***
Стук. Стук. Стук. Выдвижные ящички в картотеке методично задвигались каждый на своё место. Затхлый запах залежавшейся старой бумаги ещё долго будет преследовать меня сегодня. Это, к сожалению, не похоже на опьяняющий запах книжных страниц, к которому невозможно «принюхаться» — того всегда мало. Он успокаивает, убирает тревожность, возвращает в детство. Но жаль, что та прекрасная пора навсегда для меня закрыта. Теперь я вынуждена заниматься тем, что раньше мне вполне могло понравиться, но… для всего есть своё время. Сейчас же мне довольно скучно. Были и плюсы — время побыть наедине с собой и подумать получается найти не всегда, а сейчас его было даже в избытке. В кабинете кадровиков я находилась одна. Юрий Сергеевич ещё в прошлую среду поставил мне задачу разобрать картотеку и найти тех офицеров и прапорщиков во всех подчинённых дивизиях, у которых не указано образование, и внести недостающие данные в нашу базу продовольственников. Кропотливое занятие, но не особо интересное. Я развлекалась лишь тем, что находила знакомые фамилии и изучала их жизненный и профессиональный путь. Про некоторых, к примеру, я бы и не подумала, что они сильно младше меня и уже с несколькими детьми. Или, что у человека есть престижное высшее образование, а он тратит своё время в армии, не имея возможности повысить звание. Да, и такое бывает. Люди часто сами запирают себя в клетки, из которых потом сложно выбраться. Армия просто так не отпускает. Но меня это не касается. Слава богам, хватило ума не подписывать контракт, хотя меня со всех сторон обложили и до сих пор душат уговорами. А ведь уже несколько лет прошло с трудоустройства. Но я упорно держусь и барахтаюсь изо всех сил, чтобы сменить работу и выплыть наружу из этого дерьма, как можно дальше — некогда надёжные стены уже стали для меня тюрьмой. Приобретённое с годами равнодушие к жизни только недавно перестало саднить душу, но почти тут же я откатилась назад, когда Лисицын перевёлся служить в другое место. Что-то похожее я чувствовала, когда уходила из прошлой части, но тогда был тупой бег от проблем. Сейчас же, если бы не Мирослава… Впрочем, мне всё равно больше нечего здесь делать. Потолок достигнут, и душа настойчиво рвётся на волю. И как раз сегодня нужно кое о чём напомнить начальнику… Он обещал, что отпустит меня на собеседование, когда его назначат. Я еле разогнула спину от усталости после разбора ящиков у самого пола. Потянулась, довольно разминая уставшие косточки — почти закончила. Взгляд устремился наверх — там хранились карточки уже уволенных за этот год и предыдущий. «К», «Л», «М», «Н». Пожалуй, меня интересует одна фамилия из этого отсека, и я, конечно, её здесь найду, пока через чур бдительная Ольга Витальевна не вернулась с обеда. Она бы с подозрением наблюдала, как я полезла туда, куда заранее не обговаривалось. Мне вообще не разрешили бы копаться в картотеке, если бы не репутация безупречного ответственного сотрудника. Репутация. Знали бы эти милые старушки, какая у меня она на самом деле. Ливаев, Лидин, Лийц, Лиманский, Лирин… Как много карточек с фамилиями, начинающимися на «Ли-»! Лисицын. Я осторожно вынула нужную. Старая фотография молодого офицера. Родился 3 апреля, поступил в Военно-Воздушную академию, после окончания служил военным лётчиком. Женился, почти сразу в семье появился ребёнок, затем через несколько лет поменял войска и даже немного понизился в звании. Потом снова повысился. И родился вт… Погодите, второй ребёнок? У Мирославы есть младший брат?! Макар Даниилович, ну надо же. Интересно, где он сейчас? Он такой же симпатичный, как его отец и сестра? Слишком много вопросов, срочно необходимо найти хоть один ответ. Чтобы лучше ловила связь, я подошла к окну. Начала быстро просматривать в соцсети немногочисленных друзей Мирославы, но ни одного Макара среди них не было, даже под другой фамилией. Может, они не в ладах, и страница младшего брата найдётся хотя бы у Даниила в друзьях? Нет. Может, у его жены? Тоже нет. Чертовщина какая-то… Пятнадцатилетний подросток просто обязан найтись в интернете, как иначе-то? Я решила как-нибудь ненавязчиво поинтересоваться об этом у Мирославы, когда мы увидимся…. Точно, мы ж должны завтра увидеться! Я закрыла все ящички, заперла массивные железные дверцы сейфа с картотекой и отнесла ключ в соседний кабинет. Ольга Витальевна как раз находилась там. Она картинно заохала, грузно приподнимаясь со стула, на котором гоняла чаи с коллегой-приятельницей, будто бы я застала её за чем-то, ей не свойственным. Убедив женщину, что я оставила в шкафу тот же порядок, что там был до моего появления, я со спокойной душой направилась к себе в отдел. И, конечно, умолчала о том, что сняла на телефон карточку Лисицына — пусть это останется на память. Я всё равно скоро ухожу. Но, если о таком хоть одна живая душа узнает — мне пизда. Выхожу на улицу и набираю воздух в лёгкие. Пахнет недавно прошедшим дождём и удушливой сыростью. Пышный клён у КПП, ещё недавно оливково-зелёный, наполовину стал рыжим — осень уверенно забирала в плен деревья и кусты, преображая их на свой искусный манер. Всё чаще, просыпаясь по ночам, я выходила на балкон и, глядя сверху вниз, наблюдала, как расстилается туман вокруг. Вот и сейчас холодный влажный воздух превращался в белёсую муть, навевая желание одеться потеплее, взять термос с кофе и уйти прочь, закуривая сигарету на ходу. Я нуждалась в здоровом одиночестве — голова была намертво перегружена общением с кучей разных людей, ведением быта и проживанием этой тупой взрослой жизни. Но где моя настоящая жизнь? Того ли я хочу на самом деле, к чему стремлюсь и за что борюсь сейчас? Я откровенно не знала этого. Хотя, возможно, просто боялась себе признаться, что пора остановиться, пока не стало хуже. Пора прекратить эту гонку за далёким прекрасным, пока оно не превратило меня в ничто. За грустными мыслями я заканчивала курить — хоть что-то из моих желаний было доступно сейчас — и направилась обратно в штаб. Стук каблуков осенних ботинок больно бил по моим ушам. Когда-то Ева Измайлова впервые вошла в эти двери, даже не представляя, что её ждёт. Поздоровавшись с дежурным офицером, заступившим на дежурство, я ступила на ковровую дорожку в вестибюле и мои шаги приглушились, что порядком успокоило — почему-то, сегодня все резкие звуки меня раздражали. Неожиданно, у лестницы я столкнулась с Петей. — Смолила, что ль? — деловито поинтересовался он. — Привет, Петь, а ты чего тут? — останавливаюсь, и стараюсь не обращать внимание на отсутствие хоть какой-то нежности в мой адрес. — Рано вроде с суток сменяться. — Я щас обратно, потом опять сюда и домой, — позёвывая, отвечал муж, облокотившись на лестничные перила. — Ты это… вечером не планируешь ничего ведь? — Не-е, ничего. Хочешь куда-то свалить? Пётр довольно кивнул. — Меня пацаны позвали в волейбол с ними съездить поиграть. Ты же не против? — А как же поспать после суток, товарищ майор? — я улыбнулась и почти незаметно погладила его по щеке, пока никто не смотрел. — Блять… я не то сказал, — Петя хлопнул себя по лбу. — Завтра вечером, не сегодня. Я тут же насупилась. — Вообще-то, завтрашний день у меня занят. Я ведь говорила! Мы с Мирославой встречаемся днём, а вечером я вообще хз, во сколько вернусь. — Я не помню, кто такая Мирослава твоя, — начал Пётр, но тут его постигло озарение. — А-а… это та светлая, которая в магазине работает? — Да, — поджав губы, ответила я. Мирослава не «светлая», а «русая», и почему эти мужчины никогда не понимают разницы? — Ну, ты к шести ведь закончишь гулять, нет? — упрямо интересовался муж. — Я тогда к пацанам чутка опоздаю, приеду к семи. Мне не нравился этот разговор. Я смотрела в карие глаза, и было больно оттого, что приходится снова и снова убеждать человека, что мне нужно время на себя и свои потребности. Словно попрошайка, вымучивать и вымаливать поделиться тем, что у него и так было в достатке — свободным временем. Прилив раздражения стал нарастать. — Петь, я вряд ли приеду к шести. Блин, ну мы же обсуждали всё! Чё началось опять? — Не ори, пожалуйста, — поморщился Пётр, косясь на рядом стоящих офицеров. — Ладно, иди, куда ты там собралась… — Спасибо! — выпалила я, устремляясь вверх по лестнице. Пётр что-то буркнул мне в след, но я его уже не слышала.***
Мирослава Лисицына: Ев ты на месте? Ева Измайлова: подъезжаю к Выхино, две станции осталось Мирослава Лисицына: подожди нас где-нибудь плиз, мы только с Ксюхиного маникюра вышли Ева Измайлова: ок) зайду за кофе тогда Мирослава Лисицына: давай Зелёный значок на аватарке Миры потух, и я заблокировала телефон, убирая его в карман. Посмотрела перед собой. В отражении мутного стекла дверей, напротив которых я стояла, виднелась взволнованная девушка с тёмными волосами, нервно постукивающая ногой. Насколько это, конечно, было возможно в неровном движении. Я слушала шум поезда, мчащегося по тоннелю, наблюдала разномастные лица людей, сидящих со мной в одном вагоне метро, и не могла сосредоточиться на своих мыслях. Сегодня я впервые выбираюсь с Мирой за пределы торгового центра, где она работает, чтобы провести время вместе. Это же потрясающе! Правда, с нами будет какая-то её подружка, я её не знаю, и она немножко меня бесит. Но это ничего, может в компании у меня язык развяжется и я не буду ходить как молчаливый истукан. Хотя, что-то мне подсказывает, что пошла-ка я в жопу со своими намерениями казаться лучше, чем я есть. Алиса на все мои причитания о собственной никчёмности упрямо твердила, что Вселенная меня любит и так благодарит за терпение. Если бы я отступилась от идеи завести общение с Мирославой или испугалась бы её холодности, то сейчас не находилась бы в сладостном ожидании встречи. Апрелова теперь, конечно, всё знала о моём безумстве. Напрасно я боялась, что она не поймёт, напротив: я была закидана просто тонной советов, как не теряться и вести себя естественно. На кону уже не просто дружба, а что-то более близкое… Наверное, даже любовная связь. Могла ли я сказать, что полюбила Мирославу? Её непринуждённость и уверенность, которые я смиренно вбирала в себя как пример поведения, за которым хотелось тянуться. Её сладкую улыбку, полную ребячества и игривости. Изящные тонкие руки. Внимательно смотрящие в самую твою суть глаза. От такого взгляда меня всё ещё пробирает до мурашек и хорошо, что это остаётся незаметным. Я просто не имею права «спалить» себя слишком рано. Должна же остаться какая-то загадка во мне? Я перед ней почти как открытая книга — бери и читай, ты узнаешь всё, что хотел сказать автор. Но то, самое тайное — дьявольский замысел, ради которого всё вообще началось — пока тебе недоступно. Ты ещё обо всём узнаешь, моя милая Мира… Но, подозреваю, лишь тогда, когда мне будет нечего терять. По этой причине я изо всех сил постараюсь не спугнуть твою редкую инициативу со мной общаться. Нужное время ещё не наступило. Отправляю ей фотку остановки, рядом с которой стою. Напротив метро автостанция, и с неё мы отправимся на «Садовод». Почему именно там стоит устраивать шоппинг, а не в каком-то приличном торговом центре, я не понимала, да и не суть. Главное, Мира понимает, что она этого хочет. А я последую, куда угодно. Мирослава Лисицына: да я тебя вижу Оборачиваюсь. Чувствую себя лёгкой пушинкой, которую легко можно сдуть без усилий. Всё, что было мне так нужно, наконец, пришло — она ответила на мой немой зов, еле слышный крик, и идёт навстречу. Каждое приложенное ранее усилие, потраченные нервы, мучившие столько месяцев сомнения стоили того… хотя я слабо верила в удачу и теперь мне стыдно за это. Я навсегда запомню этот удивительный день. Молюсь, чтоб на лице не отразилось ничего лишнего, и почти физически ощущаю, как буквально натягиваю на обнажённый скальп маску с добродушным выражением лица. Напряжённые мускулы вокруг рта по-дурацки дрожат, и улыбаться получается откровенно херово. На моё счастье из облаков выглянуло солнце и застало меня без очков. Буду как будто бы от этого щуриться. — Классно выглядишь, — окидываю взглядом. Она красивая. Из-под расстёгнутого элегантного чёрного пальто виднеется короткая шерстяная юбка и длинные ноги в таких же чёрных колготках. Нахожу, что этот цвет в одежде идеально подчёркивает сияющие светлые глаза — такие же, как у Даниила Вячеславовича. Мысленно тысячу раз умираю, не в силах поверить в происходящее в данную минуту. Её русые волосы до плеч небрежно развеваются на ветру. И снова минимум косметики — сплошная естественность. Мирослава хмыкнула, откидывая непослушные пряди назад. — Познакомься — это Ксюша Орехова. — Очень приятно, — откровенно вру и тянусь обняться. Стоит по-доброму впустить друзей Миры в свой мир. Ксюша лишь улыбнулась краешками губ и ответила взаимным объятием. Мирослава в это время рассматривала окрестности. Стараюсь не придавать значения молчаливости той девушки и делаю ещё шаг вперёд — прижимаю к себе уже Лисицыну, вдыхая аромат парфюма, которым пропитаны её волосы. Сладкая пудровая ваниль. — А это Ева. Ну, Ксюх, я тебе рассказывала вроде? Так… нам нужна семьдесят восьмая маршрутка, — Лисицына принялась скроллить экран телефона. — Она будет через семь минут. Хотя, четыреста тридцать шестой тоже нам подойдёт. И он, кстати, подъезжает! — На нём двинем? — спрашиваю. — Ага. Давайте только отойдём к следующей остановке. Непонятная подружка пока не проронила ни слова. Я почти начала забывать про неё, но Ксюша неосторожно задела меня плечом во время ходьбы и пришлось вспомнить о такой крохотной детали, как она. Ничего не могу с собой поделать — пусть я предосудительна, но присутствие лишнего человека так сильно ранило меня, что я путалась в своих ощущениях. Красивая картинка из головы не совсем совпадала с реальностью и приходилось заниматься чёртовым самовнушением. Всё хорошо. Она не помешает нам общаться. Не будет перетягивать на себя одеяло. Я сумею показать себя с хорошей стороны. Она мне не конкурент. Мы залезли в нужный автобус в числе последних. Мирослава заняла единственное оставшееся свободным кресло в самом конце тесного салона (по правде, этот автобус походил на крохотную маршрутку), я встала между рядами и почти между Мириных ног, а Ксюша примостилась уже за мной. Очень мило было со стороны Мирославы, когда она забрала мой рюкзак с зонтом к себе на колени и я могла стоять, крепко удерживаясь за поручни. И что-то я не заметила, чтобы Ксюше предложили то же самое — гримаса самодовольного ехидства так и просилась на лицо, но я сдержалась. Двадцать минут мы ехали молча. Даже не знаю, почему, но ни одна из нас не стремилась завязать болтовню о девчачьем «ни о чём». Я плавно переводила взгляд с одной на другую, но не получалось сделать никаких выводов даже навскидку. Как они общаются? Что между ними общего? Наверняка стоит быть помягче с подругой Мирославы, чтобы она в случае чего была за меня, а не против. Женскую конкуренцию никто не отменял, однако шанс на нормальные взаимоотношения упускать никак нельзя. Но что, если… Ксюша имеет такие же виды на Мирославу, как и я? Бред, конечно, — покачала я головой сама себе, но едкий яд сомнений уже просочился в солнечное сплетение, причиняя боль. Я не хочу ни с кем её делить. Мирослава из моих фантазий должна в реальности принадлежать только и только мне одной. Хах. А ведь фантазии — это пока всё, что у меня есть.***
— Ты будешь мерить ЭТИ джинсы? — с сомнением в голосе поинтересовалась Мира, глядя на крутящуюся у зеркала подругу. — Да, а что, плохие, что ли? — Ну, Ксюх, вообще нет, — Мирослава легонько пожала плечами. Затем в два шага дошла до Ксюши и дерзко хлопнула её по пятой точке. — Только смотри — карманы в пол-задницы, как у пацанов. А штанины сами по себе зауженные. Ев, ты что думаешь? — вдруг повернувшись, спросила Лисицына. — А? — рассеянно отзываюсь. Её тактильность не ко мне показалась излишней, и я всё ещё думаю об этом. — Мира думает, что джинсы плохие, — пояснила Ксюша. — Я не говорю, что они плохие! — задумчиво отмахнулась Мирослава. — Если длинной туникой какой-то прикрыть, то в принципе-то ничего… — Но я не хочу прикрываться туникой, — засмеялась её подруга, — вообще их не люблю. — Значит, на место их положи, — скомандовала Мира. Из небольшого закутка палатки, в которой мы искали одежду, выглянул тучный мужчина с пышными чёрными усами в половину лица. Положив на самодельный прилавок стопку какого-то тряпья и словно прикидывая, сможет ли он протиснуться между тремя девчонками, продавец хмуро уставился на нас, а затем начал бурно жестикулировать руками. — Дэвушки, вы что-то берёте, нет? — воскликнул он. — В проходе стоите! Отойди-ка немного, красавица… — Пошли дальше, — резюмировала Мирослава, выйдя наружу и ловко обруливая мчащуюся на неё огромную тележку с товаром. — Ты у нас как проводник, — усмехаюсь. Стараюсь не отставать от Миры, чтобы не потерять из виду — неожиданно плотное скопление лиц неславянской национальности начинает меня пугать. Что там с Ксюшей, мне без разницы, если честно. — Ну, а что? Я уже и сапоги себе взяла, и сумку, а вы всё определиться не можете. — Не так-то это и просто сосредоточиться, когда тебя со всех сторон облепляют сальными глазёнками, — морщусь. Мирослава ничего мне не ответила. — А ты здесь не бывала ещё? — вдруг спрашивает Ксюша, поравнявшись со мной. — Ага, вообще никогда, а ты? — интересуюсь в ответ. Девушка сделала вид, что призадумалась. — Я-то иногда закупаюсь тут. Вроде не так давно последний раз… Э-э, Мир, когда мы тут с тобой были, в прошлом месяце? — Ага, — подтвердила Мирослава и резко вскинула руку, указывая куда-то. — О, пошлите сюда! Папа куртку покупал себе в этом павильоне. — Ого, — только и смогла ответить я. Не то, что бы я идеализировала Лисицына, но его образ никак не вяжется с общей атмосферой «Садовода»: он, статный ухоженный офицер, и мерзенький контингент, сбивающие с ног запахи тяжёлых парфюмов и пота, грязь в павильонах, вездесущие продавцы, толкающие массивные тележки и их гортанные вопли на не нашем языке. Хотя, Даниил не ездит же сюда при полном параде: скорее всего, он одевается довольно скромно. И в жизни он, вообще-то, самый заурядный мужчина. Однако, не знаю, как ему, но мне не здесь конкретно не нравилось. Любой обыкновенный рынок где-нибудь в провинции выглядел бы куда приличнее этого ада на Земле, оккупированного приезжими из ближнего зарубежья. Всё бы ничего, но если бы они вели себя посдержаннее! Я сбилась со счёта, сколько раз меня пытались потрогать за руку, окрикивали и освистывали. Второй раз я сюда вряд ли вернусь и, боюсь, даже желание Мирославы с трудом может повлиять на обратное. Она должна как следует попросить меня об этом. Знаете это чувство, когда тебя одолевают эмоциональные качели? Ты не можешь предсказать ни малейшего события, находясь в изнуряющем напряжении, и даже спланировать ближайшие пять минут своей жизни невозможно. Вот ты воодушевляешься незнакомым тебе доселе путешествием в новую жизнь, где рядом есть она, а затем сталкиваешься с досадой и разочарованием от того, какое всё вокруг не такое. Это место недостойно её и ты должна была приехать одна, чтобы вполне гармонично вписаться в низкий слой общества. Или всё нормально и вы просто просчитались, приехали не туда? Разве можно остаться довольным после такого шоппинга? Вопросов больше, чем ответов. Голова разрывается от невысказанных мыслей, но ты не знаешь, что тебе разрешено. Как можно себя успокоить. Не понимаешь, где начинаются и заканчиваются ваши совместные границы… — Ев, у тебя тут… оп! Убрала. … а потом она аккуратно трогает твои волосы, смахивая соринку. Заправляет их за ухо аккуратным движением. Я просто не-по-ни-ма-ю, для чего ей сближаться со мной. — Спасибо, — смущённо улыбаюсь и проверяю одежду на наличие ещё крошек от булки, которую держу в руках. И правда, кофту стоит отряхнуть. — Да не за что. Мы не нашли ни один адекватно выглядящий фудкорт или какое-то его подобие, и, изрядно устав, расположились в небольшой кафешке на втором этаже одного из корпусов. Пакеты с вещами теснились у окошка, а Мирослава, кстати, села на одну сторону со мной. Точнее, это я села с ней, а она не возражала. Вообще-то, я не люблю есть при ком-то. Даже дома стараюсь уединиться и почти никогда не ем за одним столом с семьёй — звуки поглощения еды и то, как меняется мимика при жевании раздражают меня. Наверное, это похоже на какую-то дурацкую фобию, а, может, я просто максимально неуверенная в себе личность, но пришлось заставить себя заказать что-то, не отставая от моих спутниц — не хотелось бы, чтобы живот предательски заурчал. Я выглядела бы странно, будучи голодной, но намеренно отказавшейся от еды. Поэтому… — Ев, а тебе сколько лет? — внезапно поинтересовалась Ксюша. Я аж поперхнулась, но быстро взяла себя в руки. — А тебе как кажется? — невозмутимо парирую. — Ну… лет двадцать пять, наверное, — отвечает за подругу Мирослава и выжидающе смотрит на меня. Я киваю. — Что-то вроде того. — А мне казалось меньше, — усмехнулась Орехова, — мне вот девятнадцать, кстати. — Кхм… Вы обе сильно младше меня, получается, — за методичным вытиранием рук влажной салфеткой скрываю рвущийся смех. — Не смущает? — А чё в этом такого-то? — непонимающе отзывается Мира. — У меня вообще не было никогда подруг старше меня, одни малолетки всегда. — Ну спасибо, — фыркает Ксюша. — А тебе хотелось бы подруг «с опытом»? — с интересом смотрю на Мирославу. Она меня неслабо удивляет! — Или это больше на упрёк похоже, что приходится со старушкой гулять? — Господи, ты тут старая, что ли? — морщится она. — Да и вряд ли ты нам что-то новенькое расскажешь, чего мы ещё не знаем. — Ага, наверное… Ну, как жить в замужестве, к примеру, научить точно смогу. — Ты замужем? — громко поражается Лисицына. Походу, искренне. Кажется, разговор движется в сторону вскрытия моих секретов. Ну, что ж, давно пора было подготовиться. Я вытягиваю правую руку вперёд и легонько перебираю пальцами в воздухе. — Мира, у меня ж кольцо на пальце. — И дети есть? — живо спрашивает Ксюша. — Ну-у… дочке пять лет вот в этом году исполнилось, — на этом моменте я почувствовала головокружение. Моментально пожалела о сказанном. Но это уже тот фарш, который невозможно прокрутить назад. — Ахуеть… — ошарашенно выпалила Мирослава. — Я не знала! И ты прям… — начала она, но тут же её речь прервало оповещение на телефоне. — Ой, погодите, мне Арташес ответил, походу. Мира переключилась на переписку с парнем, Орехова не упустила момент и тоже нырнула в свой телефон. А я тупо сидела и пялилась в окно, не понимая, что теперь со мной будет. Теперь она знает максимально неудобную правду обо мне. Претендовать на более близкие отношения отныне, думаю, не получится. Кого, блин, я собралась привлечь тем, что я замужняя почтиженщина с ребёнком?! Моё тело, хоть и в неплохой форме, но, всё же, с годами стало не идеальным. Образ мышления более практичный, местами скучный. И эти вечные ограничения от общества: ты должна быть мудрой, должна быть взрослой, должна, должна, должна! А Мирослава никому ничего не должна — она беспечный нежный воробушек, игривое солнышко, без каких-либо обязательств. Скоро она перестанет меня понимать, ведь мой удел — становиться бесконечно старше, увеличивая пропасть между нами. Всё, блять, приплыли. — Так, он подъехал соседнему корпусу. Ксюх, подай там мой пакет плиз — он слева от тебя лежит. Мы торопливо покинули кафешку. Спасибо Арташесу — он услужливо встретил нас у самого выхода с «Садовода», прихватив пакеты с покупками у каждой, чтобы помочь донести до машины. Правда смутил меня фразой: «С тобой пока обниматься не будем, а то плохо знакомы». Больно надо! Опущу то, как меня раскатало по асфальту от картины, как он жадно впивается в Мирославу и… Впрочем, дальше у меня не хватило сил наблюдать. Отвратительный нахальный поцелуй. Я бы делала это иначе — моя милая Мира заслуживает более трепетного отношения. Всё, на что меня хватило за время поездки до ближайшего парка — это предложить, собственно, прогуляться (неожиданно все поддержали идею) и рассказать про твои татуировки. Ксюша завела тему о пирсинге и увеличении губ, которые ей хотелось бы попробовать, но её пугала адская боль на этих процедурах, которую ей прочили все подряд. Детский сад. Пришлось поведать, что с татуировкой на рёбрах или с теми же родами подобная боль (тем более с анестезией!) сравниться вряд ли сможет. Постаралась сделать это как можно добродушнее, но снисходительный тон то и дело просачивался в мою речь. Соревноваться же с тем, как они втроём весело обсуждали одним им известные истории, оказалось ещё сложнее. Было ли место мне среди этой юной компании или я зря загоняюсь? Бесит, бесит, бесит! Невыносимо смотреть, как он держит свою руку у неё на коленке. Даже когда Арташес купил на всех кофе с мороженым, великодушно разрешив есть прямо в новеньком «ягуаре», я буквально давилась и через силу глотала кофе. И, конечно, испачкалась сама. Ксюша предложила салфетки, и, если бы не это, то я готова была разрыдаться от горечи при всех. А так, ещё оставался шанс выглядеть прилично. Мысли хаотично метались в голове: вдруг я всё испортила? Сколько времени отведено мне общаться с Мирославой, неизвестно, — может рано я пустилась в откровения относительно личной жизни? Когда это моя бедовая головушка забыла, как правильно врать и скрывать неудобные факты о себе? На улице начало темнеть. Парк, в котором мы прогуляли почти полтора часа, Мирослава захотела поменять на другой — более живописный. Как я поняла, один из стандартных сценариев её нечастых прогулок — это импровизированная фотосессия на фоне чего-нибудь красивого. Близился закат — небо было чистым и уже подёргивалось розово-алой дымкой. Действительно, ни к чему терять один из последних ярких закатов уходящего сентября. Мирослава и Ксюша привычно позировали Арташесу, который аки заправский фотограф чуть ли не ползал перед ними в поисках лучшего ракурса по просьбе своей девушки. Я, улыбаясь, наблюдала за ними и ошалела, когда внезапно к позированию подключили и меня. Теперь у нас есть пара общих снимков. На пути к машине мы разделились на парочки: Арташес с Мирославой шли впереди, обгоняя на десяток шагов, а мы с Ксюшей плелись сзади. Я безучастно отвечала на какие-то реплики Ореховой. Мне стало так тошно в её присутствии, что я изобразила намерение позвонить мужу, и тут же на телефон пришло какое-то оповещение. Из вконтакте. Мирослава Лисицына: тебе комфортно с нами? Мирослава Лисицына: только честно Я поторопилась уменьшить яркость экрана, чтобы Орехова не смогла заметить, кто именно мне написал. Посмотрела вперёд: Мира непринуждённо веселилась, потрёпывая парня за пухлые щёчки. Вдруг на секунду обернулась и, встретившись со мной спокойным взглядом, снова принялась доставать Арташеса. Решаюсь что-то ответить. Ева Измайлова: более чем) Мирослава Лисицына: ну ладно Мирослава Лисицына: а то ведёшь себя так тихо Поражаюсь, как быстро она печатала ответ и живо убирала телефон в карман пальто. Если не знать контекста ситуации, то можно было подумать, что Мира всего лишь проверяет время. Почему не спросила напрямую? Блять, да ей в принципе это зачем-то нужно знать — она что, беспокоится обо мне? Вечер, близящийся к завершению и от того кажущийся скверным, перестал казаться таковым, по телу разливалось тепло. Который раз за день Мира проникается ко мне странными действиями, которых я не могу ожидать. Заботится, чтобы мне было не тяжело стоять в автобусе, интересуется моим мнением, трогает мои волосы, ей плевать на нашу разницу в возрасте, она захотела пофоткаться со мной. А ведь я считала себя ей не ровней — внешне я вряд ли дотягиваю. И вот сейчас новое открытие. Я ведь уже говорила про эмоциональные качели? Ева Измайлова: да я просто с новыми знакомыми раскрываюсь медленно, погоди)) Мирослава Лисицына: вдруг некомфортно всё же Мирослава Лисицына: ну ок) Я всегда заблуждаюсь, когда предполагаю её поступки. Если ожидаю успеха, приходится напротив — покорно выдерживать холодную дистанцию, которую выстраивает между нами Мира. Когда же кажусь себе разочаровавшей её, не успеваю впитывать симпатию и грёбаную нежность, которая буквально сочится в воздухе. И даже нельзя назвать это розовыми очками — я бы и рада их надеть, если б они у меня были. Теряясь в смелых мечтах, я забыла о настоящем: что желания, порой самые абсурдные, иногда сбываются. Пожалуй, даже ярче и интереснее, чем ты это представляешь. И, кажется, я уже вполне готова ко всему.