под неспешную беседу об очистных сооружениях (Силко, оказывается, не только в курсе его работ на данную тему, но и действительно в них заинтересован!), Виктор думать пока не спешит. Это определённо можно отложить на потом, сочтя своеобразной декларацией о намерениях и объявлении прав собственности. Бывший склад встречает их тишиной и соблазнительными, особенно после сладковатой вони «мерцания», запахами. А Виктор даже малодушно подумывает, не включить ли ожидающий их прямо на лабораторном столе по-пилтоверски роскошно сервированный обед в обязательные условия контракта. На постоянной основе. Горячая еда, слава Жанне, не содержащая столь популярных в нижнем городе неопознанных морепродуктов, определённо примиряет его с темой разговора. Силко же не просто так заводит речь об очистке стоков. Он хочет получить новую версию скафандров «химтанков», герметичных и устойчивых к высокому давлению воды, для начала на глубинах в пределах пятидесяти метров. Формально — для работы на берегу канала, на деле же... Виктор видит, как Силко неспешно складывает из тонкой льняной салфетки, накрахмаленной до бумажной жёсткости, кораблик. Ставит посреди стола и аккуратно толкает пальцем, опрокидывая прямо в лужицу соуса на пустой тарелке. — Полагаю, в заливе глубины должны быть больше, — Виктор смотрит поверх чашки с чаем в окно под крышей лаборатории. Где-то там, далеко, стоит на якоре ноксианский крейсер. Соблазнительная цель, интересная задача. — Не всегда нужно идти, если можно плыть, — Силко растягивает губы в акульей улыбке. — Действительно, — соглашается Виктор, отхлёбывая. Нет, в контракт стоит добавить не только обеды, но и доставку свежего молока по утрам. Анис, так и быть, он закажет сам. * * * «Бум!» — ржавое железо очередной крыши гулко отдаётся под ногами Джинкс, но, по счастью, выдерживает. Пригибаясь за искривлёнными трубами и стараясь не посшибать развешанные то там, то тут жестянки — явно же сигнализация, а не украшение, — Джинкс прокрадывается к самому краю и осторожно свешивается вниз, придерживая косы. Высматривая жертву. Пятью этажами ниже профессор Хеймердингер, с которым ей так и не удалось поговорить в больнице «Святого дыхания», сейчас укрытый от любопытных взглядов потёртым темным плащом, воровато оглядывается и ныряет в узкую щель подвального окна ближайшей хибары. Кажется, в лучшие годы там была аптека, сейчас — просто загаженный крысами подвал. И тайный ход. Наверняка. Джинкс хмыкает. Её ничуть не удивляет, что головорезы Севики потеряли йордла из виду — в толпе он легко мог спрятаться за чужими ногами, пусть и рискуя при этом получить пару-тройку пинков. Но, помимо этого, она подозревает, что Силко приказал вести слежку без излишнего рвения. То ли готовил очередную ловушку, то ли ждал, пока ситуация изменится в нужную сторону... В общем, гадать можно было долго, но ссориться с основателем города Силко пока не хотел. А раз так — то не стоит вламываться в чужую игру без предупреждения. «И без нормального оружия», — Джинкс вздыхает, ведь любимую трёхствольную пушку пришлось оставить в мастерской. Ни одна из её сегодняшних целей не предусматривала не то что стрельбы, а даже демонстрации оружия. Такого заметного, по крайне мере. На пистолет и пару кусак это ограничение, понятное дело, не распространялось, поскольку расхаживать по нынешнему Зауну совсем без оружия было равносильно прогулке с голой задницей. Поэтому Джинкс достаёт из-за спины футляр с подзорной трубой и принимается осматривать окрестности. Соседние крыши тоже увешаны жестянками, но как-то... выборочно. Изучив их ещё дважды, Джинкс примерно догадывается, что именно хотел сделать неизвестный ей автор этой инсталляции. Как минимум три возможных маршрута по пустым крышам не ведут никуда, ещё два — потенциальные ловушки, но если присмотреться, то крыши с жестянками оказываются тоже с секретом. Но увидеть этот секрет можно только сверху. В полете. Джинкс скалится в предвкушении, выкручивая увеличение на максимум. И, после ещё нескольких минут терпеливого высматривания, находит искомое. Над самой дальней крышей торчит что-то зелёное. Очень-очень похожее на ветку дерева. Весьма большого дерева, раз оно сумело добраться до солнца, вытянувшись выше окрестных зданий. Что ж, если гнездо «Поджигателей» и прячется в этом районе, то вполне вероятно, что находится оно именно тут. Но стоит проследить за профессором ещё пару раз, чтобы удостовериться. И осмотреть ещё несколько крыш, возможно, с других ракурсов удастся увидеть больше деталей. Джинкс складывает подзорную трубу и широко улыбается. О, она обязательно заглянет к Экко в гости. Ночью, когда все спят. А ей «мерцание» обеспечивает одно маленькое, но полезное преимущество. Умение видеть в темноте. А потом, позже... позже она придёт не одна. Она приведёт поиграть десяток «химтанков». И, возможно, Севику. Ведь так точно нельзя будет сказать, что Джинкс снова все испортила, верно? «Да, Вайо-о-олет? Да, Коротышка?» Голоса в голове пристыжено молчат. Только идёт по плечу щекотка — прикосновение невидимых пальцев. Пока лёгкое, едва ощутимое, но к ночи оно обязательно станет сильнее. Джинкс досадливо морщится, ей не нравится эта новая иллюзия, а идти к Синджеду нет никакого желания. Док, разумеется, ответит на все её вопросы, но потом обязательно сделает больно. Он не умеет «не больно», в этой области у него во-о-о-от такое «слепое пятно», куда большее, чем бельмо незрячего глаза. Ему просто неинтересно копаться в ране, если пациент не будет кричать... Джинкс передёргивает вдруг озябшими плечами. Она так и не рискнула заглянуть в лабораторию Синджеда, когда там был Силко. Только сидела в укромной нише и слушала крики, с ужасом и надеждой ожидая услышать знакомый голос. Не дождалась. От окончательного помешательства её спасла, кто бы мог подумать, Севика. Ненавистная, слишком живучая... слишком верная. Таскавшаяся к доку каждый день, как по часам, с завидным упорством обречённого. «И ведь у неё получилось. Вернуться вовремя, успеть, спасти... А я не смогла даже этого...» Джинкс запускает пятерню в растрёпанную чёлку и от души дёргает. Боль отрезвляет, позволяет собраться, отвлечься от ненужной ревности и сосредоточиться на деле. Ей всё ещё нужны чертежи пассажирского подъёмника. Если не оригинальные — за сотню лет их могли и потерять, — то хоть какие-то фрагменты или копии. Пусть строили подъёмник люди из Пилтовера, но чинили точно местные, а значит, библиотека колледжа Техномагии ждёт её. Забавно, ведь Пилтовер с его блестящей Академией так истово отказывался от всякого упоминания магии, а здесь, в Зауне, сохранилось старое название, и никто так и не удосужился его сменить. Разумеется, настоящей магией тут и не пахло, но химтек вполне мог потягаться с хекстеком. А уж с «мерцанием» игра и вовсе шла на равных. Джинкс щурит розовые глаза и бросает последний взгляд на зелёное пятнышко над крышами. После чего тенью ныряет в сплетение труб, не потревожив ни единой жестянки. * * * «Мирный протест граждан Пилтовера был подавлен миротворцами!», «Дипломатическое представительство Ноксуса подверглось хулиганской атаке! Есть пострадавшие!», «Пожар в доках — борьба за чистоту города или акт революционного вандализма?» — Силко вздёргивает бровь в немом изумлении: сочетание заголовков внутри одной газеты говорит о чем угодно, кроме реальной ситуации в верхнем городе. Остальные официальные и не очень издания повторяют эти же темы на свой лад. Ни слова про исчезнувшую из собственного дома чету Кирамман, да и про Совет и погибших на мосту миротворцев тоже никто уже не пишет, только вспоминают клан Медарда и личные подвиги Амбессы. Умудряясь привязывать это к историческим параллелям и территориальной политике Ноксуса в целом. Нет, повод задуматься хороший, но до вторжения ещё надо дожить, а с этим у Пилтовера пока наблюдаются некоторые проблемы. Амбесса, разумеется, подмяла под себя всё, что смогла. Но в её руках мощь одного военного корабля, несколько десятков гвардейцев и миротворцы, с которыми надо работать через голову Мэл или Джейса. И если Мэл Медарда в списке Советников фигурировала как «легко пострадавшая» и наверняка уже вернулась к частичному исполнению своих обязанностей, то Джейс Талис должен быть по уши занят выполнением контракта. Следовательно, миротворцы, лишённые шерифа и чётких приказов, действуют по протоколам мирного времени. А для привлечения к подавлению беспорядков собственной армии нужно единогласное решение Совета. А Совета-то и нет... Силко откладывает расползающуюся кипу газет в сторону и берёт в руки уже порядком потрёпанный листок — копию отчёта медиков, прибывших на срочный вызов в башню сразу после взрыва. По счастью, среди них попался кто-то действительно компетентный и, помимо перечня травм, догадался описать обстановку в зале, включая положение тел на момент начала оказания помощи. При атаке Джинкс пострадали практически все. Кто больше, кто меньше, но без травм не ушёл никто. Пусть хекстек-ядро и прикрыло щитом своего мастера-симбионта — на манер опрокинутого зонтика, если верить отчёту, — но это был только один край стола, поэтому младшая Медарда, Талис и Виктор именно взрывом оказались затронуты меньше всех. Остальных сначала расшвыряло ударной волной, а потом щедро присыпало битым стеклом и обломками купола: советники Болбок и Кирамман отделались травмами средней тяжести. И если у Кассандры, сумевшей вовремя нырнуть под стол, это была сломанная рука, то Болбок «частично утратил функциональность», что бы это ни значило применительно к существам его расы. Хоскел, помимо мелких травм, был разбит ударом, частично утратил речь и возможность двигать правой стороной тела, но врачи были оптимистичны в своих прогнозах. По мнению Силко, даже если советник и не оправится от удара целиком, разницы никто не заметит. Как был дураком, так и останется. Шуула, как и Сало, пострадали больше всех. Советницу, известную своей любовью к вычурным механическим воротникам, эта маленькая слабость едва не отправила на тот свет — массивное украшение повредило несколько шейных позвонков, и в ближайшее время (по тем же осторожным прогнозам медиков это был год, а то и два) Шууле требовалась поддержка всего тела посредством экзоскелета. Силко не сомневается, что тот тоже будет позолочен и максимально украшен движущимися шестерёнками. Жаль, что так случилось, из всех прочих аристократов Шуула выгодно выделялась хотя бы тем, что примерно представляла обстановку в промышленной части Зауна и помнила, что его жители тоже имеют право голоса. Мелочь в вопросах наследования власти, но важный нюанс в управлении людскими ресурсами (особенно после принудительной отмены пожизненных контрактов) и производственными мощностями. Пусть и из Пилтовера. Советник Сало отделался переломами обеих ног, резанными ранами от стекла и нервным срывом. Впрочем, от вида заживо рассыпающихся пылью тел секретарей и их помощников, поедаемых хекс-ядром, можно было и ума лишиться, а не только закатить истерику... Силко откладывает листок и устало моргает: вторые сутки без сна плохо сказываются не только на зрении — голова тоже трещит нещадно, да и ногу дёргает от бесконечной беготни. Странно, что правую, обычно наоборот... — Добегался? — вопрос Севики застаёт его врасплох, заставляя отдёрнуть руку, которой он безотчётно растирал ноющее бедро. То, что она видит ещё один момент его слабости, — плохо. То, что он даже с обострённым «мерцанием» слухом умудрился не услышать её шагов и скрипа двери кабинета, — плохо вдвойне. Надо выспаться или хотя бы попытаться, пока он ещё чего-нибудь не накомандовал. Второй договор кровью с Ноксусом будет... чересчур. Севика тем временем сгружает на его рабочий стол довольно большую шкатулку, делая это на удивление аккуратно, достаёт из-под пончо пачку писем и оборачивается к Силко: — Сам прочтёшь или мне? — Я настолько плохо выгляжу? — парирует Силко, подозревая, что так оно и есть. «Хотя вижу и правда паршиво, надо бы спросить дока, что с этим можно сделать. Если всё ещё можно...» Севика со вздохом пожимает плечами. Не говорить же боссу, что он выглядит куда хуже, чем пытается изобразить. Ну и зеркало для вразумления тоже предлагать не стоит — вне зависимости от того, считает в данный момент Силко нужным прятать шрамы или нет, за всеми остальными аспектами собственной внешности он следит со всем тщанием. И зрелище его точно не обрадует. Поэтому проще сменить тему. — Тебе тут привет от Синджеда, — Севика кивает на шкатулку, — там всё нужное для процедур и толстенная пачка инструкций. Док сказал, что ты разберёшься сам, ну а мне... велел приглядывать. Силко удивлённо поднимает бровь. Приглядывать за чем именно? Чтобы эксперимент Синджеда развивался согласно плану или чтобы подопытный не перестал таковым быть раньше времени? Впрочем, смерть образца никогда не служила конечной точкой исследований дока. Так себе перспективы, прямо скажем. Севика разводит руками, всё ещё сжимая в пальцах пачку писем. — Ну ты же не хочешь обратно в банку к этой ящерице? — Пиксимандре, Севика, — морщится Силко, с трудом поднимаясь с дивана, — нога так и норовит подломиться. — Займись письмами сама, если придёт что-то важное — сообщишь лично. Если понадобится — разбудишь. И найди мне на завтра трость, будь любезна. Помощница подозрительно быстро откланивается, стоит ему только коснуться крышки шкатулки, и тщательно прикрывает за собой дверь, пока он озадаченно смотрит на содержимое переданного доком ящичка. На тридцать шесть колб с «мерцанием», пачку мелко исписанных листов и... резинового аксолотля. Возмутительно розового цвета и глуповато-добродушного вида. — Что за... игрушка для ванны? Севика, вернись немедленно! * * * — Виктор, а ты можешь... сделать броню? — Джинкс стоит возле стола, заваленного чертежами узлов подъёмника — девчонка, кажется, вынесла половину библиотеки колледжа Техномагии — и нервно теребит чёлку. — Мне кажется, именно это я сейчас и делаю, — отзывается Виктор, разглядывая предварительный рисунок глубоководного «химтанка». Несколько узлов сухопутного тяжёлого варианта требуют полной переработки, как и остекление. В данный момент шлем обеспечивает хороший обзор, но стекло такого размера не выдержит давления воды, поэтому обзором придётся пожертвовать, а плечевые суставы усилить дополнительно. Коленные, вероятно, тоже... — Нет, ты не понял, — Джинкс раздражённо дёргает себя уже за косу, шипит от боли и отмахивается от чего-то невидимого. — Броню для человека. От пуль. «О!» — ставит мысленную отметку Виктор, машинально отмечая оговорку: «химтанков» Джинкс за людей явно не считает. «Удивительно, но, похоже, до девчонки дошло, чем грозят окружающим её внезапные срывы. Или снова накатило не вовремя? Ладно, это сейчас не столь существенно, а вот показывать заинтересованность пока не стоит, хотя задача интересная и в реалиях Зауна востребованная. Но ещё чуть-чуть помариновать это юное дарование надо обязательно. Воспитательные моменты должны быть чуть более... запоминающимися». — Чем тебе не нравятся кирасы миротворцев? — ровно интересуется он, подписывая на схеме возможные слабые места будущего «химтанка». — Держат пистолетный выстрел с пяти шагов и винтовочный на излёте. — Слишком заметная, — морщится Джинкс и вдруг зло скалится, хватаясь за оружие. Благо вовремя вспоминает, что стрелять в лаборатории нельзя. — Так, — Виктор хлопает ладонью по столу, привлекая внимание собеседницы, — я понял, что ты хочешь броню для своего покровителя, причём броню... м-м-м... скрытого ношения. Но у меня есть встречное условие. Джинкс нехотя отпускает пистолет, возвращая его в кобуру, и вопросительно склоняет голову, обхватывая себя за плечи. Пытаясь то ли спрятаться, то ли вернуть подобие самоконтроля. — Первое, — Виктор разворачивается к девчонке лицом, перехватывая блуждающий взгляд розовых глаз, — ты сходишь к Синджеду и попросишь его решить проблему с галлюцинациями. Не знаю, в чем именно причина твоей нестабильности, но дело наверняка в «мерцании». Оно... растормаживает. А тебе, наоборот, нужен ограничитель. Иначе никакая броня не имеет смысла — ты можешь сорваться в любой момент, а какое тебе при этом под руку попадётся оружие... — А если приделать к броне хекстек-щит? У Вай на перчатках такой был, — неожиданно предлагает Джинкс вполне здравую идею. Трястись как лист на ветру и цыкать на невидимых гостей она при этом не перестаёт, что делает разговор подчёркнуто безумным. — Щит, — вздыхает Виктор, — не активируется на любую угрозу сам по себе, его надо включать. В случае с твоей сестрой он, вероятно, сработал как реакция на перегрузку. К перчаткам было приложено избыточное усилие, по нашим расчётам — а проектировали мы не боевые, а шахтёрские инструменты, заметь себе, — в общем, по нашим расчётам, нагрузка такой силы, скорее всего, означает обвал породы, поэтому щит включается автоматически, для спасения жизни рабочего. — Ну, так а в чем проблема? — Джинкс снова зло дёргает себя за косу, выхватывает пистолет и с силой впечатывает в стол, толкая под чертежи. Пряча. Виктор не вздрагивает только потому, что делает девчонка это практически мгновенно. Успевает лишь отметить, что розовый цвет радужек у неё сменяется на ярко-фиолетовый. Всего на секунду-другую, но... Она действительно быстрая, быстрее прыжкового «химтанка». — В твоей скорости, — старательно давя дрожь в голосе, отвечает он. — Ты... ни у кого не будет шанса, Джинкс. А попадание пули в щит с близкого расстояния может иметь... непредсказуемые побочные эффекты. — Так, а что делать? — Джинкс кривит губы и брови, готовясь заплакать. Но вместо этого громко шмыгает носом и принимается разглядывать свои ботинки. А Виктор на долю секунды задумывается о том, как много девчонка получала, всего лишь состроив умильно-грустную рожицу. С родным цветом глаз зрелище и впрямь должно было быть сногсшибательным. — Полагаю, в нынешней ситуации твоему покровителю стоит опасаться не только... дружественного огня, — хмыкает Виктор, — поэтому броню я сделаю и над щитом тоже подумаю, но мне нужен будет самоцвет из твоей пушки для опытов. Джинкс моментально вскидывается, открывает рот, чтобы возразить, и так и замирает, задумавшись. — А... самоцвет из перчатки Вай не подойдёт? — спрашивает она. — Насколько я знаю, после драки с Севикой перчатку так никто и не починил. — Ну, если ты сможешь её уговорить... — Виктор подозревает, что самоцвет девчонка просто стащит, и хорошо, если не попадётся при этом. Впрочем, какая разница? — В любом случае для создания брони мне понадобятся мерки. Это второе, что я хотел бы получить. Джинкс вдруг срывается с места, ныряет в кучу чертежей — практически незаметно вылавливая из горы скрученных в трубки листов не только какой-то свёрток, но и собственный пистолет, — и неожиданно медленно опускает добычу на стол перед Виктором. Тот несколько секунд бездумно смотрит на знакомую золотую застёжку и только потом разворачивает ткань. Бордовую, покрытую более темными разводами давно засохшей крови. Жилет Силко. — Интересные у тебя трофеи, — с нервным смешком замечает Виктор, проводя кончиками пальцев по ремешкам и пряжкам. Пятен и дыр он тщательно избегает. — Что ты сказал? — глаза Джинкс снова горят пурпуром, а пальцы стискивают локти до синяков. «Упс. Не тот провод. Полторы секунды до срыва. Попытка номер два». — Я хочу сказать, что это своего рода корсет. Видишь, — Виктор переворачивает жилет, показывая на асимметричные ремешки сзади и старательно игнорируя тот факт, что один из них почти перебит пулей, — это помогает держать спину ровнее. Хотя скорее напоминает о такой необходимости. Сложно выдержать баланс между поддержкой и удобством, чем-то всегда приходится жертвовать. Увы, сидячая работа никому не идёт на пользу. Джинкс окидывает учёного внимательным взглядом. Пусть после последнего «сеанса» общения с ядром тот и стал держаться ровнее, но увечье все ещё заметно. — А чем жертвовал ты? — Удобством. * * * Письма приходят одно за другим, передаваемые то запыхавшимися «бегунками» (детишки-курьеры порядком испуганы — носиться по улицам в одиночку сейчас, когда город застыл в неустойчивом безвластии, чревато попаданием в неприятности), то пневмопочтой. На деле же запечатанные цилиндры приносят такие же «бегунки», но постарше и в форме — после того, как два года назад Силко, взбешённый потерей очередной партии коммерческой переписки, развесил любителей спиливать трубы пневмопочты на здании центральной станции за разные части тела (калек в тот день в Линиях изрядно прибавилось), — почтовых курьеров, как и трубы, трогать практически перестали. Босс на четвёртый день мигрени, спровоцированной очередной сменой формулы «лекарства» и отсутствием Джинкс, был неприятно изобретателен и демонстративно жесток, так что урок запомнился надолго. «Но вот беда, урок наверняка придётся повторить и для другой аудитории», — думает Севика, перекатывая в пальцах очередной цилиндр. Ничем не примечательный, но носящий следы аккуратного вскрытия. И ладно бы что важное, но нет, ответ от совершенно незначительного поставщика сырья для «официального» бизнеса, и близко не связанного с «мерцанием». Так за какими демонами островов надо было потрошить отчёт о намытом в заливе песке? И ведь как ни изощрялись что промышленники, что химбароны — и прятали трубы пневмопочты в воздуховоды, и ток подводили, — а сообщения перехватывали так или иначе. Хорошо в Пилтовере — и пневмопочта, и телеграф, и связь голосом. И на охрану любой точки даже постоянного патруля не надо. А тут коммутатор поставь — на завтра утянут всё здание и телефонных девиц в бордель сдадут. Тьфу! Севика отхлёбывает из услужливо наполненного Чаком стакана — знает ведь, зараза, что на трезвую голову в этой белиберде не разобраться, — и погружается обратно в чтение. Но, увы, ничего важного там пока нет. Бывшие «ручные» химбароны даже официальный запрос на квартальную отчётность по фабрикам тихо проигнорировали. Совсем уже страх потеряли. Но вот очередной «бегунок» влетает в дверь, едва не кувыркнувшись на пороге, обводит помещение бара дикими глазами, замечает Севику и с радостной ухмылкой несётся к ней, доставая из-за пазухи письма. Сразу два. А поймав небрежно брошенную монетку, разворачивается на каблуках и так же стремительно исчезает, оставляя Севику наедине с загадкой: «бегунок» был с эмблемой дома Кримсон, а письма принёс от Кристофера Морнау, владельца одноименных красилен, и... Ренни. «И как это понимать?» Над загадкой Севика думает все сорок две ступеньки наверх, перебирая варианты — с Кримсоном у Силко был вялотекущий конфликт ещё двадцатилетней, «дореволюционной» давности, причём детали ни та, ни другая сторона сообщать любопытным не спешила. Но в бизнес-вопросах даже столько времени спустя Силко Кримсона старался избегать. Морнау, являвшийся обычным промышленником, причём пилтоверским по происхождению, в нынешних обстоятельствах был и вовсе пострадавшей стороной — именно его фабрику и склады вдребезги разнесли ноксианцы. Как казалось Севике — не столько из мести, сколько из соображений причинения Зауну максимального ущерба. Взвесь мелкой ядовитой пыли в воздухе держалась над тлеющими складами до сих пор. Странно, что вспомнил о Силко он только сейчас, ведь запросы в их центральную контору отсылались из «Последней капли» чуть не каждый день с момента атаки. Подсчитывали убытки? Думали, стоит ли снизойти до сотрудничества или сделать вид, что их собственность уже не собственность, а досадное (и вонючее!) недоразумение? А ведь у Морнау в Зауне было куда больше одного предприятия. Он даже отгрохал тут роскошнейшее офисное здание, верхушка которого озарялась солнцем практически от рассвета до заката. Одиозные «Хрустальные башни», окружённые самым настоящим парком с живыми цветами — пусть под стеклом и с подсветкой. Совершенно безумная и бессмысленная трата денег. Как и производство автоматонов, способных проигрывать музыку, имитируя все необходимые движения для каждого инструмента, или танцевать, как настоящие балерины (по слухам, Морнау даже продавал их в Ноксус и Демасию, не раскрывая секрета производства ни за какие деньги, хотя предлагали много и регулярно). И это не считая парных особняков по обе стороны реки: в верхнем городе это было изящное старинное здание, отошедшее после какой-то некрасивой истории его жене или даже бывшее изначально её приданым — тут источники расходились в показаниях, а в нижнем — вычурный новодел в гибридном зауно-пилтоверском стиле, построенный Морнау для своих дочерей-двойняшек. Здание за свою оригинальность попало на десятки видовых открыток, но лично у Севики вызывало лишь отвращение и желание найти и удавить архитектора, чтобы больше такой жути не строил. Каким чудом в эту компанию попала Ренни, оставалось только догадываться. Кримсона она откровенно побаивалась, с Морнау точек пересечения не имела... Севика подцепляет протезированным пальцем печать и всматривается в каллиграфически-вычурные строчки — Кристофер Морнау, оказывается, собирается выступить гарантом безопасности встречи химбаронов (его что, пеплом от собственной красильни присыпало или голову напекло?), причём встреча назначена через три дня на четвёртый и приглашён туда не только Силко, но и сама Севика. Письмо же от Ренни кажется странно пухлым. Словно в конверт вложен не листок бумаги, а что-то более объёмное. И при этом мягкое. — Босс? — Севика заглядывает в кабинет, трогает погашенную лампу, убеждаясь, что Силко ушёл к себе уже довольно давно и прихватил с собой шкатулку с «мерцанием». Вспоминает про слова дока и спешит дальше по коридору, к личным комнатам. Тут уже стоит постучать, во избежание неприятных инцидентов, ведь обзаводиться лишними дырами в собственной шкуре Севика пока не планирует. Но на стук никто не отзывается — а слух у Силко хороший, да и спит он чутко. Так что за?.. — Босс? — Севика, подозревая неладное, распахивает первую дверь и, ведомая нехорошим предчувствием, пересекает полутёмную спальню, идя на свет. И застывает на пороге следующей двери в шоке от увиденного. Сглатывает и произносит на полтона ниже: — Босс, в эту дрянь точно стоит капать кровью? Кап... кап... кап... Красное растворяется в темно-фиолетовом. Вязком, бликующим маслянистой радугой, тягучем... липнущим к коже. Тянущим вниз, в глубину, как отравленная вода канала и таком же ядовитом. «В случае пренебрежения графиком процедур — в течение недели прогрессирующий паралич тела ниже места ранения, через месяц — необратимые изменения, остановка дыхания и окончательная смерть». Пятнадцать минут в этой жиже — это чудовищно долго, за пределами его возможностей... любых возможностей. Не с такой дозировкой. Не с этой фазой «мерцания». Отсчитывающая секунды стрелка грохочет далёким громом — оглушённый входящими сигналами мозг отсекает лишнее, сосредотачиваясь на главном — стуке алых капель. Пространство искажается, зрение окончательно подводит, а блик от лампы врезается в повреждённый глаз не хуже шахтёрской перчатки, взламывая кости и опаляя нервы жаром. Это всё уже не просто на грани переносимого, оно далеко за гранью, когда даже боль становится абстракцией, переставая восприниматься раздражителем. Становясь цветом... и вкусом. У боли нежный оттенок розового и вкус пилтоверских булочек с корицей. Обидно, ведь именно ими когда-то угощал его Вандер, ещё не зная, что Силко равнодушен к сладкому. Сложно вдруг полюбить то, чего не пробовал первые пятнадцать лет жизни... А цвет — нет, про цвет сейчас точно не стоит. Кто бы мог подумать, что знание особенностей передозировки пригодится... вот так. Розовый аксолотль качается на темной воде, медленно пропитываясь пурпуром. — Так, тебе точно хватит, — пончо летит на пол вместе с письмами, пока Севика примеривается, как бы вытащить Силко из этой маслянистой дряни, не перемазавшись самой. Но замирает, остановленная резким жестом только что казавшейся безвольной руки. — Время? Севика недоуменно моргает, но потом спохватывается и находит взглядом лежащий у самой ванны хронометр. Рядом с которым одна, всего одна пустая колба из-под «мерцания». Синджед рехнулся и перепутал дозировку? Или... всё так и должно было быть? — Восемь минут. С четвертью. — Из пятнадцати... зар-р-раза, — Силко зло фыркает и давится кашлем — кровь из носа начинает уже не просто капать, а течь струйкой. И не только наружу. Севика опускается на колени и пытается поймать его расфокусированный взгляд, вздрагивая при виде расплывшихся, утративших форму зрачков. В обоих глазах, не только в повреждённом. Он ведь даже её не видит... — Ты не выдержишь, — это не вопрос, а утверждение, но Силко даже не пытается спорить, только коротко, рвано кивает. — Мне ещё в это нырять... — с непонятной интонацией произносит он, устало жмурясь и кривя тёмные, почти черные от прилива крови и «мерцания» губы. И тут до Севики доходит весь ужас ситуации: Синджед в точности воссоздал историю с утоплением. Только вместо Вандера в этот раз Силко должен топить себя сам. И не ритуально, в почти чистой воде, а вполне натуралистично, ведь «мерцание» в такой дозировке мало отличается по ощущениям от токсичных отходов. Процесс привыкания к собственному протезу Севика помнит слишком хорошо. — Тебе... помочь? — больше всего она опасается, что Силко взбрыкнёт и откажется, некстати вспомнив о глупой гордости и извечном «я сам разберусь». — Да, — тихо отзывается он, — только рукой в эту дрянь не лезь, мутаген всё-таки... Севика осторожно подставляет протез под стриженный затылок. И после секундного колебания протягивает вторую руку, позволяя Силко мёртвой хваткой вцепиться в пальцы. Тридцать секунд под водой, она помнит инструкции дока. Осталось их пережить и не рехнуться. «...Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать!» — удерживать судорожно трепыхающееся тело сложно, ещё сложнее — не дать себе сорваться, прекратив пытку досрочно. Но они справляются, оба. Тёмная плёнка «мерцания» лопается, маслянисто льнёт к желтоватой, прочерченной чёрной паутиной вен коже, но отпускает жертву, а зрачки разноцветных глаз сжимаются в точку с первым же вдохом. — Подожди... снаружи, — Силко мотает головой, стряхивая с волос тяжёлые капли и сдавливает пальцами переносицу, пережидая приступ головокружения. «Ну да, как очухался, так сразу командовать!» Севика тяжело вздыхает, оставляя своё мнение при себе, но обозначая его наличие, подбирает с пола пончо и брошенные впопыхах письма, выходит за дверь. Ждать приходится минут пятнадцать. Севика успевает трижды перечитать приглашение в свете стоящей на туалетном столике лампы (про россыпь украшающих его пузырьков она спросит Силко позже — там явно добавилось всякой дряни, помимо привычного снотворного), изучить через отражение в зеркале отметины на двери в коридор, насчитав среди них как минимум десяток следов от брошенного ножа. Часть царапин не поддаётся идентификации, но подозрительно смахивает на следы от челюстей любимых кусак Джинкс. Это старые или у девчонки до сих пор случаются настолько плохие дни в компании её призраков? Впрочем, после того, что она учинила на старой консервной фабрике, поверишь и не в такое. — Что в письмах? — Силко, гладко причёсанный и в халате поверх шёлковой пижамы, стоит на пороге ванной комнаты, почти незаметно цепляясь за дверной косяк. «Бездна побери эти бесконечные понты!» Севика поспешно вскакивает с кресла, освобождая его для законного хозяина, и терпеливо ждёт, пока тот намешает себе сомнительный коктейль из содержимого одного из пузырьков и, как выясняется по запаху, мятного ликёра. Странный выбор. А вкус, судя по лицу босса, проглатывающего получившуюся бурду залпом, ещё гаже. — Я всё ещё жду, — приглушённо напоминает Силко, зарываясь обеими руками в волосы и явно перебарывая реакцию тела на очередное «лекарство». — Первое послание — приглашение для нас обоих от Кристофера Морнау на сходку химбаронов, которую он зачем-то решил принять у себя, в «Хрустальных башнях». Всё бы ничего, но «бегунок» был Кримсона. Он же принёс второе письмо, от Ренни, — Севика вскрывает подозрительный конверт и озадачено рассматривает то, что скрывалось внутри, — это... какая-то кружевная тряпка? Вроде оборки с юбки младшей Кирамман. Севика вкладывает неровный лоскут в требовательно протянутую руку Силко. Тот подносит его к глазам и внимательно рассматривает, безошибочно находя в путанице линий знакомый вензель. От ткани тонко пахнет духами и терпко — порохом. До сих пор. — Так и есть, — хмыкает он, — только это лоскут от блузки старшей. — Нашлась пропажа? — осторожно интересуется Севика, понимая, что с тем же успехом эта тряпка может оказаться лишь приманкой, а Ренни — запросить за вероятную помощь непомерную цену. Сделав при этом обычное ничего. И хорошо, если не во вред. — По всей вероятности... — Силко задумчиво барабанит кончиками пальцев по столу. — Значит так, ответь Морнау, что мы принимаем приглашение. Своей рукой напиши и подпишись, печать на столе возьмёшь. Ренни обойдётся пока без ответа. После... свяжись с домом Масс, намекни, что я хочу получить обещанную услугу. И добудь всё, что можно, по самим «Башням». Кто строил, когда, чертежи, если сохранились. Уволенных клерков потряси, только аккуратно, без трупов на видных местах. Когда там сходка, я прослушал? — Вечером дня третьей поставки в Ноксус, — Севика помнит про «Поджигателей» и их гремучую смесь для новых бомб. Если не сунутся завтра на рассвете, сочтя ловушку слишком явной, то в следующий раз — наверняка. — Надо будет проследить за возможными сюрпризами... но это потом. Сегодня меня нет ни для кого, для Джинкс — особенно, — Силко жестом отсекает возможные возражения, — ещё на неё не хватало сорваться... Отчёт о поставке жду утром. И не лезь в драку, и так людей не хватает. На этом всё, можешь быть свободна. Севика кивает, сочтя свою миссию выполненной, и выходит, беззвучно прикрывая за собой дверь. И, разумеется, сталкиваясь с Джинкс буквально на следующем шагу. — Ты что там делала? — шипит девчонка возмущённо, но покорно пятится по коридору от наступающей на неё телохранительницы. — Почему ты? «Ну да, подвинули с должности любимого домашнего зверька, вот и бесишься», — мысленно парирует Севика, не рискуя произнести вслух вертящиеся на кончике языка слова. Девчонка слишком дёрганая, того и гляди, опять слетит с катушек, а двух ушибленных на голову за сегодня будет слишком много. И так сутки ещё не кончились. — Потому что ты его до Синджеда не дотащишь, — сухо роняет Севика. Реакция Джинкс предсказуема от и до: круглые от ужаса глаза и рывок вперёд, прямо на подставленный протез. Ну и минута жалких трепыханий после — отшибла-таки ребра, мартышка недоделанная. — Знаешь, дорогуша (невозможно удержаться и не добить, мелко мстя за всё хорошее сразу), человек не тряпичный кролик, и если ты расстреливаешь его в упор, то просто зашить дырки недостаточно. Надо лечить, долго и неприятно. Так что подбери сопли и прогуляйся по известному адресу, пусть тебе там мозги подштопают, может, что поймёшь! Джинкс замирает, секунду или две прожигая Севику безумным взглядом — то ли ненависть, то ли отчаяние, не разберёшь, — потом срывается с места так быстро, что косы щёлкают в воздухе, столкнувшись заколками. Исчезает в темноте бокового ответвления коридора, ныряя в лаз, ведущий в сторону мастерской. Бесшумно, даже бубенцы на ботинках не звякают. «Что ж, одной проблемой меньше, — медленно выдыхает Севика, — или больше, Бездна её разберёт!»