Хрустальные башни

Ночь за окном постепенно теряет свою густую черноту, приобретая взамен предрассветную серость. Редкие фонари обманчиво тускнеют, а тени от качающихся за окном веток принимают совсем уж гротескные формы. Вай сидит на кухне особняка Кирамманов и бессмысленно таращится в чашку с чаем — Кейтлин вернётся не раньше рассвета, а до этого момента Вай предстоит караулить пустой дом одной. И это неожиданно страшно. Нет, тишина роскошно обставленного особняка не идёт ни в какое сравнение с гулкими коридорами глубоких подземных уровней «Тихого омута», обещающих лишь холод, голод и боль в равных пропорциях в любой день одиночного заключения. Нет, роскошь покинутой хозяевами обстановки давит на психику, заставляя выжидать, глупо надеяться на некое письмо с требованиями похитителей. Впрочем, надеется на него только Кейт, да и то — чтоб не рехнуться от отчаяния. Вайолет отхлёбывает остывший чай, морщась от цветочного вкуса, и медленно выдыхает сквозь зубы. У неё, в отличие от Кейтлин, нет службы, в которую можно упасть с головой, нет дома, пусть пустого и мёртвого, да и денег тоже нет... А воровать в Пилтовере сейчас — нарываться на серьёзные неприятности. Миротворцы на взводе, население на взводе, и ноксианцы шастают... Вот этим попадаться точно не стоит, убьют и не поморщатся, Вай уже видела пару трупов в порту. Выглядели они прескверно. «Да что же делать, в конце концов? И не уйдёшь ведь, кексик обидится...» Неплотно прикрытая рама высокого окна внезапно хлопает, заставляя Вай подпрыгнуть, а вслед за звоном чудом уцелевшего стекла она слышит совсем другой звук... — Привет, сестричка! — Паудер... нет, Джинкс соскальзывает с подоконника, проходит мимо стола, демонстративно виляя бёдрами и бряцая оружейным поясом. Принюхивается по-звериному и вдруг распахивает дверцы одного из буфетов, ныряя туда с головой. — М-м-м-м, печенье! Что ж после лечения дока так жрать всегда хочется, а? Высокий голос обретает плаксивые интонации и заметную невнятность. Что бы Джинкс там ни нашла, сейчас она набивает этим полный рот. — Привет, — устало отвечает Вай, отодвигая от себя чашку. Дёргаться от внезапных звуков ещё наверняка придётся, но не бить же при этом чужой сервиз. — Как теп-фе ношь? — Джинкс плюхается на край стола, прокручивая на пальце любимый пистолет. И вдруг изгибается с недостижимой для обычного человека плавностью, пытаясь заглянуть сестре в глаза, не выпуская при этом из второй руки жестянки с печеньем и не переставая работать челюстями. — Паршиво, — Вай не видит смысла отрицать очевидное. — Сижу вот... охраняю. — Пифма ждефь? — Джинкс вылавливает из банки очередное печенье и придирчиво рассматривает его со всех сторон. — Не жди, не принесуф его, кха-х. Вайолет молча придвигает Джинкс чашку с чаем. Та удивлённо вздёргивает бровь — настолько быстро, что Вай едва успевает заметить эту гримасу, — но без малейших колебаний опустошает чашку буквально одним глотком. И становится пугающе серьёзной. — Насколько я поняла, Силко что-то нашёл. Что именно, пока не знаю, подслушать не удалось, но он отправил Севику на поиски информации, дав чёткие инструкции. Так что не тоскуй тут, вернём мы твоего старшего кексика младшему, ха-ха, будешь жалеть ещё... Вай устало трёт ладонями лицо. — Я боюсь, — вдруг признаётся она, — боюсь, что найдём трупы, боюсь, что... Бездна! Что мне придётся с этим жить. Боюсь... будущего. — А надо — прошлого, — без малейшей жалости роняет Джинкс. — Скажи-ка мне, сестрица, мог ли Силко знать, что ты жива? А то я тут пересчитываю лжецов, и баланс у меня что-то не сходится. Вай пожимает плечами. Думать о причудливых вывертах логики Джинкс нет ни желания, ни сил. Хотя стоило бы, ох, стоило... — Не знаю. Тогда, шесть с лишним лет назад, я успела увидеть лишь Силко, идущего к тебе с ножом за спиной. Рванулась, и... Маркус схватил меня, прижал к лицу тряпку, пропитанную какой-то дрянью. Очнулась уже в «Тихом омуте». С номером, но без имени. Они даже возраст записали неправильно, подумали, что мне семнадцать... смеялись ещё, что семнадцать — почти восемнадцать, даже по законам Пилтовера можно делать со мной что угодно. Ну и намекали, что в Зауне любая старше тринадцати — уже шлюха. Пришлось объяснить им, как сильно они ошибаются. Через год имени у меня всё ещё не было, зато появилась кличка — «Цветная». Ну и репутация... пара придушенных наручниками миротворцев, с десяток инициированных массовых драк. Несколько работавших на Силко мерзавцев... — Ты их убивала? — Джинкс замирает с печеньем в руке, глядя на сестру с искренней заинтересованностью. — Ломала, — Вай отводит взгляд, стараясь не думать о том, что после падения с крыши корпуса во внутренний двор шансов на выживание мало даже у вастайи. А уж у того парня их не было вовсе. Джинкс задумчиво проводит пальцем по подбородку, стряхивая крошки. — Получается, что если кто из людей Силко из тюрьмы и выходил, то этот кто-то или с тобой не пересекался, или ты сама о нём не знала. А Маркус наверняка молчал, скользкая тварь... надеялся отомстить за унижение... Джинкс вдруг скалится во все зубы, растягивая улыбку до ушей, — ещё немного, и пойдут кровавыми трещинами губы. — А унижаться ему пришлось немало, да-а-а... — Почему ты не спросишь у Силко сама? — Вай неприятно смотреть на этот безумный оскал, хоть она и видит, что Джинкс сейчас играет и переигрывает, в отличие от ночи их безумного чаепития. Но попытка сменить тему проваливается — сестра в ответ лишь отмахивается. — Понимаешь, — Джинкс отставляет банку с печеньем и снова хватается за пистолет, то вертя его в пальцах, то прижимая к подбородку знакомым жестом, — перед тем, как затевать серьёзные разговоры, надо убедиться, что док поставил мне шестерёнки на место. Знать бы ещё, насколько хватит эффекта, на месяц или на два дня? Вай вздрагивает, вновь встречаясь взглядом с собравшимися в точку зрачками, окружёнными конфетно-розовыми радужками, с концентрированной... инаковостью. Это точно не Паудер, это даже не Джинкс, но чудовище, напялившее её лицо, как маску, чудовище, оставшееся при этом удивительно уязвимым... Поэтому Вай решительно протягивает руку и осторожно касается худого запястья прямо над тяжёлым браслетом, охватывающим обрезанную перчатку. — Пау... Джинкс, не важно, как ты себя сейчас называешь... — дрожь прикосновения прошибает их обеих, но Вай упорно цепляется за руку сестры, не желая отпускать. — Позволь мне помочь тебе хоть чем-нибудь, хорошо? Джинкс удивлённо поднимает брови, осмысливая услышанное, а потом... внезапно весело, искренне смеётся. — Сестричка, это не ты мне, а я тебе помогать буду, — хмыкает она, — и начну с того, что... как же там? Ах да. Настоятельно порекомендую тебе починить твою перчатку. С одной соваться вниз, нарываясь на драку, не стоит. Там и так совсем скоро станет жарко. — Но Джейс занят! — раздражённо восклицает Вай, всплёскивая руками. Джинкс снова улыбается, но уже не безумно, а загадочно (и неприятно похоже на Силко): — Моя глупенькая старшая сестричка, — почти мурлыкает она, — но ведь хекстек изобретал не только советник Талис, но и Виктор. Знаешь, такой парень с тростью, бледная тень сияющего «Лица Прогресса»? Будешь в западных Линиях, — а тебе стоит наведаться туда поскорее, — загляни к нему на склад, нужный не пропустишь: там «химтанки» у двери стоят. Но их не порть, а то Силко оторвёт тебе голову. Он обеща-а-а-ал! Джинкс кувырком слетает со стола, почти мгновенно появляясь уже на подоконнике, — хлопает рама и снова звенят стекла, а свет и тень делят лицо стоящей девушки на две неравные части. — А потом мы с тобой зададим Силко вопросы. Вместе. * * * Зеленоватая дымка испарений поднимается со дна провала, огибает ржавые, изношенные трубы, стелется завитками тумана над растрескавшимися гнилыми досками ненадёжных мостков. Не Серое марево, лишь бледное его подобие, но тоже... неприятно. Силко бросает взгляд вниз, на блестящие золотом накладки, покрывающие носки его дорогих ботинок, и позволяет себе тень улыбки — капли не оседают на металле, просто пролетая мимо. Значит, это всего лишь обычный кошмар, пусть и раздражающий своей подчёркнутой реалистичностью. «"Мерцание", всё дело в слишком большой дозе "мерцания"», — мысль теплится где-то на краю сознания, медленно всплывающего из черноты медикаментозного сна. Странно, раньше под «Грёзами» ему ничего не снилось. Точнее... он избегал даже мысли о возможном содержании смутных видений, старательно вымарывая из памяти любой намёк на картинки прошлого. Возможно, зря. Поэтому сейчас он вспоминает. Как несколько лет плёл долгую и сложную интригу, стравливая различные фракции, контролировавшие тогдашний Заун, а после под личиной «бегунка» нёсся по скрипучим доскам, то и дело рискуя споткнуться и свернуть себе шею, улепётывая одновременно от слишком осторожного нанимателя и от его конкурентов. Обманывая всех сразу — ведь передаваемые документы он, разумеется, читал все до единого, позаимствовав ключ к нехитрому шифру ещё полтора года назад. И теперь должен был сыграть достаточно убедительно, чтобы ему поверили не только химбароны, но и третья сторона. Сторона, сейчас принявшая облик сухопарой женщины в форме миротворца, приникшей к прицелу сделанной специально для неё винтовки. Что ж, «суровая ионийская дева» всегда была любопытна, и тогда он рассчитал всё правильно, а Грейсон не стала стрелять ему в спину, сочтя приманку слишком интересной. Но от падения это его не уберегло. Как и саму Грейсон много-много позже. Но... все рано или поздно платят по счетам за принятые в жизни решения. «Взвешен и найден лёгким», — всплывает в памяти строка из старой книги шуримских сказок. Что ж, его сердце точно перевесит перо истины, и суровая богиня отправит его к красноглазому барану, пожирающему души неправедных мертвецов. Впрочем, какая разница? Овечка и Волк Киндред — лишь две части единого целого. А память человеческая короче, чем строка выбитых в царской гробнице знаков. Силко медленно открывает здоровый глаз, бессмысленно глядя на пятно света на потолке, — снова забыл погасить лампу? Хотя, с поправкой на состояние после «лечения», странно, что до кровати дошёл, не свалившись по дороге... «Докомандовался». Силко моргает, пытаясь осознать себя в пространстве: изматывающий до неконтролируемой дрожи иллюзорный холод минувших часов в какой-то момент сменился лихорадочным жаром сгорающего в мышцах «мерцания», начавшего, наконец, действовать. И теперь он лежит в коконе одеял, зарывшись повреждённой половиной лица в подушку, а мокрые волосы неприятно липнут ко лбу, как и шёлк наволочки к коже. Смешно — столько усилий для сохранения пострадавшего глаза, а итог один — бесконечные головные боли и «мерцание» как единственный способ хоть немного стабилизировать ситуацию. Но если бы дело было только в зрении... Увы, отравление токсинами тянуло за собой другие проблемы, а проснуться однажды парализованным на левую половину тела Силко совершенно не рвался, поэтому приходилось терпеть тогда, придётся и сейчас. Впрочем, судя по участившимся судорогам и изредка усиливающейся чувствительности покрытой шрамами кожи, что-то там да происходило. Если не восстановление, то мутация. Ладно, хоть дёргать под лопаткой перестало. Или это только пока он лежит и не шевелится? Силко осторожно переворачивается на спину, проверяя свою догадку. С поправкой на постэффекты от «мерцания» тело ощущается на удивление терпимо, а ноющей болью в перенапряжённых мышцах можно и пренебречь. В конце концов, приступ он пережидал в комфортной кровати, а не ползая на брюхе в грязных трубах фабричной вентиляции по две смены подряд, как в юности. Кстати, о времени... Хронометр, засунутый под подушку, чтобы не раздражал тиканьем, показывает без четверти шесть. Таким образом, получается, что двойная доза «Грёз», на которой настаивал Синджед, худо-бедно обеспечивает почти семь часов относительно спокойного сна сразу после приёма «мерцания». Следовательно, в промежутках можно обойтись обычной дозой, избежав тем самым усиления тошноты и головокружений: автор оригинальной формулы «Грёз» наотрез отказывался убирать добавленные побочные эффекты, направленные на предотвращение привыкания, даже после того, как Силко купил не только его фармацевтическую фабрику, но и лабораторию, обеспечив изобретателю безбедное существование. Увы, принципы пилтоверского учёного-химика стоили существенно дороже, и с ними приходилось мириться — действовали «Грёзы» намного мягче, чем любой из составов Синджеда, ставившего эффективность куда выше комфорта своих вынужденных пациентов. «Комфорт...» — Силко старательно игнорирует ощущение липкой плёнки пота на всё ещё слишком чувствительной после «мерцания» коже и прикрывает здоровый глаз, воскрешая в памяти концовку своего сна-кошмара. Грейсон за его спиной стоит в поднимающихся со дна провала клубах тумана. Стоит с винтовкой в руках в позе охотника, готового чуть что вскинуть оружие к плечу и послать пулю вслед убегающей жертве. И в её мёртвых глазах, подчёркнутых рамкой слипшихся от засохшей крови ресниц, стынет Серое марево. Силко совершенно машинально проводит по лицу рукой, пытаясь стряхнуть ощущение чужого взгляда, и замирает, понимая, что его пальцы спутывает что-то тонкое, как паутина. И прочное, как струна-удавка. Волосок. Цвет неразличим в слабом свете химтековой лампы, но длина не оставляет никаких сомнений в том, кому он принадлежит. Что ж, в этот раз Джинкс ему не привиделась... Возможно, в прошлый раз — тоже. «Бездна!» Серое марево дышит в мокрый затылок потусторонней жутью, напоминая, что жизнь, взятая взаймы, может оборваться в любой момент. И произойдёт это наверняка очень глупо и несвоевременно, стоит лишь сделать один неверный шаг. * * * Джинкс лежит на широкой балке под потолком кабинета, наблюдая то за тем, как Силко черкает на очередной бумажке, изрисованной стрелками до полной нечитаемости, то за движением пробивающегося сквозь оконный витраж луча света. Но яркое пятнышко ползёт по ковру удручающе медленно, а на немелодичное позвякивание жестянок с сюрпризами над своей головой Силко внимания действительно не обращает, хотя Джинкс время от времени касается то одной, то другой верёвочки, испытывая его терпение уже битый час. И своё заодно — вопросов у Джинкс накопилось изрядно, но вот задавать их до возвращения Севики явно не стоит. «Может случиться так, что ответы уже не будут иметь значения», — не слишком радостная, но, увы, разумная мысль. От хлопка двери вздрагивают оба. Мрачная Севика прислоняется к тяжёлой створке спиной, вдавливая лопатки в тёмное дерево, и молчит, глядя прямо перед собой. Силко откладывает перо в сторону, оставляя на бумаге смазанную кляксу, и вопросительно приподнимает бровь: — Всё настолько плохо? В ответ Севика лишь дёргает головой и морщится при виде свисающей с балки синей косы. При Джинкс рассказывать такое не стоит... или наоборот? «Сорвётся, не сорвётся? Но мосту ведь чуть не убилась, добывая самоцвет, — и лишь Бездна ведает почему. Сумеет Силко успокоить свою малахольную мартышку, если её прихватит, или все на воздух взлетим? Мёртвые боги, за что мне этот сумасшедший дом? И так от вони до сих пор тошнит, но не признаваться же...» — Это смотря что считать за «плохо», — Севика находит, наконец, относительно нейтральный вариант описания ситуации. — Груз ушёл по назначению с двухминутной задержкой, как прошёл полёт, расскажет Рэн, когда отмоется и проблюётся — кишками её уляпало с ног до головы. — Что? Чьими? — заинтересовавшаяся Джинкс свешивается с балки вниз головой, цепляясь не коленями даже — носками ботинок, а у Силко ползёт вверх от изумления остаток второй брови. — «Поджигатели», — Севика вздыхает ещё раз: мучительно хочется курить, но смотреть на огонь так близко от собственного носа она пока не готова — очень уж ассоциации неприятные. — Как ты и думал, эти мелкие ублюдки не усидели в своей норе при виде столь лакомого куска и ждали дирижабль у самых хекс-врат. Только-только таможенный баркас со мной и ноксианцами подошёл к борту «Зелёной каракатицы», как они вылетели снизу, от складов. Зашли на цель неплохо, против солнца, и свои новые игрушки подожгли ещё в воздухе. Но гвардейцы... в общем, слухи оказались правдивы, солдаты Медарды хуже пластальщиков с рыбного рынка. А ведь их было только двое против восьмерых Поджигателей. Первому пацану, самому мелкому, они выпустили кишки прямо в воздухе, ими Рэн и уделало. Ещё парочке обрубили руки с зарядами — пожар на складах под вратами тушат до сих пор. Какую-то девчонку просто снесли с доски — верещала она, пока падала, громко. Остальные успели высадиться, так что в Ноксус «Каракатица» повезла не только «мерцание», но и немного мясного фарша. Севика отлипает от двери, но, вместо ставшего привычным за последние дни разорения бара-глобуса, просто садится на диван и подпирает подбородок сцепленными в замок руками. — В общем, док был прав, погасить их новые заряды можно песком, только уходит на одну бомбу не меньше ведра, а то и двух, и при этом пламя надо изолировать со всех сторон, а не просто засыпать сверху — пока сообразили, доски палубы в паре мест прогорели почти насквозь. С жидкостями и им подобными вещами дело обстоит хуже — человеческое тело огонь не тушит, наоборот, усиливает. Даже тощее. Джинкс сглатывает, в красках представив подобную картину. Экко, конечно, тот ещё придурок, но такой участи точно не заслуживает. Да и слишком это... просто. Ей не нравится. — Севика... а среди нападавших не было человека в маске совы? Но та отрицательно качает головой. — Нет, там был сплошной молодняк, лет пятнадцать старшему, не больше. Возможно, мелочь пошла на дело на свой страх и риск. Ловушка была, скажем так, довольно заметной. — И ни одной летающей доски вы тоже не добыли? — Странно, что вопрос задаёт Силко, но Джинкс явно переваривает полученную информацию, пытаясь уложить услышанное в лохматой голове. Все ещё вися при этом вверх ногами! — С досками, кстати, интересно. Они явно настроены по возможности возвращаться к владельцу, а при потере сигнала маячка — уходить или самоуничтожаться, тут я не поняла. Те, что остались целыми, — врезались в облицовку башни хекс-врат на полном ходу, ещё две подбитые ушли в сторону залива и сгинули в море, нам досталась только одна, самая раздолбанная, — Севика чуть смущённо трёт подбородок, — ну, половинка с двигателем, если точнее. Блок управления улетел за хозяйкой. — Замечательно, — непонятным тоном произносит Силко, мысли которого явно витают далеко и от «Поджигателей», и от их игрушек. Как смертоносных, так и нет. — Передашь... — Это не всё, — глухо роняет Севика, продолжая потирать подбородок и прочерченную синеватыми шрамами от давнего взрыва челюсть. Джинкс сваливается со своей балки почти бесшумно, умудрившись, впрочем, мазнуть косой по подсохшим чернилам, и тенью возникает за спинкой кресла Силко, сверля Севику неприятно серьёзным взглядом розовых глаз. Мелкая паршивка имеет отменный нюх на неприятности. Жаль, что только чужие. — У каждого из гвардейцев на шее был мешочек, — Севика с силой проводит по щеке здоровой рукой, словно пытаясь стереть с неё грязь, — а в мешочке был самоцвет. До сих пор плечо дёргает... — Как... — Силко закрывает лицо ладонями на несколько секунд — Севика буквально слышит его мысленный монолог, в котором наверняка нет ни единого «приличного» выражения, потом прочёсывает волосы пальцами и поднимает голову: — Как, Бездна их пожри, можно было до такого додуматься?! Притащить взрывоопасный предмет на грузовой дирижабль, полный «мерцания», прямо в точку перехода... и полезть с ним в драку?! Севика делает неопределённый жест у виска, подразумевая, что в Ноксусе все с головой и так не особенно дружат, а уж подчинённые Медарды — тем более. — Пусть из нападавших никто, по твоим словам, не уцелел, но у экипажа баркаса тоже глаза есть, и распространение этой информации лишь вопрос времени, не денег даже, — Силко резко разворачивается вместе с креслом, досадливо прикусывая губу. — Как всё не вовремя! — Но самоцвет стабилен, — Джинкс осторожно высовывается из-за спинки, шагает пальцами по подлокотнику, почти невесомо касаясь рукава Силко в попытке привлечь его внимание, — он выдержит пожар... ну и падение дирижабля тоже должен. — А ту дрянь, которой начинены бомбы «Поджигателей»? Прямой контакт? — под испытующим взглядом Силко Джинкс теряется и лишь виновато пожимает плечами. Проводить такой эксперимент — безумие даже по её меркам. — Если бы только дирижабль, там ведь сами хекс-врата рядом, — угрюмо замечает Севика, в полной мере осознавая сказанное лишь спустя секунду-другую. И с силой прикусывает язык, не рискнув озвучить очевидное — таким взрывом разнесёт весь город. И хорошо, если только Пилтовер. — Нет-нет-нет, — Джинкс решительно выходит вперёд, размахивая руками, — обеспечивающие телепортацию хекс-кристаллы расположены в нижней трети врат, в основании внутреннего колодца, а точка перехода — почти у самой верхушки, да и расстояние... Я считала радиус разрушения по зданию Совета, туда точно не добьёт. — Сочтём это хорошей новостью, — безрадостно хмыкает Силко, кривя уголок губ. — Севика, отчёт по поставке я жду через час, пусть Рэн свою часть напишет, а ты проверишь. После сосредоточься на сборе информации по Морнау и его «Башням», я хочу иметь хотя бы два маршрута отхода, на случай разных вариантов развития событий. Неприятных, в основном. И добудь мне трость, в конце концов! Выждав, пока за телохранительницей закроется дверь, Силко сминает в неряшливый комок лист со схемой, над которой так долго работал, и с силой запускает в угол, прямо в стопку ящиков с финансовыми бумагами. Конец квартала приближается неотвратимо, а не сделано ещё ровным счётом ничего полезного. — А разве твои клерки не могут это проверить без тебя? — Джинкс буквально просачивается на место для посетителей, сворачивается на стуле клубком и укладывает подбородок на столешницу, глядя на Силко совершенно невинным взглядом снизу вверх. — Не эти. Там то, в чём нашли нестыковки, и документы из Пилтовера. Бездна, мне нужен Мек! — Силко растирает переносицу, морщась от внезапного спазма и пробившей повреждённую половину лица судороги. «Вот оно!» Джинкс опускает веки, опасаясь выдать себя блеском глаз, и произносит самым нейтральным тоном из возможных: — Ну так вытащи его из тюрьмы. Вай ему челюсть сломала, а не пальцы. «Хотя для тебя он и сломанными писать будет, даже не поморщится!» Татуированный здоровяк, которого все исправно принимали за тупой комок мускулов, на деле был не только силовиком, призванным устрашать должников и особо вороватых подчинённых низового уровня, но и доверенным лицом Силко. И считать умел не только ворон, отличаясь нехарактерными для людей с подобной внешностью внимательностью, усидчивостью и отличной памятью. Самое то для проверки бухгалтерской документации, при необходимости — с пристрастием. А ведь начиналось всё с банального переноса ящиков с бумагами поближе к рабочему месту босса, пока тот отлёживался после очередного покушения. Но Силко лишь качает головой: — Маркус мёртв, место шерифа вакантно. А нынешний исполняющий обязанности спит и видит, как бы избавиться от такого счастья. Да и... в любой другой ситуации на это ушло бы несколько недель. — Это сейчас, — всё так же ровно произносит Джинкс. — А раньше? Силко вопросительно вскидывает бровь и вдруг меняется в лице, совсем немного, но Джинкс точно знает, куда смотреть. Что ж, она старалась, готовя ловушку. Теперь осталось дождаться результата. — Ты говоришь о Вайолет, — не вопрос, утверждение. Силко откидывается на спинку кресла не привычным чуть театральным движением, нет, просто оседает устало, складывая пальцы домиком и глядя куда-то мимо картины на стене. — Шесть лет назад попытка именно её освобождения заняла бы при хорошем раскладе от полугода до года. И стоила бы мне несколько больше, чем я готов был тогда заплатить. Впрочем, Маркус не согласился даже на помощь собственной жене... Осознавай он реальные риски, всё могло сложиться иначе. Джинкс вопросительно хмурится. Нет, она знает, что у Маркуса осталась маленькая дочь, которую зовут почти как Рэн, но не больше. Выходит, он воспитывал её сам? Даже с учётом взяток, жалование шерифа никогда не было действительно большим, а няни в верхнем городе точно работали не только за еду. — Его жена умерла через месяц или два после рождения ребёнка, какая-то врождённая патология. Но Маркус слишком хотел остаться чистеньким, — Силко хмыкает, — настолько, что отверг даже намёк на «мерцание». Впрочем, не мне его винить за следование абсурдным принципам. Джинкс проглатывает шпильку молча. Силко была предложена куда более выгодная сделка... и он тоже на неё не пошёл. «И получил пулю вместо благодарности. Ну почему я всегда всё порчу?!» — Ты не знал, что Вай жива, — озвучивает свои выводы Джинкс. Силко никогда не лгал ей прямо, но мастерски умалчивал о деталях и нюансах. Из соображений «высшего блага», разумеется, но иногда было обидно. — Нет. А узнав, в чьей компании она собралась вниз, — решил убрать без лишнего шума. Обеих. Дом Кирамман... стоял за хекстеком с самого начала, и уж кражу самоцвета они бы точно не оставили без внимания. О том, что он на самом деле подумал в тот момент, Силко не расскажет Джинкс даже под пыткой. Слишком уж это... личное. Из той, давно похороненной, почти забытой жизни. — Ты не был готов потерять перспективный камушек? Возможность создать оружие для защиты Зауна? — Джинкс ложится щекой на стол, разглядывая лицо Силко. Пытаясь поймать на очередном умолчании. Очень... увлекательная игра на самом деле. Только вот выигрыш радости не приносит. — Я был готов отдать его Талису по условиям сделки. Прекращение производства «мерцания», самоцвет... всё это мелочи, но он захотел получить тебя! — пальцы Силко непроизвольно сжимаются в кулак. — Как и твоя старшая сестричка Вайолет... — А делиться ты не любишь, — усмехается Джинкс, ловя ответный взгляд таких разных глаз. Тяжёлый и недобрый. Как же хорошо она его изучила за эти годы! «Интересно, если я захочу уйти в Пилтовер, не к кому-то, а так, просто... или там в Ионию уехать?» — размышляет Джинкс отстранённо и вдруг с неожиданной ясностью понимает — Силко отпустит её, если решение примет она сама. Придя к нему изнутри, а не под давлением внешних обстоятельств. Выходит, Амбессе он тогда тоже не солгал. От этой мысли по спине пробегает неприятный холодок. — Давай... давай лучше про «Башни», сейчас это важнее, — Джинкс заламывает брови домиком и старательно хлопает ресницами с видом живейшей заинтересованности. Прекрасно понимая, что её притворство очевидно. Но выражение лица Силко, достающего из шаткой стопки документов на своём столе потёртую рекламную брошюру с картой парка, окружающего «дворец» Морнау, совершенно нечитаемо. — Только если ты готова ещё раз в меня стрелять, — невыразительно произносит он, разглаживая залом на цветной бумаге. — Что-о-о?! — ошеломлённая Джинкс подскакивает на стуле, разом вспомнив и «последний ужин», и недавний следственный эксперимент с младшей Кирамман. Пусть тогда ружьё было не заряжено и держала его в руках эта пилтоверская выскочка, но... Выходит, Силко уже тогда пробовал её нервы на крепость? — Ты шутишь? — жалобно тянет Джинкс, пытаясь побороть внутреннюю панику и с ужасом понимая, что это вовсе не паника, а самый натуральный азарт. Предвкушение. Желание... проверить чужие границы на прочность, оценить... изменившуюся степень доверия. И это при том, что сейчас она не доверяет сама себе. После всего случившегося на старой консервной фабрике — особенно. Силко не похож на безумца, но есть в нём эта ласковая жестокость, желание докопаться до внутренней сути. И пусть первое зерно по имени «Джинкс» посеяла её сестра, расти и развиваться этому монстру помогал именно Силко. — Не шутишь, — признает Джинкс после затянувшейся паузы. — А ты... хорошо подумал? Силко едва заметно улыбается в ответ: — А вот это мы узнаем через два дня, дитя. * * * Вай сидит на ступенях особняка Кирамманов, бездумно глядя на то, как стылый, уже совсем не летний ветер гоняет кругами по мостовой первые опавшие листья. Ждёт в подступающих сумерках, баюкая на коленях винтовку в форменном чехле: Кейтлин, не успевшая даже заглянуть в дом после окончания очередного дежурства, ушла с перехватившим её буквально на пороге торговцем... Хотя здесь, в Пилтовере, этого лощёного хмыря скорее бы назвали младшим партнёром по бизнесу. Вай презрительно кривит губы, понимая, что предлог — якобы случившаяся кража технологических секретов из совмещённой с магазином мастерской (в двух шагах от центра города!) — надуман, и на самом деле Кейт ушла на «деловую встречу», где она никому не интересна как миротворец, точнее, уже детектив с временными полномочиями, а нужна лишь как наследница дома Кирамман. Дома, фундамент которого грозит окончательно треснуть в любую минуту. «И ведь даже звание детектива Кейт дали как подачку, чтобы не дёргала старших коллег своим расследованием пропажи родителей! Хотя кексик точно заслужила его совсем другими делами, но не-е-т, проблемы нижнего города слишком скверно пахнут! Тьфу!» Кожаный чехол с острыми углами полированных металлических рёбер ещё хранит призрачное тепло тела законной владелицы. Или это просто иллюзия? Вай вздыхает и прижимает к себе чехол, как плюшевую игрушку. От непрошеной аналогии дёргается веко — её собственный тряпичный заяц закончил свои дни на накрытом для мертвецов столе. По крайней мере, Вай хочется думать именно так: что Джинкс — назвать ту Паудер уже не поворачивается язык — оставила игрушку среди вещей из своего прошлого. Помогла им... упокоиться с миром. «Ты идеальна», — последние слова Силко, обращённые к рыдающей от ужаса Джинкс, некстати всплывают в памяти дохлой белобрюхой рыбиной. В противовес её собственным словам и действиям. А ведь Вандер тоже просил Вай позаботиться о мелкой. Хороша забота... «Паршиво быть старшей сестрой, знаешь?» — говорить с призраками оказывается легко. Особенно если делать это не вслух. «Она ведь так и носит два цвета на ногтях: свой — голубой — и мой — розовый. Каракули с рожами ими же рисует! И даже пушку свою трёхствольную сделала лиловой, а назвала... своим детским именем. Боги... ну не была она тогда такой уж безалаберной неудачницей, зря только шпыняли. Просто была... ещё маленькой. А мы — слепыми самовлюблёнными идиотами», — посвящать невидимого Вандера — а надеяться увидеть его воочию без сопутствующего сотрясения мозга нечего и думать — в тонкости разорванных временем сестринских отношений кажется глупостью. Но больше и пожаловаться-то некому. Не Кейтлин же голову морочить. У той, по её словам, в роли старшего (непутёвого, пусть и гениального) брата был блистательный Джейс Талис. Правда, старшим он был только по возрасту, а блистательным стал под началом Мэл Медарды. Учёные так наивны... «А некоторые — нет», — Вай морщит нос, вспоминая визит в лабораторию Виктора. И любовно сохранённый в мешанине записей рисунок цветными мелками на огромной грифельной доске. Была «Пау-Пау», стала «Скелетница». Н-да... встретились два одиночества под крылышком Силко. Хоть бы успеть убраться подальше, когда у них звёзды сойдутся нужным образом и что-то обязательно рванёт. В том, что что-то рванёт, прихватив с собой пару кварталов, не приходится даже сомневаться. Вай прикрывает глаза и передёргивает плечами. В отличие от своего пилтоверского коллеги, Виктор без малейшего стеснения пользуется всеми доступными ему средствами — ходят ли они на двух ногах, дышат ли «мерцанием» или просят об услуге. А за услуги, как водится, требуется платить. Она и платила от рассвета и почти до самого вечера. «Проводи наверх, подержи трость, помоги Джейсу, выйди... выйди, кому сказали, не видишь, мы ругаемся? Нет, Джейс Талис, это не называется конструктивным диалогом! Но, надеюсь, до драки мы так и не дойдём... Джейс, нет, я сказал! Боги, ну нельзя же падать на ровном месте только потому, что тебя ткнули в щиколотку! Купи себе нормальные ботинки, чудовище, и дай сюда чертёж! Н-да... В каком кошмаре ты увидел это решение, позволь узнать? Я там умер? О, а как именно?» Потом была другая лаборатория, куда Виктор отослал её уже без лишних свидетелей и с бумагами столь секретными, что было велено их передать или уничтожить (в случае необходимости) даже ценой собственной жизни. Та самая лаборатория, куда Талис неделю назад притащил самого Виктора. А теперь в роли «бегунка» предстояло отправиться Вай. Для консультации. Трижды. «Как много... интересных приобретений», — голос полуслепого учёного ещё долго будет являться ей в самых гадких кошмарах. Как и его бельмастая тварь из банки. А ведь «это» тоже когда-то было живым, бродило по травке... впрочем, откуда в Зауне трава? Да хоть по песку у залива. Там, видимо, и добродилось. «Бездна и её порождения!» Только теперь, после стольких лет изоляции в «Тихом омуте», безуспешных поисков своего места между нижним и верхним городом (масло и вода — надо же, только вот масло на самом деле — Пилтовер, тонкая яркая плёночка с радужным переливом на темных отравленных водах), и визитов в, казалось бы, знакомые с детства места, Вай может на самом деле оценить Заун в его истинном обличье. Ведь почти всё, что она сейчас сочла отвратительным, существовало ещё до её рождения. До моста, на котором остались их с Пау родители. И уж точно до выстрела Джинкс по Башне Совета. Жажда, отчаяние, изобретательность, верность... Безысходность. «А ведь когда-то хотелось уважения... по праву сильного», — Вай ёрзает на ступеньке, осознав, что уже совершенно стемнело и она почти не чувствует гудящих от усталости ног. Но тут её слух улавливает знакомый перестук каблуков по брусчатке, а к приоткрытым воротам фамильного особняка подходит Кейтлин, самый сладкий кексик Пилтовера, о чем ей надо бы сказать прямо сейчас... Только вот Кейт не видит ничего вокруг, идёт, улыбаясь задумчиво и хищно; держит в руках плоскую коробку с витиеватой надписью «Масс», крепко и аккуратно, словно именинный торт. Коробку, которой совсем недавно не было. Как и запаха кофе с корицей (такого, как когда-то любил Вандер, и точно не пьют Кирамманы, предпочитающие чай), дразнящего аромата дорогих сигар, тоже кажущегося смутно знакомым, и... тошнотворной сладковатой нотки «мерцания». — Что там? — хрипло спрашивает Вай, не желая признавать очевидное. Деловые партнёры, значит... Верхний город может быть отделен от нижнего каналом, но что текущая вода для незримых связей и не доверенных бумаге обязательств? Просто синяя полоса на старой, истыканной булавками карте. — А? Оптика, для винтовки, — снова улыбается Кейтлин Кирамман. «Месть», — слышит Вайолет и смиряется. * * * В Сточных ямах подозрительно тихо, лишь гудят изношенные вентиляционные трубы, раздражая постоянной капелью конденсата, да клубится желтоватый туман. Ядовитый, разъедающий кожу... впрочем, после всей той дряни, которая вылилась в стоки за последнюю декаду, смешавшись по дороге с местной «водой», иного быть и не должно. Но на деле... Джинкс поднимает очки-консервы на лоб, озадаченно стягивает с лица респиратор и принюхивается. Пованивает, конечно, но без драматизма. У больницы «Святого дыхания» душок был — закачаешься, а тут... Недели не прошло, а всё стало как прежде. — Док будет в восторге, — слова Севики сопровождает шипение её собственного респиратора и щелчок зажигалки, — тут небось и живность не вся передохла. И, словно в ответ на её замечание, высоко вверху что-то, отдалённо смахивающее на летучую мышь-переростка, оглушительно хлопает крыльями, с пронзительным писком срываясь в темноту. Ровно на один удар пульса раньше, чем должно было. Джинкс нервно оглядывается, вцепившись в любимую пушку, но, к удивлению Севики, не стреляет. — Там что-то есть, много, — шёпотом поясняет девчонка, поводя стволами «Пау-Пау» из стороны в сторону. Больше дразня своим видом потенциального агрессора, чем отпугивая. — Тем лучше, — скрип камешков под ботинком Виктора заставляет дёрнуться уже Севику. Или дело в дыхательной маске собственного дизайна, которую тот не потрудился снять? Как бы то ни было, светящиеся расплавленным золотом прорези глаз на гладком щитке металла — не то зрелище, которое хочется увидеть за спиной, обернувшись. А на обитателя стеклянной колбы в металлической оплётке, которую протеже Синджеда держит перед собой на уровне прикрытой кирасой миротворца груди, Севика и вовсе не хочет смотреть. Но голодное хекс-ядро её мнения не разделяет, с почти магической силой притягивая взгляды всех присутствующих. Включая тех, кто всё ещё прячется в тумане. Виктор осторожно ставит колбу на ближайший уступ, внимательно прислушивается, ловя множественное хриплое дыхание, и жестом фокусника расщёлкивает замочки, удерживающие крышку. «Твою мать!» — Севика не успевает заслониться рукой от сиренево-белой вспышки, но через минуту или две, прогнав мельтешащие под веками пятна, обнаруживает, что исчезли не только искажённые «мерцанием» твари, но и сам туман. А ядро, снова запертое в колбе, лучится теперь сытым довольством. И кажется чуточку больше размером... — Ну, — слегка дрожащим голосом бодро произносит Джинкс, впечатлённая столь быстрым уничтожением полудюжины довольно опасных мутантов куда меньше, чем мерзким тянущим ощущением внизу живота, возникшим, когда ядро обращало искажённую «мерцанием» плоть тварей в белёсую пыль, и так и не отпустившим до конца её многострадальные внутренности, — с основным блюдом закончили, можно переходить к десерту? Севика тяжело вздыхает, поправляя пончо над потускневшим протезом и подхватывая с земли (здоровой рукой!) металлический щит в собственный рост. В центре которого, скрытый до поры до времени дополнительной пластиной брони, прячется фрагмент перчатки «Атлас». — Поехали! — пронзительный выкрик Джинкс сливается с визгом раскрученных химтековым движком пулемётных стволов. Дробится грохотом идущих короткими сериями выстрелов и звоном падающих на камень гильз. Севика, разогнанная впрыснутым в кровь «мерцанием», быстра, но Джинкс, пропитанная им до самых костей, ещё быстрее. Азартнее, злее, безумнее. Ярче. «Почти идеальное проявление Великой Эволюции, на первый взгляд. Увы, идеальное пока лишь с существенными оговорками». Виктор поудобнее прислоняется бронированным наплечником к скальному уступу, так, чтобы не закрывать хекс-ядру обзор на две мечущиеся в мутном полумраке Сточных ям лиловые тени, — любопытство любого условно разумного существа он пороком не считает даже сейчас, хотя для некоторых людей делает неизбежные исключения, — достаёт из-под кирасы блокнот и начинает фиксировать первичные результаты эксперимента. «Наличие у пациента призрачных голосов в моменты эйфории — не подтверждено, потеря контроля — теоретически возможна в присутствии дополнительного раздражителя, требует повторной проверки; время реакции хекстек-щита при стрельбе из автоматического оружия — удовлетворительное, время непрерывной работы — недостаточное, доработать охлаждение... — Металлическая пластина в руках Севики со звонким "бз-з-зынь!" принимает на себя первую пропущенную голубоватой плёнкой хекстековой защиты пулю. — Охлаждением пренебречь, сосредоточить внимание на борьбе с ростом времени реакции на угрозу на второй-третьей минуте атаки...» Ядро сонно ворочается в колбе, оглушённое потоком чужих эмоций непривычного спектра и лишь отчасти заинтересованное в стоящем двумя каменными ярусами выше существе, чья плоть отдаёт одновременно химтеком, застарелой кровью и самую малость «мерцанием». Слишком далеко, слишком... невкусно.